Сожитель

Тони стоит у здания, на которое указал ДЖАРВИС, и не решается зайти внутрь. Оно не похоже на заброшенное: ровные стены из красного кирпича, блестяще-черный забор, ступени крыльца почти без трещин, но посеревшая и пошедшая трещинами краска на оконных рамах и местами проржавевшая эвакуационная лестница указывают на то, что здание и не новое вовсе. Вот почему Тони не решается. С одной стороны, у него в голове не укладывается, как Кэп мог выбрать эту… эту рухлядь вместо удовольствий Башни Мстителей, вместо ее полностью звуконепроницаемых стен, вместо ее панорамных окон и видов, открывающихся из них, вместо ее со вкусом обставленных апартаментов с полностью оснащенной кухней и ванной, вместо ее первоклассного спортзала и стрельбища, вместо ее охранной системы — вместо всего, что может понадобиться супергерою для подготовки к поимке очередного мутного злодея. С другой стороны, ДЖАРВИС. Если он сказал, что это — нужное здание, значит так и есть, потому что ДЖАРВИС никогда не ошибается. Так что Тони проходит мимо мусорных баков и подержанных велосипедов, поднимается по скрипящим ступенькам и открывает подъездную дверь. Изнутри здание выглядит не лучше: стены покрыты выцветшей краской, почтовые ящики не заменяли по крайней мере с восьмидесятых… Одна из ламп мигает. Лифт не работает. К счастью, Кэп живет на втором этаже. Дверь, на которую указывает ДЖАРВИС, ничем не отличается от других, кроме уродливого коврика для обуви, на котором нарисованы красные туфли и курсивом написано слащавое «Лучше дома места нет». Под дверным звонком нет ни имени, ни миниатюрного стикера в виде щита, ни американского флага. Ну что за разочарование. Тони с секунду думает о том, какова вероятность того, что его ИИ достиг следующей ступени развития и эмансипации от его изначальной программы, и теперь может позволить себе подшучивать над собственным создателем. Но нет, ДЖАРВИС, может, и прилично эволюционировал, но он никогда и не подумает отступиться от того, чем он был создан, от самой своей сути и преданности создателю. …Ведь так? Что ж, решает Тони, самое время узнать. Он отбивает быстрое стаккато фалангами пальцев по двери, а после ждет. И ждет. И ждет еще немного. Дверь наконец-то открывается, и перед ним стоит не Кэп. — Ты не Кэп, — так и говорит Тони. Мужчина, который и без того выглядел так, словно он в худшем расположении духа, смотрит на него еще более злобно. — Никакой Кэп здесь не живет, — отвечает он. — Ну, ты конечно извини, но он дал нам этот адрес, — колко бросает Тони и в подтверждение своих слов машет СтаркФоном, хотя, если учитывать потертые джинсы и не лучший коричневый свитер мужчины, он таких технологий никогда не видел и вряд ли поймет, что ему показывают навороченное GPS-приложение. — Так что потрудись уж, передай, что я пришел. Мужчина недобро смотрит на него из-под выбившихся прядей волос. Ему бы не помешало подстричься. Или, ну, помыть волосы. — Стива дома нет, — говорит он, делая странное ударение на имени. — Он ушел по делам. — О, да я подожду, — в это же время говорит Тони. Он не думал, что вообще возможно нахмуриться еще сильнее, но, как оказалось, он был не прав. — Что тебе вообще от него нужно? Понятно же, что ситуация не чрезвычайная. Нет, правда, кто он такой? Что более важно, кем он себя возомнил? Да за кого он его принимает? В качестве ответа Тони приподнимает брови и оглядывает мужчину с ног до головы, давая понять, что тот его ни капли не пугает. А потом он вспоминает, как Кэп упоминал какого-то сожителя, когда отказался от апартаментов в Башне. И это, нужно признать, было чистой воды оскорблением, потому что кто вообще на такую необъятную щедрость ответил бы, что он предпочитает компанию какого-то