Потанцуй со мной!

Вместо ответа танцор касается его влажно-блестящих губ пальцами, и тут же отдергивает их, словно боится реакции старшего. Но Чон лишь прикрывает глаза и застывает на месте, упираясь ладонями в пол. Капелька пота срывается с его шеи, оставляя едва заметный след на смуглой коже Чонопа. Ресницы вокалиста едва заметно дрожат, дыхание со свистом вырывается сквозь плотно сжатые губы, когда танцор касается ключиц, снова и снова проводя ломаную линию по направлению к плечам. Дальнейшее изучение тела старшего не слишком-то удобно, поэтому он пытается перекатиться на бок, после чего, плюнув на церемонии и высокое чувство уважения к старшим, подминает Дэхена под себя. Оказавшись снизу, тот отчего-то совсем не протестует, скорее наоборот, податливо выгибается в сильных руках Муна и приглушенно стонет, когда пальцы младшего продолжают исследовать его тело. Каждая клеточка кожи Дэхена в буквальном смысле слова изнывает от желания, настолько же сильного, насколько не испытываемого им прежде, воздух в легких исчезает подобно пузырькам шампанского, оставленного невзначай на столе. Остается только это странное чувство невесомости, и где-то внутри, под кожей набирает силу неизвестный науке тайфун, напоенный терпким запахом тел, застывших в пароксизме опьяняющего желания. Дэхен резко вздрагивает, когда чувствует, как к пальцам подключаются обжигающие кожу прикосновения языка младшего, и стонет что-то невнятное, глотая отдельные звуки, и широко разводит бедра. Чоноп между тем замирает где-то между грудью и животом вокалиста, выписывая языком такие пируэты, которым, стопроцентно позавидовали бы герои порнушки, которую Дэхен частенько гоняет на ноутбуке. Причем все вместе взятые. Стоны становятся все интенсивнее, отчасти потому, что Чоноп все теснее прижимается к нему и буквально трется о старшего всем телом. Дэхену хочется стянуть с себя всю мешающую одежду, вырваться из плена ставших неимоверно тесными боксеров и отдаться в эти божественные руки, которые своими прикосновениями выжигают внутри него второй Везувий. Но, очевидно, у Чонопа несколько иной план развития событий, потому, что он вдруг отстраняется и стягивает с себя футболку, отчего у Дэхена едва не останавливается сердце и низ живота сводит всем давно понятной судорогой. Вокалисту страшно представить себе, что случится с ним, если вслед за футболкой с тела младшего исчезнут ещё и штаны. Про то, что произойдет, если исчезнут ещё и боксеры, резинка которых дразняще выглядывает из-под края штанов танцора, он вообще старается не думать, иначе кончится как личность прямо здесь, на пыльном, исшарканном сотнями тысяч ног полу.  — Господи, как стыдно-то, — бормочет едва слышно Мун, но Дэхен не верит ему, ну вот ни капельки. Настолько профессионально его ещё не удавалось соблазнить ни одной девушке. И ни одному парню. Осознав всю абсурдность последнего утверждения, главный вокалист сдавленно хихикает и улыбается самой маньячной улыбкой на свете, разглядывая младшего, удобно устроившегося между его бедер.  — Мы продолжим или нет? — чуть усмехается Чон, и словно бы невзначай касается собственного паха дразнящим движением, не то пытаясь успокоить вышедшие из-под контроля запасы тестостерона, не то, наоборот, растравить себя до крышесносного состояния вседозволенности.  — Продолжим, хен, — Чоноп облизывает губы и наклоняется к нему, с недвусмысленным намерением стянуть штаны с его бедер. Дэхен прикрывает глаза и приподнимает таз, позволяя младшему вытворять с ним все, что его душеньке будет угодно. Его совершенно не заботит ни пыльный пол, который как пить дать, расцветит его любимые ярко-красные боксеры серыми пятнами непонятного происхождения, ни элементарные правила гигиены. Однако Чоноп оказывается предусмотрительнее Чона, и, пока пятая точка вокалиста висит в воздухе, он успевает подложить под неё их со старшим футболки и только после этого стянуть с Дэхена штаны. — Что