Спасти

      — Проклятье! Где же! Как мы вообще?       — Вон там, — отозвался Мартериар, приметив между деревьями широкую тропу. Сильвер сразу же дернул поводья и, не сбавляя скорости, развернул гневно всхрапнувшего коня в указанную сторону.       Он в тысячный раз проклинал себя, что позволил Патриции вести их вперед — доверился ей, настолько проникся жалостью к ее угасающему сознанию, что оказался не в состоянии запомнить дорогу, по которой вела их одержимая. Сейчас она ничуть не помогала, лишь беспокойно качалась на лошади перед ним, наверно, и вовсе сорвалась бы на землю, если бы Сильвер ее не придерживал — а сзади слышались вопли и вой. Рычали и выли на многие голоса мертвецы, фыркали лошади, стучали по мерзлой земле копыта — этот звук Сильвер слышал отчетливее, чем должен был слышать, и лишь несколько минут спустя понял, что это отдается в ушах его собственное сердцебиение.       — Заступники! Они все — по наши души?       Вопрос Кайры был адресован в пустоту, она выкрикнула это, когда ее лошадь, оступившись, едва не грянулась оземь прямо перед бросившимися наперерез мертвыми — но Мартериар вдруг поймал себя на слишком ясной мысли: он действительно знал, по чью душу выпустил мертвых некромант. По душу, от которой уже почти ничего не осталось. Он глазами нашел Патрицию — и вдруг ощутил горячий прилив благодарности Сильверу, крепко придерживающему ее за плечо.       Или, может, благодарность была не при чем — расползающееся на груди кровавое пятно жгло, точно кровь кто-то подменил кислотой.       Они вывернули на широкую тропу — сверху по-прежнему нависали острые сухие ветви, древесные стволы стояли близко, но дорога была ровнее и лошади уже не рисковали переломать ноги, на всем скаку споткнувшись о корягу. Мертвецы рассыпались между деревьев, иногда внезапно выскакивая из-за них — лошади пугались, становились на дыбы, пытались сбросить всадников — в закатных огнях мертвые глаза, обнажившиеся кости и свисающая лоскутами тронутая тлением кожа выглядели особенно жутко. Пожалуй, только Патриция не обратила на них внимания — она ни на что уже внимания не обращала — и Мартериар будто не был удивлен ни их жутким обликом, ни их вопиющей противоестественностью. Перед глазами помутнело, когда он попытался вглядеться — на миг почудилось в одном из мертвецов собственное искаженное отражение.       Мертвые на своих закостеневших ногах не могли успеть за живыми, но им не требовался и отдых — нужно было уйти на достаточное расстояние, чтобы не быть внезапно застигнутыми врасплох среди ночи. Они удалялись от Цитадели галопом, не щадя лошадей и стараясь не оглядываться, но у замыкающего короткую цепочку Мартериара было отчетливое ощущение, что это не бездна преследует их, а они радостно летят в ее объятия.       Он об этом не сказал. Что они могли сделать? Развернуть лошадей навстречу верной смерти — настоящей, а не той, что чудится ему впереди — и счесть это лучшим вариантом? Численное превосходство было огромное, в десятки, в сотни раз — он был более чем уверен, что одними только мертвецами из ближайших склепов дело не ограничится, магия Велемора потечет по горам дальше, возможно, со временем обрушится на Нэртельвей, и…       — Бездна.       Он прикусил губу и крепче сжал пальцы на конской упряжи. В ране стреляла горячая боль, отдаваясь в плечи, спину, шею, затылок. Весь его опыт говорил, что от одной стрелы, вошедшей в тело лишь наконечником и не задевшей никаких важных органов, вреда будет не больше, чем от укуса собаки. Поболит и пройдет — не так поболит, не чтобы от боли сводило мышцы и садился голос, — если только это действительно была просто стрела.       