Философы, бирдекели и капелька страстей

      Ваню Светло можно критиковать за многое: за пиздабольство, за полную неприспособленность ко взрослой жизни, за тунеядство и лень, за полное неумение придерживаться хоть каких-то графиков. Ну и еще примерно за тысячу недостатков, да. Но вот в чем ему нельзя отказать, так это в принятии собственных желаний. Будь то суши в полпятого утра, новогодний выпуск семейного ситкома в середине июня или еще что-то – неважно. Ваня прислушивается к внутреннему “Я”, формулирует “хочу” и принимает его от и до. Не пытается себя переубедить, не подстраивается под моральные нормы и чужой комфорт, а просто принимает и делает все возможное и нет, чтобы свое желание претворить в жизнь. Нельзя сказать, что это никогда не приносит проблем. Приносит, да еще какие – жизнь вообще сука редкостная. Но зато Светло никогда не тратит время на споры с собой любимым, на рефлексии и самокопания, а тратит его на получение желаемого в полном объеме, да побыстрее, можно и без хлеба. Наверняка нежно обожаемые Ваней немцы осудили бы его подход, ввернув что-то про то, как философ должен страдать, как он не может быть эгоистичным, а все свои силы стоит бросать на поиски великой истины. Но что ж тут поделать: и великим свойственно ошибаться. Кому-то хорошо рассуждать с того света через высокопарные труды и заумные монографии, а кто-то еще живой и ходит ножками по земле. Посмотрел бы Светло, как кто-нибудь из них смог бы отказать себе в возможности сидеть в уютном баре любое количество времени, хоть с самого утра до самого закрытия, в отличной компании, под охуенную музыку и с вкуснейшим пивом в бокале.       Сказать, что Ваня почти живет у Рудбоя в баре только из-за халявной выпивки, нельзя. Было бы это так, Светло бы признался, хотя бы себе. Да и в Питере, если честно, таких мест, где ему рады и готовы угостить, не одно и даже не два. Ну и алкаш из него не очень: он может цедить один бокал полдня, отвлекаясь на болтовню с Рудбоем, троллинг менеджера Коли, общение с посетителями. И просто на интернет по отличному вайфаю, да. Так что нет, не в пиве дело. Ну, не только в нем, точно. Но, следуя своей личной системе ценностей, Ваня сразу решил не особо запариваться. Хочется ему приходить, вот и приходит. Иногда рано, так, что кроме хозяина бара и нет никого. Иногда под закрытие, когда завсегдатаи распускают языки и вываливают смешные и малоправдивые истории. Иногда просто заскакивает в обед, на полчаса, не больше, просто чтобы узнать, что у Рудбоя сегодня в плейлисте, и уходит. Так что если у кого и есть желание познать суть бытия и выяснить, почему и зачем Светло тусит в баре так часто, то пусть и выясняет. А лично Ване и так есть, чем заняться. – Мы не будем готовить супы. – Ты сам не знаешь, от чего отказываешься. – Ваня зевает, прикрывая рот ладонью. Спал сегодня мало и как-то неубедительно. Глаза теперь слипаются, а желание попить чьей-то кровушки становится все более сильным. – Может, это то, чего тебе не хватает для настоящего успеха! – Ага. Впихнуть полноценный горячий цех в нашу крохотную кухню, найти минимум двух новых поваров, вбухать кучу бабок и уйти в минус – даааа, звучит, как настоящий успех. – Рудбой что-то печатает на компе, хмурится и покусывает нижнюю полную губу. Светло перегибается через стол, заглядывает в экран, но видит только столбцы цифр и какие-то таблицы. – Нет в тебе жилки авантюризма. – А в тебе – жилки бизнесмена. – Туше! – Ваня покорно кивает, разводит руками и садится обратно. – Но очень супчика хочется. Куриного такого, знаешь. С золотистым бульончиком. И с греночками.       Рудбой шумно сглатывает и отрывается от ноута. Он смотрит на Ваню с таким искренним возмущением, что Светло даже стыдно становится, чуть-чуть, самую капельку. – Вот же ты сука. – Греночки. Такие, знаешь, хрустящие. Кубиками. И с зеле… – Завались, а?       Хочется не смеяться даже, а ржать. Рудбой делает вид, что продолжает работать и вчитываться в буквы-циферки на экране, но Ване-то видно, как он зависает взглядом на одной точке, морщится, как от боли, и чуть ли не облизывается. Наблюдать за чужой внутренней борьбой здорово, интересно и увлекательно. Вот Рудбой раздраженно выдыхает, вот еще раз пытается вникнуть в какую-то бумажку, вот зажмуривается на несколько секунд – и сдается. Захлопывает крышку ноута, встает из-за стола и обличающе тычет в Светло пальцем. – Никаких супов мы готовить здесь не будем! – Да я уже понял. – Ваня старается не смеяться, правда, но смех все равно вырывается наружу. – Ты же тут главный босс. – Вот именно. – Рудбой подхватывает ноут, сгребает бумаги со стола и кидает взгляд на большие старомодные часы, висящие над стойкой. – Мы сейчас пообедаем, и ты мне даешь честное слово, что не лезешь ко мне до самого вечера. Не отвлекаешь, не доводишь Коляса, не ноешь и не выпрашиваешь что-то несуществующее. Идет?       