ты скажешь, на это, Дэхен-а? — словно бы невзначай интересуется он, и. не дожидаясь ответа от старшего, наклоняется над ним, впечатывая в призывно распахнутые губы поцелуй, резкий, чуть жесткий, влажной лавой обжигающий небо главного вокалиста. Язык младшего с мастерством опытного взломщика орудует у Дэхена во рту, крепкие руки танцора безжалостно вжимают тело старшего в пол, оставляя хаотичные отметины на коже. Чон пытается произнести хоть звук, но воздух в легких снова заканчивается, его хватает только на то, чтобы не задохнуться от слишком откровенного, совершенно несвойственного тихоне Опу поцелую. Но радует хотя бы то, что его тело все ещё слушается своего владельца и Чон, конечно же, использует эту возможность на все сто. Словно сошедший с ума мартовский кот-наркоман, он трется болезненно ноющим пахом о член танцора, до поры до времени надежно упрятанный в штанах, широко распахивая и без того большие глаза. - Ох, хен, — Чоноп с едва заметным сожалением отрывается от его губ, перекатывается на бок и разом стягивает с себя и штаны и боксеры. Его отражение в зеркалах, многократно повторяется, множится совершенными, по мнению Чона клонами, мягкая улыбка на губах которых никак не вяжется с этим телом, словно предлагающим себя напоказ, от макушки до пяток, — Я больше не могу ждать, — младший, совершенно не стесняясь своей наготы, опускается коленями на собственную одежду и внимательно вглядывается в вокалиста, влажный блеск в глазах которого не оставляет никаких сомнений в том, что до бездны тому осталось всего пару шагов. При условии, что они вместе шагнут в эту пропасть, конечно. — Не думал я, что мой первый раз будет таким… если будет вообще, — он снова касается губами разгоряченной кожи Чона, ведя влажную дорожку поцелуев от живота и ниже, то тех пор, пока губы его не касаются резинки боксеров. — Надеюсь, ты захватил с собой все, что надо, хен? — голос Чонопа вкупе со страстным танцем языка младшего, выкручивает тело Чона абстрактной ломаной линией, срывает с места мозговые шестеренки, дробя в пыль последние остатки сознания.  — А что надо? — Дэхен с трудом разлепляет пересохшие губы и пытается приподняться на локтях, дабы узреть собственными глазами размах готового вот-вот свершиться грехопадения на двоих.  — Ну эти, средства… защиты, — Чоноп с трудом выдавливает из себя слова, и Дэхен удивленно причмокивает, узрев пунцовеющие щеки последнего, прямо напротив своего члена.  — Презервативы что ли? — уточняет он, завершая свой вопрос свистяще-задыхающимся стоном, застывающим где-то под грудной клеткой, - Нет. А зачем? — Дэхен удивленно приподнимает правую бровь и продолжает, перемежая слова стонами разной тональности, — В душ сходим и все, делов-то. Ты не девушка, Чоноп-а. ты не залетишь, не переживай, — Дэхен издает пару смешков, но сразу же обрывает их, потому что младший оставляет его грешное тело в покое и недовольно хмурится, протягивая руку за одеждой. - Я. В курсе. Что. Я. Не девушка. Хен, — удивительно отчетливо чеканит он каждое слово, — Но я за безопасный секс, — танцор снова заливается краской, но упрямо продолжает, бесцеремонно вытаскивая футболку из-под задницы главного вокалиста, отчего она буквально трещит по швам. — Ты ведь и смазку не захватил с собой, так ведь, хен? — Он укоряюще косится на Чона, натягивая на себя измятую деталь одежды. - Нет, — Дэхен почти сникает под этим, не оставляющим ему никакой надежды взглядом, но не оставляет попыток вернуть все на круги своя, — Но я ведь не заразный. И смазку можно заменить слюной…  — Меня тогда тоже замени, резиновой бабой, к примеру, — тем же суровым тоном предлагает ему танцор, пытаясь попасть ногой в боксеры, — Может тогда почувствуешь разницу, хен. Я хочу, чтобы мой первый раз был по высшему разряду. Уж прости, но у меня есть свои принципы, которые я пока не готов поменять. Даже из-за тебя, — младший сменяет гнев на милость и, протягивает вокалисту свою руку, — Надеюсь, ты поймешь меня, Дэхен-а.  — Тогда, быть может, — в голове вокалиста на один короткий миг вспыхивает очередная безумная идея, и он озвучивает её, правда уже не с такой несокрушимой уверенностью как прежде, — ты просто поможешь мне кончить…? Ну, я могу, конечно, сам, просто подожди меня… — его голос становится все тише и тише по мере того, как взгляд Муна, направленный прямо на него становится все более и более задумчивым.  — Ты… предлагаешь мне… сделать тебе это самое? — сипло тянет танцор, протягивая руку за штанами, в то время как Дэхен, так и оставшийся в одних трусах, лежит на полу, отклячив пятую точку.  — Не знаю, что ты имеешь в виду под этим самым, простую дрочку друг другу или же минет, но да, — в голосе старшего на долю секунды проскакивают нотки обиды на то, что его снова, вот уже в какой раз, обломали с сексом, но Дэхен тут же как можно шире улыбается, боясь, что даже этого едва заметного недовольства хватит для того, чтобы допуск к телу танцора, с таким трудом полученный им, аннулируется без права на восстановление, — Я не могу приехать в общагу вот так, со стояком, пойми ты это!  — А я, значит, могу, да?! — с некой толикой раздражения интересуется у Дэхена Чоноп, так и не решивший, как же им поступить. В нем как будто борются два совершенно разных человека. Один, со своей природной стыдливостью предлагает оставить все как есть, надеть уже, наконец, штаны и вернуться в общагу, наплевав на чувства вокалиста и на свои собственные заодно. Тогда как второй, непонятно откуда появившийся в его бедной головушке, на удивление настойчиво уговаривает согласиться на предложение Чона и получить хоть какое-то удовольствие, — У меня, если ты не заметил, стояк побольше будет, — Чоноп нервно хихикает, переступая с ноги на ногу, проклиная себя за проявленное малодушие и какие-то совершенно дурацкие принципы. - Ну, так и не поедем! — Дэхен резко вскакивает с пола, едва не подскальзывается на футболке, торопливо хватает и футболку и штаны в руку, то привставая на цыпочки, то возвращаясь в исходное положение, — Обещаю, если тебе не понравится, я не буду настаивать…Но я не могу…уйти вот так, не попытавшись даже… Ты ведь хочешь меня, я это вижу, я это знаю, — упрямо бормочет он, нарочито медленно приближаясь к младшему, застывшему с несколько картонной улыбкой в самом уголке недоверчиво поджатых губ.  — Х-хорошо, — наконец выдавливает из себя младший, поворачиваясь к вокалисту спиной, — Пошли в душ… Там есть хоть какая-то стерильность, наверное, — едва слышно шепчет он не столько Дэхену, сколько самому себе, в тщетной попытке прогнать затаившийся где-то внутри противный липкий страх неизвестности. Дэхену стоит большого труда удержать себя от радостного крика, и он зажимает рот рукой, подмигивая собственному отражению в одном из зеркал. В душе холодно и неуютно. Блеклые кафельные квадраты с трудом определимого цвета едва не сводят на нет все желания Чонопа. Недоверчивая усмешка на его губах постепенно набирает силу, грозя перерасти в отрицание всего и вся. Дэхен вовремя замечает грозящую и ему, и его желанию опасность, и тут же начинает хлопотать, стараясь придать помещению хотя бы немного романтичности. Старший с головой ныряет в побитый жизнью и жуками-древоточцами шкафчик, надеясь отыскать там пару относительно чистых и приятных на ощупь полотенец. И ему это удается.  — Смотри, какие миленькие! — преувеличенно радостно улыбается он Чонопу, скептично посматривающему на все эти ритуальные танцы, — Зеленое и розовое! Символично-то как! — вокалист протягивает младшему полотенца и принимается за воду. Он долго крутит краны допотопного душа, с маниакальной точностью выверяя температуру воды и толщину струи, после чего оставляет душ в покое и вопросительно смотрит на младшего, напряженно уставившегося в одну точку. Чону невдомек, что все это время Чоноп борется с самим собой, раз за разом прокручивая в голове карамельно-терпкие поцелуи старшего, прикосновения его рук и пальцев. Он словно решает самую сложную в своей жизни загадку и поэтому не сразу возвращается в реальность. Лишь после того, как Дэхен пару раз обеспокоенно зовет его по имени, он возвращается в реальность, кивает головой, чувствуя, как промозглая сырость под ногами сменяется приторно-теплой влагой, растекшейся по душевой.  — Не знал, что это так важно для тебя, хен, — тихо произносит он, стягивая с себя футболку.  — Для меня важно все, что связано с тобой, — так же тихо отвечает ему вокалист и протягивает свою руку. Их пальцы соприкасаются и в карих глазах младшего снова зажигаются пылающие угольки, — Можно в этот раз я? — проследив за его взглядом спрашивает Чон и, после короткого кивка, прижимает Муна к гладкой кафельной стене, безжалостно впиваясь дрожащими пальцами в смуглые плечи. Танцор едва заметно морщится, но позволяет старшему эту маленькую вольность. В обмен на поцелуй, разумеется. Танцор призывно распахивает губы и вокалист тут же врывается в оставленную без защиты крепость, подчиняя своему языку и губам душу и тело младшего, который не издает ни звука, лишь бессильно сползает по стене. Вернее, только лишь пытается сползти, широко распахивая глаза от осознания того, что Дэхен, оказывается, может быть настолько нежен с ним. Он отлично помнит тот первый поцелуй, незаживающим шрамом отпечатавшийся где-то внутри, под кожей, помнит, и в то же время хочет забыть. Навсегда. Стереть. Заменить другим поцелуем, настоящим, искренним. Вот этим. Который сейчас и здесь. От Дэхена к нему. По кругу. Он первым разрывает поцелуй, подаваясь вперед всем телом, обводит дрожащими от странного нетерпения пальцами выступающие ключицы вокалиста и снова отступает назад, притягивая смуглое тело старшего как можно ближе. Но Дэхен не желает отдавать свое право исследователя просто так, он вырывается из цепкого захвата танцора и, прикрывая глаза от томительно-болезненного наслаждения, стягивает с себя промокшие насквозь трусы. Чоноп вопросительно приподнимает правую бровь и Дэхен коротко кивает, удовлетворенно улыбаясь собственному отражению в частично запотевшем зеркале. Младший следует его примеру, только вот избавляется от одежды во сто крат медленнее, чем этого хотелось бы вокалисту, отчего тот недовольно цокает языком.  — Не нужно было одеваться тогда, — хрипло шепчет он, наблюдая за тем, как футболка и боксеры приземляются рядом с его красными труселями.  — Разве? — обманчиво-невинно тянет в ответ танцор, запуская пальцы во влажные, слипшиеся пряди на макушке и отступая под спасительные водяные струи. Дробящиеся на сотни и тысячи себе подобных капли оседают на его теле, создавая причудливый и хаотичный узор на и без того влажной коже. В ответ Дэхен бормочет что-то не совсем понятное себе самому и резко опускается на колени прямо рядом с ним, изо всех сил стараясь не растянуться на гладком кафельном полу, беспорядочно расчерченном водяными кляксами. Чоноп подходит ближе, дразня старшего не только своим почти совершенным телом, но и этой не то ангельской, не то дьявольской улыбочкой на соблазнительно приоткрытых губах, — Ты готов даже на это, хен? — с некоторой толикой удивления в голосе спрашивает он у старшего, непрерывно облизывающего свои пухлые губы. Вместо ответа Дэхен касается его бедер пальцами, и с каким-то исступленным упоением принимается исследовать влажно блестящую кожу танцора, то и дело задевая тыльной стороной ладони напряженно подрагивающий член последнего, отчего Чоноп каждый раз закусывает губу, вцепляясь пальцами в зазоры между кафельных плиток. Тем временем Дэхен спускается все ниже и ниже, на самом полном серьезе собираясь облобызать каждый из пальцев на ногах младшего. Собственное грехопадение настолько увлекает его, что окружающая действительность вкупе с Чонопом отодвигается на второй план. Правда, ненадолго. Младший, очевидно уставший ждать того, к