Когда все началось?

— Чувак, ну мы же договаривались насчёт «Невидимки», — после пару минут приветствий и коротких объяснений протянул недовольно Нед, и Питер угрюмо выдохнул, откидываясь затылком на стену. — Обсуждали же, что не будем её использовать друг на друге без предупреждения. — Только если это не крайняя ситуация, — вклинился Питер, на что получил довольно эмоциональное в трубку: — Вот именно! Крайняя! — На тот момент мне всё казалось крайним. — Блин, ты серьёзно настолько сильно волнуешься из-за этого проекта по экологии? — Нед чуть слышно фыркнул, судя по звукам прикладывая телефон к другому уху. — Спорим, миссис Тревор даже не вспомнит о нём, когда начнётся учёба? Да половина класса об этом забудет, а другая даже не постаралась запомнить изначально, о чём ты? Питер, если честно, и сам не понимал, почему беспокоился о том, что потом окажется обычным пустым, ничем не значащим словом на ветер, «для галочки». Он прекрасно осознавал, что миссис Тревор, изнеможённая и окончательно забитая долгами постоянно опаздывающих с дедлайнами учеников, почему-то с такой низкой ответственностью желающих высокий балл по предмету, как в жалкую отместку за все свои страдания бессонных ночей выдала про этот несчастный экологический проект. Она действительно про него не вспомнит, а если и вспомнит, то отсрочит день его сдачи или защиты куда-нибудь в запредельный октябрь, до которого ещё надо будет дожить. Собственно, как обычно и делала со всеми важными штуками учительница, сама не имеющая ни малейшего желания тут же отдавать всё своё бесценное время на проверку домашнего задания или оценивание докладов-проектов-эссе-и-прочее-прочее-и-ещё-раз-прочее. Все мы люди. Все мы откладывали какие-либо дела в самый дальний ящик, чтобы о них вспомнить за сутки до момента сдачи. Именно поэтому Питер не злился, когда такое происходило. Правда. Но в то же время замечания некоторых учителей о том, как несерьёзны были ученики, когда не сдавали вовремя домашнее задание, вводило в растерянность и крайнюю степень желания бунтовать так, чтобы слышала вся школа. Да что там школа — весь район, весь город. Нечего мелочиться — вся планета! Чтобы о такой несправедливости писали в газетах и во всех возможных пабликах социальных сетей, привлекая внимание общественности и создавая группы митингующих, готовых пройтись по улицам стран мира и кричать о возмездии... Так, что-то Питер замечтался. 《Королева драмы, блин!》 — снова не посчитал нужным промолчать мрачный парень, и подросток настойчиво стукнулся затылком о стену, чтобы попытаться — хотя бы попытаться — на пару секунд отключить этот противный голос. — Да нет, не особо беспокоюсь... — Ой, хватит вот этих вот «не беспокоюсь», «не волнуюсь». Ты бы не стал тогда проверять моё присутствие во всех сетях и устройствах, — отмахнулся Лидс. — Ты в курсе, что тебе стоит, ну, типо, на счёт некоторых вещей вообще не париться? Паркер обречённо вздохнул, как бы подтверждая правдивость сказанных слов, и нахмурился. Было бы так же легко реализовать их, как и произносить — никаких проблем бы не существовало и в помине. — Поверь, такое возможно, и твои нервы к двадцати годам ещё будут готовы тебе служить верой и правдой, — продолжал советовать Нед, и мрачный парень в голове Питера невесело засмеялся. — Сам себе потом «спасибо» скажешь. — Хах, ну да, — подросток потёр рукой лоб и сполз спиной по стене, спуская ноги с небрежно заправленной кровати. — Осталось дело за малым: понять, какие вещи важны и за них стоит переживать, а какие — нет. — Ну-у... Тут всё индивидуально, я бы сказал, — задумчиво пробормотали в ответ в трубке. — Тут что-то вроде приоритетов, понимаешь? Питер согласно угукнул. — Нед, мне почему-то так сложно всё это... Ну, с приоритетами этими. Вроде понимаю, что есть вещи, которые важнее каких-то других вещей, но те, вторые вещи, тоже всё ещё важны для меня, и от них я не могу просто так отказаться. Создаётся впечатление, что в мире не существует того, что не является для меня важным. Но это же бред, да? Хах, то есть, я сам это понимаю, но иногда... Фух! — Парень громко выдохнул, болезненно улыбаясь в тёмный от давно спустившегося за горящую линию горизонта солнца потолок. — Чувак, почему всё так сложно? Теперь мне кажется, что это вообще ни разу не разрешимая задача. Как ты с этим справляешься? — Пите-ер, в этом-то всё и дело, — Лидс по ту сторону связи сочувственно кашлянул. — Дело