три недели в июне

где ты, когда никак не согреться в холодной постели с чёрно-белыми снами? где ты, когда хожу я один по многолюдным квартирам проходными дворами?

На завтра тоже была хорошая погода. Билет на автобус уже лежал в кармане сумки. Были сданы все экзамены, курсовые и даже книжки в библиотеку. До отъезда оставалось одиннадцать часов. Солнце, появившееся накануне, вновь вовсю жарило, как бы извиняясь за неделю отсутствия. Хорошо. Грустно было немного, но не сильно. Чувство лёгкой свободы превалировало над печалью из-за очередного расставания. Хотелось уже поскорее сесть в уютный междугородный автобус, заткнуть уши наушниками и смотреть в окно, на тонущий в огнях пока так и не ставший родным город. Город, в котором останутся ледяной мальчик Ванечка и взбалмошный мальчик Витёк. Вчерашний разговор в баре так ни к чему и не привёл. Было лень что-то доказывать, приводить доводы в свою пользу, опровергать слова Ивана. Нет так нет. Ему же хуже. Или лучше. Без разницы. Равнодушие встало выше обиды. Возможно, это сердце вовремя обросло бронёй и теперь было глухо ко внешним раздражителям. Это хороший навык. Лиза могла бы им гордиться. Не многие способны отключить эмоции в момент, когда хочется выпалить в спокойное и ещё вчера такое дорогое лицо всё то, что грызёт тебя изнутри и не даёт спать до пяти утра, отравляя любую попытку забыться. Солнце сползло ниже окон соседней пятиэтажки, когда позвонил Ванечка. Хотел попрощаться. Можно. Было всё равно, но хотелось посмотреть на него, заглянуть в глаза, где наверняка скрывались некоторые ответы. Встретились как обычно: на середине дороги между домами и пошли рядом. Молчали, потому что слова как-то не нужны были. Лиз посмотрела на кудрявую голову Ивана: что там у него происходит? О чём думает? Тот почувствовал её взгляд, глянул сбоку, улыбнулся. Улыбка вышла немного жалкой. Или так показалось, потому что сегодня вид у него был невыспавшийся. Под глазами залегли синеватые тени и лицо бледнее обычного. Дома у Сворлова как всегда сидел Пуфик, на этот раз с томиком Ницше. Читал тихонько вслух, комментируя прочитанное сам себе. Иногда с матами. Но это было уместно. Лиза оглядела квартиру, уже совсем привычную, пустую, но всё равно уютную. Подумала, что будет скучать. Не по Ванечке, а вообще, так. Из колонок доносилось: «Мимо двери, по дороге за черту, унося с собой мечту о долгих вечерах… и нету слез в глазах». Очень кстати. Забавно наблюдать, как жизнь сама подбирает саундтреки к тем или иным событиям. Получше любого звукорежиссёра. Ванечка позвал на балкон курить. Когда доставал сигарету из пачки, пальцы слегка дрожали. Лиза посмотрела с удивлением. Дым плавал во влажном июньском воздухе, не желая улетать далеко, вплетаясь в ивановы кудри, и казалось, что мысли у него такие-же: полупрозрачные, витиеватые, перетекающие из одной в другую. Тополя привычно шебуршали, одобрительно кивая кронами, подсвеченными вечерним солнцем. На Лизу напал лёгкий мандраж — так всегда бывает перед дорогой. Уже не сидится на месте, уже хочется быть в пути. И эти последние несколько часов до отъезда самые сложные. — Ты напишешь мне? — спросил Иван, внимательно разглядывая тлеющую сигарету, словно на ней были какие-то письмена, одному ему видимые. Хотелось ответить: А что писать-то? Но Лиз просто сказала: — Да. Настроение было хорошее. Нет смысла огрызаться. — Я, наверное, жалеть буду, — проговорил с расстановкой Сворлов, — точно буду. Уже жалею. О чём это он? — Знаю, что как только ты уедешь, пройдёт час, а я начну скучать и хотеть вернуть тебя. Но уже ничего нельзя