Спасти

      Лицо Велемора приобрело выражение слабого удивления. В иное время Мартериар бы, вероятно, не заметил его, но теперь не имел выбора — скованный заклинанием, он не мог даже повернуть голову, чтобы не смотреть. Закрывать глаза было неосмотрительно.       — Вернее, — он вспомнил о недавнем разговоре с Сильвером. — Я здесь, чтобы предложить сделку.       Удивление более явным не стало, наоборот, Велемор словно потерял интерес. Он с миг поколебался, но потом, словно пытаясь убедиться, что оно и в самом деле не будет того стоить, медленно кивнул, приглашая продолжать.       — Ты ищешь Заступников? Мы можем отдать тебе одного. Взамен хотим, чтобы ты был… осторожен, когда будешь его забирать.       — Почти как: «Хочешь щенка? Породистый! Только кусается — береги пальцы. Наши».       Велемор вздохнул и длинными пальцами сжал виски, потер переносицу. Заклинание, мешающее Мартериару двигаться, не исчезло и даже не ослабло, но жест некроманта значительно его успокоил. Велемор так или иначе устал — ему пришлось лишить жизни девять сильных магов; возможно, одного за другим, но едва ли это утомляло меньше. Если все пойдет совсем плохо и Велемор сотрудничать откажется, остается шанс, что они разойдутся настолько мирно, насколько это возможно.       — Послушай, я не знаю, зачем Заступники нужны тебе, но ты, очевидно, готов ради них на многое. Так почему…       — Мне не нужны Заступники, — холодно парировал Велемор. — Мне нужно, чтобы их не стало. Кажется, я уже говорил тебе об этом, но запомнить ты не потрудился. Да и где там! Ведь ты был так занят тем, чтобы вырвать эту тварь прямо из моих рук!       Возглас прозвучал очень тихо, Велемор снова зажмурился, сжал виски, а потом сел на невысокие ступени в дальнем конце залы, снял с головы инкрустированный одиноким камнем обруч и бездумно отшвырнул его назад. Только теперь Мартериар заметил у дальней стены расколотый надвое алтарь. Проходящий через раскол жженый след на камнях и стене заканчивался перед одним из трупов — Верховный, посмевший в отчаянном порыве уничтожить святыню, очевидно, был убит взбешенным некромантом на месте.       — Я никого у тебя не забирал.       — Мы не можем прийти к пониманию, пока говорим о разных вещах, — Велемор склонил голову, но голос его оставался чистым, а речь внятной. — Подойди. Мы стоим слишком далеко, не находишь?       Заклинание исказилось; Мартериар против воли сделал несколько шагов вперед, переступил через неподвижное тело и остановился напротив ступеней.       — Вот так достаточно близко, — Велемор снова поднял голову. — Чего ты хочешь? Последовать за мной — после всего, что видел?       Мартериар с трудом мотнул головой.       — Я пришел предложить сделку.              Повторить это было тяжело. Не только потому, что Велемор смотрел ему прямо в глаза, не моргая, но и потому, что в первый раз он сказал это потому, что должен был, на одном дыхании и не думая. Теперь вместе со словами на кончике языка словно осталось горькое осознание: он предлагает сделку, частью которой выступает Патриция. Его лучшая подруга, такая свободолюбивая и такая своя собственная, теперь стала просто частью соглашения.       — Предложить сделку мне — значит нарушить вашу вековую сделку с ними, если угодно. Это и называется следованием, — Велемор вытянул руку и легким жестом словно разорвал ткань действительного самыми кончиками пальцев. Нечто настолько непостоянное, что не поддающееся даже описанию, сверкнуло в рваных полосах — а потом разрывы захлопнулись. Это было слишком похоже на воронку, крутившуюся под потолком главного зала в Обители. — Ты видел? Они все там. И могут говорить оттуда…       Мановение руки — и в воздухе из сверкающих нитей соткалась фигурка стоящего среди толпы эльфа, над которым парило, очевидно, невидимое для остальных эльфов нечто, шепчущее ему на ухо.       — А могут — отсюда.       Картинка преобразилась — эльфа опутали синие изломанные линии; с выражением величайшей боли на исказившемся лице он рухнул на колени, толпа отпрянула.       — Чтобы сказать им, что пришло время вмешаться, есть вот это, — Велемор махнул рукой за плечо, на расколотый алтарь. — Теперь понимаешь?       — Нет.       Хотелось сказать, что это смысла не имеет. Он пришел отдать Безликого, забрать Патрицию; всего-то и нужно было — удостовериться, что Велемор не выкинет ничего из ряда вон.       — И мне все равно. Моей подруге нужна твоя помощь. Забери у нее Безликого.       — У тебя целых два уха. Почему же ты не используешь ни одно, чтобы слушать меня? Твоя подруга, то недоразумение, его глаза и голос здесь. Он говорит отсюда — и я склонен спустить тебе с рук произошедшее в Обители, потому что и без моей помощи ее судьба ее настигла. Я не стану помогать тебе. Сейчас Безликий уязвим, и избавиться от него предельно просто. Скажи мне, где он.       Дело принимало плохой оборот — Мартериар почувствовал подкатившую к горлу панику. Он здесь, обездвиженный, в полной власти некроманта, Сильвер не знает, что происходит — с Патрицией только Кайра, и обе они уязвимы и практически беззащитны.       — Хочешь убить Заступника — мне плевать, убей. Оставь жизнь Патриции. Я не прошу ни о чем другом.       — Заступника можно убить лишь когда он говорит отсюда, — голос Велемора стал жестче. — Как сейчас. И только если его вместилище хочет жить. Тогда его душа не распахнет Врат, и Заступник, проходя через них, сгорит в том пламени, из которого вылез. Ты понимаешь? Его смерть стоит десятки и сотни жизней таких, как твоя подруга, их смерти — ничто ради этого.       Мартериар мотнул головой, повел плечами — заклинание, ненароком ослабленное некромантом, на миг поддалось. Рыцарь не знал, что собирается делать, когда освободится, но был уверен в одном:       — Ты причинил больше вреда, чем Заступник. Так как ты смеешь…       Велемор вскинул руку — заклинание словно усилилось стократ, Мартериар почувствовал, как впиваются в кожу невидимые веревки, почувствовал, будто что-то отняло у него голос. Некромант покачал головой:       — Ты знаешь, что орден шел за мной добровольно? Потому что я говорил с ними — в то время, как церковь за все века не удосужилась. А не удосужилась потому, что сказать в свое оправдание им было нечего тогда, и нечего сейчас. Они одержимы. Все — в той или иной степени. Если нет, то будут. Это их сделка, это их клятва. Они отдают нетронутые миром смертных души жрецов и жриц, чтобы в час лишений Заступники откликнулись и вступились за них. Они поддерживают демонов в добром здравии в мире, чтобы в войне получить одержимых чудовищной силы — и трое Верховных направляли бы в бой тварь, способную разрушить город. Вред идет не от меня.       — Ты делаешь… то же самое.       Заклинание обступило со всех сторон, с трудом удавалось дышать; Мартериар упал на колени. Он был более чем уверен, что попал в замысловатую ловушку, был уверен, что некромант просто играет с ним, проверяя, в какую блажь он сможет заставить его поверить.       Жрецы не могли соглашаться на такую судьбу.       Кайра бы никогда.       — Ты не видишь разницы. Поднимать мертвых — значит давать слабым духам второй шанс. Но травить сильными живых… вот где грязь.       Мартериар молчал, глядя на плиты пола и сосредоточившись на том, чтобы просто дышать — не думать, не думать, не вспоминать, какими пустыми казались ему глаза Кайры, когда он только вернулся. Не вспоминать, как Верховный приказал ему привести Кайру в храм Светлой. Не думать, что случилось бы с ней, если бы он не нашел в себе сил отказать.       — Ты лжешь, — заклинание держало крепко, Мартериар через силу поднял голову — заглянуть некроманту в глаза, смотреть, как изменится его лицо, когда возразить ему окажется нечего. — Я видел Заступника. Я видел Безликого. Его самого. Не одержимого. Не жреца.       На осмысленную фразу сил не хватило, пошла носом кровь. Некромант лгал ему. Лгал ведь?       — Ты видел Безликого, — спокойно согласился Велемор. — Мой дражайший друг Ховард — будь проклято твое к нему милосердие — выманил его для меня. Опасности не было, но гордость Безликого была задета. Он пришел мстить самозванцу, а не заступаться за вас, пришел, когда никто из жрецов не звал его. Ты видел Безликого, но ты видел и Лира. Безликий взял имя того, кого века назад убил, пытаясь вселиться. Я был там. Я был Верховным, а Лир был жрецом, и он умер у меня на глазах — просто так, без цели и смысла, потому что недостаточно подходил. Потому что сопротивлялся. Потому что хотел жить сам. Я бежал из Церкви и провел века, пытаясь выследить Заступников и убить, но они не являлись, потому что не было к тому повода — даже когда я начал травить жречество, духи молчали.       — Поцелуй жрицы?       — Именно так. Когда Ховард Заступника упустил, я сделал все, чтобы яд вошел в как можно больший оборот. Дипломаты, церковники, светские леди и лорды — среди них столько отравителей, что у вас началась эпидемия. Тот, кто выживал после яда — черная магия пополам со скверной из зараженной крови — становился разносчиком заразы. И Заступник, и так уже держащийся за сознание твоей подружки, почувствовал, что его вот-вот должны позвать. Я не смог напугать ее достаточно хорошо, но положил начало — а дальше дух справился. Теперь он здесь, он говорит отсюда, а вы еще поддерживаете в ней желание жить. Скажи мне, где эльфийка. Ее смерть послужит во благо.       