Потанцуй со мной!

- Вот, я записал всю последовательность действий. – Химчан машет листком, вкривь и вкось исписанный его неровным почерком. – Постарайся не перепутать, пожалуйста, - Ким ещё раз глядит на Енгука, непробиваемое спокойствие которого иногда раздражает его до невозможности. - Все я понял, мог бы и не писать все это, - лидер внимательно разглядывает бумажку, с трудом разбирая почерк. Когда Ким волнуется, то пишет так, что ему впору на врача идти учиться. – Хотя, мог бы и младших попросить, а не меня. И Дэхен дома, и Ендже. Почему всегда все «радости» жизни на мою долю выпадают? - привычно бормочет он, протягивая руку за приправами. - Да потому что, - Химчан тут же включает режим нотации, - Дэхен приготовить-то приготовит, да только половину съест, а Ендже я вообще напрягать не хочу по этому поводу. - То есть его напрягать ты не хочешь, а как старину Енгука, так, пожалуйста? – лидер непонятно усмехается, усаживаясь на стул, придвигает к себе чашку с недопитым кофе и внимательно смотрит на Хима, который чем-то гремит в мойке. - Ой, вот только не начинай! – Ким выходит в коридор и кричит оттуда, - Если что звони мне. Я, правда, не приеду, но совет дам. - А ты куда это? – Гук, подозрительно щурится, выходя вслед за ним. - В кино с Чунхоном. Вообще-то ему Чоноп обещал, но он не успевает, - Химчан натягивает кроссовки, пообещав себе вот уже в который раз помыть подошвы, пепельно-серые от грязи, въевшейся в когда-то белую резину. Когда Чоноп подходит к дому, он пару раз оглядывается по сторонам. На всякий случай. Если его запалит Химчан, то влетит не только ему, но и Чунхону тоже. Но, судя по всему, старший уже на пути в кино, потому что на кухне он обнаруживает Енгука, который что-то бормочет себе под нос. Лидер донельзя нелепо выглядит в ярко-розовом фартуке Химчана и Мун негромко смеется, остановившись на пороге. - Хорош ржать-то! - Енгук кидает в его сторону не слишком-то дружелюбный взгляд. - Помог бы лучше! - А разве хен сам не справится? - мягко улыбается танцор, выхватывая листок из его рук, перепачканных чем-то непонятным. - Хен-то справится, - Гук тяжело вздыхает, снимая с себя фартук, после чего тщательно моет руки, в то время как Чоноп чересчур внимательно вчитывается в неровные строчки послания Химчана, - Только вот не любитель я всей этой готовки, - он тяжело вздыхает, бросая фартук на стол. - Ладно, уж, - Чоноп мягко улыбается, убавляя огонь на плите, - Можешь идти, хен, я сам справлюсь. Только Химчан-хену ни слова - младший пробует мясо на вкус, удовлетворенно кивает самому себе. Ещё пара минут и можно будет обедать, вернее ужинать. - Что я дурак, ему все рассказывать?? – возмущается лидер, вешая ненавистный листок обратно. – Он меня вообще тогда за идиота считать начнет. Чертово мясо и то готовить, как следует, не умею. Мун тактично молчит, посчитав за лучшее дать Енгуку возможность выговориться. Он конечно, не сахар, но и у Химчана характер тот ещё. Кому как не Чонопу это знать?! Енгук, посетовав ещё для порядка на свою никчемную жизнь, уходит в гостиную, где тут же включает телевизор, не преминув при этом спихнуть Дэхена с насиженного места на диване. Не обращая внимания на возмущение вокалиста, он внимательно следит за ходом футбольного матча на одном из каналов. - Хен, а может, попкорна возьмем? Или газировки? Или и того и другого? – безостановочно тараторит Чунхон, крепко сжимая руку Химчана, который за эти несчастные пять минут до начала фильма уже проклял все на свете, включая Чонопа и его «пробки» в городе. - Если я куплю, заткнешься? – Химчан пытается освободить свою руку, но тщетно, от Джело не так-то просто избавиться. Не обращая внимания на настроение старшего, он ни на секунду не сбавляет темпа своей речи. - А ты, какой будешь? С карамелью или соленый? А может ассорти? – кто бы мог подумать, что присутствие Химчана рядом способно так воодушевить его. Чунхон сдвигает козырек кепки набок, внимательно разглядывая народ в фойе кинотеатра, в то время как Химчан, покупает попкорн и газировку, предварительно пообещав вывалить все вышеперечисленное ему на голову, если фонтан красноречия младшего не иссякнет. Они проходят в полутемный зал, с трудом отыскивая заветные места в середине. Химчан толком