* * *
Подросток не долго сидел за столом. Возможность поучаствовать в готовке и даже возглавить её невероятно возбудила его, и он, быстро запихнув очередной оладушек в рот и чуть не промазав мимо него, поторопился к плите, на ходу спрашивая у Пятницы о нюансах работы техники. Тони сосредоточенно посмотрел в спину мельтешащего по комнате парнишки и тяжело выдохнул. Он прекрасно понимал состояние Питера: волнение чисто физически не позволяло сидеть спокойно на месте, и руки в такие моменты просто жаждали движения, их надо было чем-то срочно занять. Готовка — довольно неплохое решение в данном вопросе. Потревоженные, еле восстанавливающиеся нервы широким грубым мазком оставили след на поведении Питера, слегка качающегося из стороны в сторону вовремя ожидания достаточного нагрева плиты и неловко ломающего свои пальцы. Они неприятно, глухо хрустели в гибких суставах и, чувствовалось, уже ныли от излишнего давления на них, но Паркер будто не замечал дискомфорта, нервно теребя рукава пижамной одежды и обсуждая с Пятницей нечто далёкое, непонятное для Тони. Тот просто не вслушивался в невнятную болтовню паучка, продолжая сидеть за столом и с рассеянным выражением лица глотать остывший безвкусный чай. Сейчас для него было главное — это настроиться на мирную, спокойную волну соприкосновения разума и чувств, чтобы не дать возможности всё узнать уничтожиться из-за какой-нибудь глупой и, может быть, роковой ошибки. — О, уже можно начинать, — с энтузиазмом заметил Питер, проверяя температуру сковородки и плиты ладонью. — Так быстро. У нас с Мэй медленней нагревается. Иногда приходится бесконечность ждать, когда можно будет начинать готовить. Тони по-доброму фыркнул, поднялся из-за стола, беря с собой кружку с чаем, и, прислоняясь спиной к раковине, с интересом уставился на подростка. — Вы часто вместе готовите? — Не так часто, как хотелось бы, — Питер слабо улыбнулся и взял миску с тестом. — На это нужны силы и время. В последние несколько месяцев этого не было у нас обоих. Тони понимающе кивнул. — А один ты что-нибудь готовил? Ну, что-то, кроме тех самых сырников? Паркер нервно дёрнул ложкой в тесте, из-за чего на тумбу рядом с плитой попало несколько капелек белёсой массы, и с недовольством посмотрел на ухмыляющегося мужчину. О да, Старк умел раздражать людей. — Да, готовил, — буркнул тот, поливая сковородку тестом и чуть уменьшая температуру плиты, когда подсолнечное масло начало призывно брызгаться во все стороны. — Я несколько раз делал шоколадный чизкейк с сахарной пудрой, один раз попробовал сделать творожный пирог, снежные печенья и пиццу. Снежные печенья, правда, совершенно отличались от того, какими они были на картинке в Интернете, но это неважно, ясно? О-о, а ещё я относительно недавно смог испечь пирог с луком и яйцом, и он получился просто шикарным! Даже я удивился, что так вкусно вышло. Мэй тоже понравилось, и она сказала, что когда-нибудь на выходных испечём его вместе. — На этих словах парень снова улыбнулся, уже теплее, чем в предыдущий раз, и, ловко перехватив лопатку, снял со сковородки получившийся румяный оладушек. — И, да, оладьи я тоже готовил. Тони одобрительно присвистнул, ставя кружку на кухонную тумбу. — Да у меня сейчас в Старк Индастриз прирождённый укротитель плиты. Как же я раньше этого не замечал. Питер с лёгкостью засмеялся, искря в голосе тысячью бусинок искреннего веселья, и Тони на секунду застыл, наслаждаясь этим волнующим душу звуком, и неспокойно кашлянул. — Но я знаю, что ни с чем не сравнится с твоими кулинарными достижениями, — загадочно протянул наставник и с готовностью поймал растерянный взгляд паучка. — Это твои сырники с ванилью. Наслаждение от протяжного стона Питера можно получать вечно и всегда. — Господи, ну блин, почему вы запомнили обо мне именно вот про эти глупые сырники? — О чём ты, мелкий? Ты сам их хвалил. Твоя прелестная тётушка с гордостью отзывалась о них, да и я их пробовал, так что знаю, о