Когда все началось?

Питер не помнил, как заснул. Это произошло абсолютно незаметно для него, что уже, если честно, не особо удивляло. Вроде как, это не совсем хорошо, когда не помнишь, что происходило перед тем, как окунуться в целительное забытье, но в последнее время Питер, пожалуй... несколько рассеян. Хах, он говорил, что в последнее время он много говорит, что в последнее время много чего-то не делает?.. Ну да. Вдох дался с огромным трудом, как будто осознание глубокой растерянности перед тем, что ему делать дальше, что ему думать, куда двигаться, к кому обращаться за помощью, если он окажется в западне собственных мыслей (если уже не оказался), в которых можно буквально задохнуться и от которых можно добровольно вскрыть оба запястья, чтобы не мучиться, дошло до уставшего от внутренних распри тела. Удивительно, как душевный хаос мог отражаться на физическом уровне, просто невероятно. Возможно, об этом стоило как следует подумать и даже провести какое-нибудь исследование?.. Почему нет? И для саморазвития неплохо, и для других... 《То есть, ты предлагаешь сделать то, что уже давно сделали другие люди? — переспросил мрачный парень и лениво фыркнул, как будто тоже только что проснулся. — Бесполезная хрень. Ты и так прекрасно знаешь, насколько хорошо можно себя накрутить и потом сраться от того, что у тебя засело в башке. На своём опыте, кстати. Вопрос: нахера?》 Питер чуть нахмурился, пытаясь отделаться от навязчивого ворчания в голове и сконцентрироваться на внешних стимулах, осторожно потянулся, упав правой щекой на что-то прекрасно мягкое и пушистое. И потрясающе пахнущее. Он с трудом перевернулся набок и, просунув одну руку под это нечто, тяжело выдохнул, позволяя утренней усталости привычно обнять его тело, налить живым и жадным свинцом конечности и позволить ему пропитаться до самых костей. Ощущение бессонницы при наличии засыпания и, естественно, пробуждения неимоверно истощало фактом своего существования. Даже ночью в кровати было невозможно отдохнуть, даже если ты в ней спал! Вообще никуда не годится! Но и пить всякие валерьянки было не вариантом. Как минимум, на успокоительные можно было подсесть, а Питер чувствовал, что в его случае к этому с лёгкостью можно прийти. Тётя Мэй очень расстроится, если это произойдёт и она об этом узнает. И мистер Старк точно не будет рад и с гордостью наставника хлопать по плечу. Зависимость от лекарств будет ещё проще обнаружить, чем наличие внутренних проблем, граничащих с психиатрией, и попыток с этим справиться в одиночку. Видимо, фиговых попыток... Мистер Старк сказал, что всё прекрасно видно. Он точно имел в виду именно существование какой-то скрытности и объекта этой таинственности, если так можно было вообще выразиться. После того случая, когда Питер принял таблетки «для супер-детишек», он больше не прикасался к ножницам и его тело было чисто от повреждений лезвия, хотя те очень даже многозначно поблёскивали в течение нескольких дней в свете закатного солнца, медленно умирающего над затихающей линией города. Они будто просились в руки, жаждали нового грубого, где-то глубокого прикосновения, отчаянного болезненного поцелуя, тяжёлых капель тёплой крови и в контраст ей холодного неживого опустошения и вины, всепоглощающей, сжирающей всё на своём пути, а в первую очередь — запястья, предплечья, бёдра и полоску бледной кожи на плоском животе. Чёрт. Чтобы он ещё раз подумал об этих ножницах! 《А что, почему бы и нет, м? — прошипел с нескрываемым удовольствием мрачный парень. — По-моему, всё возвращается на круги своя — ублюдок снова мечтает о боли, боль мечтает об ублюдке, то есть, о тебе! Всё просто супер! Две половинки нашли друг друга, и никакой мистер Старк им опять не помешает со своими правилами жизни!..》 Заткнись-заткнись-заткнись-заткнись! 