не знает, что за фильм, но честно настраивает себя на пару часов относительной тишины и спокойствия. В процессе просмотра выясняется, что неугомонное чудо группы выбрало в качестве фильма на сегодняшний, и без того нелегкий вечер, один из тех ужастиков, с кучей кровищи и монстров, вылезающих из самых неожиданных мест, которые он как назло на дух не переносит. В то время как Чунхон восторженно визжит каждый раз, когда очередная жертва оказывается если не разрубленной на части, то уж точно испуганной до смерти, Химчан лишь тяжело вздыхает, то и дело протягивая руку за порцией попкорна и благодарит небеса за то, что эту ахинею не догадались выпустить в 3D. А то бы его стошнило ещё в первые десять минут после начала, как пить дать. - Смотри хен, он откусил ему руку! – младший хватает его за руку, едва ли не вскакивая с кресла от переполняющих его эмоций, - Правда классно! Ким неопределенно хмыкает, не понимая причин такой бурной радости тому факту, что главный герой теперь, по меньшей мере, инвалид. И это спустя всего лишь полчаса после начала. - А теперь и ногу! Просто класс! – с каждой новой потерянной частью тела радость младшего лишь усиливается и Химчан с ужасом думает, что может Чунхон какой-нибудь маньяк или что-то в этом роде. Кто знает?! Когда чертов фильм наконец-то заканчивается, старший облегченно выдыхает воздух и тут же встает с места, сознательно игнорируя недоуменный взгляд Джело. Тот догоняет его в фойе, ловит за руку и обиженно тянет, - Тебе, что не понравилось? – младший выглядит донельзя расстроенным, обиженно поджимая губы, он что-то невнятно бормочет, все крепче и крепче сжимая руку Кима. - Честно? – Химчан не знает, что будет лучшим выходом из ситуации, соврать, чувствуя себя при этом последним идиотом, или рассказать все как есть и упасть с пьедестала «всепонимающего и всегопрощающего» хена. Чунхон судорожно кивает, сипло сглатывая воздух, - Нет. Не понравилось. Господи, да всем известно, что я не люблю эти дурацкие фильмы ужасов. Я сто раз всем и каждому говорил, если не больше, что я предпочитаю более интеллектуальное кино. Артхаус, например. - старший останавливается на полуслове, заметив как удивленно-оскорбленно восклицает маннэ, отпуская его руку. - То есть я дурак, да, хен?! Мог бы и сразу сказать, а не сидеть с кислой миной два часа, изображая из себя мученика за веру, - Чунхон выбегает из кинотеатра, ввинчиваясь в толпу перед ним. Химчан едва поспевает за ним, то и дело извиняясь перед случайными прохожими, недоуменно глядящим им вслед. Наконец он ловит младшего на переходе, благо горит красный свет и тот, несмотря на свое взвинченное до предела состояние, не решается перебегать дорогу. - Давай поговорим, - начинает старший, но Джело лишь отрицательно качает головой, отсчитывая секунды до того как загорится заветный зеленый свет. - Блин, я серьезно, - Химчан ненавидит себя за то, что топчется на месте, не зная, как подступиться к обиженному на весь свет маннэ. Он замечает вывеску кафе-мороженого на углу и настойчиво тянет Чунхона к нему. Ким буквально вталкивает младшего в двери, отчего колокольчик на ней оглушительно трезвонит, заглушая не совсем цензурные ругательства, которые так и сыплются из Чунхона. - Я хочу домой, - сообщает он всем и каждому, вертясь на стуле. - Мне здесь не нравится. Ты плохой хен. Химчан пунцово краснеет под укоризненными взглядами официанток и кассиров и негромко, но отчетливо шепчет, порываясь поймать руку Хона: - Давай так: я закажу тебе все, что захочешь, а ты прекращаешь вести себя подобным образом. Чунхон тут же замолкает - утыкаясь взглядом в меню, он задумчиво водит взглядом по строчкам, как будто не он, а кто-то другой разыгрывал эту трагикомедию под открытым небом несколько минут назад. - Так, я буду вот этот капкейк, молочный коктейль, тот, что с банановым вкусом… и… пожалуй мороженое, - он тычет пальцем поочередно в каждое из выбранных блюд, после чего блаженно откидывается на спинку стула, хитро поглядывая на Химчана из-под полуопущенных ресниц. - А не треснет? – пытается воззвать к остаткам благоразумия Ким, удивляющийся не столько выбору младшего, сколько объемам порции мороженого, которого без преувеличения хватило бы на небольшой полк солдат, но тут же