Мартериар мысленно клял себя на чем свет стоит — зачем, зачем он метнулся отталкивать Патрицию? Наверняка мишенью был кто-то другой, мертвец в Патрицию прицелиться не мог, потому что не видел ее, зачарованное кольцо делало ее недоступной их взгляду — так зачем, во имя Бездны, он вмешался?       — Ты в порядке?       Мартериар вскинул голову, встречаясь глазами с обернувшейся к нему Кайрой. Они по-прежнему гнали коней галопом сквозь быстро сгущающуюся темноту прочь от Цитадели, оставив оживших мертвых за спиной; вот уже сколько времени слышны были только стук лошадиных копыт и тяжелое дыхание загнанных животных. Должно быть, Кайра расслышала его тихое ругательство.       — Мартериар?       — Все хорошо.       Все будет хорошо, он подразумевал именно это. Как укус собаки, пройдет, обязательно пройдет, вскоре напоминанием о ране останется только небольшой бледный шрам, вот и все.       — Ты уверен?       Он кивнул. Пульсирующая боль поднялась в виски, сдавила их раскаленными ладонями, рыцарь не был уверен, что смог бы совладать с голосом, если бы взялся говорить. Бросило в жар, голова закружилась, Мартериар опустил глаза на собственные сжимающие поводья руки и вдруг понял, что едва их чувствует.       На той стреле точно что-то было.       — Тебя ранили. Если почувствуешь себя хуже — скажи, мы остановимся.       Бездна. Хуже — только в могилу.       — Хорошо, — через силу согласился он, уже зная, что ни за что так не сделает, это было бы глупо, чрезвычайно глупо! Останавливать бегство от страшной опасности ради помощи раненому — помощи, которую среди них оказать никто не в состоянии. Едва ли простой перевязкой что-то решится, с ядами всегда сложнее, должно быть, только в Нэртельвее можно будет получить хорошую помощь. Делать лишних остановок не стоило. Из них единственной, кто прилично в ядах разбирался, была Патриция, только… была ли Патриция с ними?       И все же они остановились. Ночь стояла совсем глубокая, когда у лошади Сильвера, в очередной раз оступившейся, подогнулись ноги — животное упало, содрав кожу на коленях и едва не скинув всадников наземь. Другие лошади выглядели не лучше — загнанные, взмыленные, дрожащие от напряжения и усталости. Стало ясно, что по крайней мере до рассвета продолжать путь невозможно. И, когда казавшееся бесконечным бегство остановилось, Мартериар поймал себя на том, как сложно было удержаться в седле.       Далеко от дороги уходить не стали, у самой обочины соорудили маленький костер, собрав в него подвернувшиеся под руку ветки — ни у кого не было сил искать хороший хворост. Пока Сильвер привязывал лошадей, а Кайра разводила огонь, Мартериар помог Патриции перебраться поближе к костру — она едва переставляла ноги, всем весом опираясь на плечо друга. Он старался не думать, что на ее поддержку ушло слишком много сил. Раньше он без особенного труда носил Патрицию на руках, если приходилось, а порой она, дурачась, сама ему на руки прыгала — знала, что он поймает и удержит, и он действительно ценил такое странноватое проявление доверия — но теперь ее рука на своем плече показалась непосильной ношей.       Боль в ране — острая, жгучая, от которой на глаза наворачивались слезы — чуть улеглась, уступив освободившееся место оцепенению и слабости во всем теле, и Мартериар теперь об этом почти жалел. Смотреть на свои руки и не чувствовать сил пошевелить хоть пальцем, слышать разговор, но не поворачивать головы, даже дышать только лишь потому, что это получается как-то само собой — это пугало куда больше надрывной боли, потому что к боли он в некотором смысле привык. Во всяком случае, больше, чем к этому.       — Ты в порядке?       Кайра села на землю рядом, положила ему руки на плечи и внимательно вгляделась в лицо.       — Не совсем.       