Светло выставляет вверх два пальца левой руки, правую прижимает к сердцу и кивает с самым серьезным видом, на который сейчас способен. – Слово бойскаута. – Из тебя бойс… – Рудбой обреченно машет рукой, отчего несколько листов пикируют вниз. – Ой, хуй с тобой.       Греночки жарит Антон. Маленькие, кубиками, румяные и очень аппетитные. А вот за супом Рудбой отправляет своего чудо-менеджера. Ваня не знает, какие такие функции выполняет Коляс, кроме пускания слюней на шефа, но сегодня решает оставить свои замечания при себе. Тот возвращается минут через пятнадцать с влажными потеками на ветровке и злостью, почти ненавистью на лице. Он ставит на стол два контейнера, источающих отличный куриный запах, хотя очевидно хочет выплеснуть их содержимое Светло в рожу. Но сдерживается, хороший мальчик. Ваня ему улыбается своей самой широкой и искренней улыбкой, и если она вдруг выходит капельку издевательской, то это просто совпадение. Честное слово.       Рудбой появляется в зале, довольно потирая руки. Запах почуял, наверное. Он благодарит Колю, хлопает его по плечу и спрашивает, почему себе не взял. Но ответа не дожидается: верный менеджер закатывает глаза и уходит к стойке. Наверное, жаловаться бармену Диме.       Перед тем как сесть за стол, Рудбой переключает плейлист. Запускает что-то на английском, ненавязчивый мягкий рок. Наверное, чтобы еда лучше усваивалась. Ваня улыбается, сам не зная чему, и принимается за суп.       Едят молча, только громко хрустя гренками. Рудбой тоже не дает им размокнуть, кидает в бульон и тут же вылавливает ложкой. Светло вот и сам терпеть не может, когда они расплываются.       Хочется почему-то, чтобы суп оказался волшебным, нескончаемым, чтобы посидеть вот так, вдвоем, понимающе переглядываясь и улыбаясь, подольше. Ване комфортно. Так круто и уютно, как давно не было. И не потому, что Рудбой опять повелся, не устоял, а потому что тот и сам получает удовольствие. И выглядит сейчас настоящим, расслабленным и довольным. Не запаренным вечными проектами в голове и проблемами с баром. Рудбою так намного, намного лучше. Без глубокой морщины на лбу, но с маленькими морщинками-лапками в уголках глаз. Без плотно сжатого рта, но с веточкой зелени, прилипшей к нижней губе. Ваню вдруг ебашит пониманием, что Рудбой каким-то образом стал не просто очередным знакомым, а кем-то близким. Тем, за кого Светло… немного переживает? Он знает, что, несмотря на популярность у клиентов, бар не приносит слишком много прибыли. Знает, что желающих на это место, тихое, но близкое к центру, до хрена. И что Рудбой иногда зависает, падает куда-то внутрь собственных невеселых мыслей – знает тоже.       Открытие, что ему не похуй, Светло немного обескураживает. Он доедает последнюю ложку, вытирает салфеткой губы и кидает в рот пару сухариков, просто так, чтоб не сидеть истуканом. У Рудбоя остается еще немного, почти на самом дне. Он ест аккуратно, без всяких раздражающих звуков и движений. Приятно так ест, да. Ваня засматривается неожиданно сам для себя. Но не удивляется. Рудбой – по-своему красивый, не смазливый, но совершенно точно притягательный. С крупными чертами лица, с собственным стилем, который Светло нихуяшечки не понимает, и с сумасшедшим обаянием. Он далеко не первый человек, которым Ваня… очаровывается. Светло любит необычных, выдающихся людей. Собирает их в свою внутреннюю копилку, коллекционирует. Пытается понять и разобраться, что там, глубже, под броней из стильных шмоток или росписью татуировок. Так что нет, заинтересованность Рудбоем Ваню не пугает и не настораживает. Он же философ, как-никак. А философам свойственны странные мысли и поступки, правда ведь?       