Белый свет и ужасно громкий звон в ушах, крики людей, это то, что ощутил парнишка в последние минуты нахождения в своём сознании.
***
Тиканье часов и писк аппаратов, трубочками от которых тело Коннора было утыкано полностью, практически с головы до пят. Белые стены, постельное белье, одежда сотрудников медицинского центра, отдела интенсивной терапии бросались в глаза, выделяясь на общем сероватом фоне центра. Хэнк, перед глазами которого застыло выражение лица отрешенного напарника, с чем-то, на подобии слабенькой улыбки обреченного мальчишки, совсем юного, не познавшего жизни, не напивавшегося в хлам на корпоративах, пустым и, в некоторой степени, безжизненным взглядом смотрел на этого же мальчишку, но больше не звонко хохотавшего, а лежащего на больничной койке, утыканного проводами и трубочками, помогавшими организму парня справляться хоть как-то. Холодный белый свет в отделении подчёркивал болезненность многих пациентов, но не кареглазого. Всё его тело и лицо было в швах и ожогах, конечности были в гипсе, не дававшего никому разглядеть изувеченные руки юноши. Однако, одной из самых страшных потерь стала утеря подвижности. Правая нога парня была настолько травмированной, что медикам не оставалось выбора, кроме как провести ампутацию по колено. Помимо этого, взрыв, пусть и не самый мощный, задел позвоночник кареглазого, повредив спинной мозг.***
— «Какого чёрта, я вижу Хэнка рядом с… с собой?» — размышлял Коннор, действительно не понимая, какого чёрта происходит. Последним, что он помнил, был взрыв. Дальше — пустота. А теперь, он стоит напротив больничной койки, смотрит на самого себя, находящегося в ужасном состоянии, и надеется, что всё это сон. Однако, его мысли прерывает вдруг зазвучавший голос Хэнка. Он пил. Коннор научился различать это по тембру его голоса. Когда Андерсон пьян, его голос становится немного ниже и отдает гораздо большей хрипотцой. Но было что-то ещё не так. Но что же… — Ну привет, Коннор. Я тут пришел навестить тебя… Надеюсь, ты слышишь меня, иначе смысла никакого в моей болтовне нет. — начал повествовать Хэнк, глядя на напарника взглядом, полным боли и разочарования. Мужчина видел в кареглазом Коула, воспринимал его как сына. Всё повторяется, снова. — Привет, Хэнк. — тепло улыбается парнишка, но быстро унимается. Его не слышат. — Твою мать… — приходит осознание того, что сейчас его никто не слышит и не видит. В такой милой голове проносится лишь одна мысль: «Блять.» — «Что делать? Можно ли выйти из этого состояния? Я умер?» — роившиеся мысли, смешавшиеся в голове Коннора. Он не хотел умирать. Хотел быть с Хэнком, играть с Сумо по выходным, спорить с Ричардом и слышать ворчание Гэвина. Мальчишка хотел жить. Седой мужчина, сидевший рядом с пострадавшим напарником, осторожно, кажется, совсем невесомо, накрыл своей ладонью малый участок гипса. Кажется, там была ладонь. Решив немного развеять атмосферу грусти и скорби, Хэнк начинает рассказывать юноше истории, приключившиеся за то время, пока Коннора не было. Рассказывал он и о любимом псе юноши, о Сумо. Кажется, он тоже скучал по кареглазому, как и его хозяин. Но не всё так радужно, Андерсон повествовал ещё и о ужасных делах, творившихся в участке. Гэвин стал ещё ядовитее, Ричард пытается его унимать, но эти двое постоянно ругаются друг на друга. Парень, чьё тело безвольно лежало на койке, хохотал над забавными историями, и вздыхал над не очень. — Знаешь, Коннор… ты напоминаешь мне Коула. Он был таким же, как и ты. Ему всегда была важнее чужая жизнь, нежели своя. — более приглушённо говорил голубоглазый, глядя куда-то в пол. Юноша стушевался, смущённо отводя взгляд от Андерсона. Ему было непривычно слышать такие слова от лейтенанта, хотя, возможно, он говорил это потому что потерял сына несколько лет назад. Однако, кареглазый, полностью осознавая, что лейтенант не услышит его, не почувствует его касаний, нежно и аккуратно, будто успокаивая, обнимает мужчину со спины. Он давно чувствовал, что напарник для него нечто большее, чем человек, прикрывающий его спину. Парнишка любил этого человека, любил, как никого другого раньше. Это было какое-то особенное чувство. — Сэр… я Вас люблю. — взволнованно, почти шепотом, почти срываясь, говорит Коннор, краснея и утыкаясь в сильную спину. Коннор не хотел оставлять Андерсона одного. Не хотел уходить, но не знал и как остаться, есть ли в этом смысл. Есть ли вообще в чём-то смысл? Однако, из мыслей его вытягивает голос Хэнка: — Мне нужно уйти, погулять с Сумо. И, если ты меня слышишь, не смей умирать. Не в мою смену, мелкий засранец. На лице юноши нарисовалась милая улыбка, а на душе стало тепло-тепло.Он не уйдет. Не сейчас.
