ты мне нравишься, но

      Кошелева закрывает дверь на верхний замок, от людей подальше, и бросает ключи на тумбу с обувью, уныло украшенную светодиодной гирляндой. Ботинки снимает, даже не нагибаясь чтобы расшнуровать. Свет ни в коридоре не включает, ни на кухне: на балкон идёт — курить, что ей сейчас просто необходимо.       Со двора сплошь веет счастливыми криками детей, которые отпросились у взрослых погулять на полчаса больше, пока те режут салаты к новогоднему столу. Вся эта суета настолько обычная для тридцать первого числа настолько абстрагировалась от остального, что, кажется, люди про проблемы забывают абсолютно. Вон, сколько взрослых необьяснимо верят в чудеса в новогоднюю ночь. Да, даже продавщица в пятёрочке, что ей сигареты продала, паспорт не спросила и пожелала счастливого нового года с растянутой улыбкой. Что уж говорить об историях одноклассниц, где ни о чем кроме праздника не говорится Кристина одна остаётся со своими проблемами в прямом и переносном.       Между тем она сигарету выкуривает раза в два быстрее обычного, смахивает уведомление о двенадцати пропущенных от трех номеров, и открывает вкладку с уже прочитанными сообщениями в вк: Назима Джанибекова не знаю, что там с тобой сейчас 15.36 но ты не можешь одна встречать новый год 15.37       Наконец, заставляет себя напечатать ответ, спустя столько времени.

могу 22.13

      Остальные сообщения с красными пометками остаются непрочитанными, потому что айфон вырубается при минус четырнадцати. Она тихо матерится, уходя с балкона. Телефон не слишком аккуратно бросает на подоконник — все равно отвечать никакого желания нет; а сама заваливается на диван, попутно телевизор включая и в толстовку огромную кутаясь. Переключает каналы бестолку, газировку открывает.       Говорит себе попутно, что так даже лучше — в одиночку, имеется ввиду.       Вещи, которые раньше были едва ли не самыми значимыми, вроде такого праздника, на задний план отходят насовсем. В голову приходит какое-то смутное "взрослеет", хотя на языке другое совсем вертится. Просто думать о, например, новогоднем столе, сил нет совершенно, а такие вещи как суета с подарками и вовсе стираются из списка дел, с тем фактом, что она совсем одна. Все три приглашения отпраздновать новый год она игнорирует. Первое, от родителей, которые, вроде, и не приглашали: они со своими друзьями где-то, и Кристина как-то даже не привыкла с ними новый год праздновать. Второе, от Дианы, по сугубо объективной причине: она не хочет на утро просыпаться в постели с каким-то Терновым, в квартире, которую она знать не знает. Не ее это, вечеринки, на которые последний месяц Видякина только и зовёт. Второе приглашение, судя по последним событиям, уже и не в силе, несмотря на то, что Назима звала буквально парочку часов назад. Абсурдно же — как ни в чем не бывало прийти к Максу после всего, что было. Проще наврать лучшей подруге, что настроения нет для праздника, пусть даже все понимают какая это наиграннач ложь.       И пусть понимают, что хотят.       Ей бы лицо сохранить, и совсем не перед ними, а перед Максимом, блять, перед кем же ещё.       Кажется, после того, что вчера произошло, весь мир только на нем и сошёлся, хотя в задумке все наоборот — легче должно было стать. Ему в первую очередь; ей, видимо, в последнюю.       Но, наоборот же, дурацкая школьная дискотека, дурацкая ситуация, а что главное — дурацкие слова, заставляют ее ночью проплакать несколько часов с перерывами, разве что, на десять, а то и пять минут.       Чтобы, блять, Кошелева ещё хоть раз пошла на эту новогоднюю дискотеку.       Ее праздничное настроение заканчивается на том, что она включает «камеди караоке» и встаёт с дивана ради какого-то печенья из кухонного шкафа, хотя и возвращается обратно. Выглядит это даже не вполне себе, но, реально, плевать.       Телефон на зарядку не ставит — лень.       А к этой самой речи Путина, практически засыпает. Куранты не считает. В лице не меняется даже банально.       Но, желание всё-таки загадывает.       Одно, крохотное: чтобы девятнадцатый год не пошёл по пизде как прошедший.       И все на этом. На самом деле — все: она, даже не переодевшись, пледом каким-то укрывается, спустя парочку минут засыпая.       И чудес никаких не ждет.       А спустя минут двадцать-тридцать от силы, ее настойчивый звонок в дверь будит. В первые секунды, она даже думает, что родители вернулись, пока не понимает сколько сейчас времени и какой день на календаре. Нехотя встает, об бутылку на полу спотыкаясь; приглаживает волосы, хотя, это не особо помогает, и к двери идет. Зевает раз пять, пока дверь не открывает: после этого вся сонность уж точно испаряется.        — С новым годом?       Слова Макса звучат как поражение. Его поражение. Неуверенные, с полувопросительной интонацией и приподнятыми бровями.       Для Кристины увидеть его на пороге тоже не победа — белый флаг в руках.       За ним Сережа с улыбкой и бенгальским огнем в руках, а за ним и Назима, которая то и дело к подруге хочет пробиться.        — Я сказала Нази, что я не буду праздновать.       Кошелева хочет, вроде, дверь захлопнуть перед их носом, но то ли не успевает, то ли уверенности не хватает, что действительно хочет. Поэтому рука Максима дверь перехватывает быстрее, чем даже она сдвигается с места. А еще быстрее, чем девушка успевает что-то понять, Сережа, у которого в руках недорогой портвейн и ее подруга проходят в квартиру мимо нее со словами "Кристина не идет к празднику, значит праздник идет к Кристине". Она только и роняет непонятное "а" вместо того, чтобы возразить.        — Сдаюсь, мартышка.       И целует, не под омелой, как принято, а в сыром подьезде, кстати, что тоже вполне себе неплохо, пока на заднем фоне слышатся веселый смех друзей.       С новым годом, блять.