***
— И что же ты станешь делать, — Мартериар закинул руки за голову и после короткой паузы добавил: — младшая жрица Безликого Заступника? Кайра покачала головой, но не исправила — да, все верно, отныне и до конца жизни она будет слышать только жреческие обращения даже от него. Еще совсем недавно ее это радовало, она проявила себя, ее заметили, теперь она не только под защитой церкви, теперь она и есть защита церкви, теперь ни один нежданно-негаданно нагрянувший посыльный семьи не позволит себе ни упреков, ни крика, ни угроз шантажа, а если вдруг позволит, она прикажет вышвырнуть наглеца вон. Еще совсем недавно это радовало, но теперь, глядя на высокий звездный купол и чувствуя под лопатками стог сухого сена, она вдруг загрустила, потому что это, должно быть, редчайшее из исключений, и до конца жизни она будет видеть над головой потолок кельи и чувствовать спиной жесткую, без излишеств, храмовую кровать. И Мартериар, с которым они когда-то смеялись над глупыми историями, прыгали через костер, встречались за починкой книг или выкраивали четверть часа задержаться за разговором в общем зале, так и будет до конца жизни вместо имени звать ее титулом, и видеть вместо хорошей подруги, которая готова была за его душевное равновесие с обвинениями предстать перед смотрителем и старшими жрецами, холодную предписанную уставом жреческую маску. Захотелось взять его за руку или дружески толкнуть в плечо, все равно здесь темно и безлюдно — никто не увидит, — но она запретила себе даже думать об этом. Жрицы так не поступают. Она и так позволила себе лишнего прошлым вечером — очень, очень много лишнего, смотритель бы совершенно разочаровался в ней, если бы узнал. — Призову к порядку существо, какое бы оно в башне ни обитало, — размеренно ответила Кайра, стараясь, чтобы голос ее звучал одинаково что дома, под сводом храма, что здесь, на краю Заступниками забытой деревеньки. — Если способно оно внять словам моим, если разумно, оно уйдет. Если откажется — значит, дорога ему в зачарованный круг. — Как и велит устав, — так же подчеркнуто отстраненно согласился Мартериар. Кайра зажмурилась, изо всех сил стараясь не чувствовать себя глупо — они оба лежали в огромном стоге сена, слушая, как несколькими улицами дальше нестройно поют селяне, а в пристройке неподалеку кудахчут кем-то потревоженные куры, а изъясняться оба изволили так, как подобало бы на светском приеме. Кайре очень хотелось предложить Мартериару забыть про условности и вдвоем прогуляться вдоль по реке до границы леса — а вдруг там ягоды? — но жрицам не дозволялось иметь даже дружеских связей. Она не предложила, потому что он бы согласился. Если бы видел их сейчас Сильвер, ему было бы еще смешнее, чем утром — но, к счастью или нет, ему совершенно не улыбалось сопровождать жрицу везде, куда бы она ни пошла, поэтому и идти с ней на сельский праздник он отказался, а Мартериар, напротив, вызвался составить компанию. Ему не особенно нравились сельские праздники, но Сильвер нравился меньше, а еще меньше нравилась мысль отпускать Кайру одну неведомо куда, особенно после происшествия с разбойниками, да и до праздника они не добрались — Кайра, вспомнив послушничество, поманила его в поля и забралась на стог сена. И замолчала тревожно. — Хотела… кое в чем признаться, — тихо выдохнула она в конце концов, когда Мартериар уже потерял надежду на продолжение беседы. Конечно, с ней и молчать было неплохо, но не просто же так она его сюда потянула? — Я в некотором роде рассчитывала, что Сильвер за нами не пойдет, ему слышать не нужно, он… «Слишком чтит устав», — читалось по ее поджатым губам. — Он слишком категоричен, — продолжила она. — Поэтому все сказанное должно остаться между нами. Никому, хорошо? Ни Сильверу, ни смотрителю, ни сослуживцам, ни друзьям, ни письмам, идет? — Разумеется, — спокойно откликнулся Мартериар, но все же в недобром предчувствии приподнялся на локте. Ни о чем хорошем, намеренно уйдя так далеко, не разговаривают. Кайра с крайне подавленным видом мельком глянула ему в лицо, подняла глаза к небу, обреченно вздохнула. — Я не слышу Заступника, — прошептала она. — Вообще никогда не слышала. Старшие говорят, что его сложно дозваться, но они считают, что у меня получалось по крайней мере раз или два, что в случае необходимости я смогу попросить его о вмешательстве. Но я, м-м… действительно не знаю, как с ним обращаться. Смотритель Ламнер говорил, что даже легчайшего вмешательство Безликого хватит, чтобы прогнать призрака… или любую засевшую в башне нечисть, вот только не будет у нас вообще никакого Безликого. Мартериар выдохнул и расслабленно лег обратно на сено. Далеко не худшее, что она могла сказать — после такого-то вступления! — Ты не понимаешь! — в ужасе прошептала Кайра, проследив за его лицом. — Это ужасно! Это! Это!.. И замолчала. Резко села, подтянула колени к груди и уткнулась в них лбом. Мартериар сел рядом и занес было руку над ее плечом, но так и не положил — нельзя было касаться жриц без крайней необходимости. — Д-да, наверно, не понимаю, — сдался он. — Не силен в ваших жреческих делах — не сочтешь за труд объяснить? Она подняла голову и посмотрела на него таким нечитаемым, но предельно выразительным взглядом, что он неожиданно для себя смутился. Он никак не мог бы описать этот взгляд и не мог ни с чем сравнить, но уже встречал такой прежде у смотрителя Ламнера — и понятия не имел, что Кайра тоже может это повторить. Смотритель на него так смотрел, помнится, перед тем, как рассыпаться