Спасти

      Пока ждали возвращения отправленного к Верховному гонца, Мартериар успел заглянуть в Двойное Дно. Первый этаж изрядно пострадал, были выбиты окна, сбиты некоторые балки и покорежены доски пола там, куда попали выпущенные Безликим вспышки, и все это говорило об одном — Патриция была теперь потеряна где-то совсем одна, сама для себя опасная.       Он хотел еще раз взглянуть на комнату, не покидало чувство, что Сильвер мог что-то пропустить, но сразу стало понятно, что ключей к иной разгадке нет и быть не может. Он нашел только смятую постель, следы ногтей на деревянном подоконнике, медную оправу раскрошившегося в пыль зеркала и кинжал, отброшенный к стене и еще недавно крепивший к столу найденное Сильвером письмо.       Ответов не было, потому что загадка была уже разгадана — Патриция, эльфийка, считающая себя человеком, оруженосец и лучший друг Мартериара, была одержима. А он проглядел это.       Рыцарь поднял ее кинжал — вернее, кинжал когда-то принадлежал ему, а она еще в одну из первых встреч его под шумок стянула. Мартериар его тогда обратно не потребовал, видел, как ей понравилось оружие, хотя самим актом воровства был неприятно удивлен. А теперь — подумать только — этот клинок остался одной из немногих напоминавших о Патриции вещей.       Еще он забрал из комнаты ее перчатки — нужно будет что-нибудь, чтобы направить собак по верному следу — и больше здесь не задержался. Он и без того уже был уверен, что по возвращении Сильвер встретит его упреками в попытке выиграть время для Патриции.       Но его не упрекнули. Небольшой отряд — шесть или семь добровольцев — по-прежнему стояли у статуи Заступников, завернувшись в плащи, их лошади недовольно помахивали хвостами, три огромные собаки свернулись клубками у ног одного из эльфов. Снег с дождем почти перестал, но стало заметно холоднее — так почему же они не уходят в храм, если знают, что ждать еще долго, или не сидят в седлах, если готовы выступить?       — Что происходит? — спросил Матрериар, когда Кайра передала ему поводья его лошади.       — Гонец к Верховному все никак не вернется, — отозвалась она, глубже натягивая на голову капюшон и ежась от холода. — Должен был бы уже.       Мартериар притянул ее к себе, набросил ей на плечи край своего плаща и взял в свободную руку ее холодную ладонь — она выбрала невероятно неудачное время, чтоб отказаться от перчаток. Стоящий ближе всех эльф косо взглянул на них, но ни слова не сказал. Официально жрица о своем отречении не объявила, но слухи, несомненно, ходили самые разные. Интересно, сколько они только что подтвердили.       — У тебя холодные руки, — упрекнул ее Мартериар. — Неосмотрительно было…       — У меня есть перчатки, — ответила Кайра. — Я их сейчас надену, просто, пожалуйста, запомни: холодные руки — это хорошо. Страшно, если горячие.       Мартериар удивленно поднял брови, а Кайра вытащила из-за пояса перчатки и, натягивая их на руки, добавила:       — Ты поймешь, если столкнешься.       В голове небольшой колонны произошло движение — наконец вернулся отправленный посыльный. Он сказал Сильверу несколько слов, обвел глазами остальных, не заметив Кайру, весьма нелицеприятно помянул Заступников и всех, кто с ними так или иначе связан, и вновь уехал. Сильвер дал сигнал выступать, Кайра, честно попытавшаяся сделать вид, будто ничего не слышала, а что слышала, то ее не задело, тоже забралась в седло и поравнялась с ним.       — Что Верховный? Я думала, он приедет, раз все так…       — Ему плевать, — перебил Сильвер. — Он уехал сразу, как услышал про одержимую. Давай, придумай ему оправдание, если сможешь.       — Может, он уехал ее искать? — неуверенно предположила Кайра, но сердце у нее упало. Верховный бросил их.       — И поэтому даже не спросил, куда примерно она направилась?       Кайра не нашла, что ответить, поэтому придержала поводья и, пропустив вперед несколько всадников, пристроилась в конце отряда рядом с Мартериаром.       Собак по следу пустили там, где видели Патрицию последний раз — патрульный отряд почти час назад заметил ее у одной из брешей в стене, за которой начиналось ухабистое бездорожье, граничащее с неприветливым буреломом. Псы брали след неохотно, долго нюхали землю под лапами, прижав к головам уши, добродушно махали хвостами, заискивающе заглядывали в глаза эльфам, словно ожидая, что им дадут другую команду.       — Они знают, что здесь прошла беда, — прошептала Кайра, когда на собак прикрикнули и те вяло потрусили вперед по следу.       Мартериар схватил ее за локоть, заставляя остановиться и отстать от остальных еще сильнее, так, чтобы между ними и едущим впереди установилось порядочное расстояние. Кайра встревоженно взглянула на его сосредоточенное лицо, но промолчала. Лишь когда темнота и расстояние стерли все детали, он тоже тронул поводья.       — Почему ты солгала?       Кайра вздрогнула. Теперь стало ясно, зачем нужен был этот маневр — определенно оставались вопросы, которые он не мог задать при всех.       — Что ты имеешь в виду?       — Одержимость не лечат.       Кайра снова побледнела и воззрилась на собственные руки в перчатках.       — Не лечат, — согласилась она. — Но я не лгала. Возможно, я смогу ей помочь. Возможно. Если еще не слишком поздно.       Речь ее была тихая, и хотелось верить, что она пытается таким образом помешать случайным эльфам подслушать их, а не до дрожи в голосе боится вещей, о которых говорит.       — Это опасно?       — Так же, как и твоя идея звать ее, пока не дозовешься. Но мы имеем дело с Безликим, и церковь сочла бы такой риск оправданным.       Было ясно, что Мартериара ответ не устроил, но едва он собирался возразить, Кайра вскинула руку с открытой ладонью:       — Не спрашивай больше, есть вещи, объяснить которые я не могу — отчасти потому, что о них и вовсе лучше не думать. Не спрашивай и не беспокойся. Я сделаю все, чтобы рисковать больше не пришлось ни Патриции, ни тебе.       Кайра почти невесомо коснулась губами его щеки — благо, кони шли достаточно близко — а потом подхлестнула лошадь и пустила ее рысью, стараясь догнать едущих впереди спутников. Мартериар, только больше встревожившийся после короткого разговора, последовал за ней.       По бездорожью ехали недолго — очень скоро собаки свернули в лес, ехать верхом стало затруднительно. На совсем жуткие мысли наводил вид обожженных покореженных заклинаниями нависающих над тропой древесных ветвей — некоторые из них, казалось, не покроются зеленью больше никогда, а так и останутся стоять, простирая вперед сухие скрюченные ветви.

***

      Безликий не выбирал дорогу, он вел свою жертву напролом через чащу, посылая вспышки — не в пример слабее, чем те, которые достались отряду Сильвера — в возникающие на пути преграды. И чем слабее эти вспышки становились, тем больше воли получала эльфийка — уже скоро она смогла перейти с изматывающего бега на быстрый шаг, а затем и вовсе остановиться, опершись на широкий древесный ствол.       Она пришла в себя совершенно одна в совершенно незнакомом месте — на окраине небольшой поляны, которую тесно обступили угрюмые деревья — в холодный предрассветный час, но совершенно ничего по этому поводу не почувствовала. Устало склонила голову и безвольно сползла на холодную твердую землю, коленями чувствуя тонкий слой изморози и инстинктивно цепляясь онемевшими пальцами за ствол дерева, царапая ногтями кору.       В голове словно перекатывались тяжелые свинцовые шарики, при столкновениях издавали металлический звук и снова катились в другую сторону — больше не было ничего, ни одной мысли и ни одного воспоминания. Эльфийка подняла голову, долгим взглядом обвела темные силуэты деревьев вблизи и поодаль, не заметив упавшие на лицо спутавшиеся черные пряди, отняла руки от дерева и приблизила к самому носу, словно стараясь разглядеть что-то в узоре крови и грязи на ладонях. Надо же, у нее были пальцы? И, надо же, они гнулись так красиво? Она медленно сжала и разжала руку, зачарованно наблюдая за движениями суставов — подумать только, ее собственные руки!       На одном из пальцев обнаружилось кольцо. Эльфийка сняла его, осмотрела ободок и вновь надела — ни одного воспоминания вид украшения не всколыхнул. Ее ли это руки? Ее ли это кольцо?       Нет, воспоминания все же были, череда образов, чужих, запутанных, эльфийские лица и голоса. Она тоже эльф?       Один из образов остановился на долю секунды дольше остальных — вот эти самые ее руки принимают это колечко из чужих, сложно сказать, кому они принадлежат. Зачем ей украшение? Оно красивое? Она привыкла носить что-то вроде? Но если она привыкла к красоте, что она делает здесь, среди уродской серости и грязи?       Как ее зовут? Что она? Почему она здесь?       — Кайра? Мартериар? Патриция? Элла? — начала перебирать она слова, которые сами просились на язык и когда-то, возможно, что-то значили. — Сильвер? Тавин? Ховард? Черли? Ремил?       Ничего эти слова в ней не трогали, это были просто звуки, издаваемые ее странно надломленным голосом — ее ли, в самом-то деле?       — Велемор?       Да, это слово что-то значило. Когда она вспоминала его последний раз, она думала, что он сможет помочь. Она уже не знала, кто это, но хотела, чтобы ей помогли.       Откуда-то отзвуком донеслись голоса и скулеж собак — псы почуяли ее присутствие, псы знали, что она здесь, но не в силах больше были сделать к ней ни шагу, потому что она была бедой. Потому что бедой был тот, чьи бесплотные руки она снова ощутила на своих плечах. Она встала, и, покачиваясь побрела вперед, обошла всю поляну кругом, невесомо касаясь ствола каждого ограничивающего ее дерева и оставляя на них синий след нездешнего. Остановилась, оглянулась туда, откуда по-прежнему неслись голоса — пусть лошади и собаки отказались приближаться, эльфов это не остановило — и так же медленно побрела прочь, туда, куда вел ее некто.       — К Велемору? — с надеждой уточнила она, перелезая через очередную корягу.       — К Велемору, — успокоил ее бархатный голос, вырвавшийся из ее же горла.