будет сделать. У меня всегда так. А, вот о чём. Его слова немного задели Лизу. В хорошем смысле. Стало приятно, что всё-таки не совсем он ледяной, тоже может что-то чувствовать. Хоть и упустив время. — Не жалей. В ноябре приеду — увидимся, — сказала, не чтобы утешить. Правда подумала, что было бы интересно встретиться осенью. — В ноябре… Это очень долго, — Иван не оценил, перспектива ожидания смущала. — Я могла бы сейчас остаться. Переехать сюда. Но ведь ты не хочешь, — сказала не утвердительно, как бы спрашивая: давала ему возможность переубедить. — Не хочу, — кивнул Ванечка. Не воспользовался возможностью. Напротив — взмахнул топором — отрубил ветку, за которую Лиза попыталась уцепиться напоследок. Ну и к чёрту! Она зашла в комнату, где всё ещё звучало: «Мы потеряемся с тобой! Мы потеряем счет словам, мы с тобой разойдемся в небе, как две стаи, кто на юг, а кто на север, а кто на волю полетит, теряя перья и помня, как захлопнулась дверь!». Дверью, впрочем, хлопать не стала. Прикрыла тихонько, поёжившись от холода подъезда. Ванечка следом не побежал. Во дворе столкнулась с лохматым весёлым Витьком, который шёл вприпрыжку, подпевая чему-то в плеере, шлёпая кедами по невысохшим ещё лужам. — О! — Волчара замер, вытащил наушники, протянул руки для объятий. Лиза обхватила его тощие плечи, вдыхая привычный аромат табака и фруктовой жвачки. Обнимать Витька было приятно и легко, как братика. — Я уезжаю. Вечером, — зачем-то уточнила, хотя и так было понятно. — Я провожу! — тут же вызвался Витёк. И это тоже было приятно. — Не надо, — улыбнулась Лиза, — провожать грустно. Волчара нахмурился, но видимо понял. Настаивать не стал. Потёр переносицу, переступая с ноги на ногу. Явно хотел что-то сказать, но не решался. — А я к Ваньке иду, — тоже любитель озвучивать очевидные вещи. — У вас всё хорошо? — это не любопытство было, скорее беспокойство. Правда хотелось знать, что у Витька всё в порядке. Хотя бы у него. — У нас? Мы не вместе, ты чего? Я думал, вы встречаетесь, — не врал, смотрел округлившимися глазами. — Нет, не встречаемся, — голос дрогнул, — может быть, тебе стоит снова попробовать? — С ним? — Витёк скривился, — не моё это, я понял. Он… Он крутой слишком для меня, вот что. — Как это? — стало правда интересно. — Не мой уровень, — опять как-то непонятно ответил Волчара, — я пока не дорос. Теперь Лиза поняла. Не стала больше задавать вопросов. Ещё раз обняла Витька и помахала рукой, отойдя на несколько метров. Он тоже махнул узкой ладонью. Было жалко оставлять его в этом сером дворе, такого неприкаянного и слегка потрёпанного непробиваемым Иваном. Он ведь создан для того, чтобы влюбляться без памяти и дарить кому-то себя без оглядки, целиком. В омут с головой. Золотистый омут сворловских глаз и кудрей, который не принял этой безрассудной жертвы. А потом всё было так, как хотелось Лизе: уютная темнота автобуса, огоньки за окнами и лучший в мире плейлист. Дорога стелилась под колёса, уводя всё дальше, обещая новых ванечек и новые полупустые квартиры, пропахшие вишней и сигаретами, где кто-то скромно играет на гитаре, а кто-то пьяно целуется на вечно открытом балконе. Ванечка больше не писал и не отвечал, когда Лиз всё-таки отправила ему пару сообщений. Ну и ладно. Было обидно, но не сильно. А в августе она познакомилась с очень красивым Димой Генераловым: он очаровательно заикался, рассказывая про моделирование кораблей, которым увлекался с пяти лет, и водил в планетарий, смотреть на созвездия и далёкие планеты. В начале ноября пришло сообщение. От полузабытого контакта Сворлов И. «я жалею».