замолкает, потому что младший как-то странно улыбается, порываясь встать из-за стола. Поэтому он лишь обреченно вздыхает, доставая из кармана кошелек, и мысленно проклинает самого себя за излишнюю уступчивость этому несносному мальчишке. Сам он довольствуется лишь чашечкой кофе, иначе его финансы, и без того истощенные заказом младшего, придут в совершеннейший упадок. Ким неторопливо попивает кофе, внимательно наблюдая за тем, как Чунхон расправляется со своим заказом, занявшим едва ли не весь стол. «И как в него столько влезает», - думает он, задумчиво постукивая чайной ложечкой по столу. - Не хочешь попробовать, хен? – маннэ пододвигает к нему пока ещё нетронутую порцию мороженого, после чего садится рядом с ним на узкий диванчик, заставляя старшего сдвинуться к самому краю. - Кажется, я один не справлюсь, - младший печально вздыхает, протягивая Химчану ложку, но тот лишь кивает в ответ, осторожно касаясь своей собственной ложечкой ванильно-орехового великолепия, больше напоминающего вавилонскую башню, чем замороженное лакомство. Даже спустя полчаса ожесточенной работами ложками, чертово мороженое никак не желает уменьшаться в размерах. По крайней мере, так кажется Химчану, который, кажется, наелся его на ближайшие пару лет, точно. - Все, больше не могу, - он бессильно откидывается на диван, едва удерживаясь от тошноты, подступающей каждый раз, когда его взгляд падает на это белое бесстыдство, словно издевающееся над ним за компанию с Чунхоном, явно не собирающимся отступать. Ещё через полчаса на столе остается только пустая посуда, затейливо украшенная смятыми салфетками и пластиковой посудой, которую маннэ художественно разложил на их поверхности. - Хен, теперь мне нужно в туалет, - голосом, не терпящим возражения, заявляет Чунхон, крепко прижимаясь к нему. - Пошли со мной! - А одному никак? – Ким удивленно вскидывает бровь, совершенно не понимая, зачем идти туда вдвоем. - А вдруг там сталкер?! – Джело преувеличенно испуганно косится в сторону туалета. - Ага, выскочит из-за унитаза в тот самый момент, когда ты… - Химчан едва не давится остатками кофе, после чего долго смеется, в красках представляя себе все вышесказанное. - Не смешно, хен, - младший осуждающе качает головой. - Всякое в жизни бывает… - Ладно, пошли уже, - наконец, уступает старший, с трудом вставая из-за стола. Ему явно стоило ограничиться лишь кофе, а не встревать во всю эту авантюру с мороженым, которое, пожалуй, ему ещё в страшных снах сниться начнет. Чунхон тут же улыбается во все тридцать два зуба и несется по направлению к туалету, напевая себе под нос нечто невразумительное. Химчан медленно идет следом, не подозревая, чем именно закончится это невинное путешествие. Он даже не успевает среагировать, как тут же оказывается прижатым к раковине, и младший, отчего-то смущающийся, едва слышно шепчет, крепко сжимая руку старшего. - Хен, я давно хотел тебе сказать… Понимаешь, хен, я… - Чунхон нервно сглатывает, не понимая, почему все те слова, которые он сотни, нет даже тысячи раз если не репетировал, то уж точно прокручивал в своей голове, теперь куда-то испарились. Химчан непонимающе улыбается, чувствуя, как дрожат руки маннэ, странно холодные на ощупь. Он даже не пытается вырваться из его объятий, хотя, наверное, если бы захотел, то с легкостью бы высвободился из кольца рук Чунхона. Но ему не хочется делать этого, как бы странно это не звучало. - Ну, так говори, - так же тихо произносит он, внимательно разглядывая узор на противоположной стене. - А то я чувствую себя полнейшим идиотом, стоя здесь рядом с тобой. Нет, нет, это не из-за тебя, - Химчан ободряюще улыбается маннэ, в глазах которого плещется непонятная грусть. - Просто это так по-дурацки, стоять здесь, когда каждую минуту может зайти кто-то посторонний. Как будто ты другого места выбрать не мог. - Говоришь другое место, - медленно тянет Чунхон, после чего почти кричит, размазывая по щекам непослушные слезы. - По-твоему, мне следовало рассказать тебе обо всем ещё в общаге? Ну конечно, это, твою мать, был бы самый лучший вариант. Да мне бы Енгук-хен уже спустя пять секунд голову открутил и вставил бы её кое-куда. - И причем здесь вообще Енгук?? – Ким все ещё не понимает, к чему клонит младший, хотя