Спасти

      Медленно падали, кружась в красноватом огненном свете, хлопья золы и пепла, постепенно оседала поднявшаяся от взрыва пыль. На обломках стены и башни бушевал пожар, но на развалинах среди комьев вывороченной земли пламя билось только редкими островками над обломками досок, да гаснущими углями рассыпалось по прилегающим улицам. Наверняка задело другие постройки — оставалось только надеяться, что пожар не распространится далеко.       Сильвер через силу открыл глаза. Видел он только обгоревшую землю, мутные островки пламени, темноту за ними вдалеке — что бы ни металось там, он не мог различить ничего, кроме зыбких образов. Зрение поплыло, помутнело, вновь стало четким — и голову словно сжали раскаленным обручем. Он на миг зажмурился и попытался приподняться на руках, чтобы хоть немного осмотреться вокруг, но руки, особенно правая, слушались плохо, а голова словно налилась свинцом. Через несколько минут ему удалось, опираясь на обломок стены, подняться на ноги. Голова по-прежнему кружилась, из уголка рта текла кровь, руки дрожали — и рыцарь снова опустился на одно колено; темнота беспамятства вновь подступила вплотную. Нечего было даже пытаться оценить обстановку.       Где остальные?       Мысли бились вспыхивающими обрывками: лучники ушли, забрали с собой Кайру — наконец-то, камень с шеи… Выкормыш, Патриция, тоже ушла, отправил ее куда-то… Если она там сдохнет, Мартериар ему… А Кайра звала Верховного… А тот, тварь, не явился… И, спустя секунды тишины, одна-единственная мысль: «В стене брешь».       Сознание прояснялось медленно, но все же прояснялось, и спустя несколько секунд начала явно ощущаться боль в правом плече, отдающая в ключицу почти до самой шеи. Попытка поднять руку и пошевелить плечом не увенчалась успехом, сустав почти не слушался; онемела кисть. Первая же мысль была неутешительна — он лишился подвижности ведущей руки, по-прежнему находясь на передовой.       Наконец картинка перед глазами выровнялась совсем — и в тот же миг сквозь дым и вязкую тьму, опутавшую пространство за редкими кострами, к нему шагнула тень. Островки пламени гасли один за другим, открывая достаточный коридор для мертвых, и Сильвер сделал еще одну попытку встать на ноги, опираясь на остатки стены здоровой рукой, но за оружие схватиться не смог — из перемешанной с хлопьями золы тьмы по обгоревшей земле к нему шла девушка.       Взгляд задержался на ее белых туфельках, теперь измаранных землей и пеплом, перешел на расшитый серебряными нитями подол белого платья, истрепанного ныне, будто тряпка, поднялся к поясу со сверкающими камешками, к ожерелью на шее — и, показалось Сильверу или нет, но где-то в городе тоскливо ударил колокол. Все правильно. Его сестра была мертва. Совсем недавно похоронена в семейном склепе, всего на несколько недель пережив также скончавшегося от чумы супруга.       В тот же миг Сильвер осознал: она должна была приближаться к нему с улиц города. Орда мертвых сейчас у него за спиной, а он пойман меж двух огней и по-прежнему совершенно беспомощен.       Восставшая шаг за шагом сокращала расстояние между ними. Неторопливо, будто знала, что деваться ему некуда. Рыцарь хотел было окликнуть ее по имени, но быстро понял, что это ничего не изменит. Это была не она. Ее тень, ее воплощение, нечто, принявшее ее облик, но не она. И все же Сильвер не попытался даже дотронуться до оружия. Он мог только смотреть на нее, смотреть, как знакомое мертвое лицо искажается до неузнаваемости демоническим оскалом, и мысленно взывать к Заступникам. Вмешаться было некому.       