Спасти

      Патриция проснулась с первыми лучами солнца, потревоженная негромкими шагами в коридоре за закрытой дверью. По-прежнему болела голова, а еще появилось странное липкое непонимание: действительно ли Сильвер нашел виновных и просил ее свидетельствовать, или все это только привиделось ей? Взгляд в окно доказал — быть этого просто не могло, потому как утро только наступило и все еще кое-где висел клочьями ночной сумрак.       Эльфийка осторожно поднялась на ноги, плеснула в лицо воды из стоящего на столе кувшина, медленно огляделась по сторонам. В маленькой чердачной комнате она была одна, если не считать неподвижного паука под самым потолком, но чей-то взгляд по-прежнему преследовал ее — и даже не было необходимости гадать, чей именно.       — Хорошо, твое безличество, хорошо, — прошептала она в пустоту, в примирительном жесте поднимая мелко дрожащую руку. — Я готова признать, что ты и в самом деле есть или что-то вроде того. Только давай ты будешь как-нибудь отдельно, идет?       В висках зашумело — впервые ответ Безликого стал не просто чужеродной мыслью среди собственных.       Ты мои глаза и мой голос.       Она различила шепот, едва уловимый, на грани слуха, и только миг спустя поняла, что Безликий не говорил этого сам — он заставил сказать ее. От этой простой фразы бросило в дрожь. Привычно было бы съязвить, погрубее одернуть собеседника, морально плюнуть ему в лицо — только вот все это было небезопасно позволять себе, когда речь шла о достаточно своенравном духе.       — Не уйдешь, значит? — тишина. — Верни мне меня, слышишь? Верни!       И снова тишина, только просыпающийся город возился за окнами — стучали подковы по дороге, слышались эльфийские голоса, даже робко чирикнула одинокая птица. Патриция еще раз как могла подробнее восстановила в памяти обрывки сна. Сон ли? Да, поняла она спустя миг. Определенно сон. Она видела дружескую улыбку Сильвера, адресованную, между тем, Мартериару. Так быть не могло. Любой из них с полной искренностью бы сказал или сделал что-нибудь только перед погребальным костром другого, Патриция это знала.       — Верни мне меня, Безликий, — глухо прошептала эльфийка. — И мое настоящее со своим не смешивай.       Она догадывалась, как возник этот сон. Она видела то, что видеть хотела; она хотела, чтобы все закончилось, чтобы кто-нибудь нашел виновных, а Сильвер с Мартериаром просто заткнулись и хоть как-то поладили. И, подумать только, такой простой вещи хватило, чтобы ввести ее в заблуждение.

***

      Храм Безликого выглядел внутри пустым и брошенным, словно за несколько дней здесь промелькнули года — потускнели витражи, покосились подвесные светильники, как будто мертвым сном уснула каменная статуя. Даже легкие шаги двух эльфов по холодным плитам звучали под потолком вкрадчиво шепчущим эхом, а когда за ними захлопнулись ворота, эхо вскрикнуло, заметалось под потолком и растворилось в частом стуке сердца.       Кайра шла за Верховным и не могла оторвать глаз от их блеклых теней на полу. Никак не унималась паническая дрожь, жрица знала, что наверняка лишилась голоса — к ней явился Верховный. Сам Верховный явился к ней — так каков был ее проступок? Последний раз она так близко видела кого-либо из верхушки жречества несколько лет назад, когда вступала в должность смотрительницы, и с тех пор только иногда доводилось встречаться с кем-нибудь из них глазами. Теперь же…       Оставалась еще надежда, что Верховные наконец-то получили ее послания с просьбами о помощи, но тут же вспомнилось, что просила она о помощи горожанам, а отнюдь не о визите в храм — и сердце снова ушло в пятки.       Верховный прошел зал служений, миновал статую и алтарь и, свернув в боковой коридор, остановился перед ведущим к кельям коридором. Послушниц и младших жриц здесь быть не могло, храм они оставили давно, но за полуприкрытой дверью слышались легкие шаги.       — Из тех сказаний я, каким не сбыться, — глухо заговорил Верховный, оборачиваясь к Кайре, — Мы встретились, давай откроем лица. В моих глазах огонь, нет сил смотреть: отступник, для тебя расплата — смерть.       Кайра склонила голову. Она помнила, что именно так начинается первый из немногочисленных стансов Безликого, знала, что это не те строки, в которых следует искать утешения — но сейчас слова холодной дрожью отозвались вдоль позвоночника.       — Безликий учил смирению.       Кайра молчала. От нее не ждали ответа, да и едва ли она могла что-нибудь сказать сейчас.       — Вы преступаете обеты, принесенные вами перед ликом Заступников.       Шаги за дверью стали слышнее, дверь приоткрылась еще немного, в коридор выскользнула эльфийка в таких же темных одеждах, как и у остальных приезжих. Она почтительно склонила голову и, не глядя в глаза Верховному, протянула ему исписанный до половины лист. Кайра вздрогнула. Это определенно было одно из ее неоконченных писем — и да примут ее душу Заступники, если оно было одним из последних, адресованных Мартериару.       — Вы бросили город, сбежали, но не отреклись, не нашли в себе мужества признать, что к жертвам не готовы. Или, — проницательно взглянул на нее Верховный, — не только страх смерти потревожил вас?       Неожиданно в другой руке Верховного обнаружился другой лист, более потрепанный и явно написанный не в последние недели. Кайра безошибочно различила немного небрежный почерк Мартериара и молча закрыла лицо руками. Обычно она сжигала его письма, но это сжечь не смогла, так и хранила вдали от лишних глаз, а в последнее время, помнится, перечитывала, когда накатывало слишком сильное отчаяние. Теперь же оно оказалось в руках Верховного.       Тот бегло просмотрел оба — лицо его не дрогнуло — и лишь затем снова поднял взгляд на Кайру. Почему не удивлен?       — Вы предаете предназначение жречества — быть глазами и голосом Заступников; отдать им всю душу без остатка, если они потребуют.       «Да, я предаю», — неожиданно призналась сама себе Кайра. Признание это было страшное, как звон колокола по ушедшим душам, и окончательное, как короткий стук топора палача. — «Потому что если Заступникам нужна моя душа, мне нечего дать им — я уже отдала всю ему. Если Безликий будет милостив, я распрощаюсь с храмом сразу, как только все вернется на круги своя».       — Я сожалею, — тихо произнесла Кайра, склонив голову и сцепив перед собой ладони.       «Я сожалею только о том, что боюсь смотреть в глаза правде», — она могла бы повторить это, на весь свет крикнуть — но молчала. Отречение последней смотрительницы сейчас вызвало бы еще большие волнения, а потому надлежало молчать.       — Мы смотрим за вами так пристально, как не смотрел бы и сам Безликий, — холодно посулил Верховный, сминая письма в ладони. Листы окутала короткая вспышка пламени, и Кайра вздрогнула — Верховный редко проявлял свой дар, но демонстрации всегда бывали убедительны. — Вы знаете, что ждет отступников. Не в этом мире — в ином.       И, не оборачиваясь, стремительно зашагал к выходу из храма, оставив Кайру стоять на прежнем месте и смотреть, как хлопья золы, медленно планируя, опускаются на пол. Секунды, отзвучавшие до дверей шаги Верховного и его сопровождающих, безмолвно последовавших за ним из неприметных теней — и глухой стук закрывшихся высоких дверей. Кайра медленно, стараясь, чтобы сапоги не стучали слишком громко по плитам пола в напряженной тишине, прошла к центру залы и остановилась перед неподвижным изваянием Безликого.       Колени коснулись пола, эльфийка склонила голову и протянула руку, кончиками пальцев дотрагиваясь до резьбы у основания алтаря — не как жрица, как обычная просительница. Медленно подняла глаза, вглядываясь в овал отсутствующего лица статуи, покачала головой и снова отвела глаза.       — Прости меня, Безликий. Уж лучше я предам тебя, чем себя. Прости. Ты уже давно перестал отзываться мне. Ты знал. Что ж, если так, — ее губы дрогнули в отстраненной улыбке, — благослови меня в последний раз нести слово твое. Коль скоро миновала опасность, я дождусь того, кто сможет занять мое место — и тогда мы с тобой распрощаемся до встречи у Врат.       Нужно было оповестить горожан о том, что чума не страшна больше, что беда отступила. Нужно было еще раз выйти перед толпой в роли голоса Заступника — что ж, быть по сему, когда-то Кайра сама выбрала этот путь и должна довести дело до конца, даже если решила теперь от него отказаться.       Следующий рассвет встретил город радостными новостями — угрозы больше нет. Толпа на площади разразилась аплодисментами и радостными криками, по приказу смотрительницы Кайры сожгли вывешенный на ворота в начале эпидемии погребальный венок. Ликования продолжались, импровизированные гуляния постепенно распространились на соседние улицы, и никому не бросилось в глаза, что смотрительница дольше на площади не задержалась.       Тем же днем в столицу потянулись рыцари ордена — те немногие, кто после обрушения Обители освободился от чар и каким-то образом выбрался из-под обломков. Они один за другим являлись к Кайре, сдержанно отчитывались о том, что в итоге вынуждены были вернуться, возвращали недоставленные письма с просьбами о помощи Нэртельвею — и просто уходили. Кайра поначалу была более чем напугана, но быстро поняла: они не помнят совершенно ничего из того, что произошло в Обители. Должно быть, к лучшему. Возможно, она и сама вскоре убедит себя, что это был просто смелый домысел или безумный кошмар.       Патриция полдня провела в стенах трактира, стараясь лишний раз не покидать комнаты. После того страшного своей похожестью на действительность сна ей было более не по себе, нежели обычно — а потому неожиданно заглянувший к ней Мартериар заставил ее вздрогнуть.       Рыцарь, как и обещал, нашел для нее легкий одноручный меч — простой, без излишеств, единственным его украшением было замысловатое клеймо кузнеца. Патриция неуверенно взялась за рукоять, но все было не так плохо, как она сперва предполагала. Хотя, конечно, меч был ощутимо тяжелее привычных кинжалов.       — Шел бы ты к демонам, Безликий, — прошептала оруженосец. — Я — это я. И тебе места рядом нет.       Для попытки натаскать Патрицию на хотя бы общие правила обращения с непривычным оружием Мартериар выбрал один из пустырей в дальней части города — там они точно никому не помешают, а Патриция сможет сосредоточиться без оглядок на проходящих мимо рыцарей или горожан.       Впрочем, пустынность выбранного места сосредоточиться Патриции не помогла — эльфийка выглядела нервной и даже немного больной, во всяком случае, бледность лица, почти синие из-за холода губы и пролегшие под глазами темные тени последних почти бессонных ночей не красили ее. Разговаривать об этом она отказалась — а когда Мартериар остановил тренировку и прямо спросил, что произошло, она воткнула меч в мерзлую землю, демонстративно зевнула и заявила, что устала и что хватит с нее на сегодня. А потом подхватила клинок и вяло поплелась прочь, не обращая внимания на то, что солнце еще только склонилось к горизонту.       И все-таки все вернулось на круги своя даже более, чем Мартериар мог предполагать — ранним непогожим утром из-за сильного ветра ударившаяся о створу приоткрытого окна птица с коротким письмом доказала это в считанные секунды. Он знал, от кого послание, еще до того как развернул его — никто, кроме Кайры, не стал бы связываться с ним таким способом.       Мелькнула было мысль, что у нее просто есть для него какое-нибудь поручение — как от жрицы к одному из рыцарей подчиняющегося ей ордена. И он за то короткое время, что вскрывал записку, даже убедил себя, что все и в самом деле так; что поручение, должно быть, срочное, иначе какая необходимость уведомлять его сейчас, когда солнце еще не показалось над горизонтом, только рассветив небо бледными тонами. Только записка была написана так просто, что, попади она в чужие руки, этот человек или эльф располагал бы прямейшим доказательством чувств жрицы к рыцарю. Собственно, поэтому в конце ее вместо подписи красовалось выведенное знакомым почерком «Догадайся». Догадываться Мартериару было не надо, он и без того знал.       