Мартериар не сразу понял, что заклинание ослабело — стало легче дышать, и теперь ничего не мешало говорить, но он по-прежнему молчал. И сердце стучало часто-часто от того, что объяснение Велемора вызывало отторжение от начала и до конца, но оставалось единственным вероятным. Кайра знала, что происходит? Кайра была согласна на это?       — Нет. Я предложил сделку. Мне все равно, как ты сделаешь это, но Патриция должна остаться.       Велемор поднялся на ноги, выхватил кинжал и, схватив руку Мартериара за запястье, полоснул того по ладони. Рыцарь по-прежнему не мог двигаться, а потому лишь смотрел, как некромант смачивает кончики пальцев в тонкой струйке крови, а потом вокруг этой же руки зажигает колдовское пламя — из-за крови ставшее багряным, оно вдруг побелело по центру, мутными остатки цвета выкладывая в зыбкие образы.       Послушница-Кайра с молитвенником в руках восхищенно смотрит на возвышающийся перед ней храм; снова Кайра — на пару лет старше — на коленях перед алтарем; Кайра-смотрительница, выступающая с речью перед толпой горожан; Кайра и Мартериар, он целует ей руку; снова они, сидящие друг напротив друга в темной таверне; прощальное объятие перед отъездом год назад; обрывки писем, что Мартериар написал, но так и не отправил; улыбающаяся Кайра в окне храма, спустя всего миг после убийства демона; объятие в подвальном зале Обители незадолго до ее обрушения; снова Кайра, безмятежно спящая в объятиях Мартериара; тот навек запомнившийся неожиданный поцелуй на городской стене; Кайра, склонившаяся над раненым Мартериаром в госпитале, после атаки на Нэртельвей. Он сам не помнил, что наговорил ей тогда, помнил только, что мыслей было много-много, и каждую стоило высказать, помнил, что Кайра смотрела на него, кажется, совсем не слушая — иначе рассмеялась бы над сентиментальными глупостями! — качала головой в такт сбивчивым словам, осторожно гладила Мартериара по щеке большим пальцем. В ее глазах стояли слезы. Единственное, что она сказала в тот вечер: «Я почти тебя потеряла».       Мартериар не знал, сколько из этого видит и понимает Велемор, но дернулся, попытался смахнуть пламя с руки чародея — не его собачье дело это было! Тот, впрочем, увидел достаточно. Он сам встряхнул кистью, сбивая огонь, и, доверительно наклонившись к Мартериару, прошептал:       — Ты хочешь обезопасить ее? Ты уже не спасешь своего оруженосца, но еще можешь не дать Заступнику навредить жрице, которая ради тебя преступила обеты. Ты ведь понимаешь, что жертвой Безликого должна была стать она?       Мартериар отвел глаза.       — Скажи, она дорога тебе? Пожертвовать оруженосцем — цена за ее спасение.       Голос, словно звучащий внутри собственной головы, словно слишком громкие мысли. Мартериар любил их обеих — пусть и совершенно по-разному — и необходимость выбирать между Кайрой и Патрицией, о которой говорил Велемор, ставила его в тупик и пугала. Никто не в праве делать такой выбор.       Должен был быть третий путь.       — Я не верю тебе. Ни одному слову.       Возражать некроманту было опасно — вдвойне, если противопоставить его гневу нечего — но вместо гнева Мартериар видел в лице Велемора холодное разочарование. Некромант был прав в одном — этот разговор ничего не стоил.       — Иди и спроси у своей жрицы, если осмелишься. Одержимую я найду сам. Давай, вперед.       Он отступил на несколько шагов назад, подобрал с пола отброшенный колдовской обруч и повел рукой — оцепенение спало, Мартериар рывком поднялся на ноги схватился было за эфес меча, почти на фут вытащив его из ножен. Велемор продолжал смотреть на рыцаря, не двигаясь, застыв на одном месте, будто готовящаяся к прыжку оскалившаяся собака.       — Девять сильнейших чародеев погибли от моих рук сегодня — каждый из них был куда опаснее тебя. Уходи, пока отпускаю.       Мартериар вернул оружие в ножны — сталь лязгнула. В груди кипели гнев и разочарование, но он сделал несколько шагов назад, не сводя взгляда с некроманта. Ему дали шанс уйти мирно, избежав неравного противостояния, которое ничего не решило бы — и шансом этим следовало воспользоваться, следовало сейчас же найти Сильвера, выбраться из Цитадели и всем вместе уехать как можно дальше отсюда. Это было разумным, единственным верным вариантом, но Мартериар так и не нашел ничего, что помогло бы Патриции — лишь подтверждение собственным страшным догадкам, что помочь ей уже нельзя.       