《Да какой из него выйдет наставник, ты об этом думал хоть чуть-чуть, идиот? На кого ты вообще решил равняться? На алкоголика и больного на всю кукуху человека? — Резкий раздражённый выдох холодной волной пробежался по задней стороне шеи вниз по позвоночнику Питера, и парень, скрипнув зубами от напряжения, сжал нечто мягкое руками. Ему не хотелось слушать этот бред. Это ведь всё чепуха да и только! — Конечно, не хочется. Не хочется признавать, что ты такой идиот! Что ты такой наивный, что ты всё ещё продолжаешь пытаться смотреть на мир через розовые очки, но они тебе конкретно давят на переносицу! Засунь их себе в задницу, так будет намного практичней и полезней для тебя, а очки наконец-то найдут себе достойное применение!》 ЗА-МОЛ-ЧИ! Питера рывком подбросило вверх, и, сжав руками голову, он распахнул глаза, еле подавляя болезненный стон от резанувшего по лицу яркого солнечного света, пробивающего свой путь через распахнутое окно. Перед парнем всё плыло, размазывалось по краям, невольные слёзы выступили в самых уголках и, запрятавшись в складочках кожи, защипали и превращали своё существование в невидимый образ кислоты, заживо растворявшей слизистую. Ему было больно, воздух со свистом влетал через ноздри и злыми всхлипами выходил наружу вместе с такими же ненавистными, яростными словами: «Я так не думал! Я так не думал! Я так никогда не думал!» Он схватился за свои волосы и с силой потянул их вниз, будто заставляя себя прижать голову к земле, чтобы ещё больше унизиться, почувствовать отвратительное чувство вины за не за что. — Твою м... — Питер замолк, когда острый всплеск краткой боли накрыл нервные окончания поверхности головы, и он с отчаянным недоумением уставился на свои ладони, сжимавшие между пальцев оторванные волнистые локоны. Он нервно хихикнул, роняя прядки на свои колени, и рассеянно пробежался руками по местам, теперь лишёнными волос. Лихорадочное тепло от учащённой пульсации отдалось в подушечки пальцев, и Паркер, всё ещё не веря в то, что он сделал, снова уставился на свои ладони. Маленькие отпечатки взбудораженных капилляров мелкой горошиной остались на коже легко смываемой памятью, но их вид с каждой секундой ржавым гвоздём вбивался в мозг. Подросток снова перевёл взгляд на свои собственные волосы и обрывками кажущегося больного рассудка осознал, что слишком часто дышит. Он не может смотреть на обломки самого себя. Это больно. Быстро пробежавшись спешащим куда-то взглядом по знакомой комнате и заметив в самом углу рядом с дверью в ванную корзину с мусором, он схватил свои уже ненужные локоны и бросился, как оказалось, с кровати в противоположный угол комнаты, комкая и с неописуемой яростью выбрасывая самого себя, с какой-то непонятной брезгливостью отряхивая свои ладони от слабо цепляющихся за кожу остатков давно ушедшей «нормальности». Нет, так нельзя. Питер больше не мог. Не мог говорить, что справится со всем этим самостоятельно. Это тяжело. Хоть он и сказал себе, что вряд ли с кем-то поделится тем, что его мурыжит и скручивает изнутри, он больше был не в силах. Ни в каких. Питер с трудом сглотнул, ощущая аномальную сухость в горле и какой-то укоризненный, живой взгляд из мусорки, отшатнулся от неё, прижимаясь боком к аккуратному, дорогому комоду, и осторожно поднял глаза на зеркало над полками. Его пробил озноб от того, насколько бледным он показался самому себе, и еле заставил себя оттолкнуться от опоры. Он поспешно отвернулся от своего застывшего белого отражения, мельком, с абсолютным отсутствием внимания осмотрел кровать Старка, на которой, оказывается, он лежал, и, с ужасом осознав, что в этой комнате его больше ничего не держало, кроме взгляда «Страха» из зеркала и «Вины» из мусорной корзины, с каким-то безумным облегчением уловил носом слабый запах чего-то вкусного и опрометью бросился вон из спальни. Уже в коридоре, когда две пары обжигающих глаз оживших констант в его жизни остались позади него за дверью, Питер позволил себе устало плюхнуться на пол, прислоняясь к стене спиной и безвольно опуская руки. 