Сто дней в Детройте

PG-13, POV, Songfic Если тебе, допустим, распороло кожу, то ты просто придёшь к хирургу и он наложит тебе швы. А что делать, если тебе вот так же разворотило душу? Отправишься к психотерапевту. Или тебя туда приведут под белы рученьки. Как меня. И будет он тебе рассказывать, что всё обязательно наладится, только нужно будет чуток походить на лечение и попить чудодейственных таблеточек. И выдаст тебе рецепт, а ещё, если ты окажешься таким удачливым, как я, здоровенную тетрадь в линейку и ручку с забавной мордашкой. И скажет писать всё, что творится у тебя на душе. Вот я и вывел на первой странице аккуратным, практически каллиграфическим почерком: пиздец. На следующем приёме показал психотерапевту, думал, он оценит. Ага, одиннадцать из десяти.  — Я не смогу помочь тебе, Гэвин, если ты сам этого не захочешь. И смотрит на меня своими прозрачными глазами, так грустно-грустно. Я отмалчиваюсь, мне неохота с ним говорить. Вообще, общаться с кем-либо нет никакого желания. Хочется завернуться в тёплое одеяло и забиться в какую-нибудь каморку. Я долго не пишу ничего в своей тетради, очень долго. Больше пятидесяти дней. А потом меня прорывает, я беру ту самую ручку, расписываю её и касаюсь разлинованной бумаги. День первый. Постоянно хочется плакать, и не просто втихомолку, а так, чтобы стены тряслись. Слёзы на глазах наворачиваются из-за всего. Даже сейчас. Больно. День третий. Пролежал на кровати хрен знает, сколько времени. Спал, но иногда просыпался на несколько минут. Мерзкое чувство. Очень хочу есть, но не знаю, смогу ли дойти до кухни. Смог, наелся. Болит живот. День четвёртый. Ничего не хочу писать, мысли не вяжутся. День пятый. Психотерапевт похвалил, что я начал вести дневник. Тоже мне, нашёл определение. Легче не становится, но это, типа, нормально. Прошло слишком мало времени. Должно полегчать. Наверное. Сегодня не ел. День седьмой. Снился ужасный бред про то, как котёнок растворился в тёплой воде. Вернее, это я его растворил. Посадил в кружку, залил водой, а когда спохватился, он вытек по частям. Мне было так грустно, я помню, как расплакался во сне и проснулся со слезами. Приезжал Элайджа, привёз продукты, поболтали немного. Приглашал в гости, но я отказался. В последнее время выхожу только на приём. Мне нравится сидеть в квартире, так я чувствую себя в безопасности. День четырнадцатый. Сегодня я гулял и гладил собак. У друга Элайджи два пса, один — курцхаар, другой — доберман. Такие серьёзные с виду собаки, но очень ласковые. Видел облако в форме летающей тарелки. Было, конечно, круто, но я быстро устал. В последнее время мало ем, не знаю, почему так, просто не хочется. День двадцать девятый? Не очень уверен в дате. У меня была паническая атака, сейчас сижу у Элайджи дома. У него такая добродушная жена, носилась со мной, как с дитём малым. Материнский инстинкт у неё проснулся, что ли? Забавно, но единственное, что я взял из дома — тетрадь и ручку. День тридцать второй. В дате я всё же немного ошибся, но это неважно. Я жутко испугался, что из-за панической атаки меня упекут в психушку, но ничего такого не произошло. Психиатр просто выписал мне ещё пару препаратов и долго разговаривал о чём-то с Элайджей. Я всю дорогу выпытывал, о чём это они болтают, но так ничего и не добился. Вот же Эл хитрый засранец, смотрит на меня, лыбится, но не колется. Ну и хрен бы с ним, всё равно я рано или поздно узнаю. День тридцать третий. Стало так страшно, потому что мне вдруг представилось, что всё на самом деле случилось не со мной. Что эти четыре года я себе нафантазировал. Тогда я быстро подбежал к шкафу, нашёл твоё письмо. Знаю, их было много, но я их куда-то задевал, зачем-то переложил, теперь не помню, где. Перечитал одно уцелевшее, впиваясь глазами в твой почерк, прижал к себе листок, на несколько секунд закрыл глаза. Со мной, всё это было на самом деле. Меня любили. А потом открыл глаза и ухнул в пропасть. День