в холодных жестких рассуждениях об уставе, о непротивлении воле Верховных, о долге жречества, о жертвах рыцарей, об обязательном принятии и смирении — и о том, что он может выметаться, если оказался не в состоянии соответствовать хоть чему-то из этих и многих других вещей. Кайра, как оказалось, умела формулировать короче: — Я ненастоящая жрица. Устав, конечно, не одобрял лишние прикосновения, но это, если спрашивать Мартериара, того стоило — он состроил выражение глубоких раздумий, медленно наклонился к лицу Кайры (вот тут-то и сменился ее нечитаемый взгляд простым растерянным!), за подбородок осторожно повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону, а потом свободной рукой легким касанием начертил ей на лбу руну из точки, двух штрихов и полумесяца — и, медленно отстранившись, сам себе кивнул. — Настоящая. Я проверил. Кайра, покачав головой, тихо фыркнула, не сумев сдержать улыбки. Мартериар уже приготовился слушать, что руна «зовущие истину» на лбу никак не способствует проявлению правды и используется разве только в суде как клятва говорить честно, и использовать ее как-то еще просто глупое ребячество, и рыцарю церкви такое не подобает, и прикасаться к Кайре тоже не стоило, и… — Ты снова шутишь. «Первый раз с того времени, как ушел с отрядом и пропал». И посмотрела на него впервые за все время пути открыто и честно, широко раскрытыми глазами, искренне улыбаясь и чуть склонив голову. Во мраке ясного вечера рассыпавшиеся по плечам и соскользнувшие на лоб светлые пряди виделись воздушными и словно светящимися, а сама Кайра такой знакомой и правильной именно рядом с ним, такой близкой, такой нужной, что Мартериар ощутил вдруг сильное желание обнять ее за плечи, прижать к себе покрепче, чтобы чувствовать под ладонями чужое тепло и слышать дыхание, и подержать так — может, ему повезет и она обнимет в ответ. Наверно, впервые со дня возвращения захотелось не только отстраняться и уходить. Но устав лишние прикосновения к жрицам не одобрял, поэтому Мартериар на всякий случай преувеличенно беспечно пожал плечами, а потом выдернул из стога сена пару соломинок и принялся вдумчиво сплетать их между собой — чтобы точно знать, чем заняты руки. — Это не шутка, — серьезно продолжил он. — Ничего из того, что я сказал — не шутка. Я действительно плохо знаю, что у вас в жречестве хорошо и что не очень, когда дело касается Заступников (наверно, это и называется жреческими тайнами?), но я знаю тебя. Ты действительно настоящая жрица, потому что все равно здесь и все равно пытаешься помочь, пусть у тебя не получается предписанное, а своих методов еще нет. Появятся со временем, поверь мне. Кайра ссутулилась и тоже посерьезнела. — Спасибо. Я в себя не очень-то верю, приятно, что хоть у тебя получается. Однако свои способы я искать могу хоть всю жизнь, а до замка мы доберется самое позднее завтра к полудню, и мне придется делать… что-нибудь? Ох, Бездна, надо было честно сказать все Ламнеру! И в панике запустила руки в волосы. — Все будет в порядке, — заверил Мартериар. — Мы пойдем искать призрака вместе, все втроем, и что-нибудь придумаем; в конце концов, днем они не убивают, а до вечера наверняка найдем решение. — Сильвер найдет, а мы посмотрим? — Возможно, что и так, хотя не хотелось бы. Знаешь? Просто не думай пока. Как-нибудь все образуется. Спрыгнул на землю и галантно подал Кайре руку. — Ты хотела увидеть сельский праздник. Идем. Когда еще шанс выпадет.***
Замок вырос перед ними огромной скалой. Запущенный, поврежденный, оплетенный кое-где лозами, с зияющими дырами окон. Солдаты лорда-владельца встретили их на развилке, проводили к воротам, передали письмо от господина с приглашением немного погостить в его поместье, когда работа будет сделана — и уехали. Мартериар с Кайрой, памятуя про недавний план, оглянулись на солнце, оно едва перешло отметку полудня. Призрак действительно должен быть слаб сейчас, поэтому Кайра почти не дрожала, вслед за Мартериаром и Сильвером проходя под аркой ворот. Все здесь выглядело дважды брошенным — очевидно, рабочие успели начать восстанавливать замок прежде, чем призрак дал себя знать, а потом, спасаясь, побросали материалы и инструменты как пришлось. Впрочем, даже брошенное, это место не было жутко — Кайра шла чуть позади готовых защитить ее рыцарей, снаружи светило солнце и пела какая-то голосистая птаха, так и что с того, что под ногами постукивали, смещаясь, мелкие камешки, а под потолком кое-где протянулась знатная паутина? Кайра совсем уже успокоилась, когда, поднявшись на второй этаж и повернув в один из ведущих к главной башне залов, на противоположной входу стене они увидели кривую руну «назад». Все трое замерли. Кайра безотчетно вновь вцепилась Мартериару в запястье, а Сильвер, кивнув им оставаться на месте, пересек залу и вгляделся в руну. — Засохшая кровь. Кайра бы, возможно, послушалась неизвестного и отступила, если бы Мартериар не схватил ее выскальзывающую руку в ответ и не качнул выразительно головой. Они пошли дальше. Встретили еще несколько надписей — Мартериар к тому моменту уже не выпускал руку Кайры совсем — и почти все кровью. Те, что побольше — углем. «Беги», «я близко», «прячься, смертный», «в полночь в подвалах плачут». Последняя надпись насторожила Кайру — написанная углем почти у самой земли, она была… с ошибками. — Одна руна отзеркалена, — пробормотала она, привлекая внимание спутников. — А здесь лишняя черточка. — Наш призрак при жизни не уважал грамоту, мы поняли, — буркнул