Обещание приходится сдерживать. Рудбой пропадает где-то, наверное, уходит работать наверх, в свою квартиру, и Ваня тоже сначала решает свалить. Но почему-то остается, устраивается за любимым рудбоевским столиком со своим ноутом, открывает статью, которую обещал сдать еще неделю назад. Странные картинки и постеры на стене больше не пугают и не вызывают оторопь, но прежде чем приняться за работу, Светло зачем-то салютует дикой фотке – семье в старомодных нарядах на сине-зеленом фоне. Почти сразу притаскивается Коляс. Он недовольно смотрит на Ваню, хмурится, пытается выглядеть так же внушительно, как Рудбой, наверное, но выходит так себе. – Тебе тут не библиотека. Больше негде сидеть? И это Ванин стол, а не твой. Пересаживайся. – Неа. – Вместо нужных двадцати страниц в документе целых две. Печально. Ваня вчитывается в начало, но там такая нудная херня, что он выделяет все написанное и нажимает на Delete. – Тут есть розетка. – Тут почти везде есть розетки. – Светло не смотрит, но спорить готов, что Коля сейчас скрещивает руки на груди, поджимает губы и чуть ли пар из ноздрей не пускает. – Серьезно? – Хочется еще сильнее потыкать палочкой, вывести впечатлительного чувака окончательно, но Ваня вспоминает свое обещание. Блин. Он смотрит на Коляса максимально открыто и даже без намека на улыбку. – Скоро начнут подтягиваться люди. А за этот стол все равно никого не сажают. Смысл еще один занимать? Тем более Рудбоя пока нет. – Ну да. Конечно же, все дело в этом. – Ты же менеджер. Слышал что-нибудь о рациональном использовании пространства и ресурсов? Знаю, звучит слишком сложно, но я в тебя верю, дружище. Хочешь, посоветую пару книг? Таких, попроще, без умных слов.       Коля не хочет. Он разворачивается и уходит, оставив наконец Ваню наедине с ненавистной статьей.       Когда счетчик страниц показывает двадцать семь, Светло ставит финальную точку, подведя итог едкой внушительной фразой. Он потягивается, так, что кости и позвонки хрустят, растирает уставшие глаза. Не давая себе шанса передумать, отсылает статью редактору. Знает, что, если начнет перечитывать, опять сотрет все к хуям и захочет переделать заново, снова проебывая сроки.       В зале уже до хрена народа, столы заняты почти все, кроме самого большого – с табличкой “зарезервировано” – и еще одного, дальнего. За стойкой тоже многолюдно, но пара пустых стульев все же есть. Ваня закрывает документ, отключает комп и встает, постанывая от неприятного ощущения в затекших мышцах. Он замечает Федю уже у самой стойки, а потом и соседа его узнает, даже охает от радости.       Витю он не видел уже пару лет, интересы разошлись у них давно, да и в Питере тот бывает редко. Но отношения сохранились хорошие, приятельские. Ваня хлопает его по плечу, а потом приобнимает чуть-чуть. СД разворачивается на стуле, тратит пару секунд на узнавание, а потом стискивает Светло в крепком объятии. – Ты тут какими судьбами, дурень? Тысячу лет тебя не видел. – Тот же вопрос! – Ваня правда, правда рад его видеть. Федя тоже довольно лыбится, освобождает для Светло стул, пересаживаясь на соседний, свободный. – Не думал, что ты в таких местах бываешь. – У меня встреча. Ну, рассказывай, чем живешь. Не надумал к нам податься, а?       Они некоторое время обсуждают новости, личные и просто всякие, Славину карьеру, Витины стримы и все на свете. А потом в зале появляется Рудбой. Он выглядит уставшим и замордованным, таким, как всегда после долгой рутинной работы с бумажками, но расплывается в улыбке при виде Вити. Он идет не за стойку, а подходит через зал, чтобы не просто руку пожать, а полноценно обняться. Светло… странно. Он-то знает, что и как связывает его и СД, а вот как жизнь свела Рудбоя, которого кроме его бара и хитровыебанной музыки и не интересует ничего, с Виктором? Интересно. Он как раз собирается расспросить Федьку, который всегда в курсе основных сплетен и хитросплетений личных отношений, когда вечер окончательно перестает быть томным.       В бар, любимый Ванин ламповый, тихий и приятный, вваливается компания, человек восемь. Часть людей сразу двигают к зарезервированному столу, но трое идут прямо к стойке. А Светло выдыхает пораженное “да ну нахуй”. Не знать Оксимирона, даже не вращаясь больше трех лет в рэп-тусовке, нельзя. Он сейчас на каком-то особо ебанном витке популярности, Олимпийский собрал не так давно, из каждого рекомендованного видоса выпрыгивает на ютубе. Со Славкой вон батлился, рекорды по просмотрам бил. Тех, что с ним, Ваня тоже смутно узнает – выступают вроде вместе, один, высокий и тощий, на бэке скачет, а второй, иностранец, диджеит.       