чём говорю... Кстати, не проворонь. — Он мотнул головой в сторону плиты, и Питер снова невероятно умело перехватил начинавший поджариваться оладушек со сковородки. «Наконец-то ты признаёшь, что хоть в чём-то не идеален. А-то прям бесило!» Удивительно, насколько внутренний голос усиленно пропагандировал свою точку зрения, учитывая то, что его как такового не существовало... в материальном плане, конечно же. — И вообще, ты чего обзываешься? Никакие сырники не глупые. Очень даже вкусные. Разве я этого не говорил? — Говорили, — всё ещё немного возмущённо буркнул Питер, смешно сдвигая брови на переносице, и с откровенным чувством вселенской обиды выплеснул очередную порцию теста на сковородку. Этот ребёнок просто восхитителен! — Ну вот и всё, твоё мнение здесь играет самую последнюю роль, так как это точка зрения создателя рецепта, а все создатели имеют слишком придирчивую оценку своих творений. Паркер открыл было рот, чтобы возразить, а потом, видимо, поняв степень провала своих мыслей, лишь устало вздохнул, продолжая при этом ловко орудовать руками и кухонными предметами. — Я ведь весь остаток жизни буду слушать про эти сырники с ванилью, да? — обречённо поинтересовался Питер, и Тони готов был расцеловать парня за его догадливость, с ребячьим энтузиазмом кивая, на что получил в ответ глухое, почти неживое: — Быстрее бы этот остаток закончился. — Что ты сказал? — Чт... «А, вот мы и подобрались к чему-то запретному и тонкому». Что ж, это нечто Тони уже очень сильно не нравилось. И, судя по вмиг поднявшимся плечам подростка, тому тоже. Он бросил испуганный блестящий взгляд на помрачневшее лицо наставника и, нервно дёрнув подбородком, сжал зубы, отворачиваясь обратно к плите. Его кожа тут же потеряла несколько градиентов здорового красного и ушла в оттеночный серый, окрашиваясь тугим чёрным изгибом в морщинках на лбу и в уголках потускневших глаз. Новый оладушек был готов и отправлен в глубокую тарелку к остальным кухонным достижениям, но Питер не спешил наливать тесто на сковородку, облокотившись руками о край тумбы и сосредоточенно глядя перед собой. Собирался с мыслями. Старк молчал, оцепенев всем телом, и буквально врос ногами в пол, внешне показывая лишь недовольство репликой подростка и терпение от ожидания рассказа. Или чего он там ждал... Он и сам не понимал. «А надо бы! Чем ты сможешь тогда ему помочь, если сам не знаешь, чего требуешь от него?» Внутренний голос мог пока отдохнуть. Тони прекрасно осознавал степень своей неподготовленности и веры в то, что он сможет сориентироваться на ходу, в процессе диалога. Хотя слово «диалог» звучало здесь так неправильно и нехорошо... — Мистер Старк, можно задать вам вопрос? — Решительный, почти бросавший вызов взгляд Питера Тони принял с некоторым облегчением и в то же время с осторожностью. Парень, видимо, не стал сразу же говорить о том, что его беспокоило, и это вполне нормально. Это было ожидаемо. — Валяй. — Вы когда-нибудь задумывались о самоубийстве? Тони это всё очень сильно не нравилось. Он это ведь уже говорил, да?.. Ну так вот, ничего с того момента не изменилось. Тони это очень сильно настораживало. И пугало, потому что такой вопрос он явно не ожидал от Питера. От своего паучка на красно-синих ножках и со своей паучьей способностью чувствовать опасность. От парня, который умел улыбаться ярче всех на этом свете и который знал, иногда неосознанно, как поднять настроение. Иногда достаточно было просто присутствия самого Питера, и тогда всё сразу становилось на свои места. Теперь этот мальчик с серьёзным взглядом взрослого человека, потерявшего нечто важное в своей жизни, спрашивал о самоубийстве. Наверное, что-то изменилось в лице Тони, потому что Питер вдруг резко разгладил складки на лбу, и его выражение преобразилось в искреннее сожаление от произошедшего. «Сейчас, скорее всего, будет извиняться». Это было так похоже на него, что Тони еле подавил слабую улыбку и, на секунду прикрыв глаза, чтобы