《Да. Да! ДА! Больничка! Это уже конкретная больничка, ублюдок! — радостно завопил в ушах мрачный парень. — Звони медикам, пусть заберут тебя! Прямо сейчас ты никому не нужен, кроме тех глаз из мусорки и зеркала!》 Подростка ощутимо передёрнуло, и, встряхнув макушкой, парень прижал руки ко всё ещё пульсирующим местам на голове. Кровь была, но уже почти засохшая — паучья регенерация с энтузиазмом взялась за своё дело. Естественно, она не отрастит волосы, так же, как и конечности в случае необходимости — Питер очень надеялся, что такой нужды никогда не появится — но затянуть повреждённую кожу и обезопасить маленькие ранки от инфекции тоже было неплохо. В любом случае, такая способность организма намного упрощала ситуацию. Проведя ладонями по штанам и стирая еле заметные красные отпечатки от капилляров, Питер глубоко вздохнул, наконец с ясностью ощущая запах... оладушек? Что?.. Это нормально вообще? После всего того, что парень прочувствовал за последние минуты, аромат чего-то домашнего и хорошего был словно из далёкой реальности, которую Питеру пришлось покинуть из-за своих проблем. Он снова расширил свою грудную клетку, наполняя её запахом уюта и теплом, и замер. Стоп. Он был в Старк Индастриз. Это точно. В последний раз... Хм, да, кажется, он сидел у ножки кровати Тони в костюме и пытался осознать... 《Да-да, пытался осознать, в какой ты жопе》. Угу. Спасибо. Кхм. Собственно, судя по всему, он так никуда и не улетел, потому что проснулся он в кровати Старка и... Без костюма. Что? Питер тут же опустил голову и увидел на себе пижамные штаны и кофту с длинными ещё не растянутыми рукавами, мягко и свободно свисающих с тонких кистей. Да, он был без костюма. Но парень не помнил — даже по ощущениям не сохранилось в голове — чтобы он сам снимал его, а из этого следует, что... Мистер Старк снял с него костюм. Питер ничего не понимал, и запах явно удачно получавшихся оладушек из одного из коридоров совсем не помогал, а наоборот — запутывал ещё больше. До ушей донеслись слабые, но уверенные звуки какого-то тяжёлого рока, который парень как-то слышал, когда работал вместе с Тони в мастерской. Он немного расслабился, с хорошо ощущаемой дрожью в коленях поднимаясь с пола. Так, ну, в принципе, сейчас ему намного лучше и можно попробовать вынырнуть из внутреннего потока сознания и начать ощущать действительность, в которой есть Тони, великолепные оладушки и спокойствие солнечного утра. 《Хах! Тщетная попытка!》 Попытаться стоило. Он сделал несколько неуверенных шагов по направлению к тому коридору, из которого слышался просто превосходный запах вкусностей и привычности, и внезапно остановился, с усталостью ударяясь плечом о стену и с болезненным удовольствием от накрывшего облегчения ощущая свободную солёную влагу на щеках. Хриплый вздох прошил сознание своим неожиданно естественным теперь громким звуком наподобие визга вонзающегося в тело ножа, и Питер, собрав все свои силы, поспешил по холлу. Он скучал по привычной жизни. Казалось, что только что, что прямо сейчас он понял, насколько давно было это искреннее и настоящее «всё в порядке», «просто устал», «нет, правда устал, я не грустный», «я живой, да, просто задумался» и так далее... Питер правда хотел, чтобы всё вернулось на круги своя, когда он мог спокойно говорить о своих чувствах, не боясь, что его осудят, что ему будут плевать в спину и в сердце, не заботясь о том, насколько глубоко затронут нечто неприкосновенное, нечто невинное и абсолютно чистое от сомнений и подозрений. Он всегда хотел привычности и никогда этого не отрицал, но только теперь он понял, что готов прийти за помощью и принять