Потанцуй со мной!

Когда Дэхен заходит в зал, едва держась на ногах от пережитого потрясения, он видит Чонопа, молчаливо выплясывающего посередине зала. Без музыки, под только ему одному известную мелодию. Затем его трясущийся взгляд вылавливает Ендже, в немом крике распахнувшего рот, старших, молчаливо сидящих по разные углы баррикады по имени Чунхон. И самого себя. Вернее свое отражение, бесконечно двоящееся и троящееся в зеркалах. Дэхен не замечает ни слез, солеными каплями орошающих пол, ни полумертвого взгляда, слепо шарящего по залу. Он упрямо движется прямо к Чонопу, наплевав на всех вокруг. Когда до цели остается всего два шага, Чоноп останавливается и поворачивается, пряча немой вопрос в мертво-тусклых глазах. - Я не смогу… - шепчет Чон, не замечая ни удивленного взгляда разом воспрянувшего Химчана, ни Ендже, напряженно прислушивающегося к его словам. – Не смогу и все. К черту этот образ, к черту свое тщательно взлелеянное спокойствие, - Дэхен поднимает глаза, стараясь уловить хоть какое-то изменение эмоционального фона танцора. Но Чоноп по-прежнему молчаливо взирает на него, и, кажется, нисколько не верит его словам. Дэхену хочется бухнуться на колени и униженно вымаливать прощение. Любыми способами. Любой ценой. Лишь бы не видеть чужой улыбки, жутко похожей на свою. Ему хочется вернуть прежнего Чонопа, краснеющего от каждого резкого слова. Вернуть того неловкого младшего, вечно подвисающего во время интервью и телешоу. Вернуть его единственную и неповторимую улыбку, в конце концов. - Очень жаль, хен. Но я тоже не смогу, - Чоноп кажется, сожалеет о своей излишней вспыльчивости, но упрямо качает головой, - Моя вера в тебя… в себя… в искренние чувства, угасла, так и не успев разгореться…Оставь в меня в покое, хен, - Чоноп окидывает Дэхена взглядом полным сожаления, коротко кивает в ответ на встревоженный взгляд Дже и голосом, так не подходящим для всего происходящего, заявляет, что на сегодня репетиция закончена, что он устал и хочет спать. Тут удивленно поднимает голову даже угрюмо-пофигистичный лидер. Чоноп, который прерывает репетицию из-за того, что хочет спать, находится за гранью понимания всех без исключения. Но танцору все равно, что думают другие. Он молча вытаскивает диск из проигрывателя, аккуратно вставляет в бокс, выдергивает из розетки шнур и направляется к выходу, попеременно выключая неоновые лампы в зале. Выключатели синхронно щелкают, отсчитывая хаотичные шаги Муна. Каждый щелчок отдается в груди болезненным толчком, пальцы суетливо дрожат. Отражение Дэхена в зеркале прячется в резко наплывшей на зал темноте, так же как и неясные силуэты остальных участников группы. Чоноп первым лезет в машину, и упорно молчит в ответ на все расспросы водителя. Плеер словно бы в насмешку над ним оказывается непонятным образом разряженным и Чонопу остается лишь вглядываться в пыльные стекла автомобиля, бессильно откинувшись на сиденье. Когда в поле его зрения появляются остальные во главе с Химчаном, что-то доказывающим взъерошенному Ендже, он притворяется спящим. Просто потому, что ему не хочется встречаться взглядом с Дэхеном, плетущимся в самом хвосте, сразу же после безвольно передвигающего ногами Чунхона. Или быть может, потому, что он чувствует, что не сможет долго сердиться на вокалиста. Эту любовь не так-то просто задушить, слишком сильно она укоренилась в нем, проникла в кровь, заполнив собой каждую клеточку тела. Только вот живительная влага обернулась теперь ядом, медленно разъедающим без остатка его настоящую сущность. - Все нормально? – Чоноп открывает правый глаз и недовольно щурится от пусть и несильного, но все же болезненного толчка Ендже. Второй вокалист поправляет растрепавшуюся прическу и делает вид, что ничего не произошло, хотя десять минут тому назад он выглядел ничуть не лучше самого Чонопа - А по мне не видно? – танцор едва разжимает губы, отчего голос его кажется змеиным шепотом. Ендже тут же замолкает и утыкается в планшетник, надвинув любимую вязаную шапку на глаза. Чоноп облегченно вздыхает, но из-за Ендже высовывается Химчан, и Чоноп вот уже в который раз болезненно морщится, догадываясь о том, что вопрос Ендже сейчас будет с точностью до последнего слова