тридцать шестой. Узнал! Я узнал! Они говорили о том, что мне нужен питомец! Пока не знаю, как назвать, но он такой милый! Счастье! День тридцать седьмой. Назвал его Риз, как того чувака из старой игры в стиле комикса. Отзываться на эту кличку стал практически сразу, ковыляет на своих тоненьких лапках, забавный такой. Будет жалко с ним расставаться. День тридцать восьмой. На приёме психотерапевт меня замучил, всё спрашивал, что означает последняя фраза. Я сказал, что случайно написал, а он прицепился! Больше не стану ему показывать, скажу, что потерял тетрадь. День сорок шестой. Элайджа вывез меня за город! Такая большая компания собралась, его жена, друг с сыном и двумя собаками. Я тоже привёз Риза, не сидеть же ему больше недели в одиночестве. Правда, собаки на него лаяли, но он у меня смелый. Сидел в переноске и очень грозно шипел. Жалко, ему ещё нельзя ходить по траве, слишком маленький для этого. Почти всю неделю ел, так что живот болел не переставая. Не знаю, что там у меня происходит, но стараюсь об этом не думать. День семидесятый. Как-то неважно себя чувствую. Всё это время живот ныл, я перестал есть, думал, что успокоится. Не помогло. Какая-то апатия, и тошнит. Наверное, надо вздремнуть. День семьдесят второй. Меня нашёл Элайджа, я не отвечал на звонки, поэтому он приехал. Лежу в больнице, схожу с ума от скуки и отдаю свою кровь литрами. В соседях по палате только один парень моего возраста, всем остальным далеко за пятьдесят, но ребята неплохие. Травим байки, по-доброму перемываем кости здешнему медперсоналу. Хотя, он тут классный. Особенно один медбрат. Кажется, его зовут Ричард. День семьдесят третий. Поставили капельницу, потом сказали, что в три часа будет процедура с каким-то невозможным названием. Ричард сказал, что проводит меня. У него такое красивое лицо. Он проводил меня на процедуру, а после неё чуть ли не на руках дотащил до моей палаты. У меня дрожали ноги, руки, да я сам весь был как будто желе. Я пытался сглатывать как можно реже, но не получалось. Мне через горло засунули трубку прямо в кишки и, в общем, это было самое ужасное, что мне довелось пережить. Хочется тепла и чтобы меня обняли. День семьдесят пятый. Мы с Ричардом классно общаемся. Он говорит, что у него тоже есть кот, что он тоже знает эту старую игру. Элайджа навещает меня, а когда я провожаю его, и лифт закрывается, Ричард, которому надо на третий этаж, внезапно меня обнимает. День семьдесят восьмой. Ричард тайком приносит мне крошечные шоколадки. Поглаживает по запястью после того, как сделал укол. И так очаровательно улыбается мне. День восьмидесятый. Выписали из больницы. Ричард просто игнорировал меня, я увидел его только мельком, когда уже выходил из здания. Получается, всё это было ему не нужно. Но за что он так со мной? За что все так со мной? Квартира встретила меня пустотой, Риз на время моего пребывания в больнице, переехал к Элайдже. Хлоя звонила, сказала, что может привезти кота, раз я вернулся. Я отказался. Хочется побыть в одиночестве. День восемьдесят седьмой. Всё это время бегал по врачам, глушил таблетки и плакал. Настроение — отстой. Риз по-прежнему у Элайджи и Хлои. Хочется сдохнуть. День не знаю, какой. Не выходил из дома хрен знает, сколько времени. Всё время реву. Отключил телефон. Элайджа уехал в командировку, и, судя по всему, ещё не вернулся, а то бы сейчас уже ломился в дверь. Ничего не хочется. Внутри болото. Не обижайте Риза. Немолодой офицер полиции закрыл тетрадь и потянулся, распрямляя позвоночник. Его напарник, успевший задремать, встрепенулся.  — Ну, это можно считать предсмертной запиской? — поинтересовался он, сонно моргая глазами.  — Да нет, — отозвался мужчина. — Так, просто. Полная хрень. Ещё раз подтверждает, что это было банальное самоубийство.  — И зачем только тратить время на такие пустяки? — презрительно фыркнул второй полицейский. — Погнали по домам. Через пять минут участок окончательно опустел.