её всю целиком. А если от него отвернутся... Ничего. Он справится и пойдёт искать помощь у профессионалов. И ему даже стыдно не будет, потому что Питер точно знал, что всё расскажет. Тони. Он расскажет Тони. Он этого хочет. — Пятница... — голос Паркера с предательской дрожью от волнения, граничащего с предвкушающей радостью вперемешку с ожиданием будущей лёгкости от раскрытия тайны, сорвался, и парень откашлялся. — Пятница. В ответ с потолка раздались какие-то неразборчивые помехи, но Питер принял это за свой шум в ушах от беспокойства. — Доброе утро, — продолжал он с привычной теплотой, с которой он всегда общался с ней. — Скажи, где мистер Старк? Потолок прокряхтел что-то непонятное, и Паркер, на мгновенье остановившись, с удивлением выгнул бровь. Это что-то новенькое, такого ещё ни разу не было. — Эм, я не совсем понял? На этот раз ИИ промолчал, и подросток с озадаченным выражением лица нахмурился, сдвигаясь с места в сторону кухни. Пришлось прийти к логическим выводам — слишком хорошо ощущаемый запах готовящейся еды, чётко различимые басы громкой музыки и наличие соответствующего помещения для создания кулинарных шедевров на этом этаже — буквально всё говорило ему о том, что кто-то точно был на кухне. И даже если это не Старк, то Питер хоть немного сможет успокоиться и тогда просто дождаться самого наставника. — Пятница, ты и вправду не скажешь, где мистер Старк? — снова поинтересовался подросток и с тяжёлым вздохом продолжил свои рассуждения, не уверенный, что его вообще кто-то слушал. — Неужели ты обиделась на меня за то, что произошло сегодня ночью? Но я правда волновался, а ты могла бы и понять меня хоть чуточку... Вообще было бы неплохо, если бы ты мне сказала, где он. Вот сейчас я иду на кухню и не знаю, там ли он. А вдруг там какой-то другой человек и мне лучше не стоит показываться ему на глаза, а ты сейчас молчишь? Хм. — Принюхавшись, Питер внезапно услышал, как со стороны постепенно приближавшейся к нему кухни что-то громко и в то же время глухо ухнуло на пол, а аромат замечательных оладушек стал постепенно сменяться на запах подгоревшей еды. — Оу, кажется, кто-то забылся. — Подросток хмыкнул и снова поднял глаза на потолок. — Пятница, ну правда, там же мистер Старк? Я практически уверен, что хотя бы один оладушек у него мог не получится. Не может же он всё делать идеально, а-то это уже каким-то читерством попахивает. Ух, ну да, хах, попахивает, как этот подгоревший кружок теста на сковородке. Питер слегка засмеялся, чувствуя, как стремительно развязывался тугой узел напряжения в его животе, и тут же подавился своим смехом, когда музыка резко замолчала, заставляя погружаться в неприятную, неуютную, будто голодную тишину. Он неосознанно пригнулся к земле, потому что паучье чутьё вскинулось, подобно дикому коту, запуская в кровь адреналин. Что-то не так. Точно. — Пятница? — с неуверенностью позвал Питер. — Ты мне скажешь уже что-нибудь? Вообще не тот вопрос он должен был задать. Необходимо собраться! — Пятница, прошу, не молчи, где мистер Старк? — На кухне, — отозвался механический непривычно скрипучий голос ИИ, и Питер дёрнулся. — Ну конечно, — с замедлением согласился он и осторожно двинулся по коридору. — Как я и говорил, разве нет? Это он, должно быть, готовил... Паркер готов был буквально прыгнуть на потолок от неожиданности, когда паучье чутьё одиноким раненым волком взвыло в теле, а музыка на кухне зазвучала с новой мощью, чуть ли не разрывая барабанные перепонки. Подросток прижал руки к ушам, еле слышно зашипев, когда случайно коснулся своих повреждённых мест на голове, и с мольбой в голосе попросил Пятницу снизить уровень звука на несколько десяток процентов. Это было просто невозможно. — Да блин, — Питер цокнул языком, ощущая взбешённое сердцебиение под кожей своих запястий, и снова поднял