Почему-то их появление в баре Светло выбивает из колеи. Хорошо, что не Киркоров с Тимати под ручку. Ваня смотрит, как Оксимирон сгребает Рудбоя в охапку, обнимает, лохматит ему волосы и даже вроде как в щеку чмокает, и не может разобраться в собственных эмоциях. Ему не то чтобы неприятно, просто… как-то. Лысая суперстар отечественного рэпа уже здоровается с СД, активно лобызается. А смуглый и невысокий, тот, который вроде у Оксимирона за диджейским пультом, лезет обниматься к Рудбою. Который вдруг светится, как лампочка. Искренне радуется гостям, только тощему сдержанно жмет руку и коротко кивает. Сам провожает всю компанию, вместе с Витей, за стол, усаживается с ними. Посетители бара, конечно, пялятся, но ни подойти, ни делать фотки почему-то не спешат. Ваня все ждет хоть какого-то жеста от Рудбоя в свою сторону, ну хоть чего-то, но не дожидается. Это не обидно, нет. Светло все же не двенадцать, спасибо. Да и виделись сегодня, что уж.       Перед ним на стойку ставят пиво, светлый лагер, неплохой, но не любимый. И бирдекель – обычный прямоугольный Carlsberg, а не красивенький пафосный черный пластик. Настроение вдруг скатывается ниже некуда. Ваня кисло улыбается бармену, отпивает из бокала. И вспоминает, что компания у него все же есть. Букер уже с кем-то треплется, но Светло настойчиво дергает его за рукав, заставляя обратить на себя внимание. – Феденька, ты же у нас всегда в курсе. Откуда Рудбой Оксимирона знает? – В каком смысле “откуда”? – Букер смешно округляет рот и таращит глаза, сразу становясь похожим на какого-то персонажа мультфильма. Не очень умного, но доброго и обаятельного. – В прямом, Федь, в прямом. – Так Вано же бэчил у него, в самом начале. Он был первым Охрой. – Чегооооо? – Светло одурело трясет головой, смотрит на Букера, как на сумасшедшего. Оглядывается на стол, к которому бармен несет загруженный бухлом поднос. – Первым Охрой? – Ну ты, Вань, как с Луны. У Мирона сначала бэк выступал в маске с разрисованным ебалом, помнишь? – Светло отрицательно мотает головой. Федя лезет за телефоном, что-то там выискивает несколько минут, а потом протягивает его Ване. – На вот, глянь.       Ролик называется “Кто скрывается под маской Охры”. Там какое-то школоло заумным тоном вещает про завесы тайн и нестыковки, показывает кадры из стареньких всратых видосов и – внезапно – фотку Рудбоя. Он на ней молодой еще, смешной, татух на нем раза в три меньше, а настоящей привлекательностью, такой, как сейчас, и не пахнет. Но это определенно Рудбой. Ваня просматривает некоторые моменты повторно, например, те, в которых сравнивают одну фигуру в маске с другой, более высокой и не такой широкоплечей. И кадры, где уже без маски по сцене скачет чувак, который сейчас сидит за столом с Оксимироном и всеми остальными.       Светло в ахуе. Он возвращает Феде телефон и залпом допивает пиво из бокала. – Вот уж нежданчик. – Странно, что ты не знал. – Букер невозмутимо пожимает плечами, но посматривает на Ваню с интересом. – Да нахуя мне этот ваш Оксимирон сдался? Просто… – Он щелкает пальцами, пытаясь подобрать подходящие слова. – Рудбой вообще не похож на того, кому вот это интересно. – Зря ты так. У него охуенно выходило. Но там какие-то заморочки то ли с учебой, то ли с личкой вышли. Он из-за этого Охру и придумал, палиться не хотел. И уже потом, когда Ванька ушел с концами, Макс тоже в маске выступал, но ему не пошло совсем. Да и фанаты, ты знаешь, как ФБР. Просекли сразу, разнюхали. – И что, все? Его просто заменили и все? – Вань, да ты лучше у Рудбоя спроси. Я же не в курсе подробностей. Хотя он, кажется, на эту тему не разговаривает ни с кем. – Почему? – А я ебу?       Они сидят еще минут пятнадцать от силы. Светло кидает иногда взгляды на шумную компанию за столом, пытается разобраться в том, почему его так переебала новая информация, но не может. Рудбой не участвует в общей беседе, разговаривает в основном с иностранцем, но выглядит органично, даже слишком. И улыбается как-то незнакомо, чуждо. Ваня хочет подойти, сделать что-то дурацкое, типа напомнить Рудбою, что это вообще-то его бар и его клиенты, что некрасиво вот так вот игнорить всех, особенно Светло. Но вместо этого он рассчитывается за пиво, пожалуй, впервые за долгое время, забирает ноут и уходит домой. Он же обещал сегодня вести себя хорошо и Рудбоя не отвлекать? Обещал. Со словом скаута не шутят.