в том, что я редко задумываюсь о том, что происходит вокруг меня. То есть, задумываюсь, конечно, но не в таких масштабах, понимаешь? Потому что какие-то вещи никогда не будут от меня зависеть, например, солнечное затмение. Поэтому чисто теоретически для меня это неважно. Вот ни разу. Ну, если не исключать тот вариант, что я вдруг решу в будущем изучать это явление. Тогда это будет для меня важно. А сейчас — нет. Чёрт. Да как же он это делает?! — Блин, Нед, в твоих словах дофига логики, и я в них верю. Серьёзно. Но когда что-то происходит, я как будто вообще перестаю что-либо понимать и... блин. «Тихо-тихо, не нервничай, всё же нормально. Ты не на отчёте, ты с лучшим другом разговариваешь. Ему ты можешь довериться», — если бы внутренний голос был реально существующим человеком, то Питер бы обязательно почувствовал сейчас на своём плече поддерживающее прикосновение. Возможно, ему бы даже стало лучше. Но в этом плане судьба оказывается не самым надёжным партнёром, с которым можно сварганить что-нибудь дельное и полезное, поэтому приходилось обходиться тем, что есть — волнением и какой-то патологической тревогой на постоянной основе. Какие, к чёрту, нервы к двадцати годам? На данный момент это вообще какие-то нереальные и неподходящие к имеющемуся истощённому ментальному состоянию цифры. — Это твой характер, чувак, — тихо проговорил, будто извиняясь, друг, и Паркер мелко передёрнул плечами. Супер. Просто замечательно. — Только с таким характером становятся настоящими героями и Мстителями. Я не шучу, слышишь? — Питер еле заставил себя не прорваться на новый импульс смеха. Нервный, к сожалению. — Не смейся. Сам же не можешь спокойно пройти мимо ребёнка, который упал и разбил коленку. Первый же подойдёшь к нему и спросишь, что случилось и почему он плачет. Нет, не скажу, что я не подошёл бы, но у тебя на такие вещи будто специально настроенный взгляд-сканер есть, понимаешь? И получается, будто это всё само к тебе притягивается. Но на деле, ты в такой степени, не привычной для целого общества, внимательный. Возможно, ещё и сказываются твои обострённые органы чувств, типо, слух, зрение, все дела... Но и в характере самом вся «беда». Если так можно выразиться. «Питер, а Нед ведь в какой раз доказывает, что он довольно умный малый, — с уважением произнёс внутренний голос, самому себе хмыкнув о чём-то. — Знаешь, а ведь внимательный и без всяких суперспособностей. Просто такой, какой есть». Тёплое ощущение тихой радости судорожно затрепетало в груди Питера, и он улыбнулся, ощущая, как натянулась на сухих губах кожа, и тут же бегло смачивая их слюной. Нет никаких сомнений: Нед — его самый лучший друг. И один из самых лучших людей на земле, с которыми ему повезло встретиться и слиться жизнями. Это один из тех безусловно счастливых моментов, когда Паркер был готов любить всех на свете. — Нед, ты в курсе, что ты офигенный? На пару секунд в трубке застыла недоумевающая и растерянная с одной стороны тишина, отчего Питер не выдержал и рассмеялся. Но, видимо, в его голосе не было слышно ни лёгкости, ни спокойного состояния без напряжённых мышц в теле. Лишь болезненность и кротость быстро распускающейся тоски от невозможности передать словами всё, что по-настоящему чувствуешь. Это так... неприятно, — гулко отдалось в грудине сердце, будто всё ещё боясь признаться в том, насколько сильно Питер хотел сейчас не ощущать ни боли, ни отчаявшейся горькой, совсем не здоровой весёлости. — В смысле? — не понял ни слов, ни смеха парня Нед, и тот почти представил его, нахмурившегося, вопросительно моргающего в ответ на полный искренней благодарности за простое присутствие рядом взгляд. — В прямом. Ты лучший, Нед. Правда. Не боюсь повторить это ещё раз. — Питер, всё нормально? — Да, почему ты спрашиваешь? Я говорю это от чистого сердца без всяких ваших там намёков и подозрений, — с ещё более широкой улыбкой на лице протараторил Питер, неожиданно даже для самого себя вскакивая на ноги и начиная быстро-быстро передвигаться по комнате из угла в угол. Господи, да что с ним было не так? — Ты по-настоящему и в то же время нереально проницательный! Нет, ты просто обязан это знать, потому что ты... ты... — Парень шумно сглотнул, ощущая, как пульсировало его горло от беспокойно стучащего в нём сердца и как бешено дрожали его поледеневшие пальцы, и шустро помотал головой, прогоняя навязчивую дымку головокружения от интенсивной деятельности. Организм просто оказался не готов к ней, вот и всё, ничего страшного... «Да, ничего страшного, просто твоё настроение скачет, как я не знаю что. А так — нормально, жить можно, ага. Давай хотя бы здесь не будем друг другу врать». А давайте не будет никаких «будем» и «друг другу». Ничего этого нет и не будет. Было, но больше — нет. Питер один со своей головой и всегда таким был, ясно? И вообще — хватит. Он уже сделал пару шагов к тому, чтобы стать лучше, чтобы вылезти из амёбного состояния, чтобы не быть навечно один со своими загонами и недетской жизненной усталостью. 