Потанцуй со мной!

- Выглядит аппетитно, - вполголоса произносит Дэхен, ловко орудуя палочками, - Не думал, что ты тоже умеешь готовить, - он все ещё пытается наладить зрительный контакт с Чонопом, который, словно назло, приветливо улыбается Ендже и Енгуку, а с ним обменивается ничего не значащим кивком. - Обед готовил Химчан-хен, - танцор едва размыкает губы, наклоняясь над тарелкой. - Вернется из кино – расскажешь ему о его таланте, о котором он и так, наверное, знает. - Чоноп тщательно жует мясо и даже не глядит в сторону вокалиста, который нетерпеливо ерзает на стуле. Себе он отложил пару кусочков из тех, за которыми не уследил, и они немного подгорели. Вкус от этого ничуть не изменился, но младший даже и не думал о том, чтобы положить хоть один в тарелки хенов. - Кстати, а где он? – подает голос Ендже, отставляя полупустую тарелку в сторону, - Время уже к ужину движется. Они что - на трилогию Властелина колец пошли? – второй вокалист коротко переглядывается с Дэхеном, хмуро разглядывающим пару сиротливых рисинок на дне тарелки, после чего кидает быстрый взгляд в сторону лидера. Енгук сидит с абсолютно непроницаемым лицом, отправляя в рот один кусок мяса за другим. - А я знаю?! – Чоноп отводит взгляд в сторону, потому что он скорее догадывается, чем знает, о том, что произошло на этом мини-свидании. Назвать это шестым чувством или интуицией он не может. Но, отлично зная характер Чунхона, вернее, непредсказуемость этого самого характера, иллюзии по поводу затянувшегося похода в кино не испытывает. По крайне мере, последние два часа, точно. В ответ его мыслям входная дверь открывается, неестественно тихо, не издавая ни звука, хотя Чоноп отлично знает, КАК она скрипит, когда они отправляются на очередную репетицию. - Всем приятного аппетита! – чересчур бодро рапортует Химчан. Чунхон просто кивает, и тут же исчезает в своей комнате, не удосужившись снять кроссовки и не обращая никакого внимания на удивленные возгласы Ендже и Чонопа, один из которых не далее как час назад перемыл всю общагу. - Ну и как кино? – спрашивает лидер, комкая в руках перепачканную соусом салфетку. - На что ходили? - Отличное кино, - Химчан выдавливает из себя скупую улыбку, - какие-то там мертвецы, я не запоминал название. - Ужастик? – лидер, очевидно, начинает что-то подозревать. - Но ты же их не любишь?!!! - Спасибо, что заметил, - Химчан едва заметно усмехается, убирая со стола, выуживает из тарелки Чонопа пару кусочков мяса и медленно жует, не желая объяснять ничего из того, что было сегодня. – Эй, обед получился почти идеальным. Ты наконец-то взялся за ум? И повторил все в точности? - Это больше похоже на ужин, вообще-то, - подает голос Дэхен, с сожалением провожающий взглядом пустую посуду, - и, если честно… Он не успевает договорить. И Чоноп и Ендже почти синхронно вскакивают из-за стола, буквально силой зажимая рот любителю-правдолюбцу. Енгук благодарно улыбается каждому из них и, незаметно, но ощутимо, задевает ногу главного вокалиста, на всякий случай. Ну и чтобы неповадно было в следующий раз. - Ужин, обед, какая разница, - философски замечает Химчан, с трудом заталкивая в мойку последнюю тарелку, - Вопрос вот в чем: кто посуду сегодня моет? - Вообще-то, - снова начинает Дэхен, и тут же замолкает, вспомнив, что сегодня как раз его очередь дежурить. Остальные тоже молчат, не выказывая слишком–то горячего желания возиться с горой посуды. - То есть, никто не хочет? – констатирует Химчан. - Прям вот совсем никто? – его взгляд тут же останавливается на Чонопе, который как раз думал о том, стоит ли в очередной раз впрягаться за Дэхена, отлынивающего от своих прямых обязанностей уже больше месяца. - Сегодня моя очередь, хен, - тихо произносит танцор, отодвигая стул. - Так чего молчал тогда? – интересуется Химчан, отлепляя от холодильника старое расписание дежурств, которое никто и не подумал снять. - Задумался… - голос Чонопа тут же заглушает резкий перестук капель, дробящихся на поверхности раковины, сплошь заставленной посудой. Не