убрать с лица трещащее по швам напряжение, честно, спокойно ответил: — Да. Подросток долгим воющим мгновеньем уставился в лицо наставника, не мигая и перебегая своими чёрными бусинками зрачков с одного глаза на другой. Было видно, как он о чём-то усиленно думал, анализировал, наводил порядок в собственной кладовой выводов и суждений. И Тони не собирался ему в этом мешать. Он позволял парню смотреть себе прямо в глаза, позволял видеть ту правду, в которой тот нуждался и которую не было смысла от него скрывать, позволял — снова, с-н-о-в-а — вскрывать свою личность острым перочинным ножом, чтобы вывалять всё, что скопилось в её желудке неразборчивой, противной массой. И это почему-то для Старка было самой реально существующей истиной, которая только есть в его жизни. Он не жалел. — А... — Питер нервно сглотнул, немного приходя в себя. — А у вас были попытки суицида? Тони с гордостью отметил про себя, что парень видел разницу между этими двумя вопросами, и согласно кивнул, не раздумывая: — Да. Паркер пару раз моргнул, как бы ожидая такого ответа, и с каким-то непонятным чувством снова покосился на трубу у стены. Да что же он так на неё смотрит? — Один раз? — Несколько. — Ох. — Да, было дело. «Что-то разговор не клеится». А внутренний придурок считал этот разговор моментом знакомства или флирта, что ли? — К... — из горла Питера вырвался какой-то неразборчивый хрип, чем-то отдалённо граничащий с человеческим звуком, а затем парень замолк, довольно громко стукнув зубами нижней и верхней челюстей друг с другом. Тони поморщился. Это наверняка было неприятно, но тот даже не обратил на это внимание. Он отвернулся к плите, на некоторое время пряча свои глаза в сковородке, и стал напряжённо постукивать указательным пальцем левой руки по тумбе. Вся фигура подростка представляла собой сплошной тугой комок из запутавшихся проводов-нервов, и Старку пришлось повернуться к раковине, чтобы помыть свою кружку. Он предполагал, в каком сейчас растерянном состоянии находился Питер, поэтому решил дать ему возможность выйти из-под пристального наблюдения; пусть соберётся с мыслями. И Паркер так и сделал. — Когда... была ваша первая попытка? — Ох, ну ты и задал вопрос, конечно, — вполне серьёзно пробормотал Тони, задумываясь над ответом. Питер беспокойно дёрнул плечами. — Слишком личное, да? Или это ещё очень свежо? — затараторил он, снова обхватывая свои пальцы другой рукой и загибая их в неестественные позы. — Вам неприятно об этом вспоминать, и я ещё тут допрос устроил. Я не должен был спрашивать, простите, пожалуйста... — Стоп! — Старк тут же предупредительно взмахнул ладонями, отставляя недомытую кружку в сторону. — Ты здесь вообще не при чём. Я сам разрешил задавать вопросы, так? Ну, вот и всё. Вопрос вполне логичный, учитывая тематику нашего разговора. Да, это не самые лучшие мои воспоминания, но это ведь правильно. Такие эпизоды в жизни должны чему-то учить. — Мужчина опустил взгляд на тонкие запястья парня и, цокнув языком, потянулся к ним, мягко и надёжно сжимая руками слегка влажные пальцы и не давая им возможности выворачивать наружу суставы. — Эй, успокойся. Всё хорошо. Питер слабо приподнял левый уголок губ и качнул головой. — Сомневаюсь. — Тебе просто надо расслабиться. Не стоит бояться меня. — Я... я не вас боюсь. Старк нахмурился. — Тогда чего? — За вас боюсь. «Хах, да вы похожи! Только ты боишься за него!» Чему внутренний голос так радовался, было непонятно. Да и разбираться с этим не особо хотелось, когда перед мужчиной стоял подросток, слишком рано повзрослевший и слишком рано начавший бояться смерти. Не своей — чужой. «Ну, так-то, это всё равно неизбежно. Ты определённо подохнешь раньше него». Вот об этом Питеру точно не стоит сейчас говорить! Надо было снова вернуться к разговору о первой попытке суицида. Логическая цепочка от начала разговора до признания о страхе за чужую жизнь не хотела окончательно складываться, будто какая-то недостающая