Он смотрел ей в глаза и не мог представить, она согласилась бы впустить в свою душу Заступника, стать его глазами и голосом здесь, пожертвовать собой ради всех, кому Заступник мог бы помочь. Помочь ли? Кайра согласилась бы на судьбу Патриции, будь у нее выбор?       — Я могу что-то сделать? Может, перевязать рану или… ох, Бездна, у меня даже бинтов нет.       Он мотнул головой. Попытался улыбнуться, легко сжал ее руку в своей. Легко — потому что пальцы почти не слушались.       — Нет. В темноте бесполезно. Иди спать.       Он не сказал, что все будет в порядке, потому что Кайра заслуживала не быть обманутой.       Кайра вызвалась быть дозорной — никто не мог знать, что они ушли от мертвых достаточно далеко, чтобы быть в безопасности — но совсем скоро задремала, пристроившись рядом с сидящим у огня Мартериаром. Она не вздрогнула, когда он как мог осторожно переложил ее голову со своего плеча на ее походную сумку и накрыл краем плаща. Он знал, насколько Кайра не любит холод, насколько она привыкла к теплу — и видеть ее, спящую на холодной земле, сильнее тянущую на плечи тонкий плащ, было будто бы неправильно. Она заслуживала другого. Заслуживала тепла и света, заслуживала не лишать себя сна из боязни быть убитой, заслуживала совсем не того, на что пошла ради Мартериара и Патриции.       Сильвер завернулся в плащ с другой стороны костра — на этот раз ему было очевидно все равно, кого он оставляет дозорным; после стычки с восставшими в Цитадели и погони хотелось только уснуть и не просыпаться до рассвета. Он даже не оглянулся на притихшую Патрицию, не бросил ей ни тихой колкости, ни даже подозрительного взгляда. А между тем он знал, что она вооружена, прекрасно видел, как Мартериар этим утром вернул ей ее кинжал. Сильвер верил ей или был слишком вымотан, чтобы подозревать?       Мартериар смотрел в медленно гаснущий огонь. Усталость давила на плечи, но боль не давала спать. Боль — и что-то еще, что-то другое, что-то очень странное. Стоило закрыть глаза — и он видел чудные странные образы, перетекающие друг в друга цвета, причудливые водовороты, слепящие блики, много-много обрывающихся линий, обрисовывавших контуры уводящих вверх ступеней — всякий раз они уходили к наглухо закрытым воротам. Всякий раз Мартериар стоял у подножия и чувствовал, что сил подняться нет.       Еще не спала Патриция. Она сидела чуть в стороне, почти не моргая и неотрывно глядя на него — в иное время он решил бы, что она хочет сказать ему что-то. Хотелось заговорить с ней первым. Даже если она не ответит и не поймет, это была бы дань памяти их прежним долгим разговорам у костра. Хотелось заговорить. Спросить, из первых уст узнать, прав ли Велемор, действительно ли для нее все кончено — и, Бездна, он спросит ее. Утром. Когда перестанет так кружиться голова. Когда в огне перестанут видеться тянущиеся к нему костлявые руки.       Кайре снился кошмар. Патриция смотрела, как она вздрагивает и мечется во сне, как Мартериар гладит ее по волосам, как шепотом разговаривает с ней, слышала обрывки слов — голос был тихий, глухой, словно речь давалась с трудом. Патриция видела синий свет жизни над Кайрой и Сильвером, над Мартериаром — быстро угасающее сияние. Почти такое же, какое она видела над собой с том госпитале, где… Патриция не помнила, что случилось в госпитале. Патриция не помнила, кто перед ней. Патриция не помнила, почему он называет ее, другую эльфийку, так необычно — родная. Патриция помнила только, что слово это было в одном из писем, в которое ей довелось заглянуть однажды — давно-давно, когда она еще принадлежала себе. Она помнила, что письмо он так и не отправил — сжег, разочаровавшись в собственных словах.       