ты мне нравишься, но

       — Это пиздец, Кош. Полный, блять.       Диана выкуривает вторую сигарету, все сильнее кутаясь в зимний пуховик: зима все-таки, выйди хоть на пять минут на задний двор — задубеешь. Кристина пустую (из-за подруги) пачку сигарет выбрасывает куда-то в сторону и все пытается юбку до колен натянуть: то ли от холода, то ли от того, что та непривычно короткая.       — Не переживай, господи.       Она провожает взглядом парочку одноклассников, что уже вышли за забор, и с разочарованием почти выдыхает — ей тут ещё час минимум оставаться.        — Ага, конечно, — кажется, ее подруга тянется за третьей сигаретой, — Твои то предки не идут на собрание, да и проблем у тебя нет.       — Хватит, — звучит жестко и не ясно о чем она. Вроде и о сигарете, что на пол падает, а вроде и о словах, что вылетают. — Нас Максим Дмитриевич ждет. Раньше закончим дежурство - раньше уйдём.       Видякина пожимает плечами, но встаёт, с ней идет, по дороге рассказывает:       — Родители говорили, если троек больше, чем четвёрок, то у меня домашний арест на несколько недель.       — Четверть три недели назад началась...       — А у меня уже выходит семь троек и два по биологии.       У Кошелевой, на удивление, у самой не намного лучше. Она всю жизнь одни пятерки получала, а тут уже четыре двойки за невыполненное домашнее задание и ещё несколько точек от учителей, которые надеятся, что та возьмётся за ум. Плюсом к этому тринадцать «н»-ок в электронке с учётом того, что ни одного дня полностью и по весомой причине она ещё не пропускала за эту четверть. Будь помладше на пару лет, поглупее и понаивнее, наверняка бы похуже Дианы этой боялась. Но, как даже она заметила, родители Кристины сегодня, наверняка, на работе допоздна и вряд ли даже помнят о собрании, чего уж.       — Исправишь, чего ты, — а она все ещё неплохо справляется с поддержкой, — Все ок будет.       — Я не хочу все новогодние праздники провести дома. Тем более сам нг, ни за что. — девушка морщится.       Они проходят мимо половины школьников, которые домой уже идут — звонок с последнего урока прозвенел минут пятнадцать назад. А им дежурить все также приходится, уже которую неделю. В их кабинете убираться то негде, но Макс на своём все стоит, так же заставляет по очереди приходить отрабатывать. Не то, чтобы это особо тяжело, но Кристина все же любит поныть по этому поводу. Кто не любит жаловаться на жизнь?       — Ну сколько можно вас ждать?       Вот, на самом деле, только из принципа он их ждет; у него ведь у самого уроки закончились.        — Курили что ли?       Обе мотают головой, на что он смеётся:       — Да от вас за километр несет.       Кошелева цокает и берет пустую пластиковую бутылку с окна:       — Пойду цветы полью, Максим Дмитриевич.       Их взаимоотношения за последнее время никак охарактеризовать нельзя. Можно только привести сухие цифры по факту: например, два раза он отпускал ее с уроков за просто так; еще пять раз она у него ночевала по разным причинам; ну и разок они сходили в кино (оба, оказывается, любят фильмы марвел). Если не знать ситуации, то можно совсем неправильные выводы о них сделать. Поэтому и не объяснить, и не рассказать никому: не поймут. Не бывает такого, что вечером парень ее лифчик закидывает куда-то под кровать, а на следующий день, на четвёртом уроке, просит ответить в чем заключается основная особенность «механизма налогообложения».       Однако, ее, вроде, все устраивает. А его тем более.       Только парочка «но», говоря о «не поймут». Нельзя сказать, что это главная причина, почему с Кристиной не общаются двое лучших друзей, но как следствие — возможно.       Дело вот в чем. Кристина, опять же, из-за этого «не поймут» врать стала много, начиная с самого сентября. И на одном попалась: когда пошла на совсем отчаянные меры, чтобы у Максима остаться после поезда. Совсем незначительная минутная слабость, а Даня заметил, да и Назима благодаря нему тоже. Всю ее схему почти поняли и один вопрос задали: «ради чего кого?».       А она побоялась рассказать, поэтому теперь в школу по утрам ходит одна, без Нази, и больше не делает домашнее задание вместе с Даней, печеньками и какао в любимом кафе. Обида, кажется, серьёзная настолько, что она даже смирилась с обществом Дианы практически половину времени в сутках, ну так, чисто как следствие происходящего.       А там уж и гордость сыграла свою роль, что пусть лучше ее Шарипов в шутку в щеку целует (вообще-то, не худший вариант), чем она у Назимы прощения вздумает просить.       Потому что, по её мнению, они в ее личное полезли. И, по её мнению, она полностью права.        — Может, просто подметем? Нахер полы-то мыть?       Кошелева плечами пожимает, выливая остатки воды в последний горшок.        — Давай, пока он не увидел.       И в целом, Диана — не замена лучшей подруги, что она себе неоднократно повторяет. Диана и сама девочка неплохая; общались же как-то они до средней школы, поэтому она и не против с ней сегодня после школы в тц поехать выбирать джинсы.        — А вы закончили так быстро, что-ли?       Обе кивают и Видякина только буркает, что ей осталось в углу подмести.        — Ты занята сегодня? — Макс говорит тихо, почти беззвучно, что Крис только по губам читает.        — С Ди сейчас в тц едем, а чего?       Подруга ее с громким стуком пинает ведро в угол и туда же швабру кидая:        — Мы все. — она поправляет волосы и забирает свой рюкзак с последней парты. — Кош, идём?       Кристина тоже сумку на плечо вешает и телефон в неё закидывает, собираясь уходить, но чувствует как ее буквально за кончики пальцев хватают.        — Подожди. Твоя подруга ещё должна мне рассказать все виды косвенных налогов. У неё долг со вчерашнего урока.       Она едва успевает себя заткнуть, чтобы машинально не ляпнуть: «какие, нахрен, косвенные налоги?».        — Чего? — Диана хмурит лоб.        — Я тебе позвоню как дома буду, — только и отвечает Крис и рукой машет.       Через десяток секунд дверь в класс закрывается, а она сама оказывается сидящей на парте с мужскими руками на талии.        — Больше никогда так не делай, — она смеётся и первую пуговицу его рубашки расстегивает, — Я испугалась, что ты и правда будешь меня спрашивать про эти налоги.        — А ты не выучила?       Макс руки опускает на ее бёдра, под юбку школьную пальцы запускает. Кошелева видит: он едва сдерживается.       То становится обычным делом, правда. Как и полагается, наверное, как и было задумано. К сожалению скорее, романтики в этом нет той, которую ищут тринадцатилетние девчонки в сериалах.       Она вообще последние несколько лет начинает понимать, что вот такая романтизация — та еще опасная хуйня. Будь то их взаимоотношения с Максимом, в которых, ещё раз, ничего особенно красивого и нет, или то всякие вредные привычки вроде курения, которые так любят приукрашивать в типичных пабликах для подростков. Всякие сюжеты, навязанные фильмами слишком приелись, но Кристина по себе знает: ну нет никакой романтики в том, что та спит со своим учителем.       На самом деле отвратительно.       А если бы ещё чувства были, то ещё хуже все было бы.       Она вместо ответа выдыхает негромко и свои руки на его кладет, пальцем большим по костяшкам сухим и грубым водит. А тот время зачем-то тянет: насладиться, что ли, моментом хочет?       Парень даже блузку ее расстёгивает практически вечность, что она уже кричать готова.       И снова слишком красиво для таких, на самом деле, отвратительных вещей.       Кристина тянется к нему быстрее, к его рубашке, но не дотягивается:        — Максим Дмитриевич, что за подстава?!       Нет, судя по прежним ошибкам, они вдвоем должны были уже уловить всю суть — ну всегда в самый неподходящий момент дверь, у которой замок сломанный, может открыться. Всегда. И нельзя, блять, нельзя в школе делать то, что хочешь скрыть от других, ну вот просто не выйдет так. Но, как видимо, плевали они на ошибки прошлого: снова на те же грабли.       Услышать бы как одиннадцатиклассница материлась про себя, будто в тюрьме отсидела несколько лет.       Спасибо хоть рефлексам, которые ни парня, ни ее пока что не подводят. Наверное, единственное, что ситуацию спасает. Макса они тут же на пару шагов назад откидывают, за долю секунды буквально, а Кристину заставляют за самый короткий промежуток времени верхнюю пуговицу на рубашке застегнуть. Ещё чуть чуть и это бы вошло в книгу рекордов.       — Какого хрена вам?       Он поправляет волосы растерянно слишком и во все глаза смотрит на Шарипова и Тернового. Кстати, у второго уже в привычку входит появляться в ненужном месте в ненужное время.        — Завуч подошла лично к нам двоим и сказала, что проведёт с нашими родителями беседу по поводу запрещённых веществ на собрании.       Слова одноклассника не сразу доходят до неё, вообще не сразу, потому что на языке только «блять» и ещё парочка ругательств в сторону Максима: не она виновата, что тот дверь на ключ не запер. Но Кошелева присвистывает непринужденно, будто ничего и не было, и качает ногами, так и оставаясь на парте сидеть. Что-что, а притворяться она умеет. Олег же ее приобнимает и едва ли не на ушко спрашивает: «чего ты тут?». Она как-то непонятно увиливает в ее стиле, спрашивает о завуче, о том «что опять приключилось?».       — Мне она ни слова по этому поводу не говорила. — напрягается учитель, — Наверняка вы, дебилы, спалились на какой-нибудь фигне.       — А откуда она...? — Хабиб за голову хватается на парочку секунд.       — Мне не знать, — разводит руки в стороны. — Я при любой возможности солью все твоим родителям, Шарипов. Так что пока они тебя не прибили, можешь быть уверен, я ничего не говорил.       Девушка краем уха только слышит дальнейшие нотации Максима и слушать это не хочет больше. Испортили настроение ей, что в этом такого? Наплевать на эти проблемы, пусть и ее нынешних друзей; ее не касается, значит выдыхать можно спокойно. Спрыгивает со стола и сумку закидывает на руку, негромко прокашливаясь.       — До свидания, Максим Дмитриевич.       Уходит из кабинета. Сообщение Диане набирает. Наушники достаёт и забирает пуховик из раздевалки.       Одевается. Шарф завязывает в три раза вокруг горла.       — Вместе идём?       Олег уже успевает и спуститься, и куртку надеть.       Она пожимает плечами:        — Угу.       Выйдя на улицу, она натягивает шарф почти до носа: на улице как-никак минус девятнадцать. Для столицы такая температура, да и в целом вся эта зима, какая-то слишком холодная, и, спрашивается, чего она вообще дома не осталась. Солнце, конечно, светит, как и всегда в такую едва ли не ледяную погоду, но и оно не спасает. У Кристины вечная проблема с тем, что та одевается не по погоде, а вдобавок к этому ещё и дикая мерзлячка.       Ещё и до дома ее идти прилично, хотя эта школа и находится ближе всех. Она построена среди старых домов, девятиэтажек с облезлой краской на фасаде. До дома с восемнадцатью этажами, где живет она и многие ее одноклассники, идти пешком минут пятнадцать, а то и все двадцать, если никуда не торопиться.       Тем не менее, она почти и не замечает, как весь этот путь проходит: смеётся всю дорогу над несмешными шутками Олега.       Вообще, что касаемо Тернового — их отношения ровно те, которые и бывают у одноклассников: ни плохие, ни хорошие. Потому что, опять же, он — компания девушек вроде Майер. А о ней он, в чем она уверенна, вспоминал только когда нужно было спросить домашку или тогда, когда она сама о себе напоминала, но это до поры до времени. Теперь, вон, до дома провожает.       Для неё происходящее сейчас странно, как минимум. Эта компания для нее — странно. И что она в следующую среду бухать пойдет к Гринбергу на его день рождения, и что с Дианой гуляет, и все, что вообще происходит с ней в последнее время — переворот всей её спокойной жизни. (А это, если ещё не вспоминать про Максима).       Конечно, возможно, так и должно быть. Какие-то кардинальные изменения иногда не только на страницах книг встречаются.       Не то, чтобы Кошелеву спокойная размеренная жизнь и просмотр сериалов от нетфликс с Даней не устраивал, но какой-то движ же должен происходить в лучшие годы. И ее отношения с первокурсником в десятом, и то, что она всякий раз проветривает комнату от дыма сигарет, не считается.       Одно главное — не переборщить бы.       — У тебя дома есть кто-то? — спрашивает Олег, когда открывает подъездную дверь.       Она кивает:        — Отец должен был из командировки вернуться утром. Мы на балкон.        Единственное, она забывает уточнить, что командировка — это, скорее всего, попытка сбежать, и возвращается домой он крайне редко. Кристина предпочитает также крайне редко пересекаться с ним.       Они поднимаются на восемнадцатый этаж — просто потому что ей нравится вид отсюда, и соседи уж точно не спалят.       — Так, и что там у вас с завучем?       Она берет у него сигарету.       — Хуйня полная, но тебе разве интересно?       Крис пожимает плечами и забирается на перила чтобы сесть.        — Конечно, вдруг вас посадят.       Терновой смеётся и нос чешет:       — Да кто нас посадит, Крис. Мозги выебут родакам о вреде запрещённых веществ и все. — а потом подходит почти впритык. — Не боишься упасть?       Она мотает головой только и ногами, «не-а» говоря, но пальцами все таки крепче в перила вцепляется. И, кстати, совсем не из-за того, что правда боится упасть с высоты огромного дома.       — Не тебе меня учить.       Он в ответ приподнимает брови и сигарету недокуренную бросает.       А девушка свою давно докурила. Не в тему думает, что пора бы бросать.        — Я-ж переживаю.        — Да ну?       Не зря у неё в голове мысли совершенно левые были, о всякой фигне неважной и о том, что сегодня надеть. Олег ее быстро в реальность возвращает: — Да.       И вот, блять, целует.       Нет, первые пару секунд Кошелева все так же не возвращается к реальности, а как доходит, то: пиздец.       Ясно все и от одного слова.       Она его в грудь толкает так резко, что на самом деле чуть ли не падает вниз.       В голове, потому что, мыслей совсем уж никаких теперь.        — Это что, блять, было?       А парень только смеётся, ну как обычно.       — Ничего, Крис, вообще ничего. Иди дальше трахайся со своим учителем, я вам не мешаю.       Сейчас она совершенно точно должна проснуться, проматериться вроде «да что за тупая хуйня мне снится?» и выпить стакан воды, будто после странного сна. Возможно, ещё записать голосовую Нази (если бы все вообще было большим сети), не уточняя подробностей, и только поугарать с подругой.       Скорее всего так бы и было, но картинка Тернового не исчезает, а Кошелева уже даже готова себя щипать, чтобы проснуться.        — Просто съебись, пожалуйста. — она закрывает лицо непонятно от чего и во второй раз уже срывается на крик, —Проваливай, блять, Олег.