и пытается понять. - Да притом! Ты ведь с ним встречаешься! Я, знаешь ли, пожить ещё хочу! - Ну, встречаюсь! А ты как будто не в курсе был все это время?!! - Хен, ты, правда, такой тугодум, или прикидываешься? – терпение Чунхона подходит к концу, и он не находит иного выхода, кроме как коснуться щеки старшего, внимательно следя за тем, как тут же меняется выражение его лица, с удивленно-непонимающего на ошарашенно-осознавшее. Пальцы невесомо касаются почти идеальной кожи, заставляя Кима вздрогнуть, чуть смещаясь в сторону. - Так ты... – Химчан не может оторвать от него взгляда, с трудом смиряясь с мыслью о том, что, кажется, кое-кто давно вырос, - ты на это намекал все это время? Чунхон молча кивает, наслаждаясь этим неспешным путешествием, он касается пальцами идеально очерченных ключиц, влажно блестящих в полутемном туалете. Химчан чуть откидывается назад, забывая обо всем, он как будто проваливается в волшебный, дарящий наслаждение сон, из которого ему при всем желании не выбраться. И плевать на все, что будет потом, в этой реальности есть место только для двоих. - Ты мне очень нравишься хен, - неразборчиво шепчет младший, медленно расстегивая пуговицы на его рубашке. - Я… я заметил, - непонятно усмехается Ким, чувствуя как резко, отрывисто пульсирует кровь, как с каждым новым прикосновением все ярче и ярче распускается огненный цветок внутри него самого, опаляя хлестким жаром внезапно пересохшие губы. - Как насчет поцелуя? – первым предлагает он, щуря глаза. Если бы кто-то сказал ему о том, что он не хуже любого, развращенного интернетом и СМИ школьника будет стоять в этой тесной комнатке, насквозь пропитанной удушливым запахом хлорки вперемешку с запахом табака, целуясь с едва ли не лучшим из своих друзей, Хим бы рассмеялся в ответ. Но сейчас ему не до смеха, потому что чужие, на удивление сильные, руки крепко сжимают его в объятьях, тогда как губы младшего резко впиваются в его собственные, заглушая рвущиеся наружу стоны, языки переплетаются воедино, даря ощущение непонятной эйфории, кружащее голову ничуть не хуже соджу. Не размыкая объятий Джело как заправский герой любовник тянет старшего в кабинку, резким движением задвигая щеколду на двери. Химчан едва успевает подумать о том, что если их застукают вместе, то ему точно светит весьма и весьма определенный срок за совращение малолетних, за которым как пить дать последует конец его карьеры, если не всей жизни, конечно, как умелые пальцы младшего уверенно касаются его бедер, ожидающе-напряженных. Маннэ слизывает капельку пота, катящуюся по влажно пульсирующей коже, в то время как пальцы его исследуют тело старшего, податливо откликающееся на каждое его движение. Химчан не то боится проявить инициативу, не то он просто в шоке от того, что сейчас вытворяет младший. Он до последнего был уверен в невинности Чунхона, однако, все действия последнего говорят лишь об обратном. - Ты уверен, что хочешь этого? – едва успевает произнести Химчан в перерыве между поцелуями, которые с каждой секундой становятся все настойчивее и горячее. - А ты хочешь, хен? Не пожалеешь потом обо всем, что произошло? – Чунхон тяжело дышит, дрожащими пальцами расстегивая джинсы. - Я уже успел сто раз пожалеть. Мне теперь терять нечего, - Ким снова облизывает губы, искусанные почти до крови, и придвигается ближе, в свою очередь, исследуя тело младшего. Он жадно проводит пальцами по выступающим ребрам и задирает его футболку, чтобы попробовать кожу, ощутить ее мягкость и солоноватый вкус, и подразнить маннэ, но тот и без этого уже невероятно возбужден. Он отталкивает хёна и с силой сжимает его запястья, оставляя на ключице смачный засос. Химчан не уверен, что понимает что-либо из его бормотания из-за шума прилившей к ушам крови, но малой, наконец, достаточно отчетливо проговаривает «Хён – мой!», заставляя вздрогнуть. Как истинный упертый подросток, Чунхон не хочет слышать никаких возражений, поэтому он хватает было дернувшегося Чанни за волосы и больно тянет, покрывая жаркими поцелуями его офигенно красивую шею. Он не заботится о том, останутся на ней следы или нет, ведь сейчас некогда об этом думать. Не сейчас, когда в его руках наконец-то оказался любимый хён, ради которого он согласен действительно