Сильвер, оглядываясь по сторонам. — Можешь пожурить его при встрече. Еще одна показавшаяся жуткой деталь — иногда встречающиеся самодельные детские игрушки. И если прочие вещи, как кое-где сохранившиеся книги, картинные рамы, канделябры и статуэтки, были покрыты толстым слоем пыли, то соломенные или тряпичные куклы были хоть и грязными, но совершенно не пыльными. — Пойдемте наружу, — остановила спутников Кайра. — Мне надо подышать. И, очевидно, прийти в себя, потому что дольше выносить гнетущую пугающую атмосферу этого места она не могла. И это днем-то! — И потом снова плутать? — поднял бровь Сильвер, лениво изучая очередную надпись «прячься, я ищу». Он был прав — заново проходить этот путь не улыбалось никому, поэтому Кайру отвели к огромному окну, от него начиналась анфилада к главной башне, а из него открывался вид на часть крыши пристройки первого этажа и покинутый сад с пострадавшими скульптурами. Пока Кайра, оперевшись на пыльный подоконник и зажмурившись, пыталась успокоиться, Мартериар несколько раз возвращался к последней надписи, тоже грешащей двумя ошибками, и в конце концов принес найденную рядом игрушку. — Детство взыграло? — участливо поинтересовался Сильвер. — Учти, захочешь поплакаться в чье-нибудь плечо — свое не дам. Можно подумать, хотелось уткнуться именно в его плечо. — Это писал ребенок, — отозвался Мартериар, пропустив подколку мимо ушей. — И игрушку тоже сделал ребенок — тут стежки неровные. Почти уверен, мы найдем в башне два десятка разновозрастных сирот, только и всего. Он оказался почти прав — на втором ярусе башни в небольшой круглой комнатке среди притащенной туда более-менее целой мебели обнаружились беспризорники, — разве что с количеством ошибся. Всего их было шестеро самых разных возрастов — сама старшая оказалась на вид одного возраста с храмовыми послушницами, и именно она, вероятно, шила разбросанные по замку игрушки. Дети заметили их первыми, и только благодаря заблаговременной догадке Мартериара удалось не попасться в пару простых, но неприятных ловушек — прикрытую хрупкой дощечкой дыру в полу и подвешанное над дверью ведро едкого сока огневки. Поэтому когда Сильвер пинком распахнул дверь в их убежище, дети притихли и попрятались — кто за кучу досок, кто за груду мебели и тряпок, кто за спину старшей девочки. Та, дрожа с головы до ног, поднялась с кривого ящика, выпрямилась и вызывающе вздернула голову — мол, не боюсь, делайте что хотите! Детей уговорили покинуть замок, Кайре понадобился час с лишним и все ее ораторское искусство, чтобы убедить сирот, что жить вот так, без условий, почти впроголодь на руинах и пугать солдат и рабочих надписями на стенах — совсем не то, что приводит к хорошей жизни. В конце концов они посовещались, бесцеремонно выставив Кайру за дверь, и решили, что, так и быть, готовы отправиться с почти незнакомцами в Нэртельвей. Кайра вздохнула с облегчением. Ей не пришлось выкручиваться с неспособностью позвать Заступника, зато довелось сделать доброе дело — этих детей примут в приют при храме, обуют, оденут, накормят и пристроят обучаться какому-нибудь ремеслу, а там, глядишь, и наладится у них все, и в страшном сне они разве что вспомнят, что жили когда-то в таком месте. — Хороши детки, — пожурил Сильвер, пока они шли к выходу. Он замыкал нестройную процессию, Мартериар искал безопасную обратную дорогу, Кайра следила за ребятами. — Это ж сколько крыс вы убили для тех кровавых надписей? Что, голыми руками? На него обернулась самая старшая. — Мы никого не убивали. Разве только чтобы съесть, но крысы скоро совсем перевелись. Кровь иногда появлялась на полу или на стенах, мы просто… размазывали, чтобы никто сюда не ходил. А некоторые надписи уже были, когда мы пришли. Сильвер, сощурившись, посмотрел на нее недоверчиво, но девочка слов обратно не взяла, только плечами пожала. — Мы даже кошку взяли. Она сама охотилась и нам иногда приносила птиц. Хорошая была. Хвостиком звали. Ушла два дня назад. Надоели мы ей. Рядом кто-то из младших детей выразительно шмыгнул носом. Они как раз миновали давешнюю «В полночь в подвалах плачут», и Сильвер кивнул на надпись, будто спрашивая, что же это за художество. — Это Рыжий, — доверчиво поделилась девочка. — Он нашел это место и он нас сюда привел, ему нравилось тут играть, но мы с ним самые старшие, и я хотела, чтобы он смотрел за другими и пугал чужаков, пока меня нет, я как-то в деревне работала, тряпки стирала. Он не хотел смотреть и пугать, он хотел играть, поэтому он сначала уходил далеко, чтобы я его не нашла и никуда не пошла, а потом вообще ушел. Мы утром только руны нашли, а его нет, но это точно он, он единственный писать умел из нас, я у него научилась. — Он вас просто бросил? — Нет! — энергично замотала головой девочка, и ее спутанные патлы разметались по лицу. — Он не бросил. Он ушел. Если бы бросил, еду бы забрал и куртку свою, а так нам оставил, поесть и погреться. Я б ему спасибо сказала, так он тихо ушел, прямо днем, сказал, что играть, но не пришел вечером, утром и следующим вечером, мы звали, но не дозвались. Ушел. Сильвер вздрогнул. Кровавые надписи и раньше нехорошо выглядели, а теперь, когда он узнал о пропаже ребенка и кошки… нет, конечно, ему не стало страшно. Он же рыцарь церкви, что, в самом деле кто-то мог подумать, что он испугается каракулей на стене? Этих дышащих проклятием рун, что неизвестно чьей кровью выводили детские руки по обломку стены в глубине века назад брошенного замка? Сильвер долгим тяжелым взглядом