С трудом удерживая равновесие — голова кружилась, ноги ощущались деревянными — он отступил на шаг назад, лишая себя опоры на обломки стены, и, показалось ему, мертвая усмехнулась еще чуть шире. Еще шаг назад и снова дрожь в коленях, Сильвер понял, что все же переоценил себя. В плечо словно вонзили когти демоны бездны, колени подогнулись, он неуклюже рухнул наземь, пытаясь только держать мертвую в поле зрения. Стало холодно и темно, словно рухнул тяжелый полог, сестра остановилась прямо перед ним, белые туфельки всколыхнули пыль. Вдоль позвоночника прошла дрожь.       Сильвер слышал шаги — поспешные, но все же эльфийские; кто-то приближался к нему по обгорелой земле. Рыцарь склонил голову и закрыл глаза. Пусть смерть будет быстрой. И пусть, пожалуйста, это будет меч — демонические когти всегда сулят агонию.       Шаги ускорились — некто сорвался на бег. Лязгнуло выхваченное из ножен лезвие — Заступники слышали его последнюю просьбу. Сильвер медленно выдохнул. Как начинался последний станс? «И да увидят синий свет заплутавшие на тропах межмирья…»       Свист рассекающей воздух стали и внезапный булькающий звук совсем рядом, там, где должна была быть голова склонившейся над ним твари. Приглушенный удар о землю. Еще один — рядом воткнули меч.       — Сильвер!       Голос, в своей живости так непохожий на голос посланца Заступников, призванного проводить душу к Вратам.       Рыцарь открыл глаза и первым, на что наткнулся его взгляд, стала отрубленная голова сестры. Теперь демонического в ней больше не было, теперь это вновь были знакомые черты, вновь виделся образ страдалицы, что сначала смотрела, как медленно угасает муж, а потом и сама сгорела в пламени болезни всего за несколько дней.       Сильвер помнил, как ее хоронили, помнил, как с глухим стуком закрылась дверь склепа, но обвинение сорвалось само собой:       — Убийца.       Говорить было больно, и даже одно-единственное слово отдалось в висок и в челюсть, но еще хуже стало, когда второй эльф опустился рядом на одно колено и ощутимо встряхнул за плечи — за поврежденное в том числе.       — Сильвер!       Тот безотчетно вцепился здоровой рукой в легшую на плечо ладонь — черные пятна вновь замелькали пестрым хороводом, но сквозь них удалось по крупицам собрать образ склонившегося над ним эльфа.       — Мартериар, — глухо окликнул его Сильвер. Голос не слушался, висок и скулу снова обожгло. — Помоги мне.       От гордости и светских условностей ничего не осталось. Он с трудом понимал, чего именно просит, и не с меньшими усилиями получилось сфокусировать взгляд на лице второго эльфа, пока тот помогал ему подняться, придерживая за здоровое плечо.       — Идти можешь? — по общей молчаливой договоренности подчеркнуто-вежливые обращения были опущены. Они снова будут обращаться друг к другу этим особенно отстраненным «вы» и упоминать звания при каждом удобном случае, когда все это закончится — если, конечно, оба до этого момента доживут. Сейчас же формальности значения не имели. — Попытайся.       Стоять на ногах по-прежнему было тяжело несмотря даже на то, что спутник великодушно позволил опереться на свое плечо. Болела вся правая сторона тела, начиная от поврежденного плеча и заканчивая ребрами и бедром, на которые при падении пришелся удар. Все еще стояла перед глазами отрубленная голова, и странно ощущалось на языке ложное обвинение. Этот день определенно был проклят.       