Lupus

Если человек по-настоящему любит, рано или поздно он расскажет всё, что у него на душе.

      Утро встретило Изуку злыми кроваво-красными глазами, внимательно рассматривающие лицо парня. – Каччан! — парень кинулся к нему и повис на шее. – Ты в порядке… Я так переживал…       Но вместо ответных объятий, его настойчиво отстранили одной рукой, что сильно удивило, и даже насторожило Мидорию.       Правая рука блондина регенерировалась и сейчас предплечье состояло из костей, и наростов мышц, что продолжали распространяться. – Пахнет… — единственное, что произнёс Катсуки и указал на пухлые губы зеленоглазого. – Пахнет… Да? — неприятные воспоминания нахлынули с новой силой, как и горькие слёзы. – Каччан, я… Угх… Меня… А ты…       Изуку всё рассказал, абсолютно всё, что помнил, а помнил он всё до малейшей детали.       С каждой новой секундой лицо Катсуки меняло выражение. Сначала была жгучая злость, затем холодный гнев, глубокая печаль, а по завершению в глазах кроваво-красного цвета, серой дымкой, отразилось горе. От злости Бакуго сломал изголовье кровати. – Убью… — опрокинул зеленоволосого на постель. – Я убью его… — уткнулся носом в открытую вырезом футболки ключицу, тяжело дыша.       Мидория лишь крепко обнял его широкую спину и медленно начал гладить по колючим волосам. – Ты мой, — процедил Бакуго. – Только мой.       Деку молчал. Конечно же, он с самой первой встречи стал принадлежать только ему.       Белый потолок, как же часто мы видим его, и он видит нас всегда разными. Спим ли мы, плачем, смеёмся, или же любим. – Каччан, что с тобой случилось? — любопытство взяло верх. – Откуда такая рана?       Ответа не последовало, но Изуку почувствовал как по шее скатилась холодная капля, что вскоре стала лишь мокрым пятнышком на белой простыне.       А после красноглазый поднялся, сел, согнув колени, утянул за собой зелёноволосого, обнял, и спрятался сзади в плаще. – Мой брат. Мы дерёмся за мою жизнь. Не знаю зачем, почему, но так решил отец. С самого детства он относится ко мне… — Катсуки закусил губу. – С жестокостью… С презрением… – А что с твоей мамой? – Она пропала, ещё когда я был маленьким.       Молодая красивая женщина с колючими на вид волосами пшеничного цвета и красными глазами цвета крови, любяще улыбалась, и показывала своей маленькой копии чудеса природы. – Она была хорошей.       Красноглазый сильнее прижался к парню.       Больше спрашивать Деку не стал.       Мидория хотел повернуться к нему, обнять, но ногой задел фотографию стоящую на тумбочке. – Ой! — звук разбившегося стекла прервал угнетающую тишину.       В рамочке был мужчина, стоящий рядом с Инко, а в руках он держал белый свёрток, из которого была видна крохотная ручка.       Катсуки испуганно охнул, когда увидел кто изображен на фотографии. – К… Кто это? – Мой отец — Хисаши, — грустная улыбка озарила лицо Деку. – Я помню только то, что он каждую ночь приходил ко мне и желал спокойной ночи, несмотря ни на что. Всегда, но... — улыбка пропала, а руки затряслись. – Той ночью он не пришёл, сколько бы я не ждал. Уже светало, а его всё не было. – … — рука, уже наполовину покрытая мышцами, обвила тонкую талию. – Я рад, что с тобой все хорошо, Каччан. Ты бы знал, как я испугался, когда увидел тебя. Ты был… Очень красивым, — блондин был приятно удивлён, на что немного покраснел. – В образе волка, — радость куда-то улетучилась, а вместо неё, пришла обычная хмурость.       Изуку повернул к нему голову. – Ну чего ты? Эх… — легонько поцеловав в кончик носа хмурого «щенка», Мидория вырвался из объятий и «полетел» на кухню.       А на его кровати, из стороны в сторону, начал кататься красный кокон. Ввести Катсуки Бакуго в краску и заставить вести себя как школьница? Легко. Правда, это получиться только у одного человека на всем белом свете. – Смогу ли... — печально проговорил блондин, закрывая глаза.