Знал так же хорошо, как и то, что приходить на назначенную встречу не стоило.       Городская стена, даже не набережная. Обычно они выбирали места потише, чтобы как можно меньше случайных прохожих могло увидеть их вместе и распустить потом невесть какие слухи — репутацию жрицы было слишком легко запятнать и слишком тяжело спасти. А стена, не такая уж и высокая, хорошо просматривалась из окон некоторых домов и даже с расположенных на холме улиц. Кроме того, на постах должны были быть стражники.       Мартериар знал, что приходить не стоило, но пришел. Кайра обнаружилась недалеко от лестницы, против обыкновения вновь одетая как наемница и накинувшая сверху теплый плащ — что ж, так действительно было труднее узнать ее случайному взгляду. Эльфийка смотрела в постепенно светлеющее небо и маленькими крупицами падающие из редких серых облаков снежинки.       — Снег пошел, — прошептала она, оборачиваясь к Мартериару. Тот только рассеянно покачал головой.       — Давно ты здесь?       Кайра отвела глаза и вновь вернула взгляд к небу над горизонтом.       — Не так долго, как ты, наверно, решил. Я просто… думала.       Последнее слово она произнесла после едва заметной паузы, словно не до конца решившись на него. И, словно стараясь чем-нибудь отвлечься, взглянула на свои покрасневшие от холода руки — в следующий момент Мартериар взял ее холодные ладони в свои.       — Ты можешь рассказать мне все.       Кайра чуть улыбнулась. Он не настаивал на своем участии в чем бы то ни было — но напоминал, что готов помочь и поддержать, если ей это нужно.       — Видишь ли, я, — она опять запнулась. — Со мной говорил Верховный. Он нашел одно из твоих первых писем и… мой недавний ответ на него.       — Приятно знать, что спустя несколько лет ты все же решила мне ответить.       Голос оставался спокойным, как и выражение лица, но Кайра видела, что он встревожен и даже несколько осуждает ее. Конечно, столько лет пресекала любые встречи и разговоры наедине, сжигала записки, постоянно твердила, что будет, если их обвинят — но продолжала хранить именно те письма, которые могли бы рассказать о них чуть меньше, чем все.       Но от упреков сейчас ничего не изменилось бы. Ни то, что она все-таки хранила письма, ни то, что они попали в руки Верховному.       — Знаешь, он говорил со мной. Сказал, что я предаю все, чему клялась. Сказал, что… много что сказал. Ты, наверно, догадываешься.       — Считаешь нужным выслать меня из столицы? — уточнил рыцарь. Если уж догадываться, то на шаг вперед.       — Нет, — упрямо мотнула головой Кайра. — Я думала. Я… я действительно предаю.       Мартериар только грустно усмехнулся — кажется, она в самом деле в полной мере осознала это только сейчас. А ведь он действительно понимал это с самого начала, понимал, насколько глупым и неправильным было стремление добиться ее взаимности наперекор уставу, такие отношения прямо запрещавшему. Оставалось только поджать губы и учтиво склонить голову — вот, значит, к чему сводился ее ответ на то письмо. Что ж, если вышлет из столицы, то так тому и быть.       И тут — неожиданно, как гром среди ясного неба:       — Поцелуй меня.       И, не дожидаясь его реакции, Кайра сама привстала на носочки и сама порывисто прижалась своими губами к его — и так же неожиданно отстранилась, спрятала глаза и смущённо отвела взгляд.       Вся её высокоценимая репутация жрицы могла ко всем демонам сгореть в пламени бездны.       