Корица с запахом старых книг

— По­жалуй, Ва­ша оче­редь рас­ска­зывать, — с обыч­ной нас­мешкой про­из­нёс он.  Гер­цог ус­та­ло смотрит в огонь, уже час как пы­ла­юще­го, ка­мина и не­охот­но на­чина­ет свой рас­сказ:  — В детс­тве я был шум­ным ре­бён­ком. Час­то иг­рал с Кал­лу­мом и дру­гими ре­бята­ми в ста­рых под­зе­мель­ях особ­ня­ка. Так глу­по бы­ло по­лагать, что кро­ме пы­ли и не­нуж­но­го ба­рах­ла там что-то бу­дет.  Глу­пые и на­ив­ные, мы ис­ка­ли сок­ро­вища, ар­те­фак­ты, страш­ных чу­довищ. Приз­на­юсь, тог­да мысль, что я встре­чусь со страш­ным зло­де­ем и спа­су ко­го-ни­будь, ме­ня силь­но воз­бужда­ла.  Я брал кар­ты по­местья с от­цов­ско­го сто­ла и мы с то­вари­щами от­прав­ля­лись на по­ис­ки прик­лю­чений, — Бар­ма буд­то прос­нулся от нап­лы­ва вос­по­мина­ний и про­мол­вил, — Что-то я раз­болтал­ся. Твоя оче­редь, Ке­вин Рег­нард.  — Я очень смут­но пом­ню своё детс­тво, гер­цог Бар­ма, — Брейк про­из­но­сит фра­зу как-то зас­тенчи­во, но по­том про­дол­жа­ет бо­лее уве­рен­но: — В от­ли­чии от Вас, я был ти­хим ре­бён­ком. У ме­ня не бы­ло дру­зей, да и охо­ты до игр то­же не бы­ло. В детс­тве маль­чиш­ки пре­зира­ли ме­ня за ти­хий ха­рак­тер и из­де­вались, проз­вав ме­ня «Ти­хий Рег­нард». Чес­тно го­воря, это ме­ня ни­как не за­дева­ло. Я мог спо­кой­но на­ходит­ся в оди­ночес­тве, нап­ри­мер, с хо­рошей кни­гой.  — С тру­дом ве­рит­ся мне что-то в твою лю­бовь к кни­гам, — ры­жий ус­мехнул­ся. — Ты от те­мы не от­хо­ди, — крас­ногла­зый злоб­но ух­мыль­нул­ся, в оче­ред­ной раз выз­вав от­вра­щение.  — В юнос­ти я был очень вспыль­чи­вым юно­шей… — Что-то Вы с тех пор сов­сем не из­ме­нились, — Зар­ксис гру­бо пе­ребил Ру­фуса сво­ей нас­мешкой. — Шляп­ник, зат­кнись! — Же­лез­ный тес­сен, увы, но про­летел ми­мо мер­зко­го гос­тя.  Аль­би­нос скло­ня­ет го­лову и с прит­ворной веж­ли­востью про­тяги­ва­ет: — Про­шу Вас, про­дол­жай­те… Бар­ма ста­ратель­но де­ла­ет вид, что не за­меча­ет это­го и дей­стви­тель­но про­дол­жа­ет го­ворить: — Я был вспыль­чив, и при­вязан к од­но­му иди­оту Кал­ло­му, ко­торый к то­му же смыл­ся, ос­та­вив мне сво­его обол­ту­са вну­ка, — чер­ногла­зый през­ри­тель­но фыр­кнул при на­поми­нании о Рей­ме и сно­ва про­дол­жил: — Тог­да моя страсть к кни­гам и зна­ни­ям ещё не раз­ви­лась, и го­лова бы­ла пол­на че­пухи. Нап­ри­мер, как же­нить­ба или друж­ба.  С пер­вым у ме­ня не срос­лось, а со вто­рым и по­дав­но, — гер­цог Бар­ма скло­нил го­лову и про­буб­нил: — Бо­же…ко­му я это рас­ска­зываю?  — Моя оче­редь, да? — Брейк улыб­нулся.  — Вер­но… — бы­ло и ос­лу по­нят­но, что Ру­фус про­пус­тил гло­баль­ную часть сво­его рас­ска­за. Ту чёр­то­ву часть, о ко­торой они оба прек­расно зна­ли.  Фарс про­дол­жался. — Моя юность ма­ло, чем от­ли­чалась от детс­тва. Я ув­лёкся фех­то­вани­ем и пре­ус­пел в этом. А пос­ле смер­ти семьи стол­кнул­ся с Син­кле­рами и стал им слу­жить. Даль­ше зна­ешь… — Бу­дучи уже в та­ком сос­то­янии я, — Ру­фусу ста­ло смеш­но с собс­твен­ных слов, — сме­нил имидж и ин­те­ресы. Уму ра­зуму наб­рался та­ки за те го­ды, по­ка ты про­падал в Без­дне. Лю­бовь к кни­гам и страсть к ин­форма­ции — вот, что у ме­ня ос­та­лось. — Пос­ле Без­дны, я то­же сме­нил имидж, точ­нее ме­ня зас­та­вили это сде­лать. Я сме­нил имя, хо­зя­ев, да всю свою жизнь я сме­нил! — по­чему-то в его сло­вах проз­ву­чала злость, — про­менял лю­бовь к кни­гам на иг­ру с нер­ва­ми дру­гих ра­ди сво­его же раз­вле­чения.  