***

      — Ты не можешь быть уверен, Сильвер, — Мартериар придержал чуть было не хлестнувшую его по лицу ветку и оглянулся на идущую позади Кайру, обращая ее внимание на неприятную преграду. Та все поняла и перехватила ветвь сама, мимолетно коснувшись запястья рыцаря своими пальцами. «Холодные — это хорошо», — вспомнилось ему.       — Не начинай, чтоб тебя, — огрызнулся в ответ Сильвер. — Я слышал что-то.       Пришлось перебраться через ствол поваленного дерева и, не обращая внимания на царапины и цепляющиеся за одежду колючки, продраться через сухой кустарник. Они определенно подошли к поляне не с той же стороны, что и Патриция, но времени искать лучший путь не было. Мартериар верил, что Сильвер мог что-то услышать, но ему не нравилось, насколько крепко он стискивает эфес меча.       — Ты обещал, — напомнил ему Мартериар. — Обещал, что дашь поговорить, слышишь?       Сильвер качнул головой — мол, сам помню, замолчи. Мартериар собирался сказать что-то еще, но кустарник неожиданно поредел, а они оказались всего в нескольких шагах от края поляны — она хорошо просматривалась из-за древесных стволов.       Сильвер поднял руку, призывая спутников остановиться, оглянулся назад, туда, где, скрытые тьмой и древесными ветвями, все еще ржали испуганные лошади, несмотря на попытки оставшихся эльфов их успокоить, и поскуливала собака. Поляна просматривалась и совершенно точно была пуста, но животные не унимались.       — Притащите пса, — крикнул он оставшимся и добавил тише: — Я не я, если нас ничего там не ждет.       Пса притащили на веревке, дрожащего и отчаянно упирающегося в землю всеми лапами, с плотно прижатыми к голове ушами и встопорщенным загривком. Сильвер схватил его за ошейник, отвязал веревку и вытолкнул из-за деревьев на поляну.       Оказавшийся на открытом пространстве пес припал к земле, не шевелясь, спустя несколько секунд опасливо повел носом, выпрямился и огляделся по сторонам. С ним ничего не произошло и ничего вокруг не изменилось. Сильвер и Мартериар переглянулись, а собака, доверчиво махая хвостом, высунула язык и с лаем бросилась ловить собственную едва видную в лунном свете тень.       — Полагаю, там безопасно, — подвела итог Кайра, и Сильвер первый шагнул на поляну.       Едва он ступил на поляну и оглянулся на спутников, шагающему сразу за ним Мартериару что-то почудилось — глаза у рыцаря на миг показались пустыми, невидящими. Но только почудилось — со следующим взглядом он уверился, что все в порядке. Обычные глаза, ничего особенного.       — Может, не стоит? — подала голос Кайра. — Можно обойти вокруг, вдруг собаки возьмут след где-нибудь дальше?       Ни Мартериар, ни Сильвер на ее слова не оглянулись, и тогда бывшая жрица последовала за ними, собираясь схватить за локти, развернуть к себе и каждому высказать пару ласковых за такое безрассудство, но быстро остыла. Это была просто поляна. Стоило ли вскипать из-за такой мелочи?       — Ты что-то сказала? — обернулся к ней Мартериар.       — Я просто очень устала, — призналась она, надевая перчатки на озябшие ладони. — Уже давно за полночь, а мы целый день искали убийцу, помните?       — Можем остановиться здесь, — откликнулся Сильвер. — Хорошее место, верно?       Спорить с ним не стали. Остальной отряд присоединился к ним спустя несколько минут после того, как услышал сигнал разбить лагерь. Даже собаки и лошади, ступив на поляну, унялись, и теперь псы разлеглись вокруг костра, добродушно помахивая хвостами и с любовью глядя на хозяев, а непривязанные лошади щипали жухлую траву по всей поляне, впрочем, не выказывая желания выйти за ее край.       Здесь почти не было снега, а костры — их развели сразу три из найденных на краю поляны обломанных ветвей — растопили остатки снежных шапок. Кайра и Мартериар расположились у одного из дальних костров, жрица сидела перед огнем, рыцарь лежал рядом, положив голову ей на колени и глядя, как отблески пламени пляшут на ее лице.       — Мартериар?       — М? — отозвался он.       — Ты больше не в ордене. Как насчет снять шеврон?       Ее взгляд скользнул по шеврону с гербом, по-прежнему украшающему кожаную броню — и что-то показалось в этом неправильное. Он напоминал ей об обетах, от которых она отказалась, и о вере, которую она предала своим отречением. Мартериару, должно быть, эта штука просто не мозолила глаза, иначе давно бы избавился.       — Сниму все, что ты посчитаешь нужным.       Кайра смущенно рассмеялась.       — Я серьезно. Мы оба больше не обязаны подчиняться церкви, а носить ее знаки — и подавно.       Рыцарь пожал плечами. Была в ее словах правда. Отпороть шеврон с брони оказалось не так сложно, и именно за этим занятием застал их возникший из сумрака Сильвер.       — Не одолжите кинжал? — он безразлично проводил глазами брошенную в огонь нашивку и поворошил копну полуобожженных волос. — Я свой обронил. Где-то… там.       Он неопределенно махнул рукой в скрытую мраком поляну за спиной. Мартериар протянул ему оружие, ни на миг не задавшись вопросом, почему тот не поищет собственный кинжал на лишенной растительности земле. Вновь показался Сильвер спустя несколько минут, неумело и совсем коротко остриженный — очевидно, перестарался, пытаясь сровнять с обгоревшими прядями остальные.       — Вы представляете, они все спят, — глухо воскликнул он, садясь к костру рядом с Мартериаром. — Только что я уходил — разговаривали, вернулся — спят. Они не хотят разговаривать со мной, да? Что за народ.       У него заметно заплетался язык — это было единственным, что заставило Мартериара разомкнуть слипающиеся глаза, потормошить засыпающую у него на плече Кайру и прислушаться. На границе сна и яви возникло странное чувство, будто он сбился с пути и не может вновь найти ориентир.       — Они мне не верят! Не верят, что там огоньки.       Сильвер указал рукой на деревья по краю поляны — на их стволах, если прищуриться, действительно можно было различить маленькие синие пятна.       — Я что-то… Нет, я ничего не вижу, — ответил Мартериар. Огоньки, на миг вспыхнувшие для него, пропали. — Тебе кажется.       Он действительно не увидел больше ничего странного — пару мгновений смотрел сквозь приближающегося к ним эльфа, а потом, как и Кайра, тоже сомкнул глаза в колдовской дреме.       — Ну что за народ, — снова пробормотал Сильвер, взглянув в ту же сторону, но теперь тоже не различив ни синего света на стволах, ни приближающейся фигуры с луком в руках.       Визитер прошел по поляне, методично засыпав землей один костер за другим, переступил через одного из спящих, склонился над уснувшим последним Сильвером и только тогда убрал оружие.       — Ну что за народ эти живые? — прошептал Ремил, мертвым эхом повторив вопрос Сильвера. — Не поняли красоты ловушки, в которую попались. Совсем ничего не поняли.       Мертвые глаза его без труда различали в темноте следы заклинания, оставленного Безликим — и не менее ясно видели блеклую синевато-белую полосу, оставшуюся там, где прошла одержимая, пронеся в себе две жизни: свою и Безликого. И если они теперь друг от друга отделимы не были, не имело значения, кто умрет вместе с телом, которое не от большого ума захватил дух.       Ремил двинулся дальше — теперь, когда горящие костры не мешали различать следы нездешнего, следовало вновь найти Патрицию и впредь держать ее в поле зрения на случай, если дух решит сам уничтожить ее и удрать к Вратам на пару с ее душой. Последним препятствием к этому было согласие эльфийки на собственную смерть — попытка потащить ее за собой силой уничтожила бы обоих — но так ли сложно заставить одержимую страдать настолько, чтобы небытие показалось ей избавлением?       Ремил миновал поляну и, не оглянувшись на попавших в ловушку-забвение Безликого эльфов, скрылся в темноте сходящей на нет ночи.