Спасти

      Сверху капало. Долго, размеренно, с самого полудня. Высокое весеннее небо вдруг закрыло клубящейся серой тучей, вокруг потемнело, точно в летних сумерках — и закапали осторожно первые капли, холодные, колючие. Присмирел ветер, притихли деревья и травы, наконец унялась маревом пляшущая над дорогой пыль, поднятая подошвами сапог и колесами телег — и дождь, тоскливый и монотонный, заморосил, так и не набрав силы и не разразившись бурей. Размеренный стук капель в землю убаюкивал, дождливая свежесть и запах мокрой травы мерно качали на невидимых руках, а теперь и различимый вдали величественный город мало-помалу пропадал даже для острых эльфийских глаз. Добрый знак. Пусть Нэртельвей остается на своем перекрестье — в некотором смысле, для Кайры там пути не нашлось.       — Мартериар?       Он тоже смотрел сквозь падающие капли в окутавшуюся синей дымкой даль. По лицу его, спокойному почти до безмятежности, читалось лишь, что про город он, должно быть, не вспоминает вовсе. Подумалось, что он много раз прежде покидал Нэртельвей и привык прощаться каждый раз как последний — и этот раз последним вполне мог стать. Последним — в самом лучшем смысле, какой только можно было вложить в это обычно безрадостное слово.       — Кайра?       Он ответил почти шепотом, не отводя глаз от темнеющего неба над горизонтом. Оба они сидели под местами прохудившейся крышей сеновала на самом отшибе скромной деревеньки, куда их никто не звал и где они не стали бы задерживаться, если бы не дождь.       Кайра поднялась на ноги и, прислонившись к поддерживающей крышу балке, высунула руку из-под навеса.       — Смотри, — хихикнула она. — Я закрыла Нэртельвей.       Мартериар подошел сзади, облокачиваясь на ту же балку, наклоняясь и почти кладя подбородок на Кайре ключицу. Действительно, глядеть так — и видеть только ее ладонь, закрывающую горизонт как раз там, где должен видеться город.       — И правда, — хмыкнул он. — Нету.       Кайра вдруг вспыхнула до кончиков ушей и отшатнулась, шикнула на него, испуганно озираясь:       — Ты что! А если кто увидит?       Мартериар покачал головой.       — Пусть смотрят, Кайра.       Собственное имя разбудило от неожиданной паники лучше любых других средств. Просто Кайра — не жрица больше и не смотрительница.       — Пусть как угодно клеймят нас Верховные и Орден, у них больше над нами власти нет.       Кайра потупилась. Он был прав, безусловно, прав. Кем бы ни называл ее Верховный, услышав, что бывшая старшая жрица и смотрительница храма Безликого Заступника, запятнанная слухами о связи с одним из рыцарей, всего спустя месяц после отречения уезжает с этим же рыцарем, да счастливая, без цели и миссии, — кем бы ее он ни назвал, в том правды не было. Кайра ничего не сказала о той встрече Мартериару — некоторыми вещами тревожить не стоило, — но он, казалось, догадался.       — Я знаю. Прости.       Он не сделал ничего сверх того, что делал обычно — Заступники, он даже не прикоснулся к ней! — но и это почему-то вызвало у Кайры дрожь. Стоять с ним совсем рядом под сводом храма, разделенными пропастью званий и запретов, но все равно тайком выкраивать хоть пару минут друг на друга — почти преступление, но она привыкла. Быть свободной и иметь возможность делать, что вздумается, говорить с кем угодно и как угодно — право, но такое чуждое, непривычное, страшное.       — Тебя после отречения не искал Верховный?       Мартериар вернулся под навес, жестом приглашая Кайру за собой.       — Я не столь значителен, чтобы он зашел ко мне лично. Заглянули орденские, так, знакомые…       Кайра осторожно пристроилась на ту же кучу сена совсем рядом. Казалось бы, не оглядываться больше на обеты, их нет, и забыть одобрение домашних, раз уж те от нее отказались — и обнять его крепко-крепко, прижаться поближе, выучить, что теперь не придется напряженно прислушиваться к каждому шороху — не следят ли? — и к каждой сплетне — не донес ли кто? Теперь на всех плевать, даже если следят и доносят, теперь Мартериар совсем рядом с ней, теперь все его внимание только для нее — так почему она робеет и не смеет даже взять его за руку?       — Что они сказали тебе?       — Ничего, что стоило бы пересказывать.       «Ничего из того, что я хотел бы, чтобы ты слышала».       К некоторым вещам нужно было просто быть готовой, и в глубине души Кайра знала, что их с Мартериаром не отпустят, не бросив последней колкости. Может быть, к лучшему. Может быть, лучше это, лучше злые слова или мелкая пакость, чем если бы у Верховного нашлось время всерьез взяться за них. У обоих было за что ответить и ни у одного достойного ответа не нашлось бы ни за общий проступок, ни за собственный.       Кайра протянула руку и невесомо коснулась кончиками пальцев руки Мартериара, вдруг сам догадается, что дальше. Казалось, она отречется — и больше никогда не придется осторожничать и оглядываться, но сейчас так хотелось его обнять, почувствовать, как он обнимает в ответ, прижимает ее еще ближе к себе, услышать, как стучит его сердце, но она по-прежнему колебалась даже накрыть его ладонь своей.       — У тебя холодные пальцы, — заметил он вместо ожидаемого объятия. — Ты замерзла?       Кайра кивнула, отводя глаза. Становилось прохладно, по земле поднялся ветер — может, к ночи безобидный дождь, наконец, разыграется до приличной бури и перестанет так давить тучей с неба.       — Не вышло у нас переждать. Пойдем. До утра все равно никуда не тронемся.       — А Патриция? — Кайра тревожно обернулась на видимый вдали тракт.       — Она нас найдет, — уверенно кивнул Мартериар. — Или мы сами встретим ее позже. Ты ведь не думаешь, что она станет в дождь топтаться на условленном месте, нас ожидая?       Деревенька была знакома им обоим. Десятилетия назад они проезжали здесь в самое-самое первое общее их поручение, Сильвером сопровождаемые к башне с призраком. Знакомый трактир, в котором Кайра тогда по наивности примкнула к дурной компании, заметно постарел, возможно, не раз поменялась и успела снова выцвести вывеска, покосились ступени, поседел трактирщик. Он их если и помнил, то теперь не признал; много лет прошло для его глаз и памяти, да и сам Мартериар заимел с тех пор шрам на виске и лбу, а Кайра теперь сочла за лучшее вовсе накинуть капюшон и отвернуться. Мартериар осторожно тронул ее за предплечье, когда поначалу обернувшиеся на них и открывшуюся дверь люди потеряли интерес.       — Ты можешь не прятаться.       Кайра опустила глаза к столу. Она нарочно выбрала самый дальний, тот, где потемнее, тот, куда меньше смотрят.       — Я просто не могу поверить, — прошептала она. — Я не могу поверить, что я в самом деле могу быть здесь сейчас.       — Они тебя отпустили, — терпеливо напомнил Мартериар. — Верховные больше ничего от тебя не хотят.       Кайра отвернулась совсем, разглядывая бегущие по оконному стеклу капли.       — Мне всегда говорили, — она нерешительно взялась за капюшон и даже храбро сдвинула его на макушку, — всегда говорили, что отречение смерти подобно. Все говорили, и смотритель Ламнер, и другие жрицы, и сами Верховные, все. Но это… этот день, эта деревня, этот трактир, этот дождь… мы с тобой… ничего из этого не похоже на смерть.       — Они тебе лгали, — пожал плечами Мартериар. — Ты была очень хорошей жрицей и им важно было, чтобы ты осталась.       Кайра вдруг взглянула на него прямо, но миг спустя отвела глаза и снова поникла.       — Пока я направляла храм Безликого, город трижды чуть не лег в руины.       — Но не лег. Ты справилась.       — Но я могла лучше!       — Если и могла, этого не случилось, — серьезно кивнул Мартериар. — Новый смотритель избран, а ты сложила заступничий венец. Все кончено. Ты снова принадлежишь себе.       Мартериар аккуратно подлил ей приятно пахнущий горячий настой из стоящего рядом кувшина и вложил кружку в её холодные руки. Куда больше успокаивали его теплые ладони, задержавшиеся поверх ее собственных.       — Я растеряна. Почему ты нет?       — Я никогда не был заперт в храме, так что не так и много я потерял. Я никогда не зависел от Заступника и уж тем более я никогда не возвращался к нему.       — Говори что хочешь, — наконец заулыбалась Кайра, — но все-таки я годами наблюдала твои отъезды и возвращения. Иногда и оттуда, откуда многие вовсе обратно не ждали, и после этого ты просто не можешь сказать, что…       — Я возвращался к тебе, — тихо закончил он.       Молчание. Кайра потупилась и не ответила ничего, растерянно глядя на собственные обнимающие кружку пальцы и пытаясь подавить неясное ощущение вины. Вот, значит, почему Мартериар так спокоен. Он и в самом деле с уходом из ордена не потерял главной причины держаться на плаву, какой бы шторм вокруг ни гулял, но что насчет ее самой?       — Думай как о поручении, если будет проще.       Однажды ее поручением стало отдать свое тело Заступнику и навсегда лишиться себя.       — Поручении?       Она этого не сделала.       — Поручении, — ободряюще кивнул Мартериар. — У тебя новое поручение: найти, где ты будешь счастлива.       Потому что испугалась потерять не только себя, но и Мартериара.       Вспомнилось вдруг, что последний раз они сидели вот так очень давно, ещё когда Сильвер сжёг храм после обличительной речи. Кайре тогда очень хотелось Мартериара обнять, прижаться к нему, уткнуться лицом в шею и замереть на подольше — и тогда она думала, что просто ищет спокойствия и защиты. Ей хотелось думать, что она пряталась, а не что ее тянуло бежать от церковных законов уже тогда.       — Возьми меня за руку.       Было что-то правильное в том, как переплелись их пальцы. Как соединенные руки лежали на столе и как любой, оглянувшись, смог бы это увидеть. Что-то правильное в том, чтобы всем было бы до Бездны, что делают и о чем говорят бывшая жрица и бывший рыцарь. Кайра рассеянно, почти робко заулыбалась, когда Мартериар осторожно провел большим пальцем по ее ладони, вычерчивая легкие успокаивающие круги. Его руки были теплыми, а прикосновения ощущались ново, и сложно было в тот миг поверить, что отныне и до конца жизни она может коснуться его в любую секунду.       — Жрица Кайра?       Кайра вздрогнула, отдернула руку, задела локтем полупустую кружку, щедро расплескала на рукав еще горячий настой. Мартериар из привычки напрягся — но перед ними остановились всего лишь трактирщик и худощавый старик в небогатой одежде.       — Это я, — кивнула Кайра и выпрямилась, точно готовясь держать ответ перед самим Верховным. — Что-то не так?       — Чем мы можем помочь, господа? — Мартериар медленно и учтиво кивнул обоим, и Кайра ощутила некоторую неловкость — это просто люди, а она так вскинулась.       — Да я гадал все: вы, не вы, — с доброй усмешкой развел руками трактирщик. — Все ж вы, значит. Я ту историю, уже простите, жрица, лет тридцать всем рассказываю. Думал, не узнаю, коль снова встречу, а вот поди ж, только спутника вашего чуток жизнь украсила, а так — будто вчера.       Мартериар безотчетно прикоснулся шраму на виске.       — Второй не с вами? — подал хриплый голос старик. — Командир ваш был?       — Сэр Сильвер в столице, — растерянно моргнула Кайра, бросила на Мартериара вопросительный взгляд, а потом лицо ее вытянулось от изумления. — Вы… быть не может!       Старик коротко расхохотался и закивал.       — Я, я. И у вас, и у спутника вашего, — быстрый кивок Мартериару, — прощения прошу. За себя и прежних товарищей своих. Бесы попутали, да что там, дело былое.       И Мартериар тоже вспомнил его. Сквозь года все еще угадывался в нем тот самый замотанный в черное помощник главаря из бандитской шайки, который слишком уж настойчиво гладил Кайру по плечу и которому Мартериар тогда хотел между делом сломать пару костей, раз уж Кайру из их компании вытащить не смог.       — Главного вашего с вами, значит, нет? — повторил старик. — Как снова его увидите, передайте, коль он меня помнит, что я благодарен. Спас он меня, не поздно оказалось вбить немного рассудка. Я после того дня с остальными решил никуда больше не идти. Остался, остепенился, а они ушли дальше. Все плохо кончили, о ком знаю — а о ком не знаю, те пропали. Тоже ничего доброго. Скажите ему это, как увидите, жрица. А ты, парень, береги ее — и не вздумай второй раз оплошать.       — Я вас прощаю. Только я не жрица больше, — вдруг выпалила Кайра. — И он больше не рыцарь. И в Нэртельвей мы больше не вернемся, и сэра Сильвера можем больше никогда не увидеть. Никогда-никогда. Никогда.       И закрыла лицо руками, ссутулилась, задрожала. Мартериар в ответ на растерянные лица людей только головой покачал. Старик окинул Кайру серьезным взглядом, трактирщик засуетился было, но так и не отвел вопросительного взгляда от Мартериара.       — Ей сложно привыкнуть, — почти шепотом объяснил Мартериар. — Она отказалась от всего, и вы ей об этом напомнили.       Больше их ни о чем не спрашивали и даже не оглянулись. Когда Мартериар перебрался на скамью рядом с ней и за плечи притянул Кайру к себе, она отняла от лица руки и со стеклянным взглядом вцепилась ему в рукава.       — Мы можем вернуться, если ты не готова все бросить, — прошептал Мартериар, осторожно надавливая ей на затылок и помогая пристроить голову у него на груди. — У Верховных много забот. Они могут не найти нас еще какое-то время.       Хватка Кайры на его предплечьях усилилась.       — Они хотят, чтобы я вернулась, а я хочу, чтобы это закончилось, — прошептала она — Я хочу забыть Нэртельвей.       Мартериар осторожно провел рукой по ее волосам, пропустил пряди между пальцами.       — Я вижу Верховных в темноте, мне кажется, будто следят из каждого угла, из-за чужих спин. Там, в церкви, так и есть, сам знаешь. Они всегда рядом, они всегда смотрят, но никогда нельзя знать, чьими глазами — только когда им уже донесли, только когда уже поздно. Пока я была там, я делала, как им нравится: я высылала тебя прочь, чтобы лишнего не подумали, я выбирала нам встречи, чтобы они не видели, но они видели, они все всегда видят. Но сейчас хуже — они не должны смотреть, но они смотрят, я чувствую, но доносчиков больше нет, значит… моими глазами смотрят, Мартериар.       — Твоими… глазами?       — Если бы я могла, я бы уже донесла им на нас, — закивала Кайра. — Вот что это такое. Хорошая собака принесет поводок, если выпустишь — хорошая жрица сама с себя взыщет, если отвернешься. Это правило. В уставе не пишут, но оно и не нужно.       Кайра беспомощно покачала головой.       — Во сто крат хуже любой магии. Можно найти колдуна, который избавил бы от проклятия, но это? Кто избавит от того, что впиталось так глубоко, от знания, которое часть меня?       Вот и последняя, прощальная подлость Верховных. Мартериар все еще обнимал вздрагивающую Кайру, но мысли его были далеко. Все эти годы, что Кайра оставалась при храме — годы! — в ее разум вживлялась последняя, самая сложная преграда на пути к отречению. Некоторые могли признаться себе, немногие могли предстать перед Верховными, еще меньшие находили в себе силы действительно сложить полномочия, и по пальцам пересчитать, сколько бывших жриц смогли уехать. Мартериар, как, наверняка, и сама Кайра, всегда считал, что на этом все и заканчивается — дороги ведут куда пожелаешь, а в затылок больше никто не дышит. Не это ли свобода после долгих лет заточения?       Но ждала еще одна преграда — невидимая, неожиданная, болезненная. Куда бы ни ехала бывшая жрица, впитанный при храме образ мыслей ехал с ней — нельзя приобщаться к мирским радостям, нельзя иметь друзей, нельзя перечить уставу. Вот только больше никто за ней не следил, но невелика беда — и она сама становилась себе и надсмотрщицей, и кроткой пленницей. Не сделать непривычного. Не сболтнуть лишнего. Не думать неправильно. Закрыться в тишине и одиночестве и никого к себе не допускать. Если Заступники не могли удержать при себе жречество, пусть жречество не сможет удержать при себе ничего, кроме Заступников.       Мартериар видел, как стремительно это проявляется — еще недавно в храме Кайра прятала их встречи и свои к нему чувства от Верховных, а теперь от самой себя. Он видел, но совершенно не представлял, чем помочь. Лечит ли это время?       На стол поставили бутылку. Мартериар рассеянно поглядел на официантку, а та, покосившись на Кайру, молча кивнула на трактирщика — мол, он сказал. Трактирщик встретился с ним глазами и сделал неопределенный жест. «Отвлеки ее», — истолковал Мартериар.       — Кайра? — он похлопал ее по плечу. — Кайра?       Та вздрогнула и подняла на него полные сомнения глаза.       — Хочешь попробовать… что бы это ни было?       Мартериар бы трижды подумал, если бы знал, чем это обернется.       Вероятно, стоило принюхаться к содержимому или, лучше, сначала попробовать самому — с ним бы, вероятно, ничего не случилось — и только потом предлагать Кайре, но он так хотел предпринять хоть что-то, что обыкновенная осторожность совершенно вылетела из головы. Кайра задумчиво поморщилась, пригубив напиток… и, во всяком случае, она перестала дрожать!       — Ты помнишь, — спустя молчание Мартериар нерешительно кашлянул. Об этом они не говорили с того дня ни разу, и стряхнуть разом такой слой пыли было почти страшно. — Ты помнишь, почему ты ушла в церковь, Кайра?       Короткое замешательство. Мартериар вдруг усомнился, помнит ли Кайра тот день? Он и сам помнил урывками, цветными пятнами — вот юная наследница благородного дома появляется на пороге церкви одна перед самым рассветом, вот она беспомощно обнимает себя за плечи и дрожащим голосом приказывает ему отвести ее к смотрителю. Вот она злится, вот ее гнев оборачивается слезами, вот она прижимается к Мартериару, потому что никого здесь не знает, а больше ей помощи искать негде.       — Я хотела спасти себя.       — Отлично! — у него отлегло от сердца. Среди всех слов, что он сам бы смог найти, лучших попросту не было. — Это совсем как тогда, идет? Ты спасаешь самое ценное, что у тебя есть.       — Самое ценное, что у меня есть? — рассеянно повторила Кайра. — Самое ценное, что у меня есть — это ты. Тебя надо спасать?       Среди всех признаний, которые Мартериар когда-либо получал…       — Чт… Нет! Ты сама — вот единственное, за что тебе стоит тревожиться. Нэртельвею волнениями тебе не помочь, а я буду рядом, хорошо?       Иногда Мартериар жалел, что не владел мастерством красноречия. Мысли лепились в слова неохотно, ложились криво, точно пятна, так и не создавшие целой картины. Кайра подняла на него голову — Мартериар надеялся лишь на то, что она, всегда понимавшая его лучше многих, так же с полуслова поймет и сейчас.       — Ты рядом недостаточно.       Мартериар на секунду замер. Голос ее не дрожал и больше и не был таким отстраненным, новые нотки придавали живости, но, Заступники, неужели он когда-то раньше проглядел очевидную просьбу о помощи? О, что если прежде не помог, когда был нужен, и теперь Кайра больше ему не верит? Что, если…       — Недостаточно, — просто, но категорично заявила Кайра. — Иди поближе.       И, притянув Мартериара к себе за воротник, совершенно беззастенчиво поцеловала, озорно прикусив губу.       Он замер, совершенно растерянный. Ранее этим же днем она занервничала, когда он, прости Заступница, просто наклонился поближе, так что должно было…       — Мм, не спи, — пробормотала она, на этот раз оставляя быстрый поцелуй на линии челюсти и сразу же утыкаясь носом ему в шею. Кайра выпустила рукава и обняла его — такие объятия, настоящие, ощутимые, раньше случались только при сложных расставаниях или долгожданных встречах, да и то наедине, изредка.       Отстранившись, Мартериар первым делом потянулся к ее кружке. Среди запахов трав и ягод угадывался едва различимый колдовской след — годы выслеживаний мятежных колдунов и прочих малоприятных, но одаренных личностей научили Мартериара узнавать такие вещи, не пробуя. Позволить какой-то сомнительный напиток хрупкой эльфийской жрице — нужно было быть дураком или слепым. Они с трактирщиком, похоже, встретились только чтобы воплотить оба недостатка.       — Ты слушаешь меня?       Мартериар закупорил бутылку и отставил на другой край стола. Она успела выпить немного, но, как видно, достаточно, тем более в ее душевном состоянии, и теперь ластилась к нему, как иная кошка к кошачьим травам.       — Ну же, Мартериар, — доверчиво прижалась к нему Кайра. — Обними меня. Теперь же можно!       На них начали оглядываться.       — Прекрати, — строго сказал он. — Ты через какой-нибудь час забьешься в дальний угол и откажешься покидать его до конца жизни просто потому, что на чистую голову сочтешь все это смущающим.       Мартериар мысленно дал себе обещание никогда больше, коль случится здесь оказаться, не пить ничего здешнего (и Кайру отговорить), а то лучше и вовсе объезжать деревню крюком. Что ни ночлег, то неприятности.       — Это будет через час, — мурлыкнула Кайра. — А сейчас я хочу внимания.       Ей, может, и было все равно, а ему не нравилось, как глазеют на них из-за соседних столов. Давешний старик, проходя мимо, беззвучно усмехнулся и даже подмигнул, мол, смотри, опять с ней неладно. Мартериар засомневался, не он ли приложил к происходящему свою грязную колдовскую руку.       — Пойдем найдем комнату, — Мартериар понизил голос, осторожно, но твердо перехватил руки Кайры, уже распустившие ему косу и запутавшиеся в прядях на затылке. — И тогда я тебя обниму, хорошо?       — А потом?       Кайра смотрела открыто, без тени сомнения или печали на своем красивом лице. Мартериар бы много отдал, чтобы видеть такой взгляд как можно чаще без колдовского дурмана.       — А потом ты ляжешь в постель.       — А потом?       Она позволила ему взять себя за руку и увлечь через редкую толпу.       — А потом ты будешь спать.       — А потом?       Кто-то толкнул Мартериара плечом, и, не говоря ни слова, исчез, а в их соединенных руках Мартериар на секунду почувствовал клочок бумаги — в следующий миг любопытная Кайра его выхватила.       — А потом наступит утро мы поедем дальше. Давай, идем.       Он честно рассчитывал дождаться Патрицию. Во всяком случае, надеялся, что, не встретив их в условленное время в условленном месте, она догадается поискать здесь — что ж, теперь остается надеяться, что она будет достаточно догадлива, чтобы спросить о них.       Кайра заметно оживилась, от прежней робости не осталось и следа, она трижды чуть не пропала из поля зрения, пока Мартериар не получил в руки ключ. Однажды, еще в человеческих поселениях, подобном положении оказалась Патриция — правда, одержима она была одним вполне конкретным чужим кошельком, к владельцу коего Мартериар отказывался ее допускать. Тогда он, устав спорить, попросту закинул ее на плечо и унес — благо, она такое катание сочла скорее развлечением, чем оскорблением, — но провернуть подобное с Кайрой не поднималась рука.       — Когда ты рассказывал про меня своим друзьям, — подала голос Кайра, стоило им выйти из общего зала в прохладную тишину лестницы, — что ты им говорил?       Мартериар изумленно оглянулся на нее через плечо. Это то, что она всегда хотела знать, но не решалась спросить?       — Люди, которых ты встречал в своих отъездах — ты говорил им, что любишь меня?       — Я… нет, — не стал лукавить Мартериар. — Они сами догадывались… со временем.       Он толкнул нужную дверь — даже в темноте было видно, что расположение комнаты точь-в-точь повторяет их прошлый ночлег здесь много лет назад. Люди наверняка не запомнили такой мелочи, а вот их с Кайрой долгой эльфийской памяти хватило. И назревающая буря за окном — как же символично.       — А я говорила, — спокойно призналась она, и тут же тихо рассмеялась, толкнув Мартериара в плечо. — Поверил, да? Испугался?       — Тебе лучше лечь, — посерьезнел он. — Мы не знаем, что это за чары, и мне не на кого тебя оставить, чтобы…       — Он тебе все сказал, — Кайра скользнула под рукой Мартериара и забралась на подоконник, торжественно помахав выхваченной недавно запиской. — Это было для тебя.       Мартериар устало потер переносицу — все-таки тот старик! — и смиренно принял записку из рук Кайры, пока она настороженно вглядывалась в темноту непогоды на улице.       «Безобидная штучка: ничего утаить не даст, да и только. Сделай, что твоя жрица захочет, и чары спадут», — сообщали поспешные строки на клочке бумаги.       «Считай это моей благодарностью», — добавлял оборот.       