случайного парня людям, с которыми он сражался с пришельцами, с которыми он рисковал своей жизнью? Занудные самодовольные мудаки, вот кто. Сейчас, когда Тони наконец встретил этого самого сожителя, он понимает решение Кэпа — мужчина выглядит так, словно он в шаге от бездомности. Насколько Тони знает, Кэп подобрал его прямо с улицы, потому что его патриотическое сердце обливалось кровью и желало помочь. Именно поэтому Тони не сообщает настоящую причину своего визита (попробовать еще раз убедить Кэпа переехать в Башню и тем самым случайно оставить своего сожителя в затруднительном положении) и вместо этого говорит: — Что ж, мне просто интересно, каким образом Кэп умудрился оказаться в середине гей-парада, и насколько он травмирован после всего этого. Так ты впустишь меня? В ответ мужчина невпечатленно на него смотрит, но все же делает шаг в сторону, пропуская. — Можешь сесть здесь, — говорит он, кивая на диван, по внешнему виду которого можно сказать, что тот за свое существование пережил многое. Осматривая комнату, являющуюся прихожей, гостиной, столовой и кухней одновременно, Тони понимает, что вся мебель здесь пережила многое, и самое место для всего этого — свалка, но никак не квартира Капитана Америки. Тони не понимает. Разве ЩИТ не помог обустроить квартиру Кэпа в Вашингтоне? Это все уж точно не то, что они выбрали — разве что они хотели воссоздать обстановку Великой Депрессии, чтобы Кэп чувствовал себя как дома. Но если это не так, то это — точно не та мебель, и откуда тогда все эти уж-точно-не-новые предметы? — Пьешь кофе? Тони почти что пугается, вспоминая, что он, вообще-то, не один. Сожитель Кэпа лишь невпечатленно приподнимает брови, встречая несомненно настороженный взгляд Тони. — Конечно, — отзывается он, несмотря на то, что состояние квартиры четко дает понять, каким по качеству будет напиток… Но Тони всегда нравилось подвергать свою жизнь опасности. Именно поэтому он садится на диван, игнорируя то, что тот наверняка населен либо клопами, либо чересчур острыми пружинами. Тони не обнаруживает ни того, ни другого. Диван оказывается неожиданно удобным. Ожидая, он вытаскивает телефон. Проверяет почту, сообщения, свой аккаунт в Твиттере, мельком просматривает новости, читает обновления нескольких экспериментов и сканирований, над которыми он работает, и в конце концов он не находит ничего срочного или того, что могло бы привлечь его внимание. Потряхивая правой ногой, он осматривается получше, подмечая бессчетное количество томов на книжной полке — скучные исторические книги, биографии и поражающее количество научной фантастики, — мольберт с неплохой незаконченной картиной у окна, очень много виниловых пластинок — серьезно? Роджерс вообще пытается догнать двадцать первый век? — рядом с проигрывателем, который является, наверное, самой современной вещью в этой квартире. На исцарапанном столе, располагающемся в центре комнаты, рядом с древним компьютером лежат стопки бумаг, бутылка воды, блокнот и несколько ручек — сожитель, наверное, работал, пока Тони не объявился. Сожитель, имя которого, наконец доходит до Тони, он даже не знает. … Что будет хуже: спросить только сейчас или не спрашивать вообще? Этот парень еще и чрезмерно долго возится с… это что, кофеварка? И… оу. У него всего одна рука. Это все объясняет. Интересно, это ли имеют в виду Роуди и Пеппер, когда говорят, что он рассеяный? — Ты воевал? — спрашивает он. — А ты как думаешь? — отвечает мужчина, протирая столешницу. Закончив с этим, он кладет губку на место, включает кран, снова поднимает губку и споласкивает ее, и, боже мой, как же это утомительно. Наверное, все в принципе утомительно, когда у тебя всего одна рука. — У тебя нет протеза? Мужчина открывает