уставился в спину шагающего впереди Мартериара, но тот не почувствовал молчаливый призыв обернуться и поговорить. Кайра, поднявшая на руки самого младшего из детей и бойко воркующая с еще двумя, тоже, разумеется, эту историю не слышала, а другие дети, семенившие рядом напуганной стайкой, никак не отреагировали. Так или иначе, к закату вышли за ворота, Кайра вздохнула с облегчением, Сильвер тоже чуть расслабился — и сразу обругал себя за впечатлительность. Подумаешь! Как будто призналась бы ему сирота в жестоком убиении крыс… или кто им там мог под руку попадаться? Они условились с посланцами лорда, что те вернутся к ночи и сопроводят их в поместье, лично сообщить, что теперь все в порядке и рабочие могут возвращаться к восстановлению, поэтому теперь оставалось только ждать. Дети пристроились недалеко от привязанных лошадей, на камнях и обломках у обочины, Кайра, так мечтавшая оказаться за пределами полуразрушенной постройки, к ним присоединилась, и они даже не попытались от нее отпрянуть, должно быть, было вынесено молчаливое решение, что она не опасна и хотя бы поэтому заслуживает доверия. Впрочем, это не распространялось на рыцарей; никто, кроме старшей девочки, так и не нашел в себе смелости ответить ни на один вопрос Сильвера или хотя бы отделиться от остальных и сесть на ближний камень. Силвера такое положение дел вполне устроило, но задело Мартериара — его расспросы тоже остались без внимания, да и глядели на них обоих дети откровенно напугано, кое-кто и вовсе враждебно, и Мартериару, в отличие от Сильвера, это не льстило. — Вы голодные? — вдруг оживился он. — Идите сюда! И, подскочив с места, принялся копошиться в притороченной к седлу сумке. Дети сначала смотрели на него с опаской, но, когда он действительно вытащил пахнущий едой сверток и протянул его рискнувшей приблизиться старшей, другие дети обступили их кругом. Когда Кайра, последовав примеру Мартериара, тоже отдала беспризорникам свои нехитрые запасы, они воззрились на нее едва ли не с обожанием — конечно, это быстро пройдет, потому что даже в двух порциях еды все равно окажется слишком мало, чтобы досыта накормить шесть голодных ртов, но, во всяком случае, дети перестали озираться с тревогой и чуть глубже прониклись к своим старшим спутникам. Пригодится на пути к Нэртельвею. После этого они с опаской приблизились и к Мартериару. Один мальчик даже, расхрабрившись, спросил его имя и назвал свое — и после этого его приняли в какую-то нехитрую игру. — Что ты с ними возишься, как девка, — поморщился Сильвер, когда Мартериар, трижды пропустивший камешек в свою сторону, но так и не понявший правила, отступил, оставив детей играть одних. — Почему бы мне с ними не возиться? — Не к лицу. Не по-солдатски, — тихо пояснил Сильвер. — Тебе если детей и цветочки, то вперед, надевай юбку и шагай к смотрителю, может, возьмет тебя к жрецам. Будешь день петь, день на коленях перед камнем стоять, день с детьми сажать цветочки. А если все-таки солдат и мужчина, то подбери сопли. — Вы сейчас не выглядите сильным, только черствым, — отозвался Мартериар. — Никто не заберет у вас меч, если вы проявите к ним немного доброты. — Дело не в мече, а в храбрости. Держи сердце на замке, а голову — холодной, и тогда, может, не сдохнешь так скоро, как мог бы. А дети, как и жрицы, те еще трусы — и ты тоже будешь, если поведешься, помяни мое слово. Мартериар хотел было незаинтересованно пожать плечами и отмолчаться, но некоторый опыт говорил ему, что Сильвер не умолкнет, пока не добьется хоть чего-нибудь, поэтому он решил избежать взаимных острот и оскорблений, тем более что все это грозило развернуться на глазах у Кайры, и спросил прямо: — Хотите меня проверить? Так далеко Сильвер, кажется, не загадывал, но очень уж заинтересованно блеснули у него глаза. — Будто есть, что проверять! — хохотнул он. — А если и правда не трусишь, пойдем со мной туда, в замок. В подвалы. В темноте. И оружие здесь оставь! Что бы там не говорил Сильвер про свою серьезность, как бы ни пытался держать лицо, как бы ни выверял свою речь и манеры по всем холодным законам обезличивающей орденской выучки, он действительно не научился еще прятать свое непрошедшее детство так далеко, чтобы его не было видно. Он — полноправный рыцарь, отслуживший при храме уже не одно десятилетие, еще двое суток назад знать Мартериара не желавший — стоял сейчас перед ним, вчерашним оруженосцем, и с огнем в глазах предлагал обыкновенную мальчишескую глупость. — Только если вы тоже. Сильвер воинственно вздернул подбородок, выхватил меч и вонзил его в податливую землю рядом. Жестом потребовал от Мартериара сделать то же самое. С ухмылкой пронаблюдал, как тот на пару секунд замешкался и даже оглянулся на Кайру и сирот, но возликовать не успел — понял, что внимание Мартериара привлекли приближающиеся к ним по дороге знакомые всадники. — Госпожа младшая жрица! — окликнул ее Сильвер. — Мы с Мартериаром осмотрим замок еще раз. Отправляйтесь с солдатами в поместье, мы вернемся позже вечером. Во имя Заступников, он даже не спросил, он просто ее уведомил! Впрочем, солдаты лорда действительно уже подъезжали к их импровизированной стоянке, и не было ничего предосудительного в том, чтобы временно оставить жрицу с ними — а вот в том, чтобы заставлять их всех ждать, пока два великовозрастных ребенка закончат в темноте шататься по развалинам и играть друг у друга на нервах, было. Когда Мартериар и Сильвер, проводив внимательными взглядами уезжающих солдат, подобранных