скажет же он, в самом деле, что, во-первых, отказать Химчану он никогда не сможет, и, во-вторых, вопреки всему, что творится в его голове, он все ещё хочет защитить Дэхена, который отчего-то постоянно ищет неприятности на свою голову. Дэхен покидает кухню одним из последних. Если бы не Дже, крепко вцепившийся в его руку, он бы так и остался там. - Хватит страдать ерундой! – шипит Ендже, до боли сжимая его запястье. - Я не знаю, что такое произошло на ваших с ним «частных» уроках. И знать не хочу, если честно. Но, совершенно определенно, это не пошло на пользу Чонопу. И это меня настораживает. - Отвали, - Дэхен упрямо качает головой, пытаясь освободиться из цепкого захвата рук Ендже, - это мое личное дело. - Твоим личным делом это было до тех пор, пока об этом не узнал я. – Внезапно резко бросает Дже, без сожаления заталкивая хена в комнату. – А теперь, будь добр, держи себя в руках, чтобы, не дай боже, твои идиотские выходки не привели к чему-то такому, о чем мне даже страшно подумать. - Он тут же улыбается, будто пытается сгладить слишком резкие слова. - В конце концов, ты мой лучший друг, и я не хочу… - Я уже сказал, мне плевать, - сквозь зубы тянет Дэхен, который уж точно собирается идти до конца. И не важно – что ждет впереди. О хэппи-энде он, во всяком случае, и не думает. Просто потому, что не верит во все это. Надеется до последнего - это да. Но не верит. – Не беспокойся за меня. - А я за тебя и не беспокоюсь, - неожиданно произносит Ендже, щуря глаза. - За тебя беспокоиться – гиблое дело. Только нервы зря трепать. - Тогда за кого? – Дэхен удивленно распахивает глаза, смутно понимая, что друг разгадал все то, о чем он не признался бы никому, даже самому себе. - Тебе лучше знать, - Ендже утыкается в планшетник, предоставляя ему самому разобраться со всем, что творится в его голове. Главный вокалист ещё долго сидит на кровати, тревожа ворох мыслей в собственной голове, переполненной ими по самое не хочу. Потом, словно решившись на что-то, выходит из комнаты, стараясь не смотреть в сторону Ендже. Когда последняя тарелка наконец-то сияет чистотой, Чоноп довольно улыбается, отправляя её на полку к своим соседкам, предварительно протерев её круглые бока досуха. Сейчас он даже благодарен Химчан-хену. Работа по дому отвлекает его от тревожных мыслей, кружащихся, словно чайки над своей добычей. Танцор, кажется, даже слышит их нестройные крики, сплетающиеся в единый и неумолчный шум, отдающийся противным эхом в его черепной коробке. Он и не думал, что это будет так трудно, не поддаваться самому себе, своим чувствам, которые до сих пор рвутся на свободу, наплевав на все существующие приличия, на элементарную гордость, которая, по всей видимости, затерялась где-то на задворках сознания. - Не успел. - Он оборачивается на голос Дэхена, и изо всех сил старается выглядеть безразличным, но предательская дрожь в пальцах выдает его с головой. - Совесть проснулась? – тихо произносит танцор, вытирая руки полотенцем, - ах да, забыл, у тебя её нет по определению, хен. - Очень смешно, - Дэхен страдальчески щурится, выхватывая полотенце из его рук, - у Химчана научился? Или вычитал в умной книжке? – Дэхен сознательно ерничает, выставляя, пусть и слабую, но все-таки какую-никакую блокировку против самого себя. Потому что боится снова не сдержаться. Потому что это неправильно, и так не должно быть. Вернуть все обратно не представляется возможным, но ведь можно хотя бы удержаться на грани. Балансируя на самом краю. Так думает он, тогда как собственное тело слишком резко, слишком рвано реагирует на каждый вздох, каждый звук, доносящийся со стороны Чонопа. Младший старательно молчит и словно бы косплеит стойкого оловянного солдатика. Весьма неумело, неправдоподобно. Но даже этого хватает с лихвой, ибо каждая эмоция, несмотря на все его старания, прорывающаяся в его взгляде, движениях, неясных звуках, слетающих с судорожно сцепленных губ, вспарывает грудную клетку вокалиста отчаянно-захлебывающимся перестуком сердца. - Тебе так