Не­надол­го оба за­мол­ча­ли, а по­том ры­жего, как под­ме­нило. Его го­лос дрог­нул, хо­тя он вся­чес­ки пы­тал­ся не пре­давать се­бя чувс­твам. Он про­из­нёс, сла­бо, от­ры­вис­то и ти­хо: — И всё та­ки ты тог­да ме­ня бро­сил… Шляп­ник вздрог­нул. Всем сво­им су­щес­тво­вани­ем он на­де­ял­ся, что ры­жево­лосый зам­нёт эту те­му. Не вспом­нит, не тык­нет в боль­ное мес­то. Но то ли чёрт так ми­лос­тив над ни­ми, то ли те­ма о прош­лом так силь­но пов­ли­яла на про­ис­хо­дящее. Ска­зан­ное ска­зано и аль­би­носу на­до вык­ру­чивать­ся. Сно­ва.  — Поз­дно уже, я по­жалуй пой­ду, — встав со сту­ла он нап­ра­вил­ся к две­ри, не обо­рачи­ва­ясь и всё ещё на­де­ясь уй­ти. — Да, про­вали­вай. — уже при­выч­ный для слу­ха, хо­лод­ный го­лос раз­дался ему в спи­ну, — Ты же и тог­да сва­лил. Сей­час то­же ни­чего не ме­ша­ет.  И ли­бо «тог­да» вдруг за­име­ло ка­кую-то осо­бен­ность для Зар­кси­са Брей­ка, ли­бо он прос­то по при­выч­ки за­хотел до­казать свою пра­воту, но Шляп­ник обер­нулся, —…я не бро­сал. ― Ты лжешь! ― го­лос Бар­мы мгно­вен­но под­нялся с хо­лод­ных, рав­но­душ­ных нот, на вы­сочай­шие, страс­тные то­на, ― Чёр­то­вы го­ды я пот­ра­тил на те­бя! Мыс­ли и осоз­на­ния то­го, что ты ушёл нав­сегда, уби­вали ме­ня. Ты не сме­ешь го­ворить так. Ты прос­то ли­шён это­го пра­ва, а осо­бен­но оно от­сутс­тву­ет у те­бя в мо­ём до­ме. ― Ярос­тно вы­палил Ру­фус, рез­ко от­вернув­шись, но ещё не до кон­ца осоз­нав, ка­кую ошиб­ку он сде­лал. Рас­ска­зал, вы­дал се­бя, при­под­нял сте­ну. За­чем? Ведь этот ос­то­лоп ни­ког­да не пой­мёт всей той бо­ли, что ры­жий ис­пы­тывал из-за не­го. Он ни за что не осоз­на­ет то, что так бы­ло для них до­рого ког­да-то, выж­гло сер­дце Ру­фусу. Он не пой­мёт. Аль­би­нос ус­ме­ха­ет­ся, хо­тя в его ус­мешке с тру­дом мож­но уви­деть из­дёвку, ско­рее ужас. Тер­пкая оби­да и хлы­нув­шая кровь во рту, всё это вы­зыва­ло ужас­но-про­тив­ное же­лание об­нять, в глу­бине ду­ши, что от­нюдь не не наблюдалась у сие, не ска­жу, что мо­лодо­го че­лове­ка, страс­тно лю­бимо­го и до­рого­го Ру­фуса Бар­му. ― Ты прав… ― об­ры­вис­то и тре­пет­но ро­ня­ет Брейк, ― я ушёл, об­ре­кая те­бя на стра­данья, но я ни­ког­да не за­бывал о те­бе. Я всё вре­мя ви­нил се­бя, но знай, ― его го­лос сор­вался на шё­пот, ― Я ни­ког­да не бро­сал те­бя.  В эту се­кун­ду хо­лод­ная сталь, пла­мен­но не­нави­димая Зар­кси­сом, по­лете­ла в его сто­рону. Про­мах. Как всег­да, буд­то спе­ци­аль­но, и от­нюдь не со зла. В гла­зах по­тем­не­ло, хо­телось сдох­нуть, ну или на са­мый край­ний слу­чай, упасть в об­мо­рок, но чер­ногла­зый дер­жался. Слиш­ком хо­рошо для че­лове­ка на гра­ни.  ― Ты… Я…Не­нави­жу… ― он не скры­вал сво­ей злос­ти, но стран­но, нес­мотря на яв­ное же­лание убить столь на­до­ев­ше­го до бо­ли ему со­бесед­ни­ка, пот­ребнос­ти прог­нать Шляп­ни­ка из особ­ня­ка не бы­ло. Ру­фус не знал, что кон­крет­но чувс­тво­вал сей­час, это бы­ли слиш­ком силь­ные эмо­ции для че­лове­ка, что уже нес­коль­ко лет не­под­вижно, тре­пет­но и не­тороп­ли­во изу­ча­ет кни­ги, за­пол­ня­ет от­чё­ты, за­пира­ет­ся в биб­ли­оте­ке, не кон­такти­ру­ет с людь­ми.  Его раз­ры­ва­ющие мыс­ли и по-дет­ски глу­пый сту­пор пре­рыва­ют лёг­кие, на­ив­ные и опа­са­юще­еся даль­ней­ше­го ис­хо­да, при­кос­но­вения чь­их-то рук. Ру­ки обод­ря­юще гла­дят пле­чи и спи­ну, спус­ка­ют­ся на та­лию, об­ви­ва­ют бёд­ра и как-то по-хо­зяй­ски зас­ты­ва­ют в таком по­ложе­нии. И буд­то всё как преж­де, в те да­лёкие даль­ние, за­бытые вре­мена, ког­да го­рячее ды­хание жгло чу­жие клю­чицы, а ру­ки та­кие силь­ные, как-то по-род­но­му ле­ле­яли и лю­бящие об­ни­мали, и всег­да доб­рая, но хит­рая улыб­ка, нес­мотря на тем­но­ту, оза­ря­ющая и всем сво­им су­щес­тво­вани­ем кри­чащая: «Я люб­лю те­бя!». И на­конец, ди­ко-звер­ское же­лание це­ловать, в по­рыве ярос­тной страс­ти, под­вер­гнув­ши­еся ти­рании гер­цо­га Бар­мы, ис­ку­сан­ные гу­бы. Но что-то не так. На ли­це боль­ше нет той улыб­ки, а ру­ки та­кие же силь­ные, но слег­ка дро­жащие, слов­но бо­ящи­еся вот-вот гря­дущей рас­пра­вы. «Что я де­лаю?"― Ру­фус ужа­са­ет­ся от сво­их же мыс­лей, и слов­но встре­пенув­шись ото сна, пы­та­ет­ся выр­вать­ся из зах­лопнув­ше­гося, по сво­ей же ви­не, кап­ка­на. ― Что ты тво­ришь, чёр­тов Шляп­ник? ― чер­ногла­зый злит­ся, что как ког­да-то дав­но, сно­ва не смог сов­ла­дать с со­бой, что поз­во­лил че­лове­ку, ко­торый ког­да-ког­да-то унич­то­жил его, приб­ли­зит­ся так близ­ко, и не су­мел дать от­по­ра. Нас­толь­ко близ­ко, что лёг­кие раз­ры­вались под тя­жестью ды­хания, а сер­дце вот-вот вып­рыгну­ло бы из гру­ди. Креп­кие объ­ятия, и всё так на­ив­но хо­рошо, но Брейк бо­ит­ся то­го, что од­но не­вер­ное дви­жение и Ру­фус про­гонит, ог­ра­дит от се­бя, бо­ит­ся, что ещё один не­вер­ный вдох, и Бар­ма рас­тво­рит­ся, по­доб­но пеп­лу и ту­ману, бо­ит­ся то­го, что ещё од­но не­вер­ное при­кос­но­вение, и гер­цог унич­то­жит его. По­жалуй да­же ес­ли смерть нас­тигнет Шляп­ни­ка, то он ум­рёт счас­тли­вым, но увы, с бо­язнью ни­ког­да боль­ше не уви­деть то­го, кто по­дарил ему се­бя и своё сер­дце.  И Ру­фус, он бо­ит­ся да­же боль­ше. Стра­шить­ся он, что не бы­ло то­го зна­комс­тва с мо­лодым, от­важным ры­царем, что не бы­ло уро­ков фех­то­вания, что те уро­ки, ко­торые с та­ким ос­терве­нени­ем пре­пода­вал мо­лодой Бар­ма нес­носно­му, но го­рячо же­лан­но­му аль­би­носу — уро­ки тан­цев, что и их при­дума­ли его боль­ные нед­ры ра­зума. Ры­жий бо­ит­ся и то­го, что не су­щес­тво­вало Крас­ногла­зого Приз­ра­ка, и не бы­ло той бо­ли, что ухо­дя, Брейк при­чинил ра­нимой, мо­лодой осо­бе.  Они бо­ять­ся вмес­те. Бо­ять­ся мно­гого, но уте­ша­ет лишь од­но: сей­час — это не­важ­но, ведь по­ка есть ещё вре­мя, его так ма­ло, но по­ка оно не ис­текло… Два лю­бящих, раз­ру­шен­ных и упи­ва­ющих­ся болью сер­дца со­еди­нят­ся вре­мен­но в од­но.