голову к потолку. — Пятница, что происходит? Говори уже. Ответ Пятницы прозвучал по обыкновению легко, с толикой человеческой весёлости, но вкупе с содержанием её слов у Питера всё похолодело внутри: — Нельзя. Доступ запрещён. Боже. Плюнув на всю возможную опасность, которая только могла ожидать его в этом здании, парень со всех ног бросился на кухню, с готовностью принимая своими органами чувств и всё ещё оглушительный гром музыки, и пропитавшийся запахом гари воздух в помещении, и непривычную яркость красок от ослепительного освещения, и... Тони сидел на полу у плиты, прислонившись спиной к стене, опустив голову себе на грудь и разложив обмякшие руки по обе стороны от своего тела. Сердце Питера болезненно стукнулось о рёбра, и подросток, потратив ещё одно мгновенье на то, чтобы убедиться, что человек на кухне действительно являлся мистером Старком, а не каким-нибудь посторонним субъектом, грабителем или пришельцем — с чего вдруг такие мысли, он не понял — побежал к плите. — Мистер Старк! — парень буквально рухнул перед наставником на колени, подняв руки и не зная, можно ли прикасаться к нему или нет. — Господи, что с вами? Вы в порядке? Господи... Пятница! — Да, Питер? Почему она такая спокойная? Почему?! — Что «Да, Питер?»?! Что с мистером Старком, Пятница? — Питер осторожно коснулся пальцами ног Тони, чувствуя нехороший холод сквозь ткань штанин, и зажмурился, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. — Я могу его трогать? Пятница, да не молчи же ты! — Хорошо, я не буду молчать. 《ХА-ХА-ХА! Эта сучка может любого нагнуть своим упрямством!》 — чуть ли не одобрительно присвистнул мрачный парень, но Паркер тут же мысленно послал его в баню. Сейчас было не время, а терпение и желание подавлять приступы паники быстро теряли свою силу. — Пятница, ты смеёшься надо мной? Что за хрень?! — Ты ругаешься, Питер. — Именно! Я ругаюсь, потому что ты не отвечаешь на мои вопросы! — Питер снова повернулся к Старку, хватая того за одну руку и с огромным облегчением ощущая ускоренный пульс под сероватой кожей. — Что с мистером Старком? — Доступ запрещён. Паркера снова хорошо тряхнуло, будто через его тело пропустили сильнейший разряд тока. — В смысле «доступ запрещён»? К этой информации, что ли? — Именно, Питер, — сухо ответил ИИ, пуская по помещению громкий щелчок, обозначая этим своё отсутствие и причастность к данной ситуации. Отключился. Парень чувствовал, как с каждой секундой воздух становился гуще, отвратительно плотнее и горячее, и с хрипом опустил голову, стараясь медленно втянуть в ноздри хоть какие-нибудь крупицы спасительного кислорода. Надо собраться, надо собраться, надо, чёрт возьми, уже собраться! — О Боже, да что здесь происх... — Парень с трудом сглотнул комок напряжения и, уставившись на уткнувшуюся в грудь голову оцепеневшего Тони, с какой-то внутренней непонятной боязнью придвинулся ближе, снова останавливаясь пальцами на мощных запястьях наставника. А потом, вдруг вздрогнув, отдёрнул руки и с ещё больше неясным испугом закричал на потолок: — Решила отмалчиваться — пофиг, но я тебя прошу выключить эту грёбаную плиту! 《Психопат》. Нет, просто Питер хотел сосредоточиться, а непрекращающийся запах гари очень отвлекал. 《Отговорка, ублюдок》. И да, и нет. — Мистер Старк, вы слышите меня? Вы... — Паркер, мягко отпустив чужие руки, аккуратно протянул правую ладонь к широкой груди, абсолютно холодной и неподвижной, и снова дёрнулся назад, прижимая эту же руку к своему рту. Воздух силился застрять на самом пути к лёгким, что означало бы катастрофу, и он не мог себе позволить допустить это. Не сейчас. Ему всё это только кажется. Он слишком беспокоился и во избежание заранее начавших созревать подозрений и неблагоприятных выводов должен взять себя в руки. Как там нужно? Вдох, посчитать до... до какого числа? — Мистер