важно это знать, хен? – Чоноп грустно улыбается, пытаясь вернуть себе полотенце. Но в тот самый момент, когда он касается пальцев Дэхена, напряженно подрагивающих, танцор внезапно отдергивает руку, отступает в сторону, давится собственным дыханием и сдавленно кашляет, прикрывая глаза. - Важно, - голос вокалиста, безо всяких на то причин, повышается на пару тонов, - черт возьми! Я же как лучше хочу, дурья твоя башка! - Поздно, хен, - танцор грустно улыбается, открывая глаза. - Но ведь ты… Эта посуда… - Дэхен не хочет этого, он отказывается верить в очевидное. - Это ради Химчан-хена, только и всего. Не ради тебя, ради него. Чувствуешь разницу? – в улыбке Чонопа чувствуется смертельная усталость, тягучая пустота расползается по стенам кухни паутиной путаных трещин. - Все ясно, - Дэхен пытается поймать его взгляд. Но танцор, словно решив все за него и за себя заодно, выходит из кухни, оставляя после себя остро-горький привкус безнадежности. Спровадив младших спать, Химчан идет в ванную, чтобы, наконец, снять с себя футболку. Он, конечно, мог бы стянуть с себя этот чертов кусок ткани, насквозь пропитавшийся липким клубничным сиропом. Только вот незадача. Слишком свежи ещё отпечатки его недавнего грехопадения. И Химчан отлично знает, что война локального масштаба с лидером, и так уже что-то подозревающим, не нужна ни ему, ни кому-либо ещё. Скомканная футболка без сожаления оказывается в бельевой корзине. Химчан на автомате отмечает, что на выходных нужно обязательно заняться стиркой. И тут же оттесняет эту мысль в сторону. Разглядывая себя в зеркале, он то и дело сбивается со счета, отмечая непривычно яркие отметины на коже. «Их же вроде меньше было - Химчан озадаченно хмурится, поворачиваясь к зеркалу спиной, - Придется все время ходить в толстовках и свитерах с высоким горлом. Твою мать, какие свитера, июль на дворе?! - он судорожно ощупывает самый смачный из засосов, чуть пониже ключицы, - «как будто с пылесосом боролся один на один, а не получал «эстетическое» удовольствие в кабинке заштатного туалета», - он уныло вздыхает, протягивая руку за зубной щеткой. - Это что ещё такое? – Химчан давится зубной пастой, яростно отплевывается, кладет щетку на место и улыбается лидеру, прикидывая, сколько минут он продержится с ним один на один. Как назло мыслей в голове никаких. Кроме одной, не слишком-то и приятной. - Что такого произошло в этом вашем кино? - Ничего особенного, - быстро произносит Химчан, выуживая ярко-розовую футболку из стопки с чистым бельем. - Я вижу, - лидер непонятно усмехается, отнимает у него футболку и произносит, слишком мягко, для того, чтобы Химчан поверил в искренность его слов, - ну-ка повернись. Я, может, полюбоваться хочу. Кто ж тебя так разукрасил, а? Просвети старину Гука, - Химчан обреченно вздыхает, прикидывая в уме, какого цвета будет отложной воротничок на его рубашке на похоронах. - Фанаты, - тихо произносит он, так как достойного ответа не находится. А списать все на жутких комаров-кровососов – на такое не поведется даже Енгук. - И что же это фанаты забыли в кино? – интересуется лидер, которого все больше и больше интригует эта фантастическая история. - А я знаю? – почти искренне возмущается Химчан, собирая всю волю в кулак. Он непременно отблагодарит самого себя, если ему удастся выкрутиться из этой неловкой, нет, самой идиотской на свете ситуации. - Как будто ты этих сасэнов не знаешь. В туалет спокойно сходить не дадут! – он включает режим обиженного и достойно играет эту роль, в самых ярких красках и выражениях расписывая процесс издевательства над ним любимым нескольких фанбоев. Енгук недовольно морщится каждый раз, когда Химчан сбивается на рваный шепот, перечисляя, как он отбивался, защищая свою непорочную невинность. И что, если бы не Чунхон, которому по счастливой случайности приспичило зайти в туалет, он так и остался бы там. - Будем считать, что я тебе поверил, - криво улыбается Енгук, дослушав, наконец, эту животрепещущую мелодраму в нескольких действиях, - свет не забудь