Но Патриция помнила, что эльфийка была жрицей, и помнила, как эльф однажды назвал яд, что тянул теперь из него жизнь.       — Поцелуй жрицы, — произнесла она своим новым голосом — не прежним, живым и задорным, а лишь его бледной дрожащей тенью. — Расскажи кому — не поверят.       Кто из них, Патриция или Безликий, сказал это?       Мартериар стянул с руки перчатку и пустым взглядом уставился на собственное запястье с появившейся на нем первой язвочкой. Именно их искали стражники, проверявшие въезжающих в Нэртельвей еще… сколько прошло времени? Перемешались даты и события, лица и фразы, собственная память вдруг стала ненадежной, зыбкой, точно болото, в которое он по неосторожности вступил. И единственным маяком в тумане подступившего забвения оказалась одна-единственная пугающе четко оформившаяся мысль: поцелуй жрицы — к скорой смерти.       — Теперь мы с тобой в одной лодке.       «И идем ко дну», — мысленно отозвался Мартериар.       Утро наступило рвано, быстро, неожиданно, Мартериара встряхнули за плечо — словно молния ударила в каждую клеточку тела, в голове загудел невидимый колокол. Рыцарь, как оказалось, так и уснул вчера возле потухшего костра — костра, из которого длинными тенями тянулись по его душу костлявые руки.       — Вставай! Целый отряд совсем рядом, будь оно все проклято. Ну, давай, вперед!       Сильвер говорил громким шепотом, и только это, пожалуй, заставило Мартериара открыть глаза — слов он не разобрал. Что, если не это, было признаком, что опасность подступила вплотную?       Кайра была уже на ногах, отвязывала лошадей, Сильвер смахнул поверх пепла костра немного перемешанной со снегом мерзлой земли и снова оглянулся на Мартериара — тот, опираясь на дрожащую руку, все еще сидел на земле, устремив взгляд на собственные пальцы.       Пробирала злость. Сильвер не знал, что произошло в Цитадели — а хотел бы! — и считал, что рану свою Мартериар получил чересчур глупо, а теперь он еще и словно совсем об опасности не заботился! Собой пусть рискует сколько и как ему того захочется, но пока здесь остальные, пусть изволит думать обо всех.       — Бездна подери, — сквозь зубы выругался Сильвер, схватив Мартериара за плечи и рывком поставив того на ноги. Он собирался высказать очень много, не столько именно о нем, сколько все то, что он думал про идею спасать Патрицию, но не высказал. Осознание, что рыцарь перед ним едва стоит на ногах, отозвалось в груди холодной пустотой. — Это из-за стрелы, да?       Мартериар кивнул.       — Постарайся дожить до Нэртельвея, — сухо посоветовал Сильвер, но спустя пару секунд добавил: — Серьезно. Не то чтобы меня так уж волнует, но… Забудь.       Осторожно разжал пальцы и виновато отвел глаза.       Уезжать нужно было быстро и тихо, чтобы рыскающие поблизости мертвые их не заметили, но приходилось ждать: Кайра все никак не могла совладать с лошадью, та вставала на дыбы, всхрапывала, била копытами в землю и всячески отказывалась продолжать путь. Когда Сильвер перехватил у нее поводья и попытался успокоить животное сам, Кайра отступила на несколько шагов.       — Знаешь, мне снился твой голос, — обратилась она к Мартериару и тут же встревоженно замолчала. — Ты бледный. Тебе нехорошо?       — Тебе снился кошмар, — отозвался он. — Я решил, что если с тобой говорить, ты успокоишься.       Он не знал, что еще может ей сказать. Где-то на границе сознания еще теплилась надежда, что Патриция ошиблась, что это вовсе не поцелуй жрицы, что все будет в порядке — но только на границе, потому что он слишком ясно понимал: он слышит Велемора. Этот шепот в висках, едва уловимый, но так ясно слышимый в звенящей пустоте, это был голос некроманта, поющий незнакомые слова на незнакомом языке. Всего-то и нужно было — отозваться.       