Старк, пожалуйста... Он попытался заглянуть наставнику в лицо, что не увенчалось успехом, и, задыхаясь от явного натяжения нервов, ловко подхватил того за подбородок обеими ладонями, с непривычной тревогой ощущая жёсткую щетину на собственной коже. И замер, не решаясь на дальнейшие действия. Как же ему всё это не нравилось! — Мистер Старк! — в который раз с мольбой позвал Питер и мягко поднял голову Тони, подставляя под яркое освещение. Серость, почти синева, лица мужчины заставила сознание на мгновенье потускнеть и замолчать, останавливая поток разрозненных мыслей. Нет, нет. Всё в порядке. У него есть пульс, Паркер сам его проверял, собственными руками. — Мистер Старк, пожалуйста, очнитесь. Умоляю, вы же живы, почему вы меня не слышите?.. Подросток поднял голову Тони выше, понимая, что со всем этим ему нужно справляться в одиночку и теперь от него ждали помощи, а не наоборот. Он бегло и с возрастающей тревогой осмотрел скованные нечитаемым выражением черты Старка — его плотно сомкнутые веки, темнота под ними, глубокие тени на скулах, сухие, потрескавшиеся и до ужаса бледные губы, чуть приоткрытые, и чернота в застывшем рту — буквально всё кричало, било и трезвонило от беспокойства. Пальцы парня тут же скользнули к шее, делая ещё одну попытку убедиться в том, что наставник жив и его сердце продолжало биться, замирая в ожидании на сонной артерии. А потом замер мир. Никакого пульса под ледяной кожей. Из горла Питера сорвался судорожный громкий стон, больше похожий на крик испуга и неверия, и почти откинул голову Тони назад, чтобы прижаться подушечками пальцев к чужой шее, от которой так всегда великолепно пахло и к которой всегда хотелось прикоснуться губами. Жизненно важная артерия хранила партизанское молчание, не подавала никаких сигналов о наличии жизни в теле, и подросток просто не мог в это поверить. Он резко схватил левой рукой запястье наставника, со всей силой сжимая его, а правую всё ещё оставляя на шее и стараясь сравнить прошедшие ощущения бьющейся жизни с теперешней тишиной. Ничего. Ни в шее, ни в запястье. О-Ш-И-Б-К-А — отбивало мёртвое молчание в комнате. О-Ш-И-Б-К-А — звенело безжизненное тело наставника. О-Ш-И-Б-К-А — кричало сердце подростка и на несколько мгновений замолкло, утопая в боли, когда, откинув голову наставника до конца, Питер полным слёз от горящей истерики взглядом зацепился за грубую кожаную полоску ремня на серой шее Тони, чтобы затем взорваться от опустошённого неверия в происходящее. Ремень. На горле. Нет дыхания. Нет пульса. Питер принял своё учащённое сердцебиение за чужое. Конец своеобразной петли, привязанный к какой-то трубе у плиты. Мистер Старк молчал, продолжая держать глаза закрытыми и отвергая, умертвляя ещё на корню все возможные зачатки надежды. И когда мокрые от пота пальцы подростка, дрожа от каждого нервного вдоха, коснулись такого же ледяного ремня, впившегося в глотку наставника вечным отвратительным ожерельем, Питер закричал. Истеричный, безумный вопль отражался в ушах глухо, как сквозь вату, и парень, не останавливаясь ни на секунду, вырывал из горла свой голос всё сильнее и громче, будто надеясь, что ему станет легче от этого. Будто надеясь, что это всё прекратится, абсолютно всё, когда он отдаст свою боль Вселенной, которая, видимо, именно этого от него и ждала, раз решила лишить его смысла откровения, источника энергии. Понимания чёртовой дыры под названием «Жизнь». Потому что прямо сейчас Питер больше всего возненавидел именно её. А ещё тех людей, у которых она была. Как они могли жить, когда боль рвала его на части? Как они могли счастливо улыбаться друг другу на улицах, когда на губах мистера Старка застыло «н-и-ч-е-г-о», а на губах Питера — «н-е-н-а-в-и-ж-у»? Как они себе могли такое позволить, когда даже Тони не мог? Почему нельзя сделать так, чтобы все