в ванной выключить, - зачем-то добавляет он, прикрывая за собою дверь. Химчан натягивает футболку и выскакивает вслед за ним из ванной, мысленно перекрестившись три раза. Он не верит в то, что все обошлось без обычного в таких случаях кровопролития. Но, если подумать, его разговор с Чунхоном, который рано или поздно состоится, потребует от него куда больших затрат, как физических, так и моральных. Потому что сейчас он просто не знает, что делать с этой любовью, сошедшей на него словно лавина. Он не знает, хочет он этого или нет, поэтому все произошедшее там, так и останется за дверьми маленького неприметного кафе. По крайней мере, он на это надеется. - Ну и как все прошло? - интересуется Чоноп, присаживаясь рядом с донсэном. - Понравилось? – танцор даже не догадывается, как двусмысленно звучат сейчас его слова. - Это с какой стороны посмотреть, хен, - тихо произносит младший, поворачиваясь к нему. Чоноп с удивлением замечает пару слезинок, замерших в уголках его глаз, вкупе со странно застывшим, практически остекленевшим взглядом последнего. - О господи, - Чоноп отказывается верить своим глазам, - только не говори мне, что это было не просто свидание! Я на это не подписывался! Боже, если Енгук-хен узнает, он меня на месте убьет, а потом скажет, что случайно вышло, - Чоноп не столько боится за свою жизнь, сколько отказывается верить в то, что читает в глазах Чунхона, до сих пор хранящих отголоски самых пикантных подробностей свидания. - Можно подумать, меня он примет с распростертыми объятьями, - младший, наконец, разрывает гнетущую тишину. - Я себя последней свиньей чувствую, нет, правда. Он ко мне как к лучшему другу относится. А я… - Чунхон судорожно передергивает плечами, вжимаясь в стену. - Но знаешь… Честно… Когда понимаешь, что Химчан-хен рядом, и ты можешь вот так запросто коснуться его рукой, крышу срывает на раз-два. Ведь правда? – он с надеждой глядит на Чонопа, комкающего в руках край одеяла. - Не знаю, - отвечает танцор, в который раз коря себя за излишнюю доверчивость и восприимчивость к просьбам кого-либо из одногруппников. - Никогда об этом не задумывался. Мы с хеном просто друзья, и, слава богу. Нет-нет, - старший ободряюще улыбается Чунхону, - я не имел в виду тебя. Опять я говорю ерунду, не обращай внимания, - Чоноп едва слышно вздыхает, пытаясь собрать мысли в кучу. - А хочешь я тебе расскажу? – внезапно предлагает Чунхон, придвигаясь ближе, в его глазах вспыхивает и снова гаснет странная решимость хоть с кем-то поделиться пережитым. - Что именно? – осторожно спрашивает танцор, точно зная, что в любом случае, отказать он не сможет. - Ну… про наш с хеном секс, - не дожидаясь официального разрешения выпаливает маннэ. После чего ему приходится долго приводить в чувство старшего, у которого случается самая настоящая паника. Чоноп распахивает глаза и судорожно шевелит губами, не в силах произнести ни звука. Светлый и нерушимый образ хена тускнеет на глазах. - И когда же это вы с ним интересно успели? – выдавливает из себя танцор. – Надеюсь, что не в самом кинотеатре? - Конечно, нет, мы были в кафе, а там, как ты понимаешь, есть туалет. Такой себе среднестатистический, без изысков. - Я-то, конечно, понимаю, - хмыкает Чоноп, втайне завидуя младшему. Даже если представить на их месте его и, к примеру, Дэхена, паззл стопроцентно не сложится. Разве что Дэхен сам проявит инициативу, но это он уже проходил. Хотя, если честно, свой первый раз он почему-то представляет себе именно с ним, а не с какой-нибудь совершенно рандомной девушкой. Ещё одна странность, ещё одно отклонение в его и без того не слишком-то маленьком списке. - Только вот, что теперь делать, не знаю, - печально вздыхает младший. - Я думал, что это свидание все изменит. Может мне не понравится. И тогда эта чертова влюбленность пройдет сама собой. - Такое просто так не проходит, я-то знаю, - теперь вздыхает Чоноп. Они понимающе обмениваются взглядами и невесело смеются, вот уже в который раз растравливая сами себя, словно записные мазохисты.