Из пламени тянулись костлявые руки.       Когда наконец выехали, силуэты мертвых уже маячили за деревьями. Они здорово теряли в зрении при дневном свете, но не становились совсем слепы — и потому нужно было уходить немедленно; подстегнуть лошадей и умчаться прочь, оставив и эту отбившуюся от основной волны группку далеко позади, но Сильвер, оглянувшись на едва держащегося в седле Мартериара и безвольную Патрицию перед собой, пустил коня быстрым шагом. Кайра последовала его примеру. Она встревоженно повертела головой по сторонам, убеждаясь, что мертвые действительно близко, и направила свою лошадь рядом с лошадью Мартериара, шаг в шаг, виновато заглянула ему в глаза.       — Все будет хорошо, правда? Я… прости меня. Когда вы ушли, Патриция передала мне это, — она подняла руку с зачарованным кольцом на пальце. — Я подумала, если бы оно осталось у нее, тебе не пришлось бы ее спасать?       Он не ответил, слова ее звучали куда глуше вкрадчивого голоса в висках. Всего-то нужно было отозваться, и все бы закончилось — и боль, и сомнения, и это жуткое чувство отрешенности. Все, все ушло бы без следа, если бы…       — Тихо! — шикнул на Кайру Сильвер. — Они нас окружили. Впереди тоже твари.       Голос почти кричал, и ничего больше не было, кроме голоса, только его зов, только его звучание, и бегущие из-за деревьев наконец заметившие живых мертвецы не казались чем-то страшным и странным, не казались противоестественными. Это были духи, получившие второй шанс, так говорил ему голос, и ничего страшного в этом не было. Он столько времени защищал Патрицию, защищал нечто куда более жуткое и искренне считал это благим делом. Так почему же было не послушать того, кто действительно знает, что происходит?       Сильвер ударил лошадь шпорами, пытаясь заставить ее перескочить через бегущих к ней восставших, Кайра натянула поводья, ее конь взвился на дыбы и копытом проломил череп одному из мертвецов. Твари взревели, и лошадь Мартериара, до того с испуганным ржанием топтавшаяся на месте, тоже вскинулась, сбросив не успевшего среагировать всадника на землю.       — Бездна! — воскликнул Сильвер, когда из-под его рук внезапно рванулась до того безвольная Патриция. Она соскочила наземь прежде, чем он успел ее перехватить, сама едва не попала под копыта, и, выхватив кинжал, тут же вонзила его в горло оказавшейся перед ней твари.       — Безликий? Или нет, она! Она сама!       Это действительно была Патриция — ни намека на синие линии на ее коже, ни намека на заступничью волю. Она поднырнула под руками у следующего восставшего и что было сил оттолкнула того, что уже занес над Мартериаром короткий меч.       — Бездна, да и гори оно все! — Сильвер бросил поводья, спрыгнул с лошади и тоже схватился за оружие.       Патриция словно ожила. Она выиграла для Мартериара достаточно времени, чтобы он смог подняться на ноги, но не отступила под его защиту даже когда он выхватил меч, наоборот — она кружилась рядом, сыпала быстрыми ударами по нерасторопным мертвецам. Она сама пыталась защитить его, она словно была готова принимать на себя предназначенные ему удары. Она по-прежнему не могла сказать точно, кто перед ней — но вдруг отчетливо вспомнила, что своим бегством из города хотела в первую очередь спасти его. Пусть даже и от самой себя.       Засвистели стрелы. Промахнуться со столь близкого расстояния было почти немыслимо, Кайра быстро приноровилась к стрельбе в движении — ее лошадь продолжала испуганно вертеться на месте, внося сумятицу в и без того нестройную толпу.       