Мартериар помог Сильверу выбраться из развалин. Они прошли мимо обломков камней и горящих досок, миновали некрепко стоящую арку, оставшуюся от еще недавно прекрасного архитектурного ансамбля, и только тогда Сильвер заметил, как поспешно снуют мимо солдаты, спеша вынести из развалин немногочисленных раненых.       — Что… что ты приказал им?       Мартериар ответил не сразу. Сначала уверенным жестом указал на основание арки — мимо них пронесли еще одного раненого, а потом собравшиеся солдаты отступили назад. Один из них несколькими мгновениями раньше поместил небольшую стальную капсулу на место выбитой плиты и поднял взгляд на Мартериара.       — Мы обрушим арку, — отозвался он наконец. — Обвал должен перекрыть улицу, возможно, это ненадолго остановит мертвых       Безумие, бессмысленное безумие, Сильвер это понимал, но также и понимал, что все варианты были один хуже другого, понимал, чего стоило Мартериару сохранить холодную голову среди паники и хаоса. Принятое решение было более правильным уже хотя бы потому, что оно было принято, а Мартериар даже отыскал для этого алхимическую взрывчатку. Мелькнула догадка, что причастным к этому вполне может оказаться Ховард, но в тот момент Сильвер даже почувствовал что-то похожее на благодарность. Может, обвал и не задержат мертвых надолго, но даст хотя бы небольшое преимущество.       — Делай, как считаешь нужным.       Короткий взгляд глаза в глаза. Достаточно, чтобы понять, что правильных решений нет, а командование на себя окончательно принял Мартериар.       Взрыв прогремел гораздо тише предыдущего — количество взрывчатки, очевидно, было рассчитано до грамма, — арка, вздрогнув, накренилась и рухнула, обломки посыпались поперек улицы, взметнулась пыль. Сильвер закрыл глаза. Его снова пошатнуло, он сильнее вцепился в руку Мартериара.       — Сильвер, — голос спутника он услышал приглушенным эхом, словно звук доносился откуда-то издалека. — Сильвер!       В сознании он удерживался только чудом, но нашел в себе силы более-менее осмысленно кивнуть. Потому что на слова: «Да, я здесь, я слышу» попросту не осталось сил.       Мартериар поймал за плечо кого-то из проходящих рядом. Сильвер к тому моменту и вовсе закрыл глаза, чтобы не видеть мельтешащие пятна, и только слушал, как Мартериар коротко распорядился отправить раненых и самого Сильвера в организованный в одной из часовен лазарет.       — Я найду жрицу Кайру, пусть снова обратится к Верховному. Он не имеет права бросить нас.       Сильвер знал: еще как имеет. Верховные являлись воплощением воли Заступников на земле — а Заступники, как известно, не спешат вмешиваться. Даже Кайра, и та могла отступить в сторону и оставить горожан разбираться самостоятельно. Она осталась. Это было глупо, но Сильвер начинал понимать, насколько благодарен ей.       — Ворота, — поднял голову он, когда один из солдат уверенно взял его под руку, а Мартериар уже направился прочь вместе с еще немногими. Впрочем, рыцарю надо было отдать должное — он все же оглянулся на тихий голос. — Она ушла к северным воротам. Ее лучники видели, как Верховный покидал башню.       Все взгляды сами собой метнулись в ту сторону. Оттуда ушла половина солдат, но ворота, очевидно, еще держались. Надолго ли?       — Возвращаемся.       Здесь сделать было уже ничего нельзя. Мартериар только еще раз оглянулся на преградившие путь нежити обломки и вместо того, чтобы привычно вполголоса воззвать к Заступникам, мысленно поблагодарил Ховарда. Ошибись бывший некромант и алхимик всего на щепотку взрывчатого порошка, и под завалом могли оказаться солдаты.