частичка пазла всё ещё не была озвучена. Тони вздохнул, пытаясь собраться с мыслями и вернуться в такое противное, пропахшее всеми существующими токсическими веществами прошлое. Ради Питера. Только ради него. — Знаешь, почему я задумался над ответом на твой вопрос о первой попытке суицида? Очень много времени прошло. Больше десяти лет. Я тогда был чуть старше тебя, лет семнадцать-девятнадцать, где-то так. — Тони внимательно проследил за взглядом Питера и понял, что тот смотрел ему куда-то в район шеи. — Предупрежу твой следующий вопрос: нет, не повешение, не пуля в лоб и не наркотики. Вены. Кадык Паркера взволнованно прыгнул в его горле, будто пытаясь выбраться наружу через рот. — Вены? — Да. Хреновый опыт, конечно. — Ох. — Питер слабо, но настойчиво выдернул дрожащие руки из ладоней наставника и, схватившись за его рукава домашней кофты, замер, не в силах шагнуть дальше, нарушить личное пространство своей наглостью и простым желанием понять-узнать-увидеть-убедиться. Тони всё прекрасно понимал, поэтому молча засучил ткань на руках, поворачивая запястья наверх, на дневной свет. — Ох. — Ага. «Ваше общение скоро сведётся к одним звукам». И что с того? Всё равно общение же. Старк попытался расслабить свои руки, чтобы Питер не понял, насколько ему сейчас не комфортно под этим пытливым, считывающим мельчайшие детали кожи взглядом. Выходило не очень, если честно. Потому что, если приглядеться, Тони бы еле-еле смог различить те две длинные вертикальные белёсые, слегка грубоватые полоски на венах, которые со временем стали частью мужчины, частью его личности. Холодные пальцы подростка несмело провели вдоль когда-то повреждённых кожи и сосудов, удивительно чётко и точно останавливаясь на тех местах, где лезвие желало обрезать жизнь наиболее сильно, где желало запечатлеть навечно свой кровопролитный труд, так, чтобы вина за свой импульсивный, теперь совершенно бесполезный, глупый поступок грызла внутренности и выдирала диафрагму ещё долгое время. Если не до самой смерти. — Вы знали, как лучше резать, — произнёс, будто в пустоту, Питер, не в силах оторвать глаз от рук наставника. Он аккуратно перехватил повреждённые зоны на запястьях, недолго оглаживая их большими пальцами, а затем, сместив их, остановился на пульсирующих точках, мягко придавливая и впитывая биение сердца через тело. Тони чуть отвернулся, сжимая челюсти. Поведение парня становилось всё более открытым, не защищённым собственными принципами прятать себя настоящего в проблемах и в то же время не подходящим ему, не естественным. Это то, что называлось «он сам на себя не похож». Настоящий Питер не был таким. Сломанный Питер ровен неправильности. — Учитывая расположение вен, не трудно было догадаться, как надёжней сделать это, — даже Тони удивился, насколько спокойно, равнодушно прозвучал его голос. — Я думал, что порезанные вены с горячей водой в ванной обеспечат мне успех, но... Хах, как видишь, это не всегда работает. — Что вам помогло? — Своевременная помощь. Паркер пару раз моргнул, более или менее приходя в себя и заставляя оторваться от рук наставника, хрипло выдавил: — Кто? — Одна из работниц в родительском доме. Она справилась отлично, не растерялась, я на её месте с инфарктом бы лежал рядом с ванной. — Почему?.. Ох, а вот это был действительно трудный вопрос. И не потому, что Тони было нереально тяжело и больно об этом вспоминать; просто так получалось, что по сравнению с последующими событиями в его жизни причина попытки самоубийства размылась в памяти, как сильно разбавленная акварель, за счёт алкоголя, наркотиков и ужасов, которые вросли подкорку благодаря старому-доброму ПТСР. Его молодость отображалась для всех лиц, следящих за его личной жизнью, в виде сплошной неразборчивой каши, и Тони частично был с этим согласен. Ну, как минимум, из-за того, что сейчас он не мог чётко сформулировать причину самой первой попытки уйти из этого мира. — Хм, честно говоря, точно я тебе этого не скажу. — Старк неоднозначно хмыкнул, когда увидел взлетевшие наверх брови Паркера, и повернулся к раковине, чтобы, наконец, домыть свою кружку. Ну, и чтобы занять чем-то руки, естественно. — «Почему?»