Голос кричал. Громче — когда Мартериар поднял меч против восставших. Тяжело было даже стоять на ногах, но на каком-то неведомом упрямстве он продолжал парировать удары и лишь крепче сжимал негнущимися пальцами рукоять. Рядом вертелась Патриция. Она все еще была — измотанная лишениями и Безликим, но по-прежнему живая. Даже если на краткие минуты — но снова здесь.       «Заступница, если сейчас все закончится, я благодарен, что видел это».       А голос кричал, кричал до хрипа, и ни бездны уже не было слышно — ни воя мертвых, чья густая кровь оставалась на лезвии, ни собственного сбитого дыхания, ни удара подогнувшихся коленей о мерзлую землю, ни звука, с которым в землю вонзился меч, ни встревоженного возгласа откуда-то издалека.       Когда Мартериар упал на колени, опираясь на гарду воткнутого рядом меча, Кайра спрыгнула наземь, не считаясь с опасностью.       — Что? Что случилось, Мартериар? Мартериар, говори со мной!       Он через силу мотнул головой.       — Все кончено, — срывающийся на хрип шепот. На мертвенно-бледных губах показалась бисеринка крови.       Сильвер одним решительным ударом отсек голову последнему восставшему и тоже обернулся. Кайра опустилась на колени рядом с возлюбленным, почти столь же бледная от страха, осторожно коснулась его плеч, за подбородок чуть приподняла голову — на нее смотрели пустые помутневшие глаза, подернувшиеся белой пленкой; оставленный год назад шрам на виске, прежде почти незаметный, теперь показался слишком ярким в сравнении с бледностью лица. Пугающе отчетливо проступили линии кровеносных сосудов.       — Что с тобой? — умоляюще прошептала Кайра. — Скажи мне, что с тобой. Ты слышишь? Пожалуйста, говори со мной!       — Я… становлюсь одним из них, — он неопределенно мотнул головой в сторону лежащего неподалеку мертвеца.       — На стреле был яд, — вдруг отчетливо сказала Патриция. — Безликий говорит, на стреле был яд.       Кайра и Сильвер перевели взгляды с нее друг на друга, потом на Мартериара.       — Я… Мы можем что-то сделать? — голос Сильвера прозвучал растерянно, он продолжал смотреть на бывшего брата по ордену, еще надеясь, что Кайра вдруг предложит гениальное решение, которое по щелчку пальцев вылечит спутника — и, желательно, подбросит их до Нэртельвея.       — Да.       Кайра с надеждой всмотрелась в лицо Мартериара. Если он знал способ, если действительно было возможно сделать хоть что-нибудь, как-нибудь помочь ему, она, не задумываясь, пошла бы на все. На обман, на преступление, на сделку с демоном — что угодно, чтобы он жил.       — Убей меня, — наконец разомкнул он побелевшие губы.       Будь он проклят, если отзовется Велемору.       — Ты и так недалек от Врат, — с сомнением покачал головой Сильвер.       — Тише, тише, не отчаивайся, — зашептала Кайра, помогая ему прислониться к стволу ближайшего дерева — его руки уже не могли держаться за эфес воткнутного в землю меча. — Я… дай минуту, я что-нибудь… Я придумаю! Я найду способ помочь тебе, слышишь?       Он дрожащей рукой перехватил ее запястье — жрица, прежде панически оглядывавшаяся вокруг в поисках хоть чего-нибудь, замерла.       — Ваша помощь — убить.       В каждом слове слышались боль и отчаяние. Кайра прикусила губу, и по щекам ее побежали слезы, Сильвер бесцельно сделал шаг вперед, не представляя, что он может сказать или сделать. В отличие от жрицы, он видел, что все уже кончено.       — Помощь — не позволить мне стать… таким.       Вновь кивок в сторону еще недавно живых мертвецов. Он хотел сказать что-то еще, но только глухо закашлялся.       — Помощь — не дать ему забрать с собой никого, — вторил двуголосьем Безликий. Сильвер вновь было поднял оружие, но свечение на лице Патриции тут же померкло. Дух не пытался бросить ее в бой. Неизвестно, был ли он действительно потрясен развернувшейся перед ним сценой, но казалось, что и в самом деле не может отвести глаз.       — Не забирайте его, Заступники, — всхлипнула Кайра, вскидывая голову. Она выдернула руку из пальцев Мартериара, вскочила на ноги и принялась быстро шагать перед ним из стороны в сторону. — Я… я найду способ, я придумаю что-нибудь, сейчас, пару минут, мне просто нужна пара минут, я уверена, что мы что-нибудь можем сделать, меня должны были учить подобному, мы можем…       — Быть милосердными, — подсказал ей Сильвер. — Не мучай его.       Кайра остановилась, понурила голову, обняла себя за вздрагивающие плечи и беззвучно разрыдалась.       — Сильвер, — позвал его Мартериар.       Тот отвел глаза.       — Нет. Я не смогу.       — Патриция? — и тихо, совсем глухо, на одном только выдохе: — Пожалуйста.       Сильвер и Кайра смотрели, как эльфийка опускается на колени рядом с умирающим и медленно, будто зачарованная, вынимает из ножен кинжал. Мартериар своим стеклянным взглядом встретился со взглядом Патриции.       В последние секунды он заслуживал не видеть, как она убивается, заслуживал не слышать рвущихся из ее груди рыданий. Если где-то есть другая жизнь, если смерть — только расставание, он заслуживал запомнить Патрицию вне истерического припадка, подступившего словно к самому горлу.       — П-прости меня, — прошептала она; ее новый голос совсем не слушался, дрожал и ломался.       Мартериар протянул руку и негнущимися ледяными пальцами накрыл ее пальцы, судорожно сжатые вокруг рукояти кинжала.       — Вернись домой. Я обещал твоей семье, что ты вернешься.       — Я… Я…       «Я не могу убить тебя», — хотела сказать она, но из горла не вырвалось ни звука больше, только странное бульканье. Ее не услышал никто из стоящих рядом, зато услышал Безликий.       «Тебе придется — или выступишь в безнадежный бой с его оскверненной тенью. Решай, умрет ли он один милосердно быстро, или оба вы будете страдать. Ты — несколько минут. Он — пока не погаснет солнце.»       — Я…       Она хотела еще что-то сказать, но прикусила ладонь, пытаясь не разреветься. Она с трудом различала его лицо за мутной пеленой слез, с трудом заставила себя опустить глаза к пробоине на доспехе. Кто знает, пробила бы стрела броню, будь шеврон на месте?       Она дрожащей рукой подняла кинжал.       «Помоги, Безликий».       Почему она вдруг начала вспоминать сейчас? Почему нельзя было оставить ее в блаженном беспамятстве на несколько минут дольше?       «Он хочет смерти. Нам по пути».       Вокруг ее запястья обвилась синяя нить. Безликий направит ее руку.       — Заступники! — воскликнула Кайра, рванувшись вперед. Сильвер схватил ее за плечи, удерживая на месте. Если у Патриции нашлись силы, пусть закончит начатое. — Заступники, нет! Мартериар! Не уходи от меня! Не оставляй! Прошу! Пусть смерть возьмет мою душу, пусть оставит тебя! Пожалуйста. Не уходи. Мартериар…       Ее возгласы смешались со всхлипами, она забилась в держащих ее руках, Сильвер закрыл глаза. Короткий блик прошел по занесенному лезвию. Мартериар перевел расфокусированный взгляд за плечо Патриции, на стоящую в нескольких шагах Кайру, на ее заплаканное лицо, на дорожки слез на бледных щеках.       — Прощай, родная, — сорвалось с его губ на последнем выдохе.       Сияющее иным светом кинжальное лезвие вонзилось в грудь там же, где до этого — отравленная стрела. Патриция почувствовала, как нездешнее оставляет ее, почувствовала, как отдергиваются руки Безликого от ее горла, как пропадают синие блики перед глазами.       Вновь поднятый из раны кинжал упал рядом в занесенную снегом траву. Снежная шапка поблекла и истаяла, таким горячим было лезвие, по которому только что прошла нездешняя душа.       Патриция уронила голову на руки.       Тот, кого она боялась увидеть своим палачом, был убит ее рукою.