беспризорников и Кайру, и оставив мечи воткнутыми на обочине неподалеку от конских привязей, шагнули в тень ворот снова, закатное небо налилось пронзительно алым сиянием, должно быть, еще четверть часа — и вокруг окончательно потемнеет. Тени распластались по земле, зашевелились, длинные, резкие, угловатые; немногочисленные сухие деревья вокруг потянулись скрюченными ветвями в небо, по земле прошел холодный порыв ветра. Алые закатные лучи скользнули по полуразрушенным башням и легли на тропу. Что-то прогрохотало на верхних этажах, эхо подхватило и умножило звук. Оба замерли. — Наверно, где-то обрушилась колонна, — предположил Мартериар, навострив уши и оглядываясь по сторонам, но звук более не повторился. — Да, точно, колонна. — Не страшно? — слишком уж участливо поинтересовался Сильвер. — Страшно станет — ты говори. Возьму тебя за ручку и тут же пойдем домой. — Уже ищете предлог вернуться? Они остановились в первой же зале замка. Позади остались ворота, внутренний двор и большие двустворчатые двери — как раз их Сильвер только что закрыл с глухим стуком. Отсеклось падающее из-за спин закатное сияние, и теперь освещался путь перед ними только редкими отблесками, падающими через дыры в крыше и этажах, да большие забранные решетками окна где-то наверху. Остановились — и внимательно посмотрели друг другу в глаза. У эльфов хорошее зрение, и при таком освещении не составляло труда различить на чужом лице смесь азарта, упрямства и легкого страха. Сильвер отпустил дверное кольцо и, не разрывая зрительного контакта, первым проследовал к лестнице — не вверх, как раньше, но вниз, в подвалы. Мартериар глянул ему в спину, и тут же почувствовал, как становится не по себе, слух обострился, ушей коснулся далекий свист ветра в башнях и пустых коридорах, мерное капание воды где-то в стороне и шелест потревоженных сапогом Сильвера камешков. — Передумал? Мартериар упрямо мотнул головой и понадеялся, что нерешительность не проступила на лице слишком явно. Попробовал было взять себя в руки и вспомнить, что это была все-таки его идея, — и только это помогло снова шагнуть вперед раньше, чем Сильвер заподозрит что-нибудь. Ступени вниз были покрыты пылью, но в пыли этой угадывались размытые следы сапог — меньше, чем следы каждого из них, значит, наверно, отрока — возможно, кого-то из живших здесь беспризорников. Стены были гладкими, спускающаяся винтовая лестница, казалось, погружается глубоко в жерло колодца. Словно в подтверждение догадки усилился звук капающей воды. — Слышишь, да? — глухо прошептал Сильвер. — Однажды мы с товарищем были в катакомбах под одним людским городом, ловили мертвецов. В катакомбах по колено была вода, и все капало, капало, капало, со всех сторон, вдруг — плеск! Оборачиваюсь — нет товарища. Поручение завершил один, а его месяц спустя нашли в канаве за городом. По крайней мере, вроде как его — как понимаешь, тело было уже не опознать. Только личные вещи и прочее… Мартериар вздрогнул. Покосился на Сильвера. Различил у того на лице вымученное подобие ухмылки. Тяжело сглотнул, стараясь не оглядываться по сторонам панически, чтобы искаженные тени не виделись ему призраками. По спине прошел холодок, но Мартериар все-таки нашел в себе силы ответить: — Отправили посмотреть изгнание демонов. Жрец очертил круг, чтобы тварь не ушла, да только рука дрогнула, и линии не сомкнулись. Демон ушел в землю, сквозь камни просочился, а потом возник из тени, прямо у жреца за спиной. И маячил, прижимаясь лопатками к лопаткам, пока жрец не обернулся, а потом как… Что-то скрипнуло, Сильвер рывком обернулся — ничего. Лестница, стены, Мартериар. Такой же бледный и с таким же огоньком панического превосходства в глазах. Они не уславливались рассказывать друг другу истории — правдивые или нет, совсем не важно — но, если уж начали, следовало продолжить. Хорош бы он был, если бы первый признал, что больше не находит затею такой веселой! Подвал встретил их огромным темным помещением, другие стены лишь угадывались. Низкий потолок заставил обоих чуть пригнуться, Мартериар впервые пожалел о своем росте, шагающий рядом Сильвер тоже. Если бы не приходилось сутулиться, они оба чувствовали бы себя на порядок увереннее, и Мартериар как раз собирался сослаться на это, чтобы выбраться на верхние этажи и продолжить плутать там, где будет хотя бы неверный лунный свет, но в эту же самую секунду они с Сильвером как по команде глянули друг на друга в страшном осознании — все звуки пропали. Осталось только их дыхание и шорох даже самого незначительного движения. — Страшно, да? — криво улыбнулся Сильвер. Шепот почти оглушил. Заступники, если бы Мартериар сейчас предложил все бросить и уйти, он бы даже не стал придумывать ему обидных прозвищ! — Конечно нет, — натянуто отозвался Мартериар. — Пойдем дальше. И возненавидел себя за собственное упрямство. Зря он считал, что не страдает излишне чувствительной гордостью! Подумать только, чуть больше суток назад он не находил в собственном, пусть и былом, страхе перед грозой ничего зазорного, и даже с легкостью рассказал об этом Кайре! А сейчас, оказавшись в незнакомом подозрительном подземелье в темноте и безоружным, почему-то не мог предложить Сильверу провернуть назад! В тишине, слушая только дыхание друг друга и шорохи шагов, они прошли на ощупь до двери в противоположной стене, и Мартериар оглянулся, нарочно замешкался, хотя знал, что за плечом увидит лишь темноту, только чтобы честь потянуть за дверную ручку выпала именно Сильверу. Он