чему они так долго и болезненно для обоих шли все это время, поднимает его с пола одним резким движением. В затуманенных возбуждением, широко раскрытых глазах вокалиста на мгновение мелькает что-то похожее на непонимание, но Чоноп прижимается к нему всем телом, крепко обхватывая за плечи, и едва слышно шепчет, проглатывая звуки, — Ну давай же, хен! Не тяни…Ты уж прости за прямоту, но если кто-то из нас прямо сейчас не отсосет второму, нас обоих порвет на кусочки! Меня точно, по крайней мере! Он разрывает объятия и, коснувшись руки Дэхена, кладет её на свой болезненно пульсирующий член, не словом, а как раз-таки делом демонстрируя старшему, всю серьезность сложившейся ситуации, — Если ты не хочешь, я готов сделать ЭТО первым…, — Мун мучительно краснеет, борясь с врожденной и прочно укоренившейся в нем стыдливостью, но вокалист отрицательно качает головой и медленно произносит, словно пробуя собственные слова на вкус, - Нет. Это должен сделать я. Чтобы хоть как-то искупить свою вину перед тобой, Оп-а, — Чон снова опускается на колени и, поднимая вверх голову, широко улыбается, скрывая за этой улыбкой, по сути, тот же страх, что за минуту до этого он видел в глазах танцора. Отчаянно чувствуя свою неопытность в подобных вещах, он, помедлив около пары десятков секунд, осторожно касается губами маслянисто-влажной головки. Танцор сдавленно охает, опираясь разом вспотевшими ладонями в стену, и чуть шире разводит бедра, предоставляя вокалисту право свободного доступа к своей главной святыне. Дэхен между тем не теряет времени даром, устроившись поудобнее он снова и снова пробует на вкус член танцора, ощущая на языке солоноватый привкус естественной смазки. Не особо приятно, но вполне терпимо, решает про себя он, отлично понимая, что нельзя любить Чонопа отдельными частями. Только всего и сразу. А значит, нужно находить удовольствие во всех этих нехитрых движениях языком и губами, и стараться отыскать что-то свое в этом, странноватом на первый взгляд, ритуале. Он не знает, насколько правильны все его телодвижения, но, судя по пропорционально учащающимся стонам и неясным вздохам младшего, все идет ровно так, как нужно. Мало-помалу Дэхен находит свой особенный ритм и двигается вместе с ним, все больше и больше заглатывая жарко пульсирующий член младшего, то выпуская его из своих губ, то в буквальном смысле засасывая обратно, отчего Мун ещё больше заводится и, не слишком-то церемонясь, вцепляется пальцами в его макушку, толкаясь членом в широко распахнутый рот вокалиста. Когда терпеть становится совсем уж невмоготу, Дэхен выпускает изо рта член младшего и, с трудом фокусируя взгляд на танцоре, бессильно выдыхающим воздух сквозь отчаянно сомкнутые губы, свистяще-хрипяще шепчет, с трудом подбирая ускользающие слова,  — А теперь подрочи мне… пожалуйста, — его шепот оседает в легких танцора самым ядреным на свете наркотиком, просачивается под кожу расплавленным воском, не оставляя Муну ни малейшего шанса на отказ. Дэхен неуклюже поднимается с колен и замирает на месте, с трудом удерживая тело в вертикальном положении. Он вжимается в стену, ощущая как тяжелые, горячие капли барабанят по раскаленной, словно жерло вулкана коже, и невнятно стонет, чувствуя, как рука младшего уверенно касается его полноценных пятнадцати сантиметров. Тонкие пальцы нежно поглаживают головку, влажно блестящую от выступившей на ней смазки и сначала не позволяют себе ничего лишнего. Но лишь поначалу. Всего лишь через пару минут Чоноп, очевидно, входит во вкус, задевая пальцами самые чувствительные места, четко выверенными движениями ласкает яички вокалиста, при этом, не забывая о самом себе. Чтобы удовольствие стало по-настоящему тотальным, Дэхен закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться только на этих прикосновениях дразнящих пальцев и на этом голосе, шепчущем что-то неразличимое, но наверняка относящееся к нему, к ним обоим. Когда до желаемой