... Я был слишком глупым и молодым, чтобы потерять голову при осознании, что моя жизнь для всех — игра, в которую можно спокойно вмешиваться и вносить свои коррективы. Тогда это было для меня трагедией. — А позже?.. — А позже я просто привык к этому. В какие-то моменты приходилось просто плыть по течению, иначе от несовпадения того, что происходило у меня в голове и что было в действительности, я мог сойти с ума. В семнадцать-девятнадцать я готов был идти против всего мира, даже от жизни отказаться, чтобы только в неё не впутывались чужие лица, которых я терпеть не мог. Лицо Питера на мгновенье потеряло нотку трагичной строгости и серьёзности. — Вы и сейчас готовы противостоять всему миру, разве не так? «Хах, да этот парень — та ещё проницательная мелкотня!» Тони по-доброму фыркнул, ощущая в груди приятный, трепетный разлив нежности и желания сжать паучка в таких непривычных для мужчины крепких объятиях, протянул мокрую от воды ладонь и шустро взъерошил волосы на его голове. — Чертовски верно, малыш. На лице Питера на мгновенье проскочило удивлённо-смущённое выражение, но затем его взгляд вновь скользнул по рукам наставника, и до этого слабая улыбка бледноватых губ опять погасла. — Я не замечал их, этих шрамов, — с мучительной досадой пробормотал он, морщась от осознания своей невнимательности. — Как же так?.. Зачем тогда мне улучшенное зрение? — Ох, Питер-Питер. Думаю, ты сам прекрасно это знаешь — если человек по-настоящему не хочет о чём-то говорить или очень хочет что-то скрыть, то он это делает практически со стопроцентным успехом, — Тони отметил то, как резко сократились мышцы лица подростка, и кивнул самому себе. Да, Паркер знал, каково это, иначе бы этого разговора не было. — Прекрати винить себя во всём том, к чему ты не причастен. Вокруг нас много людей с кучей своих проблем и тараканов, которые не дают им жить — это нормально. К сожалению. И невозможно знать обо всём сразу, это чисто практически нереально — и это тоже нормально. Иногда даже и не к сожалению. Порой думать о том, чтобы тебе было хорошо — это... хорошо. Где-то правильно. Поэтому не вини себя за то, что я когда-то там сделал. Это был всё равно самый тупой поступок в моей жизни. Хах, как и все последующие. Тони легко засмеялся, чувствуя себя свободным от того, что скинул с себя маску величайшего миллиардера и гения, и ощущая, как повышается настроение, даже несмотря на тематику беседы. Он поводил плечами, расслабляя мышцы шеи, и хотел было потянуться к миске с тестом, когда Питер снова подал голос, и в нём всё ещё звенело напряжение: — Почему вы так спокойно говорите о самоубийстве? Мужчина с каким-то детским вызовом хмыкнул. — О, ты ждал от меня слёз, маленький садист и любитель драмы? — Что? Нет! — подросток интенсивно замахал руками, тут же схватив миску с тестом из-под ладоней Старка, и прижал её к своей груди. — Никогда! Только не... Между прочим, я не любитель драмы. — Питер небрежно взмахнул указательным пальцем, тыча им в сторону наставника. — Это вы любите что-то да как-то... Господи, да вы не так всё... — Я понял тебя, мелкий. Приглушись немного и отдай миску, я тоже хочу поделать оладушки. — Он по-свойски вырвал посуду из рук залившегося краской Питера и, зачерпнув тесто ложкой, полил на сковородку, мягко оттесняя парня в сторону. — Конечно, ты не любитель драмы. Ты просто маленький садист. — Мистер Ст... — Питер. Всё очень легко. — Тони сделал небольшую паузу, с улыбкой глядя на то, как дно сковородки покрывалось пузырьками массы. Да, всё действительно легко. — Я принял прошлое, и теперь это моё самое мощное оружие против всего на свете. То, что блеснуло в глазах Паркера, нельзя было принять за какое-то конкретное чувство. Это походило на некую яркую