Мартериар снова притянул её к себе, обняв за плечи и уткнувшись носом в растрепанную русую макушку, почувствовал, как Кайра обняла в ответ — да, определённо не стоило сюда приходить, потому как после этого репутацию жрицы было уже не спасти никакими средствами.       И только чуть отстранившись и краем глаза заметив, что Кайра улыбается, он понял — она не хочет, чтоб её спасали.       Следующий поцелуй — не такой поспешный, не так похожий на прыжок в пропасть, более долгий, чем пара секунд. И снова тёплые объятия, тепло рук и губ, и бархатистая холодная полутьма вокруг, рассеиваемая лучами восходящего солнца — и резкий голос непрошеного свидетеля:       — Приметам, я вижу, не следуете.       Кайра вздрогнула, Мартериар обернулся, безотчетно притянув к себе жрицу чуть ближе.       На верхней ступени лестницы обнаружился Сильвер — рыцарь прислонился к выступу перил и сложил на груди руки, осуждающе и вместе с тем заинтересованно глядя на эльфов перед собой.       — Что вы здесь делаете? — тихо и чуть растерянно потребовала ответа Кайра.       — Я вашим же распоряжением, жрица, — тон его голоса своей дерзостью оставлял желать лучшего, — назначен на командование гарнизонными войсками, и стражей в том числе.       Он выпрямился и сделал несколько шагов вперёд. Выражение на его лице по-прежнему оставалось чем-то средним между заинтересованностью происходящим и достаточно явным неодобрением. Ещё бы, ведь это значило, что тогда, год назад, поднимая мятеж и обвиняя жрицу в нарушении обетов, он был как никто прав.       — Что же привело сюда вас?       Ответ был очевиден, но Сильвер ждал — не то давал им возможность оправдаться, не то хотел получить прямое подтверждение своей правоты.       Кайра на мгновение опустила глаза, но уже спустя миг нашла в себе силы встреться взглядом с Сильвером. Так или иначе, это было ее решение, скрывать которое она не намеревалась, рано или поздно он все равно бы узнал — так какая разница, до того, как она оставит пост смотрительницы, или после?       — Вас совершенно не должно… - начала было она, но ее перебили.       — Легион мертвецов.       Секундное замешательство и особенно громкий свист ветра в ушах.       — Прошу прощения? — уточнил Сильвер, и Мартериар указал на склоны гор.       Сейчас, когда лучи поднявшегося солнца высветили каменные кручи из непроглядного ночного сумрака, стало видно, что по тропам действительно спускаются мертвецы. Мартериар не смог объяснить никому кроме себя, как он это понял — уж слишком бы надуманным показалось объяснение — но рану на руке, переставшую беспокоить его после обрушения Обители, снова прострелила тупая боль, отозвавшись на сей раз в начинающемся на виске и пересекающий левую бровь шраме, оставшемся от едва не убившего его заклинания.       Следующим осознанием стало простое открытие — мертвецы спускаются с гор, движутся к Нэртельвею от разрушенной обители. Все, кого уничтожение алтаря вернуло к жизни, уже были здесь. А безликая толпа наверняка состояла из тех, кому не столь повезло.       — Они боятся света, верно? — совсем тихо уточнила Кайра, и в этот же момент с неба на них рухнула почти ночная темнота — тяжёлое густо-черное облако закрыло восходящее над столицей солнце. Ветер взвыл еще отчаяннее и с остервенением рванулся дальше по стене, роняя снежные шапки с зубцов и взметая вихри из маленьких колких снежинок. Вмиг стало холоднее — казалось, можно было увидеть и почувствовать, как промерзают камни под подошвами сапог.       — Смилуйся, Безликий, — пробормотал Сильвер. Кайра и Мартриар молчали. Преступившим обеты звать Заступника смысла не было.       — Закройте ворота. Оповестите горожан, — обернулся к нему Мартериар. Холод и боль подействовали отрезвляюще, но так и не подсказали, что же предпринять дальше. — Если Верховный еще в столице…       Сильвер понимающе кивнул. У них было слишком мало воинов, чтобы рассчитывать на успех, и поддержка едва ли не единственного сильного мага в столице могла склонить чашу весов в их пользу.