продублирован мамашей Кимом. - Все в порядке, Чоноп-а? – ан нет, последнее слово все же отличается от варианта Ю. Только это ничего не меняет и Чоноп утвердительно кивает головой, поворачиваясь к старшему спиной. В окне машины между тем мелькают дома, другие машины, совершенно незнакомые ему люди, сливаясь в одну бесконечно-серую ленту. В салоне остро пахнет отчуждением и недопониманием, и Мун прячет лицо в наглухо затянутом капюшоне толстовки, закрывая глаза. Он открывает их лишь тогда, когда резкий скрип тормозов безжалостно врывается в его мысли, путая и без того не хило закрученный сюжет. Танцор выходит из машины один из последних, поднимает с пола плеер, оставленный кем-то из старших, и долго разглядывает странный рисунок на задней стороне. Чоноп подслеповато щурится, выходя из темного нутра машины, и запихивает плеер в карман. - Это мой, - услышав голос Дэхена, младший оступается и слишком резко хватается за дверь, отчего на той остается маленькая, едва заметная глазу вмятинка, - Спасибо, что захватил, - Чоноп протягивает свою находку вокалисту и, так и не произнеся ни единого слова, быстро бежит к общаге, громко топает по лестнице, обгоняя Енгука и Ендже. В коридоре он скидывает с себя кроссовки, не удосужившись развязать шнурки, и скрывается в комнате, за пару секунд оказываясь на своей кровати. Плеер тут же ставится на зарядку, наушники плотно примыкают к ушам и, спустя полчаса танцор уже спокойно реагирует на окружающую его реальность. - Зачем ты ему все рассказал? – Дэхен громко хлопает дверью комнаты и раскидывает по сторонам хаотично разбросанные по полу вещи, - Твою мать, у нас только все наладилось! - Я просто не мог смотреть на то, как вы оба сходите с ума. Вот и все, - отвечает Ендже, возвращая вещи на место. Он тщательно разглаживает свои пижамные штаны и кладет их на стул. Затем принимается за футболки, - Кто же знал, что он так отреагирует? Кому как не тебе знать про все его «странности», - Дже пожимает плечами, выуживая из-под кровати грязные носки. - Откуда тебе знать про его реакцию, Ю Ендже? – Дэхен хватает с кровати подушку и запускает ею в друга, но Ендже на удивление ловко уворачивается, перехватывая подушку в полете и отправляет её прямиком на свою кровать, - Тебя там не было! - Зная тебя, можно легко догадаться обо всем произошедшем, - тихо отвечает Дже, потирая виски. Второй вокалист бесконечно устал от всей этой чертовщины, от чужих отношений, от чьих-то вечных разборок, ссор и обидных слов. Устал разгребать чужие проблемы. Ей-богу, быть единственным натуралом в группе ой как непросто, - Ты как всегда принялся отнекиваться. А он послал тебя. Все просто как дважды два. - А вот и нет, - хмуро отвечает ему Чон, безжалостно сминая покрывало на кровати, - Я сказал, что все, что ты ему рассказал, правда. Что он мне нравится. Нравится, мать его за ногу! - А он? – Ендже, похоже, не удивлен прямо противоположным развитием событий. Или быть может, просто делает вид. - Начал говорить про то, что не верит, что тут какая-то ошибка. О боже, он меня с ума сводил своими наивными фразочками! Ну, я и напомнил ему про поцелуй, - Дэхен тушуется, поймав внимательный взгляд Ендже. Он так и не рассказал ему про их поцелуй. Хотя собирался. Честно. Как только так сразу. - Тот самый поцелуй? – совершенно спокойно уточняет второй вокалист, принимаясь разбирать кипу нужных и не очень бумажек на столе. Дже отодвигает в сторону ноутбук Дэхена, собирает в кучу исписанные бумажные листки, тщательно сортирует книги, неровной стопкой сваленные на стол и только после этого продолжает, - В раздевалке? Когда вы с ним тренировались? - Да. А откуда... откуда ты знаешь? – Дэхен свешивается с кровати и смотрит на Дже, напряженно морща переносицу, - Я тебе не рассказывал об этом. Или все же рассказывал? – Чон выглядит растерянным. - ОН мне все рассказал.