《Ну и кого ты пытаешься обмануть, хренов лгун? — Нет, Питер никому не лжёт и никому не лгал. Нет. — Только себе, урод. Вспомни, что ты буквально неделю назад делал со своим телом, и сними уже эти гребучие розовые очки!》 — Питер? — Ты самый классный, Нед, — с трудом выдавил из себя Паркер, изо всех сил стараясь справиться с незваной хрипотой в голосе. Боже, это закончится-закончится-закончится. Обязательно. Он постарается, чтобы это всё завершилось именно так, как он сам захочет. — В-видимо, ночь — время откровений. — Эй... — Просто знай это, хорошо? — Чувак, может, мне попросить родителей привезти меня обратно в город? — с тревожным подозрением поинтересовался Лидс. — Ты, это... Знаешь, это несложно. Я ведь могу сказать, что с другом так и не доделал супер-важный проект по экологии, и его выполнение не требует отлагательств. Плевать, что сейчас ночь. Я что-нибудь могу придумать, ну? Питер, отмерев, снова запрокинул голову к потолку, не в силах подавить до треска болезненную тянущую душу к ногам улыбку, на каменных ногах медленно поплыл к окну, глядя на расцветающую летнюю ночь, удушающую, тесную, непонятную и от этого страшную. С удивлением заметил в отражении стекла свои мокрые от слёз щёки и покрасневшие веки глаз с известковым контрастом цвета лица и вздрогнул. Он плакал? Как давно начал? Он ведь даже не заметил... Нервов уже не осталось. Значит, и бороться стало не за чем, хах. Какой бред. — Или хочешь — сам ко мне приезжай. Или прилетай, как тебе удобно. Дорогу ты знаешь, дом ты знаешь, а тебя знают мои предки. Хотя бы на пару деньков, а? Давай, с родителями проблем не будет. Только предупреди тётю и мистера Старка, что тебя не будет в Квинсе какое-то время и всё будет пучком... «Нет, Нед. Вряд ли», — очень сильно хотелось в этот момент прокричать Питеру в динамики устройства, но он лишь крепко сжал свободную руку в кулак и очертил ногтями воспалённые следы от них на ладони. Он так не мог. Что с ним? Почему он был не в состоянии хоть что-нибудь нормально сделать? Даже элементарно поговорить с другом по телефону? 《Ответ очевиден, мразь》. — Нед, нет, слушай, я... — Питер сипло кашлянул, неаккуратно проходя рукой по влажному холодному лицу и с чувством накручивающей себя истерички глядя на следы слабости на пальцах. — Я в порядке. Просто что-то разговорился и сказал тебе правду. То, что думаю о тебе. Ты действительно заслуживаешь этих слов, понимаешь? — Чувак, эй, мне очень приятно. Чёрт, да это те слова, ради которых вообще можно жить и что-то творить, серьёзно. — Боже, почему от этих слов становилось только больнее? — Но меня волнует, что ты так резко переводишь тему. Тип, нет, переводи, если нравится, просто раньше... В общем, не похоже на тебя, когда ты в норме. Мне это не нравится, потому что, ну, понятное дело, я волнуюсь за тебя. Так может, ты прилетишь? Или я всё-таки приеду? — Нет-нет, Нед, даже не смей, всё в порядке, я же сказал, — быстро, но как-то беспомощно замахал рукой Питер и взъерошил волосы на голове, еле слышно шмыгая носом и искренне не понимая, почему опять так невыносимо изнутри жжёт глаза, когда он начинает говорить. — З-знаешь, наверное, я просто устал... Было бы неплохо хорошенько выспаться. Я этого целую вечность не делал, а ты? — Пит... — Всё нормально, всё нормально. Говорю же, устал, — Паркер усиленно потёр лицо, таким образом попытавшись пробудить живую краску, потерявшуюся глубоко в клетках тела, и разогнать серое угнетение, но отражение в окне упорно твердило о бесполезности действий и снова о собственной беспомощности. Да блин! — Спасибо тебе большое, но, видимо, мне просто нужно выспаться как следует. 《Как мило, дружок, ты пытаешься реабилитироваться в его глазах, — злорадствовал мрачный парень, чуть ли не скрипя зубами от едкости собственных слов. — К твоему никому неважному сожалению, зря. Всё зря》. — Питер, — в телефоне как-то устало, удручённо даже, выдохнули. — Во-первых, я тебе, ну, просто так ещё раз напоминаю, что я всегда на связи... — Да, Нед, я помню. 