***

      Патриция вслед за Верховным вышла на усыпанную горящими досками небольшую площадь. Алые блики пожара смешивались с запахом гари, далекими криками и чувством нацеленной в спину стрелы, но ускорять шаг эльфийка не стала. Верховный шел впереди нее на достаточном расстоянии, чтобы в случае чего она могла рвануться в сторону и сбежать.       Он был жутким. Слишком спокойным. Патриция видела страх в глазах Мартериара, видела ужас на лицах солдат, когда некогда знакомые им мертвецы возникали прямо перед ними из-за завесы дыма и, более ничего общего с собою прежними не имеющие, бросались в бой. Верховный этого был лишен. Он шагал по улицам, будто привычно спешит по делам ранним не слишком погожим утром, будучи слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить хоть что-то — а между тем вокруг трещали пожары, со скрипом и треском рушились деревянные здания, кричали эльфы, выли и рычали мертвые. А он продолжал переступать через трупы соплеменников, как иной горожанин переступает через мирно спящую соседскую собаку, по какой-то причине опять примостившуюся не на своем крыльце.       И от этого становилось дурно. Пусть уж лучше Безликий со своим настойчивым шепотом и горячими руками.       Площадь на удивление была пуста. В проулках металось что-то, но приближаться не спешило, и уже спустя пару секунд Патриция поняла: их не замечали. Подаренное кольцо надежно укрывало ее пеленой невидимости от мертвых глаз, а Верховный каким-то образом нашел ее в горящем городе, наверняка не вступая в бой с каждым встречным. Было глупо полагать, что оберегов у него нет.       — Они же… Вот дерьмо! — вскрикнула Патриция, едва из-за угла очередного здания стало видно ворота. — Там… Прорвутся же!       Она впервые оказалась среди обороняющихся, но определила безошибочно: ворота норовили вот-вот распахнуться. С той стороны в них билось нечто — слишком сильно, чтобы быть отступающей и накатывающей толпой, и слишком неритмично, чтобы оказаться раскачанным на цепях тараном.       Удар и тут же, почти без промедления, еще один — створы ворот содрогнулись, защитников отбросило, кто-то уже не поднялся, некоторые вскинули щиты. Сверху посыпались перелетевшие через стену стрелы. Вскрикнули над воротами беззащитные лучники. С металлическим скрежетом, различимым даже среди шумящего безумия, зацепилась за зубец стены осадная лестница.       — Помоги им! Твою ж мать, что ты стоишь?!       Патриция не могла оторвать глаза от неорганизованной толпы. Где-то там должен был быть Мартериар.       Она разглядела его, когда в воздух взлетело второе облако стрел. Он был среди тех немногих, кто не поднял щита — Патриция знала, что из-за увечья руки он уже давно вынужден пренебрегать им — и вскрикнула, когда одна из стрел впилась в наплечник.       Она не знала, пробил ли наконечник броню, но и думать об этом уже не осталось времени. Вновь что-то ударило в ворота, теперь трижды и все так же — без паузы.       Точно с таким же ритмом звонил в Обители колокол, прежде чем сорваться с перерубленного каната.       — Подними задницу и сделай что-нибудь!       Она вцепилась Верховному в локоть, он с презрением отдернул руку, но теперь было все равно, разозлит его это или нет. Ворота вздрогнули, и дрожь эта прошла по земле и крепостным стенам. Казалось, пламя пожаров и крики притихли, потому что в ужасающей тишине переломилась надвое лежащая поперек ворот балка, щепками разлетевшись в стороны, а потом почернел и пылью взвился вверх оковывавший створы металл. В проеме ворот поднялось душное тяжелое облако.       Если только у смерти есть плащ…       Верховный простер перед собой объятые пламенем кисти рук. Патриция отступила назад и прикрыла рот ладонью.       Порыв ветра — и облако сместилось, открывая взгляду безумную толпу мертвых и ведущее их не менее мертвое нечто, облаченное в робу смотрительницы. Патриции уже доводилось глазами Безликого видеть тьму в глазницах восставших, но эта не шла с прежней ни в какое сравнение. Как Патриция была укутана в синее марево, так мертвая эльфийка в воротах — в черное. Должно быть, когда-то она была смотрительницей храма Лиранэль Светлой.       