на все. Когда Чунхон чувствует, что Химчан расслабился, он отпускает его руку, целует и нежно гладит его по щеке, по плечам, улыбаясь в поцелуй. Хён сам раз за разом тянется к нему, чтобы получить новую порцию наркотика, на который он успел подсесть за считанные минуты – этих сладких губ. Маннэ настолько бережно, несмотря на всю свою жадность по отношению к нему, целует, обнимает, что хочется просто растаять или рассыпаться в его руках. Химчан никогда не чувствовал подобного. Он совершенно не хочет сопротивляться всему тому, что с ним творит в конец обнаглевший тонсэн, поэтому безропотно позволяет ему как следует ощупать свои ягодицы, и где-то на этом моменте в сгустившемся воздухе туалета вместо тяжелого дыхания раздается его первый тихий стон. Химчан недовольно сопит, но все-таки доверчиво прижимается к Чунхону, утыкаясь в его шею, и даже закидывает одну ногу на его талию, чтобы быть ближе. Он такой красивый сейчас, что малой не представляет, как он жил все это время, не имея возможности вот так прикоснуться к нему. Маннэ не выдерживает и делает порывистое движение бедрами, от которого Чанни едва ли не воет – он откидывается назад, с силой опираясь спиной на холодную стену кабинки, и чувствует, что скоро позорно кончит прямо в штаны. Словно желая приблизить этот момент, Чунхон принимается облизывать его соски, руками придерживая за бедра и продолжая развратно тереться об него. В конце концов, стоит малому запустить руку ему в джинсы, как Химчан начинает крупно дрожать, доставая, кажется, до самого потолка от удовольствия. Он громко стонет и все-таки бьется головой, упираясь руками в плечи любовника и вытягивая спину до приятного хруста. Придя в себя, он видит зажмурившегося маннэ, который все еще внимательно прислушивается к его ощущениям, открывает потемневшие и словно повзрослевшие глаза и пошло слизывает светлые капли со своего большого пальца. Химчан мельком успевает удивиться, когда это он успел вытащить руку, и быстро притягивает Чунхона к себе за ремень джинсов, хитро улыбаясь. Он целует тонсэна за ушком, расстегивая его штаны, и опускается на колени, с удовольствием заглядывая в огромные от изумления глаза с расширившимися до предела зрачками. Малому определенно нравится эта игра, хоть он и немного стесняется, но за то время, пока он сходил с ума по своему хёну, лишь издалека смотря на него, он уже ко многому себя мысленно подготовил. Конечно, к тому, что Химчан делает сейчас, невозможно было быть до конца готовым, но маннэ хотя бы не падает от счастья в обморок, когда чувствует его руки, которые тянут ткань трусов вниз. Чанни впервые видит младшего настолько обнаженным, и самое интересное заключается в том, что он не вспоминает Гука и не сравнивает их, он вообще не помнит никого и ничего в этот момент. Он просто берет находящийся прямо перед ним член в руку и облизывает его, целует, ощущая, как Чунхон вздрагивает всем телом и сладко стонет, зажимая себе рот. Малой не дает сделать больше ничего, изо всех сил тянет его вверх за воротник и снова припадает к губам так, словно изголодался по ним за долгие годы. Как бы ему ни хотелось кончить Химчану в рот или даже на лицо, он даже сейчас может контролировать себя и не может поступить так с любимым хёном, хотя тот и сам не против. Чунхон не хочет, чтобы он стоял перед ним на коленях, не такое он представлял себе. Химчан сжимает своими слегка дрожащими влажными пальцами его член, желая все-таки доставить обжигающее удовольствие, ласкает его рукой – и малого действительно обжигает. Он крепко зажмуривается и даже кашляет от того, что надолго задерживает дыхание и начинает дышать с новой силой. Он ненадолго опускает голову, вдыхая запах шеи Чанни и его волос, затем судорожно сжимает его в объятиях, шепча отчаянное «Я люблю тебя». Когда Химчан открывает глаза, он видит перед собой длинные ресницы Чунхона с застывшими на них крошечными слезинками, как у маленьких детей, и чувствует себя бесконечно виноватым за то, что не может пока сказать того же, за то, что не смог отказать, за то, что теперь все изменится между ними. Эта глава писалась в соавторстве с любимым и зачастую просто незаменимым Mickey_Yuchung - хен, спасибо тебе за Нцу, я все ещё верю, что тоже научусь её писать^^