《Да чё ты там помнишь, придурок? И вообще — бесполезный разговор длится слишком долго, пора заканчивать》. — ... а во-вторых, ты не выспишься. Отвернувшись от плотной завесы нависшего над городом тёмного неба, парень прямо посередине комнаты сел по-турецки на пол и сгорбился, почему-то не решаясь обернуться и посмотреть в чёрную пропасть зеркала в углу. 《Что, своих демонов боишься? А они тебя давно заждались》. — Почему? — Ты на время смотрел? — чуть слышно фыркнул Нед и показательно снизил свою громкость голоса до шёпота. — Сейчас 3:01. Спрашивается — есть ли у нас с тобой хотя бы миллионная часть от шанса, что мы выспимся? Паркер пустил более расслабленный смешок, опрокидываясь на пол и позволяя на пару мгновений отпустить напряжение, крепко застрявшее в груди и запутавшееся в клетке из рёбер. Сейчас он был дома один, Мэй ушла в ночную смену, поэтому опасности того, что он кого-то разбудит, не существовало. Это же хорошо? Наконец-то иметь возможность побыть наедине с самим собой и позволить распотрошённой душе вылезти из такого же небрежного тела, чтобы мелко затрястись в колких рыданиях на пыльном полу? Питер не знал. В данный момент те ошмётки, что остались от внутренних баталий, срывали глотку и надрывали слёзные железы прямо внутри, в том же узком, сжатом от подступающих эмоций горле, и стремительно растекались кислотным слоем отражающего от себя все краски бензина. Как выкашлять этот слипшийся сгусток тупой боли? Как избавиться от этого? Как очиститься в самые кратчайшие сроки, чтобы никого не беспокоить и не доводить до паранойи? Как сделать так, чтобы кто-нибудь, прямо сейчас, сорвавшись со своего места, поддался эгоистичному порыву желания школьника и, зайдя в его комнату, поднял с пола, чтобы тут же прижать к себе и погладить по голове, по груди? Только ради того, чтобы этот липкий след топлива ушёл куда-нибудь в небытие или хотя бы немного сузился, оставляя свободное место для пульса и равносильных амплитуд вдохов-выдохов? Питер не знал. А хотел бы... Только теперь, отстранённо разговаривая с Недом на тему того, что им обоим давно пора ложиться спать, только какого чёрта они всё ещё этого не делают, парень осознал, что тот шаг вперёд, который помог ему сделать мистер Старк, больше ничего не значил на фоне грызущих ощущений отсутствия собственной значимости и ценности. Он больше не сдерживал огонь в глазах, и тот терпко потёк к вискам умирающими искорками, чтобы обжечь кончики волос и оставить солёную корку пепла на ресницах. Питеру всё ещё было больно, и он не до конца понимал, почему. Это не то, чего он ожидал от разговора с мистером Старком. И он немного разочарован... и немного — во всём.

* * *

Через полчаса телефонная беседа всё же прекратилась на паре зевков от каждого из парней и дружеских пожеланий друг другу приятных сновидений. Только почему-то когда Питер отложил телефон на пол рядом с собой, уставшая дрёма тут же испарилась, вежливо уступая место всему тому, о чём он успел подумать за последние минуты. И всё это касалось одного единственного вопроса — почему ему не лучше? Он где-то и когда-то давно слышал, что после откровенных разговоров всегда становится легче, и у человека буквально появляется желание что-то петь, творить, танцевать, желание смеяться, летать и фиг пойми ещё чего делать. Что после них будто «камень с души падает» и человеку больше не страшно кому-то довериться, ведь его уже выслушали, его поняли и приняли. Хах... На самом деле, как бы это банально не звучало, подобная эйфория действительно была у Питера и продержалась аж до полудня следующего дня. Именно до этого времени он проспал с четверга на пятницу. А потом, когда проснулся и вспомнил всё то, о чём он разговаривал с мистером Старком, и всё то, что произошло в такой эмоционально насыщенный четверг, он ощутил противное, давно знакомое ему горячо жгучее чувство... Да, стыда. Больше никакой лёгкости не было, оставшаяся без упавшего камня душа не взлетала над потолком и не кружилась в счастливом исступлении, а сердце часто-часто и сильно-сильно билось не из-за радости и вдохновения, а от вновь проснувшегося беспокойства, растерянности и разочарования. Питер просто лежал в кровати, глядя на игру солнечных лучей на потолке, и нервно кусал