- Ендже непонятно улыбается, разглядывая собственную кружку со следами кофе на дне. - Не вынесла душа поэта. - Ни с того ни с сего добавляет он, выходя из комнаты с кружкой наперевес. Когда Дже возвращается с кухни, Дэхен по-прежнему напряженно ждет от него объяснений. - Он больше ничего не говорил? – главный вокалист покусывает нижнюю губу, вцепляясь пальцами в спинку кровати. - Говорил. Что ты просил его о нем забыть. Что ему все равно, что будет дальше. С тобой, с ним. Ты почти убил его, Дэхен-а, - Ендже опускает голову, чувствуя, как к горлу подкатывает скользкий неприятный комок, - Почему ты тянул до последнего? Я не пойму. Если бы я влюбился в Чонопа, - Дэхен отрицательно качает головой, и Ендже добавляет, сдавленно улыбнувшись, - я бы тут же признался во всем. Мне было бы куда больней держать все в себе. - А ты не подумал о том, что я боюсь? – вопрос Дэхена застает его врасплох, и Дже поднимает голову, отступая назад. - Чего? – спрашивает он, вглядываясь в пугающую безысходность, - Его? Или самого себя? - Всего сразу. Можешь улыбаться сколько угодно, - Дэхен откидывает со лба мешающую челку и машинально теребит сережку в правом ухе, - но это так. Я все ещё остаюсь тем неуверенным подростком, впервые попавшим в Сеул. Я все ещё боюсь отношений. - Но у тебя же… была девушка? Или я что-то путаю? - Девушка, а не парень. Это разные вещи Ендже-я, - теперь хихикает Дэхен, истерично-приглушенно, выцарапывая дрожащими пальцами фигуры и символы. Ендже молчаливо кивает в ответ и внезапно забирается к Дэхену наверх, прижимается к старшему и крепко обнимает, заставляя Чона негромко вскрикнуть. - Я знаю, Дэхен-а, - сковывающее их обоих напряжение исчезает, уступая место едва заметной тревоге и переживаниям, заключенным в каждом из них, - И что дальше? - Он поцеловал меня. Сам. Так непривычно. Властно и жестко. Мне не понравилось. Ни капельки. И потом он ушел, сказав, чтобы я попытался все забыть, так же как пытался он. Но такое не забывается. Теперь я понимаю, - Дэхен сипло выдыхает воздух, его колени дрожат. Пусанец утыкается в плечо Ендже и тихо шепчет, закрывая глаза, - каково это любить и не получать ничего взамен. Я действительно такой плохой, Ендже-я? - Не хуже других. Но и не лучше. Мне сложно об этом говорить. Потому что ты мой лучший друг. И со мной ты ведешь себя совсем иначе, чем с другими, - Ендже гладит его макушку, проводит пальцами по влажной от слез щеке, - Что если тебе начать вести себя с ним так же как со мной. Начать с простой дружбы, а не с любви. Что, если попытаться выстроить все с самого начала, по кирпичику собирая в единое целое вашу общую мечту? - Думаешь, у меня есть шанс? - неуверенно начинает главный вокалист, - После всего, что я натворил? - Думаю да, - осторожно отвечает Ендже, протягивая руку за медвежонком, сиротливо лежащим рядом с подушкой, - У Чонопа есть просто удивительное свойство. Он не умеет таить обиду. Тебе нужно выждать пару дней и поговорить с ним. Без утайки, расссказав обо всем что чувствуешь. Не гнуть свою линию, а попытаться выслушать его точку зрения. Его собственные страхи. Я на все сто процентов уверен, что у него их ничуть не меньше, чем у тебя. А теперь я пойду поем, - Ендже мягко касается руки Чона, недвижно лежащей на покрывале и, вручив ему медвежонка, спрыгивает вниз. Дэхен думает, что уже на следующий день можно будет попытаться все исправить. Но проходит куда как больше времени, прежде чем Чоноп перестает избегать его и отвечать холодным молчанием на любое его слово. Танцор почти все время проводит или в танцевальном зале или на кухне, где он замещает Химчана, который, судя по всему, окончательно погрузился в состояние меланхоличной апатии. Иногда к нему присоединяется Чунхон, который за эти дни ещё больше осунулся и погрустнел. Подобно Дэхену, маннэ ищет удобный случай для серьезного разговора с Енгуком. Только вот тот никак не находится. Поэтому ему не остается ничего другого, кроме как присоедеиниться к Муну в его ежедневных изматывающих тренировках. Они оба танцуют до тех пор, пока в глазах не начинают суетливо бегать разноцветные пятна, или пока кто-нибудь из них не свалится с ног от усталости. Лидер же упорно отсиживается в гостиной, где, исписав больше сотни листов одинаково тусклыми строчками новых песен, засыпает под тихий шепот телевизора на фоне. Ендже, наблюдающему за всем со стороны становится почти так же тоскливо, как и младшим. Он все чаще и чаще отправляется бродить по вечернему городу, спрятавшись за темными стеклами очков и смешной вязаной шапкой с ярким помпоном. В