перламутровую палитру, в которую попало несколько тёмных капель чёрной краски, размывших границы цветов и превращая их в новые, неизведанные оттенки. Мрачная, завораживающая, близкая к сумасшествию красота — вот что мог сказать про эти глаза Тони, с каким-то мазохистским настроем готовый утонуть в этом чёртовом омуте, захлебнуться и больше никогда не всплывать на поверхность, подхваченный бурным, густым течением, затягивающим на самое дно. Питер не знал о том, что его взгляд — то окно, через которое можно увидеть целую вселенную эмоций и ощущений и которое сквозняком пробивало до самых костей, но это было так. Именно так. Не иначе. Что творилось в голове парня, можно было только догадываться. Суматоха как минимум. Но на этом всё остановилось, потому что паучок опустил голову и сделал небольшой шаг назад, позволяя мужчине ещё больше приблизиться к плите и давая свободу действиям. Наставник всё понял — нужно время. И без слов принялся за готовку. Минут пятнадцать они не говорили абсолютно ничего. Необходимое общение происходило посредством кратких кивков и жестов при передаче предметов или эстафеты приготовления оладушек. Двигаясь по кухне в обе стороны, они неловко сталкивались локтями, прижимались боками, Питер доверительно подставлялся под одобрительные трепки по волосам или хлопкам по плечам, в то же время слабо, но искренне, благодарно улыбаясь в ответ на знаки заботы и внимания. Тони принимал временные правила тишины, также кривя улыбку и лишь иногда слишком громко цокая языком, когда одна сторона оладушка всё-таки подгорала больше, чем другая. Тесто израсходовалось довольно быстро, и теперь приличная стопка кухонных достижений гордо возвышалась над краем глубокой тарелки, аппетитно поблёскивая подсолнечным маслом в свете солнечного утра. Руки Старка были приятно тёплыми от жара плиты и сковородки, а в душе царило странное умиротворение, которое так редко посещало его, даже если он был дома. А сейчас то мёртвое существо, жившее внутри него и давно не подававшее признаки жизни, наконец, воскресло, чтобы показать, насколько сильно оно истосковалось по ощущениям спокойствия и уюта. Мужчина глянул на Питера, аккуратно вытиравшего свои пальцы от капелек теста, а тот, почувствовав на себе взгляд, посмотрел в ответ. Они оба молчали, и каждый будто ждал от другого какой-то реакции или чего-то негативного. Особенно чётко это ощущалось от подростка, судя по тому, как нервно поднялся один уголок его губ, а глаза, продолжавшие смотреть прямо в глаза наставника, пытливо искали хотя бы намёк на порицание или какое-то отвращение к тому, что успело сегодня произойти. Но ничего подобного не находил. А затем Питер выдохнул: — Вы потрясающий, мистер Старк. Может, вам это уже говорили сотню раз, но вы невероятно сильный человек. — Парень рассеянно опустил блестящий взгляд на полотенце, которым он вытирал руки. — Не каждый может принять своё прошлое. Не каждый может сделать его своей сильной стороной, а не ещё одной слабостью... Он снова вздохнул и выдал более громко, разочарованно: — Это не легко сделать, — небольшая пауза, значившая слишком многое, чтобы оказаться обычной необходимостью во вздохе. — Это трудно, особенно когда прошлое ещё им не является, когда... когда я его сам до конца принять не могу. Тони облизнул пересохшие губы, продолжая молчать и внимательно следя за тем, как Питер глубоко, с еле слышным свистом дышал, пытаясь сдержать накатывающие болезненные эмоции. Теперь настала его очередь спрашивать. — Питер, а ты когда-нибудь задумывался о суициде? Тот без единой тени ухмылки кивнул. — Да. — А были попытки? — Нет. — Почему нет? Тони не сомневался в том, что Питер понимал, что этот вопрос не был жестоким, а вынужденным и очень важным. В таких случаях всегда необходимо знать, что или кто именно удерживает человека от того, что потом нельзя будет исправить. — Мэй, — подросток откашлялся, но, несмотря на севший голос, продолжил. Тони им точно