не был трусом, но это место вызывало тревожное напряжение в мышцах и предельное в своей бесполезности обострение слуха и зрения. Он знал, что не может видеть трещины камней под ногами, но ему казалось, что видит, и что трещины эти складываются в неизвестные ему руны чужого языка, казалось, что стук его собственного сердцебиения оглушает идущего рядом Сильвера, но, как бы он ни пытался успокоиться, ничего не выходило. Ощущение, точно сейчас последует леденящее чужое касание, вот сейчас, в следующий момент, вот прямо здесь, а еще тут, и тут, и везде, и оно обнимет, обездвижит, обступит со всех сторон! — Может… — начал он и умолк, не узнав собственный шепот. — Да? — севшим от напряжения незнакомым голосом отозвался Сильвер. — Может, пойдем уже дальше? Звучало это откровенно жалко, Мартериар чувствовал, как от волнения холодеют пальцы и начинает кружиться голова. — Конечно, — в тон ему отозвался Сильвер. — Прошу. И распахнул перед ним дверь. Мартериар бы предпочел, чтобы оттуда уже что-нибудь наконец бросилось — но встретили его только непонятные едва различимые звуки, как будто где-то в другом конце длинного коридора (слева? справа?) что-то ворочалось, причмокивало, иногда шумно вдыхало — и совершенно забывало выдохнуть. Мартериар не успел уговорить себя, что это, должно быть, легко объяснимо сквозняком и царящей здесь разрухой, когда нечто, поберегите Заступники, застонало. Глухо, надрывно, короткими булькающими выдохами. Мартериар шагнул назад и вцепился Сильверу в запястье, тот вздрогнул и рванулся в сторону — миг спустя оба осознали ситуацию и сделали вид, что ничего не было. Простояли на месте — секунду минуту, десять, вечность, но звук так и не повторился — и вновь осторожно двинулись наугад. Хуже всего для них обоих была вынужденная почти полная слепота, им чудились тени, чудились углы, чудились пятна, чудились редкие канделябры у стен, но протянуть руку — и там нет даже стены. Мартериару было уже совершенно все равно, если сердце и впрямь колотится так громко, как ему казалось, пусть Сильвер слышит, не важно, важно только что еще что-нибудь, — хоть что-нибудь! — и он действительно повернет назад, он готов пожертвовать остатками гордости и смириться, что в глазах Сильвера навсегда останется трусливым мальчишкой, но… Что-то случилось раньше, чем он успел закончить мысль. Сапог с мягким хлюпаньем вступил во что-то, и Мартериар замер, скосив глаза вниз — ему даже показалось, что он различает небольшое темное пятно и очертания тела у стены. Нос пощекотал запах крови. — Э… Сильвер? Ничего рядом не вздохнуло и не двинулось. — Сильвер? Затылка коснулось легкое дуновение, и Мартериар, с трудом заставляя одеревеневшие мышцы двигаться, повернул голову. Темнота пустого коридора была ему собеседником. Не доверяя глазам, он наугад выбросил в сторону руку, желая, чтобы она наткнулась на теплую руку Сильвера, и страшась, что вполне может коснуться кого-нибудь другого, мертвого, холодного, склизкого, но пальцы сгребли пустоту сквозняка, в груди ощутимо потянула подступающая паника, а рука сама метнулась к ножнам. Пустым. Он в неверии ощупывал место, где должна, должна была быть гарда меча, и даже не сразу вспомнил, что недавно (недавно ли?), хвалясь бесстрашием, вонзил свой меч в землю рядом с мечом Сильвера. Проклятье, проклятье, проклятье! Отступить назад все же пришлось, ибо что угодно было лучше оцепенения. Мартериар обернулся кругом — как же хотелось сейчас оказаться с Сильвером спина к спине! — прикусил костяшки пальцев — не кричать! — и напряг слух. Они, безусловно, просто где-то разминулись, ему надо вспомнить, где был последний поворот, вернуться туда и прислушаться, наверняка он услышит шаги или даже рискнет позвать. И тут откуда-то — он от ужаса перестал различать направления — что-то заворчало, задвигалось, заскребло по полу когтями, чаще, чаще, чаще, глухо рявкнуло — и Мартериар метнулся в сторону. Этого взвинченному до предела организму было достаточно, чтобы больше не останавливаться, бег хоть ненадолго избавлял от возможности видеть, слышать, понимать, топот ног и грохот крови в ушах окончательно перекрыли все прочие звуки, из тьмы удалось только пару раз выхватить повороты и небольшую лестницу в три ступени — их Мартериар перескочил одним махом — а потом снова топот ног и шум крови, и собственное сбитое дыхание, и жжение в груди, лучше усталость, чем паника. Остановился он, только споткнувшись о выступающую плиту пола; растянулся на земле, встретив камень левым плечом, содрогнулась вся рука, боль разрядом прошла через покалеченные предплечье и запястье, он вскинулся на колени, зашипел. Спугнувший его звук повторился, кажется, справа, Мартериар замер и уставился на черный силуэт существа, невысокий или просто сгорбленный, с длинными руками — одна, две, три… Мартериар насчитал шесть, когда существо снова двинулось — неспешно, почти лениво, зашкрябало коготочками по полу, чаще, чаще, чаще! И пропало. Где-то наверху, в подпирающих звезды башнях, снова загрохотало. Существо действительно было или его впечатлительность и перенапрягшиеся глаза сыграли с ним злую шутку? Мартериар потерял еще много времени, стоя на месте и прислушиваясь, единственным проблеском была унявшаяся боль в руке, но в остальном улучшений не предвиделось, он чувствовал себя до предела взвинченным, напряженным, как натянутая тетива лука, — а потом к чувству незащищенности присоединилась беспомощность. Он совершенно не следил за коридорами и поворотами, пока удирал