Мартериар смял записку и закрыл лицо ладонью. Что это вообще за благодарность такая была? Пожалуй, лучшая бы ему благодарность — предоставить их обоих самим себе, чтобы никто к ним не подходил и не тревожил, чтобы они просто смогли переждать здесь непогоду и продолжить путь. Встретить Патрицию, ввязаться вслед за ней во что-нибудь сомнительное, но поначалу не слишком опасное, и наконец оставить Нэртельвей и события последних лет за плечами.       Он снова перевел взгляд на Кайру. Она и в самом деле отвлеклась на непогоду, почти прижавшись к оконному стеклу, но минутное отвлечение ничего не значило — Мартериар совершенно не представлял, чем может быть ей полезен. Какое желание может быть у отрекшейся жрицы? Он не колдун, и ему не по силам заставить ее забыть Верховных и Заступников, у него не получится мановением руки развеять ее сомнения — да и было бы это всего лишь еще одному дурману под стать.       — Хорошо, — сдался он. — Чего ты хочешь?       Кайра посерьезнела, перевела взгляд на Мартериара, но уже спустя миг снова опустила глаза.       — Кайра?       Поднялась и, взяв за руку, мягко повлекла за собой через комнату. Скинула сапоги и, не дав себе сомневаться, забралась на скрипнувшую кровать — а потом похлопала по одеялу рядом с собой, приглашая. Мартериар спорить не стал.       — Обними меня, — повторила она и первая протянула навстречу руки.       Объятие было правильным. Чувствовать теплое тело в своих руках, ощущать, как Кайра кладет голову ему на плечо, знать, что она улыбается — точно, точно улыбается! — это было тем правильнее, чем сильнее расходилась за окнами непогода. Много лет назад он так же сидел с ней, рассказывая бессвязные истории, чтобы отвлечь от грохота бури, но не смел даже взять за руку, а теперь Кайра сама прижималась к нему, и даже не потому, что искала защиты.       — Расскажи мне историю, — попросила Кайра. — Я хочу слышать твой голос, когда буду засыпать. Я хочу чтобы ты обнимал меня. Знаешь, я мечтала об этом годами — чтобы мне можно было спать у тебя на плече.       Мартериар действительно сомневался, что она сказала бы все это без той несчастной настойки — или чем ей не посчастливилось угоститься? — и уверился в этом, когда Кайра вдруг заморгала осмысленнее, чем раньше, встретилась с ним взглядом, до кончиков ушей покраснела и спрятала лицо, уткнувшись Мартериару в шею.       — Лучше? — спросил он, ободряюще похлопав ее по спине.       — Чем бы это ни было, — пробормотала Кайра и снова притихла. Мартериар ожидал, что крепкое словечко не заставит себя ждать — в конце концов, теперь-то было можно! — Что бы это ни было, оно помогло. Малость, но я хотя бы снова могу говорить тебе… то, что чувствую.       — Я всегда здесь для тебя, — повторил Мартериар. — Тебе не нужно никакое зелье, чтобы я тебя выслушал.       — Это сложно, — вздохнула Кайра. — Теперь, когда я просто я, особенно. Но я стараюсь помнить, что даже если я отреклась, я ведь… не одна, правда?       Не успел Мартериар ответить, как дверь распахнулась.       — Конечно, Бездна, не одна! — воскликнула с порога Патриция. Промокшая, продрогшая и уставшая, она со стуком швырнула на пол сумку и в бессильной злости пинком отправила ее к стене. — И ты, Мар, тоже не один. Еще я есть! А вы!       Протопала через комнату и, остановившись на середине, оглянулась на них с таким взглядом, что Мартериару стало совестно.       — Я вас с полудня под дождем ждала.       — Ох, — виновато пробормотала Кайра. — Нам очень жаль, Патриция, мы…       — Мне до Заступничьей задницы, что вы делали, — тихим и очень доверительным тоном сообщила Патриция. — Но теперь вы должны мне ужин.       Когда Патриция принялась по-хозяйски раскладывать по комнате промокшие вещи, то и дело шмыгая носом — не то решив наказать Мартериара длительным чувством вины, не то впрямь простудившись, — Кайра прошептала ему на ухо:       — Сказать ей, чтобы от незнакомцев ничего не принимала?       — Если кто-нибудь попытается подать ей зелье, она его ему же в горло и засунет, повезет если без бутылки, — так же шепотом откликнулся Мар.       — Она вернулась, — заулыбалась Кайра. — Прежняя Патриция вернулась.       Мартериар чуть крепче стиснул ее плечо. Смогла вернуться из Заступничьей тени прежняя Патриция — сможет и Кайра.