Прыжок Веры

Всю следующую неделю Колин и Эзра не выбирались из лагеря. Ру, как и обещал, расставил в городе патрули, но вместо вестей о Юсуфе, Галь и Пири цыгане пока только сообщали, что видели в городе тамплиеров. «Византийцы», как их назвали Эзра и Ру. Помня просьбу Колина научить держать меч, Эзра дождался, когда рана на его плече немного затянется, и только потом решил провести первый урок. — Итак, что я должен делать? — спросил Колин, заняв исходную позицию. В руке он держал палку, к которой старик, вырезавший для детей игрушки, приладил гарду и эфес, чтобы это хоть как-то походило на меч. Такой же «меч» держал и Эзра. — Для начала хват, — объяснил тот. Он переложил меч из одной руки в другую, чтобы почувствовать «оружие». — И запомни, что реальный меч тяжелее. Эзра пересек тренировочную площадку и встал рядом. — Меч нельзя сжимать слишком сильно, чтобы не устало запястье, но при этом достаточно крепко, чтобы проводить атаки, и противник не смог выбить оружие из рук. Эзра ударил сбоку своим мечом по мечу Колина, и тот ощутил вибрацию в руке. Он сжимал эфес слишком крепко. — Просто почувствуй его, — Эзра рассек воздух крест накрест почти не вкладывая усилий, будто деревянная палка была продолжением руки. Колин повторил движения. Он просто стоял и медитативно размахивал «мечом», что даже не заметил, как рядом с ними собралась детвора. Вооружившись палками, мальчишки и даже девочки оттачивали движения вместе с ним. Эзра наконец-то улыбался. — Отлично, теперь попробуем сделать примитивное отражение. Колин чувствовал себя глупо, обучаясь вместе с детьми, но Эзру это напротив забавляло. Он разделил всех на пары, расставил по площадке так, чтобы никто не мешал друг другу, и ненароком не задел соседа палкой. Сам же он встал напротив Колина. — Один из вас будет нападать, а другой отражать выпад, — распорядился Эзра. Ребятня внимательно слушала каждое его слово, — Смотрите. Эзра шагнул вперед, проводя замах справа параллельно земле. Колин, пытаясь не пропустить удар, поспешно выставил «меч», и палки громко стукнулись друг о друга. Колин ожидал второго удара, но вместо этого Эзра стал обходить площадку, наблюдая за атаками и отражениями ребятни. — Скоро кто-нибудь из цыганок спохватится и прогонит их, — объяснил Эзра, когда Колин напомнил ему, что цель занятия была научить именно его. — Пусть поиграют. — Я могу составить тебе пару, — весело предложил подошедший к площадке Ру. Он поднял с земли небольшую тонкую жердь, махнул ею на пробу и занял позицию перед Колином. — Я думал, что цыгане не одобряют насилия, — усмехнулся тот. — Иногда свободу можно вернуть только мечом, — философски заметил Ру. Он сделал внезапный выпад, и Колин едва успел выставить блок. Ру двигался быстро, проводя атаки то слева, то справа, бил резко, но несильно, чтобы не нанести травму. — Подаешь плохой пример, — сделал замечание Эзра. Детвора, наблюдая за предводителем лагеря, стала атаковать агрессивнее, и вовремя подоспевшие матери забрали своих детей. — Ты всех распугал, — вздохнул Эзра, наблюдая за тем, как недовольно расходятся его «ученики». — Прости, kardeşim, но им правда еще рановато, — возразил Ру. Эзра проглотил замечание. Колину не в первый раз казалось, что хоть Эзра и уважает Ру, но болезненно относится к его наставлениям, словно тот поучает ребенка. — Сегодня вечером будем праздновать, так что не опаздывайте, — предупредил Ру и двинулся прочь. — Праздновать? — насторожился Эзра, подбирая с земли свой «меч», который отложил, пока наблюдал за успехами цыганских ребятишек. — Мы все живы, разве это не повод для праздника в такое смутное время? — развел руками Ру. — К тому же вам самим не помешает развлечься и снять напряжение. Выслушав его, Эзра молча занял позицию перед Колином и кивком дал знак приготовиться. Он гонял Колина по всей площадке до седьмого пота. Сначала наступал, оттесняя к краю, затем показал, как правильно наносить удар, и тут уже Колин дал волю эмоциям, проводя атаки. Эзра отразил их все, хотя сам Колин пропускал выпады, за что в наказание несколько раз больно получил по предплечьям и один раз по кисти. Эзра старался действовать медленно, чтобы Колин научился успевать замечать детали и предугадывать движения соперника. Вначале ему удавалось сосредоточиться, но потом он всякий раз на что-то отвлекался, но Эзра не делал ему поблажек. Вечером, когда уже начало смеркаться, а Колин успел отдохнуть после первой тренировки, хотя с непривычки все тело дико болело, к нему вошел один из жонглеров и позвал присоединиться к празднеству. Над лагерем снова зажгли фонарики, но в этот раз их было значительно больше. На улицу, казалось, высыпал весь лагерь — дети и старики, мужчины и женщины. На площадке, где сегодня тренировался Колин, расположились жонглеры и факиры, выдыхавшие в небо большие огненные шары. Отовсюду доносилась музыка, среди музыкантов сидел и Ру с лютней, а перед ними в цветастых платьях лихо выплясывали цыганки, аляповато увешанные массивными украшениями. Среди них Колин узнал Зои, которая перевязывала ему рану. Он присел на скамейку рядом с молодыми людьми, тут же вручившими ему глиняный стакан и плеснувшими туда ракы. Колин сделал глоток, поморщился от крепости и закашлялся. Цыгане весело засмеялись. — Никогда не пей из стакана незнакомца. Сначала требуй, чтобы он первый сам