ты мне нравишься, но

      Она смотрит в глаза парню, а видит почти стеклянное отражение неба — темного космоса и звезд. Таких, может маленьких и тусклых, но хорошо заметных среди темноты.       И Кошелева тут же жмурит глаза, моргает пару раз, словно не отведи она взгляд в ту же секунду, он увидит в ее глазах то же самое и не выдержит. Переводит взгляд в свои руки, перебирающие один из камушков с набережной, а затем вообще смотрит вдаль — на местное озеро или речку, она не очень поняла. Хотя, честно говоря, для неё и этого хватает на море, которого она в жизни не видела.       — Там, если присмотреться, видно лунную дорожку. Такое, знаешь, что-то типа белой полоски на волнах. — Максим показывает вдаль, почти одновременно с этим кидая камушек в воду. — Ну посмотри внимательнее.       — Красиво, - только и выдыхает Крис, повторяя то же действие за парнем. — но уже светает, и ее плохо видно.       — Конечно, — хмыкает Макс. — Рассвет.       Кошелева не смотрит на него ещё несколько секунд, пока запускает ещё один камушек в воду, ни о чем почти не думая.       В голове проносятся дурацкие мысли ни о чем: строчка из какой-то песни, мысль о том, почему так давно не слышно ее одноклассников и самая главная мысль — она ужасно замёрзла. Последнее, как раз таки, возвращает ее в настоящий момент, будто бы до этого она была где-то совсем далеко, совсем-совсем далеко.       Ближе к ночи она больше не выдерживала ходить в босоножках на каблуке, которые ей подогнала Назима, и, с криками счастья, переобулась в свои старые добрые белые кеды. Действительно, на каблуках у неё не было шанса подойти к набережной ближе, чем заканчивается деревянная дорожка. Но и с кедами возникла проблема: в темноте Макс потянул ее слишком далеко, вплоть до воды, и ее любимые кеды, а вместе с ними и тоненькие носочки, насквозь промокли. Поверх платья девушка накинула чей-то пиджак. Чей она не знает или не помнит: по крайней мере, Диана принесла ей его со словами: «теперь он твой, Кош». Смотрится довольно странно — нежно розовое нарядное платье с мужским пиджаком и кедами, да и вдобавок напрочь смазанный макияж с этими блестками. Но в сравнение с Женей, которая сломала каблук и не удосужилась взять запасную обувь, это не пойдёт.       — Рассвет, а ты вроде почти не пьяна. — продолжает Максим. — Да и этот класс еще ничего не натворил. Неужели первый раз все не пошло по пизде?       — Ну я бы не зарекалась. — она улыбается. — Там мальчики в туалете раковину сломали, мне Олег сказал.       Он выгибает брови.       — Не спрашивай лучше.       Небо постепенно становится светло-синего цвета в ожидании рассветного солнца. И правда, светлее становится.       Ей больше не темно, как было прошлой осенью или зимой.       Тогда, наверное, просто электричество разом отключили, и луна переживала какое-то временное затмение. Ни настольных лампочек, ни фонарей на трассе. Единственный фонарик и то был в руках Максима.       Она тогда, скорее всего, только на этот свет и купилась.       На то самое чувство, когда она вдруг стала что-то для кого-то значить, на той самой раковине в его руках. Когда весь ее мир перевернулся его поцелуями и их интригами. Когда она наконец стала нужной. И ей это так понравилось.       — Кри-ис, заплетешь косичку?       Она кивает и протягивает: «иди сюда». Пальцами еле распутывает его волосы и находит маленькую прядь, из которой начинает плести.       — Ай, больно.       — Ты как ребенок. — Кошелева чуть смеётся. — Прости, не заметила. И ей настолько понравилось то эгоистичное чувство, что она напрочь забыла обо всем, что тогда что-то значило для неё. Об учебе, своих близких друзьях, и даже перестала делать наброски в своём блокноте каждый вечер.       — Крис, — Он тормошит ее за руку. — Крис, я сюрприз для тебя придумал.       — О сюрпризах не рассказывают.       Он недовольно хмыкает:       — Я и не рассказываю. Но если все получится, то через парочку месяцев ты пиздец как удивишься.       Крис шумно вздыхает, и в голове, естественно, проскальзывает момент любопытства.       — Скорее всего нет. — Она продолжает плести косичку.       Максим сказал, что сегодняшний день — прощание, эта мысль мелькает у неё в голове на секунду. Этот выпускной, красная ленточка, которую она уже потеряла, банкет, все ведёт к концу огромного этапа в жизни.       — Ты о чем?       — Я подаю документы в Англию, в несколько университетов на архитектуру и промышленный дизайн. Родители предложили перебраться туда.       Он вырывается из ее рук, оставаясь с недоплетенной косичкой на волосах, и тут же встаёт. Ей приходится встать за ним.       — Ты мне не ничего не сказала.       — Это тоже, типа... своего рода сюрприз. Я не хотела говорить до тех пор пока не поступлю точно...       — Но ты же ещё не поступила?       — Нет, но все к этому идёт.       Кошелева до боли закусывает губу с обратной стороны. Ещё немного и пойдёт кровь.       — Но ты же не сдала экзамены? Там же надо что-то... Там что-то другое.       — В начале июня я написала экзамен по английскому.       — А как же университеты в Москве?       — Я уже не поступаю туда.       — Крис, может...       — Нет.       Она путается глядя на Макса.       С одной стороны он, который на все ради нее готов, а с другой стороны стоит она сама. Дурацкая палка о двух концах.       Крис должна была стать идеальной девушкой для Макса, а он должен был любить ее до конца своих дней. И несчастливый конец сюда не вписывается.       Но Кошелева то толком еще и не понимает ничего в свои семнадцать и ошибку до ужаса боится сделать. Она так хочет поступить правильно. Вон, итак кучу ошибок наделала: один раз уже отдалась незнакомому парню в клубе, глупые поступки делала и курила, да и курит ужасно дешевые сигареты, в которых совсем не разбирается.       Максим, а точнее Максим Дмитриевич, — стал сигаретой. Такой приторной, с вишней, что на языке остается горечью со сладким привкусом.       И ведь сколько ей читали лекций о том, как курение портит легкие. Как вызывает болезни и приводит к смерти, и ещё кучу неприятных вещей. Но она той ночью и сбежала только затем, чтобы заполнить легкие этим дымом, чтобы не было пусто. То самое, чтобы было хоть что-то внутри.       И сейчас она путается. Когда этого дыма кажется уже достаточно, даже иногда кашлять хочется.       Уже не пусто.       Уже не нужно так много курить.       И теперь не узнаешь никак, что заставляет пачку с собой в кармане таскать — привычка или правда любовь.       — Я все решила, Макс. — Она пытается взять его за руку. — Но мы же сможем видеться. У нас есть скайп. К тому же, я буду часто приезжать, или, может, даже ты ко мне как-нибудь прилетишь...       — Ты сможешь приезжать каждый день? — Он одной рукой дотрагивается до ее щеки, от чего девушка вздрагивает. — Сможешь?       — Я не думаю что...       — Вот и все блять, Крис. — Он выдёргивает руку. — Ты мне нужна каждый день.       Кошелева истерично глотает воздух, когда он уходит в сторону ресторана. Пытается сделать глубокий вдох и выдох, как всегда учат, и, когда это не работает, она достаёт из кармана телефон, чтобы успокоится. Пролистывает уведомления, в основном из беседы класса о том, что же делать со сломанной раковиной, и кто виноват, еще пару ответов на истории в инстаграм — не работает.       Она остается на одном месте ещё почти пять или больше минут и после не находит ничего лучше, кроме как пойти к своим одноклассникам. Она понятия не имеет где Макс, но знает - его лучше не трогать сейчас.       Подходя к зданию, Крис встречает по пути какого-то слишком серьезного Шарипова, который орет что-то в телефон, и замечает очень интересную ситуацию, где Назима и Женя Майер сидят в одной беседке, но она не решается их побеспокоить даже с учетом того, что именно с подругой ей сейчас и хочется поговорить. Она только кидает взгляд на тех, замечая, что они смеются, но ничего больше не понимает. Уже когда она заходит внутрь, то слышит музыку, которая почему-то до сих пор играет, хотя за пультом диджея никого. Глазами она пытается найти Даню или ещё хоть кого-то, кто мог бы ее выслушать. Но никого, как ни странно, там не оказывается, кроме спящей девочки и ещё пары парней из параллели.       Девушка собирается выходить, абсолютно не зная куда продастся, но ее хватают за руку. Она вздрагивает и почти начинает кричать, но быстро оборачивается.       — Спокойно, это я, Серёжа. Я не собираюсь тебя изнасиловать.       — Звучит не очень.       Крис облегченно выдыхает, обнимает парня, а затем снова складывает руки на груди. Они выходят на улицу, и тогда уже она облокачивается на стену, показывая всем видом, что настроения у неё нет.       — Смотри, чтобы Назима тебя случаем не увидела. Она после вашего расставания о тебе не самыми лучшими словами вспоминает.       — Поздно. Я ее встретил, пока тебя искал: она меня проигнорировала и прошла мимо.       Кошелева складывает губы в полуусмешке, не продолжая эту тему. Вставать на чью-то сторону в этой ситуации не хотелось бы, да и и сил обсуждать что-то у неё не хватит.       — Крис?       Трущев на пару секунд закрывает лицо руками и поправляет волосы.       — Это правда? Ты валишь?       Неожиданно-обжигающий взгляд Серёжи бьет под дых, и Кристина едва ли не сгибается пополам от этого. Каждый его жест такой отрезвляющий, что она чувствует это почти физической болью. Вся эта его серьезность и строгий взгляд.       — Макс уже рассказал?       Он кивает и это становится ещё одним ударом. Не то ударом сердца, не то в сердце.       — Я не валю. — Она набирается смелости. — И не сбегаю. Ты не можешь меня осуждать.       Трущев будто искренне удивляется ее словам и тут же возражает:       — Я не осуждаю тебя ни в коем случае, Крис. Это все круто, правда. — Он достаёт из кармана сигареты и спустя некоторое время продолжает: — Но Макс это воспринял очень... Близко? Пиздец в общем, что ты с ним творишь, Крис.       — И что мне сделать?       Кошелева отвечает резче, чем хотелось бы. Срабатывает какая-то автоматическая защитная реакция, похожая на замок на двери.       — Я что ли должен тебе сказать? — Сережа одну руку в кулак сжимает. — Я рад за тебя, я говорил. Но Максу хреново, ты должна его хоть поддержать как-то. Ты должна быть рядом, хотя бы сейчас.       — Он вряд ли сейчас хочет меня видеть. Я найду его чуть позже, когда у него эта истерика закончится.       Парень ударяет кулаком по стене: ситуация становится только хуже.       — Серьёзно, Крис? Для тебя это все шутки какие-то или что? Типа вот сейчас нам классно вместе, все заебись. А, ой, вот теперь проблемы появились, пойду-ка я свалю.       — Ты о чем? — О чем я? У твоего любимого, напомню, парня сдают нервы, потому что ты уезжаешь на другой конец света. Он расстроен. А ты даже не хочешь его как-то успокоить, нет?       Кошелева вздрагивает, как от пули, и в своё оправдание почти шепчет: «но он не хочет меня видеть».       Сережа не слышит.       — Сколько я вашу историю наблюдаю, все почему-то постоянно крутится вокруг тебя. Сколько проблем у Макса было из-за тебя, ты подумай, давай. — Он на секунду останавливается. — Максим не идеален, Крис, я его тоже не особо защищаю. Но, признайся, давай, для тебя это все игра: очень веселая и задавшая игра. Тебе семнадцать, тебе все интересно. Маленькая девочка по уши влюблённая в учителя, как же романтично. А что это для Макса значит, ты думала?       Кристина хочет сказать что-то, но не получается: если она только слово выдавит, то слезы и дрожь сдержать не выйдет. Да хотя у неё и без этого не особо выходит.       — Я тебя всей душой люблю, Крис, ты знаешь. Но Макс мой друг. Я не хочу чтобы он из-за твоей детской дурости страдал...       — Не буду я страдать, спасибо Серёж. — Этот ужасно знакомый голос появляется почти за спиной.       Девушка сначала правда узнает Максима только из-за голоса, потому что перед глазами едва ли не двоится размазанная картинка.       Она хочет уйти, хочет не быть здесь, не быть на своём месте сейчас, но бегать не вариант, - благо, она уяснила.       И она почти уже ничего и не слышит, когда парни о чём-то коротко переговариваются, и один из них исчезает за углом.       — Мартышка...       Она опускает голову вниз — стыдно.       Теперь стыдно.       — Я на самом деле... — Она задыхается. Говорить тяжело. — На самом...       — Не надо. Прости. Я отреагировал слишком эгоистично. Прости.       Максим соприкасается лбом с ее лбом, для чего ему приходится сильно нагнуться, и пытается вытереть пальцами слёзы с щёк.       — Говорят же, если любишь, отпусти, какая-то такая херня. Кошелева оказывается в худшем своём кошмаре — она стоит перед ним и не может сказать ни слова из тех, что так бьются в голове. Глотает воздух жадно-жадно. Не получается ни слова, ни даже жалкого звука.       Она хочет кричать обо всем: как она запуталась в себе, как тяжело, и как сильно она пытается поступить правильно.       Как в детстве учили - «поступай как правильно».       Не-вы-хо-дит.       — Я эгоист ужасный, ты знаешь.       Кристина ждет продолжения, длинного рассказа или рассуждения. Может какого-то осуждения или даже криков. Но Максим только целует ее в лоб и и выдыхает с последним запасом кислорода: — Так вот, я отпускаю.