навесной шкафчик, достает кружку, ставит ее на столешницу и затем снова тянется к дверке шкафчика, чтобы закрыть ее. Он не поднимает взгляда, но его голос звучит грубовато, когда он отвечает: — Нет. Тони сам себе кивает. Мужчина вряд ли может позволить себе подобное, а про ветеранские программы и говорить нечего. Он мало чего знает о протезах, но он готов поспорить, что все они отстойные: либо причиняют боль, либо спектр их движений очень ограничен по сравнению с настоящей рукой. И это же просто смешно — даже ребенок может сделать лучше. Нет, на самом деле, Тони может сделать лучше. Он и так уже по уши погряз в анатомических набросках, разрабатывая Марк XLII и улучшая Железный Легион. — Я бы мог разработать протез для тебя, — предлагает он. Все, что ему нужно, это понять, как соединить протез с мозгом, как заставить сигналы мозга путешествовать по нейронной системе и электронным частям, не теряясь и не создавая помех на пути. Это на самом деле отличная идея, понимает Тони. Пеппер часто предлагает ему расширить гуманитарные отрасли Старк Индастриз, и инновации и инвестиции в медицинской инженерии впишутся в счета компании, ведь так? Чем еще более лучшим можно возместить все годы сборки и продажи оружия, если не выпуском протезов для людей, которых это самое оружие ранило? Они могли бы начать с США, организовать бесплатные примерки во время экспериментальной стадии, потом запустить нехилую финансовую поддержку, после чего расширить дело, перейти заграницу, запустить программу для… Ход его мыслей прерывает кофеварка, с силой брошенная на столешницу. Тони поднимает голову и снова видит злобный взгляд сожителя Кэпа. — Что за хуйня со всеми вами? — рычит он. — Я понимаю — центр ветеранов, но сначала ЩИТ, а теперь ты? Нет, не хочу я ваш ебаный протез, что мне сделать, чтобы до всех наконец дошло? — Я же просто пытаюсь помочь, — обиженно отвечает Тони, играя желваками. Из всех возможных реакций мужчина решает издать смешок. — Пошло это твое «пытаюсь помочь». А ты хоть на секунду задумывался, что меня может устраивать такое положение вещей? Нет, потому что ты просто-напросто не понимаешь, как кто-то может жить нормально без всех конечностей. Потому что это приносит тебе дискомфорт, потому что тебе не нравится созерцать ходячее доказательство того, что случается с людьми, которых эта ебаная страна отправляет за океан, чтобы воевать с твоим же гребаным оружием. Ты видишь перед собой лишь доказательство того, как это все портит людей, доказательство того, что ничего нельзя исправить. Ты никак не сделаешь лучше. Что, думаешь, будет у меня новый безупречный протез, и я забуду про свою руку, которую разорвало на кусочки? Потому что я не забуду! Так что можешь взять свою «помощь» и засунуть ее себе в задницу! Он отворачивается и берет в руки кофеварку, чтобы вылить ее содержимое в кружку. — Ну серьезно, — его бормотание больше похоже на рык. — Поверить не могу, что Стив — единственный, кто никогда даже не пытался меня переубедить, и это его смогли якобы исправить с помощью науки. Подумай лучше об этом, а не доставай людей с тем, чего им даром не нужно. Тони открывает рот, чтобы ответить, но не успевает из-за открывшейся входной двери — Кэп вернулся домой. — К тебе гость пришел, — говорит его сожитель. Он пересекает комнату, чтобы впечатать кружку с кофе в журнальный столик — жидкость слегка переливается за края, — а потом топает к своему ноутбуку, берет его вместе с документами, блокнотом и ручками, и уносит в другую комнату. Дверь громко захлопывается за его спиной. Следует момент тишины. — Должен сказать, Кэп, — в конце концов говорит Тони, — у тебя здесь очень очаровательная компания. Очень привлекательно. Или, ну, вообще нет.