И из-за этого брала злость. Патриция не заслуживала такой участи, она должна была остаться, должна была вернуться — даже если совсем изменившейся; он подружится с ней другой, научится ее понимать, он увезет ее к ее семье, туда, где ей будет спокойно и хорошо. Они с Кайрой сделают все, чтобы Патриция произошедшее пережила, чтобы снова радовалась и шутила свои грубые бестактные шутки. Она заслуживала не быть разменной монетой между Заступниками и кем бы то ни было.       Под эти мысли Мартериар медленно отступал к дверям залы. Казалось, резкое движение заставит Велемора пожалеть о своем решении, поэтому, едва рыцарь свернул за угол, оказавшись вне видимости некроманта, он сорвался на бег. Чутье подсказывало — бездействовать Велемор не будет.       Чутье не подвело — стены задрожали, запрыгали на полу попадавшие с полотка мелкие камешки, из-за спины, от залы, раздалось унылое завывание. Призыв. В горах были склепы. В подземельях Цитадели были склепы.       «О, Заступница», — вот что рвалось с языка.       — Бездна, — прошептал Мартериар. — Бездна!       Кратчайший путь наружу вел прямо, но Мартериар свернул на лестницу. Нужно было найти Сильвера — раньше, чем восставшая безумная свора перекроет им выходы.       — Сильвер! Сильвер!       Снизу, извиваясь вокруг лестничных пролетов, пополз прозрачный зеленоватый дым, неверный, точно свечение блуждающих огоньков на болотах. Ступени дрожали, с потолка сыпалась пыль и мелкие камешки.       — Мартериар? Что, во имя Светлой…       Сильвер вынырнул откуда-то из бокового коридора, и Мартериар, не раздумывая, схватил его за руку и потащил за собой по кратчайшему пути, который, по его расчетам, должен был вывести их на улицу. Цитадель продолжала вздрагивать, порывом ветра задуло все факелы, в особенно темных коридорах приходилось двигаться почти на ощупь, потому что летящая пыль тут же попадала в широко распахнутые глаза.       На крыльце их встретил первый мертвец. Слабый и только пробудившийся, качающийся на своих костлявых ногах, он ничего не успел сделать — Сильвер одним движением столкнул его со ступеней вниз, уже не оглядываясь, не проверяя, достаточно ли противник дезориентирован.       Цитадель словно ожила — послышались вой, рычание, мертвецы заметались по поместью, у кого-то хватило ума выскочить во двор, кто-то полез на крышу, в закатных лучах казалось, что в окнах бушует зарево. Где-то там, в поместье, оставался невредимым некромант, который наверняка сделает все, чтобы расправиться с Заступником.       — Все в седла! Быстро! — Сильвер ударом меча перерубил намотанную на сук конскую привязь, подтолкнул замершую на месте Кайру к ее лошади.       — Подождите! — воскликнула жрица. — Как же… Патриция!       Одержимая стояла поодаль, пустыми глазами глядя на тени, мечущиеся во внутреннем дворе цитадели, выхваченные из густеющей темноты закатным пламенем. Спокойная, отрешенная, она, казалось, не чувствовала опасности вовсе. Сильвер дернул поводья, лошадь вскинулась на дыбы, испуганно заржав, Кайра тоже поставила ногу в стремя, а Мартериар метнулся к Патриции.       Он видел, как с крыши сверкнул наконечник стрелы. Он понимал, что под прицелом была Патриция — Патриция, не откликавшаяся на собственное имя, не чуявшая опасности, не понимавшая, что ее смерть подобралась к ней почти вплотную. Мартериар толкнул ее в сторону в тот же миг, в который беззвучно сорвалась с тетивы стрела. Патриция неуклюже завалилась в сторону, взмахнула руками, пытаясь поймать равновесие, с недоумением подняла глаза на рыцаря, словно не понимая, за что ей досталось. Стрела, просвистевшая в воздухе в каких-то сантиметрах от оруженосца, впилась в броню рыцаря в том самом месте, где еще недавно гордо красовался шеврон ордена.       — Уходим! Быстрее!       Мартериар с силой рванул из раны пробившую доспех стрелу — к счастью, рана была неглубокая, под броню полностью вошел лишь наконечник. Хлынула кровь, впитываясь в поддоспешную рубашку, расползаясь по ней пугающим горячим пятном.       — Все… все хорошо, — отмахнулся он от вскрикнувшей Кайры.       Кайра натянула лук и безуспешно попыталась прицелиться в тени на крыше, Сильвер за шиворот втащил Патрицию на лошадь перед собой. Когда Мартериар забрался в седло, все спешно отступили под защиту деревьев — переплетения ветвей мешали взглядам и стрелам.       — Не останавливайтесь!