от неизвестного — стало быть, и совсем не знает, где находится, и дорогу обратно тоже не найдет. Брести наугад, страшась каждого следующего поворота, вздоха, мгновения? Остаться здесь и точно так же бояться, ожидая рассвета? Проникают ли сюда солнечные лучи? Кто-то запел. Высокие красивые в своей искренности голоса, очевидно женские и детские, выводили медленную печальную мелодию с неразборчивыми словами или вовсе без слов, звучали приглушенно и могли бы даже быть хорошим знаком, если бы не шли из-под плит пола, из самой земли, из стен, из камней колонн; некстати вспомнилось, что в старых, оставшихся с времен до Смуты замках склепы могут располагаться прямо под подвалами с погребами и тюремными камерами. Мартериар хотел было забормотать молитву, — Ангихориген учил, что нечисть иногда этого пугается, но во рту пересохло и язык не слушался. Миг спустя подумалось, что это и к лучшему — он не шумит и, стало быть, привлекает меньше внимания. Он с трудом заставил себя двинуться с места, на ощупь (каким же жутким был скользкий холодный камень!) обошел залу вдоль стен, в конце концов наткнулся на ведущие к тяжелой двери несколько ступеней. Поднялся. Толкнул дверь. Зажмурившись, ступил в коридор за ней. Ничего не произошло. Выдохнул. Прошел пару шагов — и взвизгнул на совершенно несолидной высокой ноте, когда чужая рука схватила его за локоть. Крик покатился по коридорам ветвящимся эхом, что-то снова грохотнуло наверху. — Право слово, как девка, зактнись, — цыкнул Сильвер. — Напугался? — Вы видели существо? — Какое существо? Голос у Сильвера был снисходительно-насмешливый, почти покровительственный, но рука его вцепилась в чужой локоть судорожно и все еще не отпускала. — То огромное лохматое с острыми зубами, — не моргнув глазом солгал Мартериар. — Или другое, которое… Вздохнул, замолчал, разжал пальцы Сильвера на своем локте и, сдавшись, тихо продолжил: — Там было что-то, хотя, может, показалось — шесть чего-то, наверно, это руки, небольшое, когтями цокает по полу, посмотрело и ушло. Не берите в голову. Вы в порядке? — Копыта, — поморщился Сильвер. — Что? — У твоего шестирукого товарища были не когти, а копытца, — взвился Сильвер. — Склепник это. Надеюсь, ты его прирезал. Мартериар почувствовал, как по спине прошли мурашки — разумеется, он знал о склепниках, пусть ему еще не доводилось их встречать. Мелкие противные твари из древних темниц и с мест массовых казней, любители пугать одинокую жертву и гонять ее кругами по своему обиталищу, пока несчастный не умрет от испуга или, заблудившись, от истощения. — Чем? Сильвер взлохматил волосы, но вынужден был признать его правоту. Не так просто было избавиться от склепника в кромешной темноте, не имея при себе оружия. — Я находил выложенные камнями надписи — и выцарапанные на дверях тоже. Тот же почерк, те же ошибки, что и там, наверху, где были дети. Кое-где свечи. Амулеты. Ушедший мальчишка — маг. — Был, — согласился Мартериар, при воспоминании о ничком лежащем у стены теле плечи дернулись. Как раз небольшой труп… и достаточно свежий. — Вот как? Не повезло, — Сильвер прошелся поперек коридора в одну и в другу сторону, растирая руки. — Возвращаемся к воротам, берем факелы — и искать склепника. — Вы знаете, где мы? — Под главной башней, — не слишком уверенно откликнулся Сильвер. — Ты, может, и заплутал, но я-то не теряю голову. Все-таки гордость у Мартериара, на проверку, оказалась чувствительная, поэтому он упрямо молчал, пока вместе с Сильвером поднимался по ступеням найденной лестницы, как бы Сильвер ни пытался изощриться с жуткими историями. Мартериар понимал, что большая часть, должно быть, чистой воды выдумка, но все равно чувствовал, как шевелятся волосы на затылке. И все же даже упрямство дало трещину, уступив место самой настоящей панике, потому что, стоило им ступить с лестницы в очередной коридор, из темноты вылетели два злобных черных глаза с золотой светящейся каймой, которые совершенно точно не могли быть делом рук Сильвера. Мартериар замер на месте, Сильвер рванулся в сторону, но прежде, чем они успели что-нибудь предпринять, мелкие острые коготки вцепились Мартериару в бок и в локоть — а потом существо взмыло на плечо, махнув в лицо пушистым хвостом и издав беспомощный вопль. — Мне кажется, — глухо начал Мартериар спустя секунду оцепенения и прокашлялся. — Мне кажется, это Хвостик. Сильвер, уже успевший прижаться к стене и вытащить из голенища сапога нож, недоверчиво воззрился на силуэт кошки, но ничего не ответил. — Парень? — Что? — А почему кошка просто так бегает по замку и с воплями запрыгивает на чужие плечи? Мартериар пожал этими самыми плечами: — Вероятно, она от кого-то бежит. Переглянулись. Стало еще страшнее, кошка на руках у Мартериара дрожала как проклятая, Сильвер подтолкнул его заглянуть за угол. Мартериар стиснул зубы и, сняв с плеча кошку и крепко прижав ее к груди, осторожно выглянул — и взгляду его открылась небольшая выжженная комнатка с потусторонним алым свечением в центре. В тот момент он был готов носить при себе меч всю оставшуюся жизнь, не расставаясь с ним ни на минуту, если бы только мог получить его обратно прямо сейчас. Путь на свободу, путь к оружию, им преграждал обретший в ночи силу призрак. Вот тут-то и вскрылась возмутительная правда — меч у Сильвера с собой все же был. Не тот, что он, красуясь, вонзил в землю у ворот, но другой, короткий, закрепленный так, чтобы быть надежно спрятанным вычурным плащом, а еще у него при себе оказалась зачарованная