*

Старк пришел и ушел, но Стив, к облегчению и приятному удивлению Баки, остался. С тех пор, как они сюда переехали, с тех пор, как Мстители начали свою охоту за ГИДРой, Баки больше не считает присутствие Стива дома чем-то самим собой разумеющимся. Стив руководит всеми нынешними операциями. С падением ЩИТа что-то изменилось, ушло разочарование, отсутствие цели и сомнительные методы, намерения, стратегии — все, что не давало Стиву покоя, пока он работал на агентство. Теперь он сам всем управляет. Теперь определены четкие границы дозволенного, точно известны противники, и Стив наконец может делать то, что он считает правильным, не пытаясь вписаться в нейтральные зоны, в которые его загнал ЩИТ. В каком-то плане за Стивом сейчас даже наблюдать приятно: он полон решимости, нового смысла. Но в то же время он не может остановиться. Истребление ГИДРы для него стало самым главным приоритетом. Иногда кажется, что он не может ни о чем другом думать и ничего другого делать. Серии двенадцатичасовых рабочих дней в Башне Мстителей — где они тренируются, анализируют полученные данные, строят стратегии — часто прерываются худшим: миссиями, из-за которых Стив не появляется дома днями, а иногда и неделями. И пока большинство из них тщательно спланированы, бывает и так, что всплывает внезапная информация, требующая незамедлительных действий, и в такие моменты Баки рад получить хотя бы спешное сообщение-предупреждение, написанное на ходу. Единственное, чему он по-настоящему рад, так это возвращению в Бруклин, в родное место, ближе к семье. Его родители никогда не отказываются от его компании в их доме, а сестры, особенно Бекка, его вообще в покое не оставляют, и в такой обстановке сложно чувствовать себя одиноким. Следы после нашествия Читаури все еще есть, и восстановление еще совсем не скоро завершится, но самому Баки лучше. Он может проснуться от звуков перфоратора или проехавшего мимо мотоцикла и не думать, что город атакован, он может идти мимо строительной конструкции и почти не напрягаться от раздражающих звуков дрелей, и в хорошие дни он даже способен пережить поездку в метро, не давясь собственными вздохами. Его переход в другой центр ветеранов прошел абсолютно успешно. Руководитель терапевтической группы, конечно, не Сэм, но хотя бы его физиотерапевт куда надежнее Пита. Баки даже наладил контакт с несколькими друзьями из старшей школы — с теми, кто готов мириться с его ПТСР и находить время на вечера, проведенные за неловкими беседами и распитием пива в самых тихих барах. Еще у него есть его работа. Устроен он удаленно, так что переезд в любую точку страны никак не повлиял бы на контракт, но переезд в Нью-Йорк особенно приветствовался, потому что офисы компании находятся именно здесь. Ему даже предложили место в кабинете с двумя другими сотрудниками. Туда он ходит в свои хорошие дни — в дни, когда он точно знает, что не словит триггер и сможет несколько часов провести в замкнутом пространстве с людьми, которых он едва ли знает. Также он ходит туда в те дни, когда Стива нет дома, когда Стив уходит и не возвращается, в дни, когда сидеть дома в одиночестве слишком сложно. Обычно в такие периоды Баки надевает брюки и рубашку, один рукав которой аккуратно подвёрнут и сцеплен булавкой, берет бумаги и ноутбук и отправляется на работу. Как бы удивительно это не звучало, Стив всегда занимается глажкой в выходные или в дни, когда он возвращается пораньше. — Не могу позволить своему мужчине выглядеть неряшливо, — ответил он, когда Баки сказал, что Стиву не обязательно этим заниматься, что они могли бы пользоваться услугами химчистки, что Стиву нужно отдыхать в свободное время. Тот в ответ даже не возразил против химчистки и дополнительных расходов, а просто сказал: — Бак, дай мне хоть что-то сделать для тебя. Я так хочу, мне нравится этим заниматься. И это правда. По вечерам Баки наблюдает, как Стив возится со стопкой выстиранной одежды, слегка улыбаясь, экспериментируя с температурой и режимами отпаривания для наиболее эффективного разглаживания