чувствовали всё одинаково? Почему нет «золотой середины»? Неужели так трудно дать всем немного счастья, чтобы не было ярости, гнева и отчаяния? Неужели так трудно было оставить Тони в живых?! Разве Питер о многом просит — просто сохранить рядом с ним тех, кого он любит?! Он больше многих желал нормальной жизни. А теперь что ему делать? Что ему делать с удавкой мистера Старка?.. — ТОНИ! — Гипервентиляция замкнула дыхательные пути Питера, и он почти рухнул на ноги наставника, но в последний момент смог удержать себя от падения. — Боже, пожалуйста, ну, кха, не надо! Не его! Почему именно его?! — Он с трудом подполз к мужчине, бездумно, слёзно, беспорядочно утыкаясь губами туда, куда мог попасть — в шею, в замерший кадык, в подбородок, в место рядом с ухом, в висок, проглатывая и растворяя в своём желудке несбывшиеся мечты и впитывая в себя мёртвую любовь... — Не, кха, не надо! Умоляю! Так нельзя! Почему мистер Старк? Почему, мистер Старк?! Зачем вы это... Мх. — Шёпот оставил свои следы в подгоревшем от горя воздухе, Питер всей грудью, лишённой кислорода, прижался к безвольному телу Тони, жадно обхватывая его руками со всех сторон, забирая целиком и полностью, только себе, никому больше. Даже Вселенной. Она не должна была покушаться на чужое! — Зачем вы это сделали? Почему вы это сделали?! Вы же обещали выслушать ме... Кх! — Паркер, с помутнённым рассудком закашлявшись, чуть не рухнул назад вместе с мужчиной, яростно сжимая зубы и подавляя стоны от недостатка воздуха; остановил его лишь скрипнувший под тяжестью тел ремень, всё ещё державший Тони у плиты на полу. Всё ещё державший Тони в мире мёртвых и теперь никогда не оставивший его. Даже сейчас он никому не принадлежал, кроме смерти. Питер не помнил и половины из того, что он делал и что кричал. Сознание резко и часто покидало его, а когда вернулось окончательно, парень уже сидел в собственной крови от порезанных вен на обоих запястьях и бешено, ненормально, с болью и неустанной мольбой повторял одно единственное: «Вы обещали, что дождётесь, когда я вам расскажу. Вот, теперь я вам об этом говорю. Теперь я вам об этом говорю. Теперь вы меня слышите. Теперь мне не надо притворяться, и я вам об этом говорю». Собственное безумие и пугало, и привлекало, заставляя захлёбываться в рыданиях и смехе. Рот был полон железа, потому что Питер грыз собственные кисти, раскрывая раны ещё больше и позволяя умываться кровью и глотать её сгустки. Нож, лежавший рядом с правой рукой Старка, снова оказался в ладонях подростка, отчаявшегося услышать ответ хоть от кого-нибудь. — Я не в порядке, мистер Старк, я не в порядке! — Казалось, голос больше не знал никаких понятий, кроме хриплой боли. Питер, не думая, покрепче перехватил рукоятку ножа онемевшими мокрыми солёными пальцами и, замахнувшись, скользящим движением ударил свою кисть, разрывая кожу в основании ладони, пуская кровь на чистый пол и включая бессознательный механизм на самоуничтожение. Рука уже не походила на человеческую конечность, вся изрезанная от непрекращающихся ударов лезвия, хруст кожи под аккомпанемент хохота мрачного парня в голове и просьб очнуться и помочь, послушать, не быть мёртвым замер вечным кругом персонального Ада. — Я не в порядке, мистер Старк, слышите?! Я больше так не могу! Теперь я вам об этом говорю! Услышьте меня! Нож глубоко вонзился в уже давно разорванную рану руки, и Питер издал истошный вопль боли и отчаяния, запрокидывая голову к потолку. 《Это конец, ублюдок. Закрывай лавочку!》 Парень лающе засмеялся, теряя связь с действительностью и самим собой, кровоточа и истощаясь. Быстро и неимоверно красиво. И Питер резко проснулся, ощущая горящий солёный факел в глазах и с недоверием глядя в потолок спальни Тони. Захлёбываясь в потоке исполнивших свой долг и ещё не пролитых слёз и в запахе чего-то горелого…