сеть и два ритуальных ножа. Мартериар так и стоял у поворота, прижимая к себе медленно успокаивающуюся кошку и наблюдая, как Сильвер, подгадав верный момент и вычислив по ему одному заметным колебаниям воздуха едва видимого призрака, набросил сеть и ножами пришпилил ее концы к деревянной двери прежде, чем призрак опомнился — а дальше дело было за малым. Все-таки Заступник Заступником и ритуалы изгнания ритуалами, а неожиданное точное нападение и мечи с зачарованными лезвиями тоже иногда неплохи. Мартериар справедливо чувствовал себя обманутым, поэтому сухо сообщил, что намерен вместе с кошкой подождать Сильвера у ворот, пока он, раз такой предусмотрительный, ищет и уничтожает склепника. Сильвер лишь махнул на него рукой. К утру все трое — Мартериар, Сильвер и Хвостик — уже прибыли к поместью лорда. Беспризорники были до слез рады видеть свою кошку, а кошка совершенно бесхитростно была рада видеть их, громко мурчала и бодала склонившиеся к ней счастливые лица. Глядя на это и растирая оставленные кошачьими когтями царапины на локте, Мартериар решил, что все, наверно, этого стоило, даже плутание в темноте и пережитый ужас. А уж благодарность в глазах Кайры, когда он шепотом ей поведал, что призрак действительно был, но теперь о нем можно забыть, стоила того, чтобы снова хоть сейчас вернуться в жуткие подвалы снова.***
— И что же, младшая жрица Кайра Нэль’Вирно, ты можешь сказать мне о сэре Сильвере? Смотритель Ламнер отозвал ее в тихий церковный сад два дня спустя после возвращения, как раз перед утренним зажиганием свечей. Кайра, на сей раз не путаясь в лентах на рукавах, сложила перед собой руки и опустила глаза. — Он хороший солдат, — произнесла она медленно, спокойно, по-жречески. Помнила прежний разговор и была готова к такому вопросу. — Преданный церкви и Заступникам, из него получился бы хороший лидер. Возможно. Со временем. Она не могла бы сказать ничего другого, даже если бы хотела, потому что Сильвер действительно не совершал ничего предосудительного. Да, он по-прежнему пугал ее, но не такой уж это большой грех. — Тогда скажи: стоит ли доверять его словам? — Разумеется. Сильвер был не слишком приятен в общении, но лжец — последнее для него имя. — Тогда знай, — посерьезнел вдруг смотритель Ламнер. — Часом ранее сэр Сильвер изволил со мной поделиться одним наблюдением. Кое-что открылось ему во время вашего путешествия: он считает, что вы с рыцарем, чье имя, думаю, называть не надобно, можете питать друг к другу еще что-нибудь кроме уважения. Скажи мне, Кайра, это так? Кайра похолодела, ее спокойствие обернулось хрупким весенним льдом. Срочно нужно было что-нибудь сказать: что-нибудь весомое, мудрое, такое жреческое, чтобы смотритель взглянул на нее и уверился, что она за Мартериара не тревожится, что ей совершенно все равно, что они оба — особенно он, принимая во внимание былой конфликт! — ни в чем не замешаны, но язык стал очень тяжелым, а последняя связная мысль покинула голову. Она шумно вдохнула — начать оправдываться, хоть как-нибудь! Нельзя, чтобы смотритель принял слова Сильвера за правду, даже если они правдой были, нельзя, чтобы Мартериар снова попал в немилость и получил еще одно отвратительно сложное назначение! Выдохнула. Нельзя, чтобы смотритель понял, что она волнуется. Ее репутация жрицы сгорит в костре отречения, если все узнают, что она не может ударить по рукам собственному желанию защитить одного конкретного рыцаря, потому что это уже не забота об ордене, а самое обычное наглое фаворитство. Нет, теперь она сама должна дать ему поручение посложнее. Подольше. Поопаснее. Пусть все видят, что она его не жалеет — и пусть никто не видит, как страшно ей будет ждать вестей. Смотритель Ламнер видел ее насквозь, и повисшее молчание, разбавляемое иногда шумными вдохами — отражением ее душевной борьбы, — расценил правильно. — Устав пишется не просто так, — понизил голос он. — Если хочешь себе спокойствия, а ему — долгой жизни, то даже и думать не смей. Если сомневаешься, отрекаться можешь немедленно. Кайра вцепилась в рукава жреческой робы, ленты смялись в дрогнувших пальцах. — Я не сомневаюсь, смотритель, — тихо отозвалась она. — Я примкнула к церкви и решение мое твердо. Посему, прошу, не говорите ни о чем с Мартериаром. Это, как по мне, о незримом… а им, вы сказали, солдат отягощать нельзя. Тем же вечером она сама отыскала его среди других рыцарей, намеренно не скрываясь и не делая тайны из своего визита. Один раз даже позволила себе уточнить у встречного, не видел ли кто Мартериар — и, наконец, найдя, подчеркнуто холодно сообщила, что тот давно бездельничает, посему ему стоит заняться делом. И вручила письмо с инструкциями. Огромное письмо, потому что поручение действительно было трудоемким. И, смерив его на прощание безразличным взглядом, ушла. И никто, совершенно никто не мог знать, что внутри письма с инструкциями спрятан был еще один лист поменьше. Намного меньше. «Прости меня», — прочитал Мартериар, развернув послание и обнаружив клочок бумаги. — «Мне жаль, но у нас нет выбора. Отныне если ты действительно беспокоишься обо мне — а заодно и о себе — ты будешь соблюдать устав, даже когда кажется, что некому нас заметить. Вы, сэр Мартериар, когда-то были хорошим другом для послушницы Кайры Нэль’Вирно. Спасибо. Да направит вас Светлая.» И улыбнулся, потому что ниже выверенной недрогнувшей подписи — «младшая жрица храма Безликого, такая же безликая, как и прочие» — все равно нацарапано было едва заметное «береги себя».