губы, в смятении размышляя о том, что теперь он точно не знает, что делать. А сейчас, уже ночью на субботу, находясь под одеялом и изо всех сил сжимая подушку напряжёнными пальцами, он старался дать голове хотя бы какой-нибудь перерыв от непрерывного потока мыслей, надеясь на свежесть идей утром и более приподнятое настроение. Но у него ничего не получалось. Среди объёмной волны воспоминаний и ненужных безмолвных рассуждений ни о чём проскакивал голос отчего-то радостного мрачного парня, смеявшегося над беспомощностью и невозможностью контролировать собственное тело Паркера. Он будто старался прокомментировать каждую его мысль, давая никому — реально никому! — не нужную оценку и всё громче веселясь, не оставляя шанса на сон. Подросток распахнул глаза, уставившись в пустоту своей погружённой в темноту комнаты, с поразительной точностью выявляя зрением мельчайшие детали предметов и не понимая, этот бардак в голове ему только мерещился из-за состояния грани между сном и явью, или всё же он действительно сходил с ума. Мрачный парень снова был тут как тут, огрызаясь и будто чувствуя себя всевластным и всемогущим: 《Это так и есть, дебил, — брезгливый смешок, и по коже бегут противные мурашки, пробуждая кожные рецепторы. — Не старайся заснуть, пока я здесь. Мне же надо кого-то доставать》. Питер перевернулся на другой бок, утыкаясь воспалённым взглядом в стенку, и жалостливо заскулил, жалея сейчас лишь о том, что у него нет знакомого палача, который смог бы отвести его на эшафот и по-быстренькому провести казнь гильотиной. Он бы с удовольствием отказался от своей горящей в усиленных размышлениях головы, которая готова была взорваться в любую секунду и расплескать огромные куски плоти по всей подушке и простыне. Ноги нервно дёрнулись под одеялом, и Питер с разрывающей на части досадой осознал, что всё, это конец. Он не заснёт, когда тело находится в состоянии бодрствования и активных действий из-за постоянно работающей вихрастой макушки. А как она может отдыхать? Как может не думать о том, что Питер облажался по всем фронтам?! Снова? Паркер, с тоскливо-злыми слезами на лице рыкнув, вскочил с кровати и снова заходил по комнате, упорно сверля глазами пол и свои босые бледные на фоне тёмного паркета ступни. Он так старался оградить родных и любимых им людей от своих проблем, от того, что чернело его изнутри и разъедало, как самая насыщенная и пропитанная больным гневом кислота, пытался справиться со всем самостоятельно, не привлекая внимания со стороны. В итоге, теперь все — мистер Старк, Мэй, Нед — знали, что с ним что-то не так, и постоянно говорили ему, что они рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки, стоило только взяться за неё и поддаться вперёд, чтобы больше никогда не возвращаться к истокам самобичевания и самоненависти. Но он «так» этого не хотел. Он с самого начала отрёкся от такого варианта развития событий, но его же никто не слушал. Да и кто должен был слушать? Судьба? Хах, кто-то ещё повыше, да? А кто это? Он там вообще за что отвечает?.. 《Херню опять какую-то несёшь, заткнись и лучше сделай то, что действительно работало и работает до сих пор》. Нет-нет. Не нужно было быть гением, чтобы понять, чего хотел добиться от него мрачный парень, но... нет. 《О, хах. Смешно, Пит. Тебя же никто не слушает. Думаешь, я — исключение из правил?》 Питер так не думал. 《Тогда чего ты ждёшь? Иди в ванную, бери ножницы и... — мрачный парень на мгновенье замолк, чтобы тут же продолжить, приглушив голос и пронзая своим шёпотом все нервные окончания. — Ну же. Д-а-в-а-й》. Почему? Почему?! Боже, да Господи, ну почему это происходило именно с ним? Других, что ли, не было? Нет, парень никому такого не желал, но вопрос напрашивался сам собой. Как будто это было нужно ему больше всех, как будто только он один хотел вот так, по-настоящему желать заснуть, но не иметь чисто физической возможности сделать это, потому что наименее поддающаяся часть его самого бунтовала и считала себя полноценным организмом со своим собственным телом и кучей всякой мыслительной чепухи. 