гордился. — Она не заслужила того, чтобы ещё и я... Ну, в общем, понимаете. Ещё Нед... может быть, даже ЭмДжей. Я не знаю, что будет с ними после того, как я просто возьму и уйду. А ещё... а ещё вы, мистер Старк. Кхм, мне просто кажется, что... что «А вдруг я им нужен? Вдруг я им нужен так же, как они нужны мне?» Я бы не смог заново продолжать жить, а я хочу, чтобы вы все жили. Так правильно, так надо. Понимаете? И тот понимал. Прикосновение взглядов к их общей, единой плоскости, где глаза наиболее тонко видели собеседника напротив, обожгло истинным чувством взаимопонимания. Это был тот самый момент, когда человеку кажется, что он нашёл «того самого», что слышит без ушей, говорит без голоса, видит без глаз и чувствует всем цельным телом и отдельными его частями. Удивительно, но это возможно, и оба — и Старк, и Паркер — вдруг осознали — им действительно повезло. — Конечно, понимаю, малыш. Правильный выбор. — И это лучшее доказательство того, что они не ошиблись в своих внезапных и ошеломительных выводах, а счастливая улыбка подростка — самая что ни на есть лучшая награда для Тони за все его добрые поступки в жизни. Это максимум, чего он по-настоящему заслужил.* * *
— Это тебя когда-нибудь сама убью, Паркер! — полыхнула праведным гневом тётя Мэй, стоило Питеру залететь в окно её спальни и до бешеных мурашек по коже испугать её. Ему пришлось приложить все усилия, чтобы не засмеяться в голос, и лишь поднял руки в обезоруживающем жесте, когда в него полетела подушка. — Спасибо, что Тони телефон свой оставил, а иначе как бы я догадалась, что ты у него остался на ночёвку. А он ещё тут мне через форточку залетает... Питер, объяснись! — Ну, Мэй, прости, меня, пожалуйста, прости-и-и! Хороший замах, кстати, — попытался отшутиться подросток, снимая маску с лица и подбрасывая упавшую на пол подушку обратно на кровать. К сожалению, надолго она там не осталась, поэтому следующая окончательная точка её полёта совпала ровно с лицом Питера. — Эй, ну всё, хватит. — Это я ещё не разогрелась как следует! — не унималась женщина, наскоро подходя к подростку и с горящим в глазах волнением глядя ему в лицо. Тот виновато скривил губы. — Ну, ты хоть вину чувствуешь, уже неплохо. Но хотя бы написать можно было. — Согласен, и не просто можно было, должно было. Но если бы я планировал ночевать в Старк Индастриз, я бы... — Да знаю я, Тони мне сегодня утром рассказал, что ты заставил его пойти поспать, а потом так и остался там. — Мэй глубоко выдохнула через рот и, поправив выбившиеся из низкого пучка волосы, снова посмотрела в глаза своего племянника. — У тебя уставший вид. Питер рассеянно пожал плечами. Да, ещё не было трёх часов дня, а он уже был без сил. — Может быть. Есть такое. — Произошло ещё что-то, что Тони не рассказал мне? Ох, Питер много чего мог рассказать. Вплоть с момента пробуждения и до того, как он всё-таки решился поговорить с наставником о своём сне. Правда, о нём он не всё рассказал — в первую очередь, проигнорированным остались мольбы Питера из сна о том, чтобы Тони очнулся и услышал, что он не в порядке. А ещё подросток умолчал о ноже и изрезанных в мясо руках, море крови из прорванных вен и о сумасшедшем смехе мрачного парня в затуманенной от резкого запаха металла голове. Старк слушал его молча, не перебивая, и лишь в один момент позволил себе лишний физический контакт, протянув руки к макушке Паркера и осматривая её на наличие повреждений. — Нет-нет, мне всего лишь приснилось, что я вырвал волосы, — пытался успокоить он, замечая остро взволнованный взгляд наставника на себе. Тот предупреждающе поднял указательный палец. — Если волнение было сильным, ты мог по-настоящему вырвать из головы волосы, не осознавая того, что делаешь, — он ещё раз внимательно пробежался пальцами вдоль висок подростка к его затылку, не ощущая того, как резко парню стало жарко от касаний, а затем, мягко пригладив вскочившие на дыбы чужие локоны, отпустил паучка. — Ничего нет, это