разрядки остается всего пара десятков секунд, Чоноп вдруг выпускает член старшего из рук и неожиданно опускается на пол, просительно вытягивая губы. И Дэхен конечно же соглашается, просто потому, что в этот момент его бедная головушка просто не способна думать о чем-то ещё, кроме этого острого чувства наслаждения, этого тайфуна эмоций и ощущений, зародившихся в нем ровно тогда, кого его тела коснулись пальцы танцора. И его губы тоже. Этих оставшихся секунд с лихвой хватает на то, чтобы танцор сполна насладился непривычным для него занятием. И, кажется, что ему этот процесс слияния губ и члена нравится куда как больше, чем Дэхену. По крайней мере, ведет он себя увереннее вокалиста, словно точно знает, в каком именно месте стоит лишь облизать пульсирующую, разгоряченную кожу, а где можно и слегка прикусить зубами, услышав в ответ сладостно-болезненный стон Чона, с каждым новым его движением подходящего все ближе и ближе к краю пропасти наслаждения. И вот этот момент настает. Сквозь Дэхена будто проходит шаровая молния, в широко раскрытых глазах старшего плещется шоколадный, раскаленный океан, а с губ срывается ни с чем несравнимый короткий, но невероятно громкий стон. Стон, от которого внутри танцора переворачивается все, что могло бы перевернуться, и он кончает почти одномоментно с ним, ощущая ни с чем не сравнимый вкус чужой спермы на припухших от поцелуев губах. Капли воды все также стучат по кафельной плитке, вплетая свою нехитрую капель в ритм двух сердец, едва не выпрыгнувших из груди от переизбытка переполнившего их адреналина. Первым приходит в себя Чоноп, наскоро вытерев пришедшей практически в полную негодность футболкой следы спермы, он придвигается к Дэхену, бессильно оперевшемуся на стену, и мягко касается ходящей ходуном грудной клетки легким движением все ещё подрагивающих пальцев.  — Спасибо, хен. Я боялся, что что-то пойдет не так… но… кажется… мы справились… — улыбка выходит несколько кривоватой, но этого ничуть не менее искренней, чем обычно. Дэхен может лишь кивнуть в ответ и улыбнуться танцору самой расслабленной из своих улыбок. Любое из слов, сказанных им сейчас Чонопу, не будет иметь смысла, ведь все, что должно было произойти, произошло. Главное сейчас удержать внутри эту странную, родившуюся откуда-то извне хрупкость и чистоту, и с честью пронести её как можно дальше по дороге, которую им двоим ещё предстоит выстроить, — Теперь я почти не боюсь своего первого раза. Если, конечно, он произойдет именно с тобой, — не слишком-то удачно шутит Чоноп, но Дэхен пропускает все мимо ушей. И лишь ещё через полчаса он наконец-то встает с пола, беспорядочно перебирая пальцами вдоль зазоров между блеклыми плитками кафеля. — Не думаю, что стоит возвращаться в общагу в таком виде, — медленно, словно вспоминая все знакомые ему слова, произносит он, с трудом натягивая на все еще безвольное тело боксеры.  — Я захватил с собой запасные футболки, хен — успокаивает его Чоноп и, заметив неприкрытое удивление на лице вокалиста, смущенно поясняет, - Ну, я не был уверен, что все пойдет по сценарию, поэтому и подготовился. Надеюсь, я поступил правильно, хен? — неуверенно спрашивает он, подавая Дэхену руку.  — Конечно, правильно, Оп-а, — ободряюще улыбается ему старший, крепко вцепляясь в протянутую ладонь, — Спасибо, что оказался предусмотрительнее, хена, — Дэхен притягивает танцора к себе и мягко целует куда-то в самый уголок растерянно улыбающихся губ, — А теперь давай приведем себя в порядок и домой. Будем надеяться, что никто и ничего не заметит, хотя даже я чувствую, насколько от нас обоих разит сексом, — вокалист первым выходит из душевой и, оставляя влажные следы на полу, топает в раздевалку, то и дело передергивая смуглыми плечами. Чоноп некоторое время смотрит ему вслед и потом, спохватившись, устремляется следом за старшим, по пути выкидывая больше похожую на использованную половую тряпку футболку в мусорное ведро.