Если только у смерти есть лицо…       — В глазах моих огонь, нет сил смотреть. Отступник, для тебя расплата — смерть, — эхом самому себе отозвался Верховный, и с его пальцев сорвались с шипением и треском искр снопы пламени. Патриция почувствовала, как все внутри холодеет от ужаса, когда обе вспышки пронеслись над головами мертвых и ударили в башню у ворот — ту самую башню, которую еще недавно восстанавливали собственными силами неравнодушные горожане. Раздался надрывный скрежет падающих камней. Башня, фундамент и первый этаж которой и без того был слишком поврежден, накренилась и, встретившись с третьим огненным залпом, поехала вниз.       Патриция хотела закричать, но не могла, хотела дернуться вперед, но вся словно оцепенела. Земля вздрогнула. Ноги подогнулись. Эльфийка, от ужаса не в силах даже вдохнуть, рухнула на колени, встретилась взглядом с Мартериаром, в последний момент обернувшимся на нее и Верховного — а потом стремительной волной вскинулся пепел и пыль, и серо-черная пелена закрыла от ее взгляда ворота и остатки башни.       Для скольких завал стал могилой?       Когда башня, сложившись, рухнула на рванувшуюся в ворота толпу мертвецов, мертвую смотрительницу и не успевший отступить отряд защитников, Патриция снова это почувствовала — что-то иное внутри нее взбрыкнуло, вскинулось, ее руки стали его руками, ее глаза и голос стали его, и только сознание по-прежнему принадлежало ей.       — Назад! Все на верхний уровень! Нет времени их вытаскивать, ворота потеряны!       Голос Верховного эхом раскатился над притихшим городом.       Патриция рывком поднялась с колен — казалось, внутренним взором она все еще видит выражение глаз Мартериара — и, выбросив руку в сторону, крепко схватила запястье Верховного ровно когда он уже собирался последовать за бегущими ко второму уровню.       — Не спеши, — тихо, почти угрожающе.       Он посмотрел на нее так, как не смотрел никто и никогда, ибо никогда раньше ни в чьих глазах она не видела такой смеси бессильного гнева и почти суеверного страха; он даже не выдернул свою руку из ее пальцев.       Что ж, вот еще один эльф, который, как и Велемор, действительно знает, что с ней происходит, но ее голос не принадлежит ей достаточно, чтобы спросить его об этом. И тем не менее его напуганный вид приносит удовлетворение.       Безликий рукой эльфийки схватил жреца за горло — ничтожной показалась разница в росте, стальными тисками стали девичьи пальцы — и в полированной бляшке на плаще эльфа Патриция увидела разгорающиеся синие с белыми проблесками сполохи; такая же муть стояла перед глазами.       — Исправь, — выдохнула она чужим голосом и по чужой воле. – Ты должен был спасти.       — Я спас, — прошептал он. Голос Верховного едва угадывался среди треска пожара, лязга оружия, напуганных голосов и шума, с которым мертвые налетали на стены, но Безликому этого было достаточно, а вместе с ним слышала и Патриция.       Пальцы сомкнулись крепче, и Патриция вдруг поняла, что, будучи не в силах сопротивляться, вполне может содействовать. Страдай, сволочь.       — Разбери завал, — потребовала она. Да, скорее всего фраза принадлежала ей, но утверждать она бы не взялась. Граница между ней и Безликим слишком истончилась. — Разбери, мать твою. Немедленно.       Она знала, уже в тот момент она поняла, что Верховный при всех своих возможностях не применит против нее чар и даже не поднимет обычного оружия, потому что навредить ей было равносильно тому, чтобы навредить самому Безликому. Что, церковник, пойдешь на это? Подчиняйся.       — Нет.       Нет.       Отказ прозвучал в унисон.       — Их жизнями будут спасены остальные.       Мне нет дела до твоих желаний.       Муть перед глазами стала еще гуще, по плечам прошла дрожь, стало холодно и пусто. Патриция поняла. Ее предупредили, чтобы она не смела вмешиваться.       Им уже не помочь.       Эльфийка отдала бы все, чтобы Безликий замолчал, но только лишь чувствовала, как его (или ее?) волей ее рука сомкнулась еще чуть крепче — так, что синеватое свечение наверняка проникло Верховному под кожу, повторив очертания ее пальцев — а потом сама собой отдернулась. Она стояла напротив Верховного, прижимающего ладонь к шее, на которой так же медленно исчезали синие отметины, а в висках билась одна-единственная мысль: обрушение этой башни было слишком похоже на обрушение той, у которой оставался Сильвер.