《Всё ещё упираешься? Хах, как это по-геройски》. Питер с дикой злостью кинулся к зеркалу, понадеявшись, что его отражение приведёт его к какой-то осознанности и состоянию владеть, контролировать данной ситуацией. Но стекло с еле заметными пятнами от пальцев показало именно то, что должно было, и это не привело к тому, что Питер внезапно почувствовал себя лучше. Весь бледный, с красными от частого трения следами под веками и лихорадочным взглядом, подросток смотрел на себя и быстро поглощал всё то, что он сам отдавал зеркалу и что так не хотел увидеть своими глазами. Вселенская и просто масштабная безнадёжность читалась в каждом квадратном миллиметре площади участка кожи на лице и клеток уставших черт, смешивалась с глупой растерянностью, вызванной реакцией на абсолютно хорошие рассуждения, не нёсшие за собой ничего негативного. Серьёзно — последней сегодняшней каплей стали мысли о том, что Нед замечательный и как он рад его знать. И что? Почему это стало неким триггерным механизмом для запуска обратного «выздоровлению» процесса и для введения новой дозы тоски в сосуды? Теперь подростку нельзя ни о чём думать, что ли? Это даже смешно, просто хотя бы потому, что он не мог, когда надо, заткнуть свои внутренние голоса, а тут про мысли... Касаемо разговора с мистером Старком то же самое — почему это всё вдруг внезапно дало отрицательный эффект, если сначала всё было нормально? Почему, если сам Питер даже ничего сделать не успел, чтобы всё испортить? А потом Паркер, проследив путь своих стекающих по подбородку слёз, опустил голову, и его внезапно мрачно осенило при виде чистых внутренних сторон запястий. Точно! Всё дело именно в этом — в недоговорённости. Уже не во вранье, а в том, что уже было сказано и что ещё не было. 《Считаешь это прогрессом? Идиот》. Никто не должен был знать о проблемах Питера — так определил изначально для самого себя подросток, когда это всё только начиналось и разрасталось. Но теперь тётя Мэй, мистер Старк, Нед, даже Хэппи — все они по чуть-чуть имели какие-то знания о его состоянии, им было не наплевать, они жутко волновались и до сих пор волнуются, потому что не имеют понятия, с какой тёмной стороной личности сталкиваются в лице парня. Казалось бы, возьми — да расскажи уже, в чём дело, в чём суть твоих проблем. Они ведь все готовы тебя выслушать — причём, говорили это не один раз — готовы помочь всем, чем смогут, потому что дорожат тобой, верят в тебя и любят тебя. Всем сердцем, и ты веришь в это. Правда. Но... Ты просто понимаешь, что не достоин их даже одной единственной капелькой собственной крови. Тебя окружают заботой и лаской, поддержкой, а ты всё ещё не знаешь, как начать говорить об этом, боишься, сдерживаешься, откладываешь на потом, а затем, когда желание рассказать набирает новые обороты, снова потухаешь, тускнеешь, становишься ещё более похожим на пугливое болезненное привидение, коверкавшим свои конечности в неровных почерках разочарования и из ниоткуда взявшегося чувства одиночества. А потом, когда тебя снова тянут к груди в тёплых, принимающих объятиях — круг замыкается. И все тонут в нём, как будто так и надо. Как будто так всегда и было. Но это же не так. Это, чёрт возьми, далеко не так! И Питеру этот чёртов цикл до тошноты надоел, но вырваться из него он не мог, потому что у него не хватало сил просто всё взять и РАССКАЗАТЬ. Именно поэтому все те лучшие из лучших эмоций и чувств, направленных на него от родных и близких, превратились в неподъёмную душевную глыбу, которую в одиночку не сдвинуть с места. ... Питер устал. Он чертовски устал, и он бы сейчас с таким удовольствием заснул на двенадцать с лишним часов, лишь бы не думать больше об этом, но лицо, скользкое и холодное от слёз, будто впитало в себя весь конвульсивный бред, и среди бессонной дикой ночи оно явилось ярким воспалённым пятном одиночества среди огромного числа людей. Зачем это всё тогда нужно было, если всё равно нет ресурсов для борьбы? Питер не знал. Откуда их брать, чтобы во всём разобраться? Питер. Снова. НИЧЕГО. НЕ ЗНАЛ! 《Ты знаешь только одно, — мрачный парень слизко ухмыльнулся. — И теперь время действий》. Да. Теперь это не просто жуткое и страшное желание. Это просто принцип. Просто потому что это единственное нужное и понятное среди всего остального. Потому что Питер устал. Ванная комната встретила парня яркой вспышкой рези в глазах, но цель была тут же найдена, несмотря на солёную муть в зрачках. На каком-то бешеном автомате, самом отвратительном заученном действии, которому настоящие и любящие родители никогда бы не научили, подросток скользнул пальцами по маникюрным ножницам, цепляясь за кольца, и, раздвинув лезвия, направил на их жадный блеск короткий взгляд. Почему не долгий? Хах, а чего думать? Он же только ради этого и пришёл в ванную, не так ли? 