ткани. Все это куда более мило, чем его странный энтузиазм по отношению к пылесосу. Баки смотрит на Стивовы расслабленные плечи, слышит, как тот подпевает песням по радио. Баки прекрасно знает, что Стив не ленивый, но дело даже не в этом. Глажка, мытье посуды, домашние дела — это все часть повседневности мирской жизни, это нормальность, мирная жизнь — все то, в чем Стив крайне нуждается. А может, все это куда глубже. Баки, наверное, никогда не решится спросить напрямую, но он часто думает про Стива до войны, до сыворотки, и пытается представить, какой тогда была его жизнь, каково ему было расти в нищете, болезненным, гомосексуальным и нежеланным. Может быть, в том, что есть у него сейчас — партнер, о котором он может всячески заботиться, — он тогда нуждался, не уверенный, что когда-нибудь все станет явью. Именно поэтому, несмотря на язвительные комплименты коллег по работе, Баки надевает рубашки, игнорируя то, что многие из его рабочего окружения носят футболки и джинсы. Он хватается за совместные моменты, в которые Стив прибирается, или гладит белье, или штопает носки, пока Баки заканчивает главу. Он держится за моменты, в которые они вместе готовят, или смотрят телевизор, или раньше идут в кровать. Он наслаждается утрами, в которые он просыпается со Стивом рядом, в которые он просыпается от поцелуев в плечо или в висок, в которые Стив приносит кофе в постель. В эти моменты создается такое впечатление, что им обоим абсолютно некуда торопиться, и в мире нет ничего важнее. Подобные дни почти возмещают все то время, что они проводят порознь, они почти возмещают все те рассветы, которые Баки встречает, сидя за столом в гостиной, заканчивая очередной безмолвный и одинокий день, они почти возмещают все обеды у родителей по воскресеньям, когда его мама смотрит на него встревоженно и говорит: «Я так понимаю, что Стив снова к нам не присоединится», и Бекка поджимает губы, злясь на Стива. Подобные дни почти возмещают все разы, когда Баки собирается наконец серьезно поговорить, но, стоит Стиву переступить порог квартиры, тут же откладывает разговор до лучших времен потому что иногда Баки напуган тем, насколько измотанным Стив выглядит, насколько сильно ему нужно утешение. Только вот лучшие времена никогда не наступают, потому что Стив снова и снова уходит. Баки знает, что ГИДРу нужно остановить, он понимает, почему Стив считает своим долгом уничтожить ее, он прекрасно осознает, что их активность должна быть прекращена в момент ее появления, что Мстители не могут дать своему противнику время на перегруппировку. Но, даже несмотря на это, Баки все равно тяжело. Иногда он думает: что будет, если у Мстителей никогда не выйдет искоренить ГИДРу полностью? А если и выйдет, что будет потом? Он не знает намерений Стива, не знает будущего, не знает, станет ли все лучше или только ухудшится, а может вообще прежним останется. Он не знает, придет ли всему этому конец.

*

— Должно же это все однажды закончиться, — говорит Брюс, прижимая к глазам холодный компресс. Стив с сожалением на него смотрит. Они только-только загрузились в квинджет после миссии, на которой потребовался Зеленый Код, и, несмотря на то, что Халк отступил без проблем, головную боль после себя он все же оставил. К сожалению, в воздухе вряд ли можно найти отдельную тихую комнату, поэтому Брюс был вынужден спрятаться от носа квинджета и его яркого света. Он лежит на трех сидениях во фюзеляже и надеется на то, что его товарищи по команде будут вести себя как можно тише. Не то что бы для них это тяжело, с такой-то усталостью и истощенностью. Не слышно даже привычной болтовни Тони. — Уже, — говорит Стив. Он сидит рядом на случай, если Брюсу что-то понадобится. Ну и потому, что ему самому нужен покой. — Мы все ближе к концу. Он пытается звучать убежденным, но правда в том, что его самого порой одолевают сомнения, и даже если он уверен в своих словах, сказать, насколько они близки к концу, очень сложно. Каждый раз, когда они нейтрализуют очередную базу, никто не знает, положили ли они конец еще