хорошо. Продолжай. И Питер продолжил. Рассказал всё — и то, как странно вела себя Пятница, и то, как ему было больно от страха, ужаса и понимания того, что он никак не мог помочь Тони сделать вдох, потому что было уже поздно. Он расписывал в подробных красках то, что видел во сне, и на инстинктивном уровне чувствовал чужое телесное напряжение, но остановиться не мог. Он уже начал говорить, и было бы нечестно по отношению к Старку резко замолчать и избежать последующего разговора. Слово, как говорится, не воробей. — Нет, ничего не произошло, — откровенно неестественно улыбнулся Питер и тут же поймал на себе недоверчивый взгляд тёти, тяжело вздыхая. Врать он никогда не любил и, соответственно, не умел. — Мэй, всё в порядке. Просто был небольшой — окей, ладно, довольно продолжительный — разговор по душам и... — Разговор по душам? — выгнула бровь женщина, искренне удивляясь. — Да, я очень сильно ошибалась насчёт Тони. Он не такой железный, как хочет показаться всем. — Она устало провела по волосам рукой и, взглянув на Питера, кратко прикусила нижнюю губу, будто удерживая себя от излишних вопросов. — Полагаю, ты не хочешь говорить о том, о чём была ваша беседа? — Это было о кошмаре. О моём кошмаре, вот. Мэй не заслуживала того, чтобы быть в полном неведении того, что касалось её самого близкого и родного человека, поэтому Питер не стал молчать. Хотя бы что-то он должен был ей сказать. — Ох... — лицо тёти тут же окончательно смягчилось, теряя все те негативные очертания, которые были при ней несколько минут назад. Она, видимо, ожидала совсем другого ответа, но она точно была благодарна тому, что подросток не стал соглашаться с её предположением. — Пи-итер, — ласково протянула она, и в следующую секунду они уже стояли в крепких, абсолютно взаимных объятиях, пытаясь поделиться друг с другом тем теплом любви, которое было трудно держать в своей груди и сердце или игнорировать. Питер отчаянно сжимал самого родного человека на свете в руках, сливаясь с ним в единое целое и искренне, болезненно ощущая бессменную потребность защищать его от всех опасностей мира. И от того, какие по-настоящему отвратительные образы воплощало его лихорадочное сознание, тоже. Ужасный сон про удавившегося Тони сам Старк объяснил довольно просто — ночное волнение за его здоровье из-за взбешённого паучьего чутья и отчётливые звуки и запахи из реальности сыграли с Питером очень нехорошую шутку. А потом убедил, открыто ухмыльнувшись: — И да, суицид меня больше не интересует. Теперь у меня другие приоритеты. В тот момент всё стало на свои места настолько чётко и комплексно, что на душе паучка в разы полегчало. За свою откровенность и доверие к мужчине он получил ещё пять дополнительных оладушек и тёплую, обнадёживающую улыбку, в которой сладости было намного больше, чем в двух килограммах сахара и целой тарелке приготовленного теста. А последующие перед «отлётом» подростка домой мягкие объятия с головой поглотили все возможные и невозможные физические ощущения Питера, опустошая голову и буквально позволяя инстинктам нести его на крыльях долбанутой подростковой искренности и влюблённости обратно в Квинс. Одухотворённость всё ещё взрывающими волнами дикой морской пены кипела в венах, целуя в кончик носа и ласково щекоча уголки глаз, заставляя улыбаться и от радости жмуриться, чтобы случайно не проронить невольные слёзы. Сейчас Питер был по-настоящему в порядке. Просто немного уставшим. — Всё будет хорошо, Мэй, — одинокая капля всё же сорвалась с пушистых ресниц. — Я люблю тебя, ты же знаешь об этом, да? — Мой милый, Господи, конечно же, знаю, — быстро зашептала тётя, поглаживая острые лопатки подростка каждой ладонью по очереди и одновременно. Шмыгнула носом. — Я тоже тебя люблю. У меня больше никого нет, кроме тебя, нет. Слышишь? Тебя мне никто не заменит, потому что я люблю именно тебя. Да, Питер жил ради Тони. Ради Неда, может быть, даже ради ЭмДжей. Но ради Мэй — определённо!