общаге остаются только Дэхен и Химчан. Но им нечего сказать друг другу. Теперь нечего. Дэхен все ещё дуется из-за недавнего эпизода с Чонопом. Химчан же сознательно игнорирует вокалиста и выбирается из комнаты лишь затем, чтобы удовлетворить естественные потребности организма. Листки отрывного календаря на стене в кухне успевают сложиться в тонкую стопку с выглядывающими то там, то тут рваными краями, а терпение Дэхена окончательно подойти к концу. Он уже думает о том, чтобы наведаться в танцевальный зал. А там будь что будет. Но судьба, до этого упорно демонстрировавшая ему презрительную усмешку, наконец-то снисходит до того, чтобы одарить незадачливого парня ещё одним шансом на реабилитацию. Чоноп неожиданно заболевает. Легкая простуда не выглядит слишком-то серьезной причиной для того, чтобы остаться дома. Так считает сам танцор, по-прежнему разгуливающий по вечерним улицам в тонкой куртке. Но Химчан, посоветовашись предварительно с менеджером, все же решает оставить его дома. Всего на один день, благо, в кои-то веки их напряженный график позволяет им это сделать. Младший почти насильно укладывается в постель и пичкается травяными отварами Химчана и горячим молоком с медом. Кажется, что болезнь младшего выводит Хима из анабиоза его собственных терзаний. Он деловито намывает сковородки, прислушиваясь к неясному бормотанию телевизора за стеной, и потерянно вздыхает, протирая каждую из них полотенцем. Чунхон все так же избегает его, оставляя взамен себя неясную тень и наполненные странными желаниями сны. Химчану невыносимо больно видеть страдающего Гука, копошащегося в своем углу не хуже гигантского паука и он уже сомневается в правильности собственных поступков, чего, к слову, с ним давно уже не случалось. - Но хен! – пробует возмутиться Чоноп на следующее утро, уже успевший одеться и позавтракать собственноручно приготовленным раменом, - Я и так весь вчерашний вечер ничего не делал! Я так не могу. Все остальные идут. Все, кроме меня. Так не честно, хен! – танцор выглядит донельзя расстроенным и печально взирает на Дэхена, шнурующего кроссовки. На Ендже, деловито распихивающего по карманам телефон, зарядник от него, плеер, наушники и кошелек с наличными деньгами. На Чунхона, который, если честно, был бы не прочь променять сегодняшнюю репетицию на кровать Чонопа. И на Енгука, одетого во все черное. - Меньше надо было ходить без шапки, - сурово изрекает Химчан, выгоняя о чем-то ожесточенно спорящих вокалистов в коридор, - Я все сказал, - Химчан опускает глаза, не в силах выдержать печальный щенячий взгляд младшего и, пропуская лидера и маннэ вперед, нарочито громко позванивает связкой ключей на пальце, - Я позвоню тебе после обеда. Проверю, как ты тут, - дверь меделнно захлопывается. В замочной скважине неторопливо ворочается ключ, после чего шаги за стеной быстро удаляются. Чоноп ещё долго стоит у двери, прикидывая, не удастся ли ему сбежать через балкон. А вдруг, спрыгнув со второго этажа, он что-то повредит. Тогда Химчан его точно убьет. Придя к такому неутешительному выводу, танцор плетеся на кухню и съедает ещё две порции рамена, запивая ужасно сладким, уже успевшим остыть кофе. Время как будто застыло на месте, песни в плейлисте кончаются слишком быстро, по телевизору одни дурацкие сопливые дорамы и новости, которых он никогда не понимает, сколько бы не старался. Послонявшись по общаге с полчаса или около того, он, наконец, решает хоть как-то отвлечь себя от слежки за минутной стрелкой часов и мысленно перебирает в уме любимые аниме. Смотреть что-то объемное Чоноп не видит смысла: зачем начинать если времени остается разве что на сон, и то не всегда. Нет, тут нужно что-то такое, что поможет ему отвлечься, забыться, что-то милое и светлое. Танцор вчитывается в названия многочисленных папок со всевозможными фильмами, аниме и сериалам, прислушиваясь к собственным ощущениям. Не то, все не то. А может это? Чоноп открывает одну из папок, нерешительно наводит курсор на файл, щелкает правой кнопкой мыши и, поколебавшись минуту или две, выбирает в диалоговом окне иконку плеера. Дэхен с тоской глядит в окно, выполняя очередную связку. Отражение в зеркале ненавязчиво намекает ему на собственную