одному небольшому злу, или же они вот-вот обнаружат новую ветку связи с остальными базами, которые до этого момента оставались нерассекреченными. Искоренить ГИДРу сложнее, чем избавиться от жгучей крапивы. И на логистике, и на морали команды негативно сказывается работа в таких непредсказуемых условиях. Они не знают точно, когда выкладываться на полную, а когда сдержаться, приберечь силы. Ни в ближайшем, ни в далеком будущем нет точного момента, на который можно было бы указать и сказать: нам нужно продержаться до вот этого дня, а потом все наконец по-настоящему закончится. Нет никакой даты, которую Стив мог бы сообщить Баки и попросить потерпеть. Он не способен обещать ему ничего, связанного с будущим. Да и как он может? Стив не уверен, как «после» будет выглядеть, он не позволяет себе об этом думать из-за боязни краха. Да и будет просто-напросто нечестно дать Баки надежду, чтобы потом попросить ждать бог знает сколько. Будущего вообще может не наступить. Тело Стива, может, и усовершенствовано, но он не бессмертный — он понял это во время падения ЩИТа, — и он знает, что такое битва, насколько непредсказуемой она может быть: ты можешь умереть в первые десять секунд, а можешь выживать годами, но полечь от одной-единственной пули в самом конце. Стиву очень хочется дать Баки хоть что-нибудь. Он знает, как тяжело ему дается постоянное отсутствие Стива, какой несчастный он из-за нынешнего положения дел. Стиву самому это все не нравится. Но у него выбора нет. Все, что он может — быть более быстрым, эффективным и беспощадным и надеяться на то, что благодаря этому они быстрее со всем покончат. — Пока мы можем ненадолго вернуться домой, — говорит он не то Брюсу, не то самому себе. — Это уже что-то. — Домой. Точно, — голос Брюса пропитан сарказмом, и Стив понимает, насколько нетактично прозвучали его слова. Он не знает точно, как давно случился инцидент, благодаря которому появился Халк, как давно Брюс потерял все — даже место, которое он мог бы звать домом. В данный момент он живет в Башне Мстителей: там есть ДЖАРВИС, Тони и их совместный проект по особой броне Железного Человека. Безопаснее места для него и для всех остальных и придумать нельзя, но даже несмотря на все преимущества, это все равно не то. Брюс продолжает: — Время от времени расслабляться и правда приятно. — Хорошая компания тоже может помочь, — добавляет Стив. — О, да, конечно, — отзывается Брюс после недолгой, сконфуженной тишины. Стив не знает, в чем дело — сложно поддерживать диалог с человеком, глаз которого не видишь. — У тебя ведь сожитель есть, — следует еще одна пауза. — Здорово, наверное. Нормальные люди и все такое, — он двигает руку поверх компресса. — Хотя, в защиту Тони могу сказать, что он не настолько плохой сосед, насколько я ожидал. — Я уверен, что так и есть, — отвечает Стив, думая, должен ли он поправить Брюса: их с Тони отношения явно отличаются от отношений Стива и Баки. Но, в конце концов, разве это важно? — Общие интересы — это тоже хорошо, — вместо этого добавляет Стив. Он видел достаточно моментов, когда Тони и Брюс усиленно думали над чем-то, чтобы понять, что они оба соединены такой связью, которой у них не может быть ни с кем другим. Ему интересно, каково это: столько лет жить в окружении людей не твоего уровня интеллекта, в окружении людей, у которых нет достаточного количества знаний, чтобы тебя понимать, а потом внезапно встретить такого же человека. Наверное, это похоже на то, когда ты оказываешься не в своем времени и не в своем месте, где никто не понимает большинство твоих предпочтений, а потом встречаешь кого-то, кто хочет самостоятельно узнать о том, что нравится тебе, и показывает, что такого особенного в том, что нравится ему. Стив чувствует, как что-то колет в груди — он до боли соскучился по Баки. Но квинджет быстрый. Скоро они приземлятся, и его от дома будет отделять лишь короткая поездка. После он продолжит работать, они изничтожат ГИДРу, и все наконец закончится.

*

Стиву нужно было понять, что ничего никогда не бывает так просто.