《Режь уже》. Задев бедром раковину, Питер неаккуратно уселся на бортик ванны и засучил правый рукав, на пробу прикладывая острый край одного лезвия к коже. Он напоминал самому себе своеобразного художника, который намечал схему будущего кровавого мазка и ещё слегка дрожащей рукой примеривался, где бы оставить след своей душевно больной музы, и Паркер горько усмехнулся, замахиваясь и со всей силы пропахивая ножницами кожу. Мимолётная искорка острой боли скромным огоньком обожгла запястье и тут же умерла, потеряв силу, ещё не родившись. Парень с недоумением распахнул глаза и взглянул на место повреждения, с мелкой испуганной улыбкой наблюдая за тем, как совсем маленькая царапинка быстро затянула свои края и сомкнулась в тонкую, едва заметную белёсую линию. Она должна скоро исчезнуть, буквально через пять минут, и... Что?.. 《Чего ты ждёшь, урод?》. А Питер не понимал. Что-то было не то. Он же со всей силы и со всем возможным нажимом замахнулся ножницами, но кожа пострадала совсем немного, даже не давая мелким капиллярам выпустить наружу кровь. В итоге, предполагаемый порез выглядел как обычно содранный об асфальт детский локоток. И боли — боли больше не было. Только в начале. Сумасшедшая догадка посетила голову Паркера, которую он тут же решил проверить, ещё раз ударив себя лезвием ножниц по месту, чуть выше ладони правой руки. Ничего. Точнее, то же самое — лишь скромненькая царапинка, мгновенно затянувшаяся и не оставляя после никаких воспоминаний о собственной никчёмности. Катастрофа. Это самая настоящая катастрофа. Организм Питера привык к подобного рода повреждениям и научился быстро разрешать появившуюся проблему, моментально отвечая регенерацией на лёгкие нарушения кожного покрова. Конечно, всё это было удивительно, на что способно тело для сохранения своей целостности и безопасности, но сейчас парня это вводило в состояние начинающейся истерики и неконтролируемого хохота. Ожидал ли он боли? Да, конечно же. Удовлетворён ли он тем, что успел почувствовать за секунду? Нет, конечно же. Но... чёрт. 《Да. Вперёд и с песней》. Ну нет, это уже... слишком? Да, именно так. 《И?》 Питер не хотел этого. Питер никогда не задумывался о таком, и он не стремился к какому-то извращённому прогрессу в этом. Верно ведь?.. 《А вот теперь задумался, и что с того? — нервничал мрачный парень, и в его голосе прорезались несдерживаемые нотки накатывающей эйфории от ожидания реализации опасного желания. — Ты меня ещё добрым словом вспомнишь. А сейчас, паучья мразь, просто пойди по лёгкому пути решения проблемы. Совсем несложно просто поменять ножницы на что-нибудь другое. Поострее, м?》 Нет. Пожалуйста. 《Меня не за чем просить. Бесполезно. Просто разрежь уже себя на части》. В следующие минуты подросток ни о чём не думал, всё его внимание было сконцентрировано на тех ножницах, которые находились в ящике стола в его комнате. Он помнил, как раньше часто случайно резался об их лезвия, когда был чуть помладше и не имел той достаточной ловкости рук, чтобы не получать повреждения от всего подряд. Тогда он был глупым, ещё более, чем сейчас, неуклюжим мальчишкой, у которого в первых рядах стояли семья, лучший друг, учёба и надоедливый Флэш, критикующий каждое его действие. Последний пункт его волновал с негативной стороны больше всего, и тогда — когда-то очень давно, по ощущениям лет сто назад — юному Паркеру казалось это гигантской, просто невероятных размеров проблемой, которую он не имел понятия, как решить. Теперь всё по-другому — и он сам совсем другой. Совсем не тот, что был раньше, совсем не тот позитивный, солнечный зайчик, скачущий по земле и радующийся каждому дню, как подарку сверху. Всё. То время закончилось. И Питер порой так жалел об этом... Прямо как сейчас. Свет он не включал. Он и так всё прекрасно видел и ощущал обострёнными до предела рецепторами. Чувство напряжения вторым скелетом жило в теле, стремясь надолго в нём закрепиться и распустить гнёзда накапливающегося со временем изнеможения, тоска с новыми силами расцвела в груди ростками жадного подснежника, разрывая удивительно длинными, упорными корнями быстро пульсирующие вены. Невероятно ловкий, смертоносный процесс, способный умертвить за считанные секунды, только если появление таких ощущений не является для человека чем-то необъяснимым и новым. А Питер был знаком с ними. Ему они не нравились, но он знал, он был уверен в том, что верно