глупость. Чоноп сейчас один дома. Это шанс, который он никак не должен упустить. Кто знает, сколько ещё световых лет пронесется мимо, прежде чем пространство между ними не будет переполненно ненужными, лишними людьми?? Вокалист тоскливо улыбается собственному отражению, выдыхая воздух скозь плотно сомкнутые губы. Треки в магнитофоне заходят на второй круг, а это значит, что время медленно движется к обеду, зависнув где-то между двенадцатью и часом. Он понимает, что нужно как-то уйти из танцзала. Только вот как? Старшие явно не расположены к каким бы то ни было беседам. Не у Ендже же, в конце концов, ему спрашивать разрешения. Дэхен мучительно раздумывает ещё пару песен, путаясь в движениях. Но, кажется, этого не замечает никто. Кроме Ендже, который хоть и хмурится неодобрительно, но ничего не говорит. - Ой! - почти натурально вскрикивает он, мастерски притворяясь, что подвернул левую ногу и усаживается на пол, потирая «больную» щиколотку, - Больно! – сообщает он Ендже, прервавшему танец на середине. Второй вокалист недоверчиво подходит ближе и садится рядом, ощупывая ногу друга. - Ничего лучше придумать не мог?! – шепчет он, внимательно разглядывая ярко-красные кроссовки Дэхена, - Твое счастье, что эта троица, - Дже кивает в сторону старших хенов, потом в сторону Чунхона, и продолжает, - больше занята самими собой. Не то Химчан-хен тебе бы уже высказал всю правду о твоих актерских способностях! - Слишком ненатурально, да? – тихо смеется Дэхен, ничуть не обижаясь на слова Дже. - Не то слово, - отвечает Дже и тоже смеется, чуть громче, чем следует. Настолько громче, что Химчан, до этого безвольно переступающий с ноги на ногу, поворачивается в их с Дэхеном сторону и хмурится, не понимая причин такого веселья. В его вселенной уже давно погасли все солнца, и даже редкие кометы не бороздят пространство и время, сверкая яркими хвостами надежд. Черная дыра поглотила почти все и теперь хищно подбирается к нему, нетерпеливо шарит холодными пальцами по телу, стараясь погасить и без того тлеющее сердце. - Что там у вас опять случилось? - у Кима нет сил на то, чтобы нормально рассердиться. Вместо этого он лишь поджимает губы, и привычно ждет ответа. - Да вот… - Ендже едва удерживается от улыбки, наблюдая за тем, как отражение Чона подмигивает ему и тут же расплывается в показательно-печальной улыбке, - Дэхен кажется, подвернул ногу. Я пощупал, там, похоже, растяжение или что-то типо того. Почти как у Чонопа тогда. Помнишь, хен? – начинает безостановочно тараторить Дже, совершенно не следя за тем, что именно он говорит. Лишь бы Химчан не подходил ближе. - По-твоему я обязан помнить всех, кто когда-либо подворачивал ногу в этом зале – возмущается в ответ старший, - Ты мне ещё журнал учета вести предложи! Ну и как нам теперь заниматься? Втроем? - Почему втроем? - рискует улыбнуться Ендже, - До машины я его доведу. А там его Чоноп встретит. - А это идея, - Химчан тут же лезет в карман, доставая мобильник, - Я позвоню ему и скажу, чтобы встретил. - Не надо, хен! – Дэхен порывается встать с пола, разом забыв о «больной» ноге, но Ендже весьма удачно ставит ему подножку, отчего тот возвращается в исходную позицию, - Я сам как-нибудь доковыляю до общаги. Второй этаж же всего. Что я маленький? - Ладно-ладно, - Химчан неохотно прячет телефон в карман и отправляется на свое место, - Пусть хотя бы ногу тебе смажет. Я видел у него в комнате мазь от ушибов. - Хорошо, хен, - бодро рапортует Дэхен и даже успевает шутливо поклониться, в то время как Ендже тащит его из зала, раздраженно закатывая глаза. - Садись уже, больной ты наш, - Ендже останавливает первое попавшееся такси и протягивает Дэхену ворох смятых купюр, предварительно вытащенных из собственного кошелька, - Это было в первый и последний раз, слышишь? - второй вокалист долго смотрит вслед отъезжающей машине, и непонятно вздыхает, возвращаясь в репетиционный зал. «Может хоть у этих все сложится? – думает он, проходя мимо потерявшегося в своей реальности Чунхона. Мимо лидера, вот уже второй час разглядывающего одну и ту же точку на выцветшей от времени стене. И, конечно же, на Химчана, слоняющегося из угла в угол. - Эти-то непонятно, когда разберутся между собой…»