***
William G. Milliken State Park and Harbor, 3:15
Ночной парк не был идеальным местом для прогулок, Ричард знал это. Хулиганы, несогласные с принятием прав андроидов, или простые негодяи, желающие наживиться на бедных гуляющих гражданских, сновали по парку туда-сюда. Однако, голубоглазому было глубоко всё равно на них. Он знал, что ничего сделать с ним не смогут, а вот им, если вдруг им приспичит докопаться до него, может непоздоровиться. Блуждая, Декарт случайно приходит к дому напарника. Это действительно вышло случайно, не намеренно, Ричард не хотел вновь сюда приходить, ведь знал, что ему здесь не рады. Но, раз уж пришёл… то почему бы не зайти? К тому же, Декарт часто приглядывал за мужчиной из тени. Оберегал, если можно так сказать. Естественно, парень не войдет через дверь. Он не глупец, понимал, что Гэвин его терпеть не может, не впустит в дом, даже под дулом пистолета. Поэтому, обратившись бесформенной тенью, способной просачиваться сквозь наимельчайшие трещинки, голубоглазый демон «вошел» в дом, попав, кажется, в ванну, так как здесь было тепло и влажность была повышенной. Что ж, теперь перед юношей стояла задача — отыскать напарника. В принципе, проблемой это не стало, так как телевизор в его комнате работал достаточно громко для того, чтобы было слышно даже в другой комнате. Войдя в комнату и устроившись в темном углу, Рик наблюдал, по его мнению, милейшую картину: Гэвин чесал развалившуюся на его коленях кошку, довольно мурчавшую в ответ на ласку хозяина. Пожалуй, Декарт никогда прежде не видел Рида таким счастливым, кажется, даже добрым и безобидным. Демон невольно улыбается, глядя на это со стороны, а в его голове всплывает мысль:«Почему же ты меня ненавидишь?»
Кошка, доныне мурчавшая на коленях хозяина, заметила темную сущность, смиренно наблюдавшую за ними. Пушистая зашипела на Ричарда, спрыгивая с Гэвина и подкрадываясь к Декарту то ли для того чтобы напасть, то ли для того чтобы вглядеться и проанализировать: а нужно ли защищать себя и хозяина? Гэвин пялился на происходящее, абсолютно не понимая какого дьявола происходит. Бровь мужчины поднялась вверх, ибо он действительно не мог понять, какого черта его кошка шипит на пустой угол. Хотя, решив, что пытаться понять кошку — дело дохлое, Гэвин благополучно забил, однако, на сотую долю процента, детектив усомнился в своей адекватности, решив, что лучше лечь спать. Противиться этой мысли он не видел смысла, поэтому принял теплую ванну, нехотя выйдя из уютной теплой комнаты и переодевшись, лёг спать, попутно заворачиваясь в одеяло. Ночью Рид постоянно крутился и раскрывался, вновь на кого-то ворча. Надо же, ворчать и сквернословить даже во сне - талант, ничто иное. Демон, притаившись в тени рядом с Гэвином, аккуратно лёг рядом, укрыв и чмокнув детектива в лоб, надеясь хоть немного успокоить напарника. Зеленоглазый затих, инстинктивно прижимаясь к теплому телу рядом. Рику было действительно приятно, но головой он понимал, что Рид делает всё это не специально, это лишь инстинкты. На самом деле Гэвин ненавидит его, он это знает. Однако, решив забить на детали, Ричард наслаждается моментом, обняв напарника и уткнувшись носом в его макушку. Демон вдыхает запах человека, наслаждаясь им и невольно улыбаясь. Рик готов отдать всё, что у него есть ради того, чтобы Гэвин позволил ему просто хотя бы быть рядом, не говоря уже о большем. В голове зарождалась зависимость. Зависимость от Гэвина: от его запаха, от характера, который нравился далеко не всем, от колких замечаний, от его яда, от него самого. Впервые за столь долгую жизнь, длившуюся столетия, Ричард полюбил кого-то настолько сильно, к кому-то, наконец, привязался. Рик добьётся сердца детектива, теперь он это точно знает. Из размышлений его вырвал Гэвин, бормотавший во сне что-то на подобии: «Ты, придурок, лицо попроще сделай…». Декарт невольно улыбнулся. Как он считал, довольно забавно наблюдать за тем, как спящий детектив на кого-то ворчит, иногда, видимо, дерётся с кем-то, так как несколько раз зеленоглазый дёргался и сжимал кулаки. Если в бодрствующем состоянии Рид добавлял слишком много яда, то во сне он казался Декарту безобидным шипящим котёнком, которого хотелось оберегать и никому не отдавать. Однако, неизбежно наступает утро, знаменующее начало нового дня. Демон нехотя встает, с таким трудом отпуская столь желанное тело, бросает взгляд на еще спящего напарника и на часы, висевшие на стене спальни. Пора бы Гэвину просыпаться, иначе снова опоздает. Ричард вновь становится тенью, которую Рид уже видел, но не придавал этому значения, и шепчет мужчине на ухо: — Вставай, Гэвин, ты опаздываешь. Естественно, зеленоглазый просыпается и, даже не подумав о том, что кто-то его разбудил, как ошпаренный бежит собираться, ему ведь не хотелось вновь выслушивать недовольства Джеффри. Голубоглазый усмехнулся, пару минут понаблюдал, и всё-таки ушёл, надеясь, что эта была не последняя, пусть Рид и не знает, но их совместная ночь.Не сегодня Рид узнает, кто был рядом, не сегодня.