интерпретирует причины и последствия своей нескончаемой боли. Он вырос. И в нём столько всего накопилось... Ножницы нашлись сами, будто ждали своего часа, чтобы врасти во влажные от волнения пальцы Питера. Удобно расположились в его ладони, довольно легко разинули свою пасть, обнажая хорошо заметную остроту лезвий, позволили провести по краям подушечкой большого пальца и примериться, чего именно стоило от них ожидать. Такие дружелюбные, гостеприимные, блин... Подросток нервно фыркнул, двинувшись в сторону своей кровати и сев у её ножек на пол. Он ещё раз осмотрел новое орудие подкрепления своей чокнутости, даже повертел на пальце и затем резко раздвинул лезвия, ухватываясь за одно и прикладывая другое к коже. Близко-близко. Снова. Как в самые первые разы, чтобы не успеть передумать, а потом сидеть в собственных слезах и корить себя за трусость и за то, что был не в силах элементарно себя порезать. Это было так глупо... Парень приподнял ладонь с зажатыми в ней ножницами и осторожно прислушался. Внутренний голос молчал, от мрачного парня были слышны лишь какие-то редкие, но резкие смешки и едва улавливаемые слухом подначивания. Давай-давай-давай-давай-давай... Питер на краткое мгновенье посмотрел на уходящую в далёкий туманный горизонт ночь, обнажавшую клыкастые верхушки домов и слегка обшарпанных неаккуратно вырезанных на сером фоне приближающегося утра зданий, и полной грудью выдохнул, опуская абсолютно пустой взгляд на ножницы и делая ими замах. Хруст Он вскрикнул от неожиданности и рассеянно выронил ножницы, с накрывающим ужасом поднося к своему лицу повреждённое запястье и видя вспоротую тонкой глубокой линией кожу. Погружённая в темноту комната хоть и не могла с точностью передать весь спектр реальных красок, но сразу было заметно, как внутри пореза тут же начала расширяться и распространяться по всей длине царапины узкая сплошная кровавая лента повреждённых капилляров. Фантомный ожог металла не утихал, полыхая по краям разрезанной кожи холодным пламенем, и Питер невольно вскинул голову к потолку, крепко зажмуривая глаза и неосознанно улыбаясь собственным ощущениям. Организм по частичкам вспоминал и собирал воедино картину боли, сердце с остервенением билось в глотке, как попавшее в ловушку насекомое, дыхание потерялось в духоте закрытой на все замки комнаты — буквальные и метафорические. Да и кто бы сейчас смог зайти к нему? Верно, никто. Точнее, в данный момент некому. Но Питер был рад этому, потому что несмотря на новые острые и более мощные ощущения разбитого покрова кожи и дрогнувшей стойкости тоски, подросток понимал, что... ... да, что этого мало. Грудь всё ещё была сжата в липком спазме, а желанное опустошение ещё не пришло, ожидая своей очереди вслед за беспощадными вспышками боли. Кто такой Питер, чтобы заставлять кого-то или что-то пребывать в режиме постоянной готовности? Удивительно, насколько удобными для использования могут быть обычные ножницы. Паркер никогда об этом не задумывался. В принципе, как оказалось, он о многих вещах не думал в должной степени. Стоило пересмотреть свою точку зрения, не так ли? Хах... Он уже свихнулся или это только начало? Кто-нибудь на этот вопрос ответ знал? ... Видимо, нет. А Питер снова один. Но прямо сейчас он этого и хотел, разве нет?.. 《Всем плевать. Продолжай》. И пока утро, покрытое мраморной вуалью с воздушными обработанными кружевами облаков краями, распахивало свои сухие, лишённые солнца объятия, пока на циферблатах всех часов в доме стукало умеренное 3:53, пока смех мрачного парня громкой мелкой дробью стрелял в висок, пока в голове отчаянно зависли птицы сожалений за ненужные откровения с мистером Старком и Недом, пока утончённые гибкие руки умалишённой музы оставляли размашистые кровавые подписи на обеих запястьях подростка бусинками клюквенных браслетов, пока всё тело звенело от горящей боли и дрожало от постепенного ухода напряжения, пока всё вокруг становилось ненужным и пустым, и пока сам Питер, вконец уставший, потерянный в лихорадочных ощущениях и простуженных, мирно утихающих мыслей, сидел на полу, раскинув испещрённые проклятьями на самого себя руки, и успокаивался, проглатывая в последний раз горький комок неадекватного безразличия и разочарования за то, что только что произошло, пятница сменяла пост, отдавая его ещё только-только просыпающейся субботе. Ровно неделю назад произошла трагедия в торговом комплексе. Время беспощадно.