попробовал, — назидательно сказал один из них. — Ты все это придумал, чтобы самому больше досталось! — возразил другой. Они снова засмеялись. Колин демонстративно сделал еще один глоток. На этот раз он знал, к чему готовиться. Цыгане внимательно следили за его лицом, но Колин героически прошел испытание, за что был вознагражден одобрительными хлопками по спине и улюлюканьем. К этому времени подоспел ужин. Колину, как гостю, достались лучшие угощения, и за едой, выпивкой, музыкой и болтовней он и думать забыл о том, почему оказался в лагере. Ему было спокойно и хорошо — его не тревожили ни Баязид, ни Тарик, ни смерти, что преследовали его в Константинополе, ни бремя, которое он разделил с Эзрой. Одна из девушек потащила его танцевать. Ее украшения ярко переливались в свете костров и фонариков. Музыка сама вела его. Он медленно растворялся в атмосфере праздника и понял, что захмелел. Голова кружилась от ракы, огней, веселого гомона и легкости, которой давно уже не испытывал. Эзру Колин заметил чуть поодаль. Напялив черную в красных цветах рубаху, застегнутую всего на пару пуговиц, и почему-то длинную до земли юбку, он танцевал с Зои, которая была ниже его на голову. Колин сразу вспомнил тот злополучный вечер, но не его пугающие события. Танец Эзры, одетого как rakkase, отчетливо предстал перед глазами, и он отдаленно услышал мелодию, которую играл Карим. Тогда он был заворожен его движениями, но после, когда узнал о том, кем являлся Эзра, и жизнь их превратилась в выживание, образ прекрасной танцовщицы выцвел, оставшись где-то в прошлом. Сейчас Колин снова вернулся в тот вечер, когда воровато подглядывал из своей комнаты. Эзра двигался не как женщина, но и не как мужчина. Это и на танец не было похоже, скорее пластику дикой кошки, если бы та стала человеком. Зои совершенно не смущало, что они движутся невпопад: она танцевала рядом, их движения были неслаженными, но это будто только радовало обоих. Колин совсем позабыл, что его и самого позвали танцевать. Цыганка растворилась в толпе, заметив, что мысли Колина заняты чем-то другим. Он просто стоял столбом, вглядываясь в футуристичную пластику Эзры. Песня закончилась, но тут же началась следующая, а Эзра будто этого и не заметил. Он был заворожен моментом, как Колин был заворожен им самим. — В детстве он мечтал стать дервишем, — с улыбкой поведал подошедший Ру, в руках он держал лютню. — Почему не стал? — не отводя взгляда, спросил Колин. — Я пытался объяснить ему, что дервиш — это не только танцы, но и образ жизни. Они не цепляются за материальный мир, не имеют ничего своего. Цыганам это не всегда понятно. У них есть то, что принадлежит им, и они не готовы с этим расставаться, пусть даже все их имущество — это свобода и небо над головой. У дервишей все принадлежит Богу. — Думаешь, он сейчас счастлив? — Он на своем месте, — согласился Ру. Колин не мог понять, речь шла о Братстве ассасинов или лагере цыган. — Ру, помоги мне понять его, — тихо попросил Колин, в душе надеясь, что тот не услышал его. — Судьба свела вас не в самое спокойное время. Эзра веселый парень, искренний, честный и жаждущий того же взамен. Но сейчас он такой, каким мне еще не доводилось его видеть. Ответственность и опасность дышат в затылок, и он не знает, верно ли поступает. Он ведет себя так, как его учили: старается защищать невинных, заботится о благополучии Братства. Но в данный момент он совсем один. Братство — это сила, и он лишен ее. Возможно, он поступает глупо, что не пришел к ассасинам сразу же после вашего побега. Колин хотел возразить, что у Эзры есть они с Ру, Якоб и цыгане, но вместо этого ответил совсем другое: — Эзра считает, что среди них может быть предатель, и его появление станет катализатором. — Ты должен понимать, что Эзра честолюбив. Он всегда был на вторых ролях. Ему надо было заботиться о сестре, хотя он младше. В Братстве все равны, хоть там есть иерархия. Он всегда хотел выделиться, с самого детства, но приходилось мириться с тем, что он только часть огромного механизма. И вот ему представился шанс проявить себя, показать свою самостоятельность и доказать себе и Братству, на что способен. — Это он тебе сказал? — пораженно спросил Колин. — Я просто его давно знаю и понимаю. Во всяком случае надеюсь, что понимаю до сих пор. После разговора с Ру кураж сошел на нет, но Колину стало спокойнее. Будто ему открылось нечто сокровенное. Наблюдая за танцем Эзры, он ощущал с ним единение, хотя их разделяли десятки людей. Таинство двух душ, имеющих общий секрет, когда смотришь в толпу и находишь ответный взгляд, от которого екает в груди. Эзра был слишком увлечен, не замечая ничего вокруг, и Колину не хотелось, чтобы он его увидел. Ведь тогда этот мимолетный взгляд вновь потревожил бы мысли о Братстве и заговоре. Сейчас Эзра был свободен. Колину хотелось продлить этот момент как можно дольше. Пятясь назад, он покинул танцевальную площадку. Шум, песни и разговоры утомили Колина, ему хотелось уйти, но идти было некуда. Он попытался отыскать Ру, но тот снова присоединился к музыкантам. Зато цыгане, распивающие очередную бутылку ракы, были искреннее рады его возвращению. На этот раз хмель отзывался в его душе и теле тяжестью и леностью. Колин что-то хаотично рассказывал о своих путешествиях, путаясь в событиях, перескакивая с одной темы на другую. Цыгане смеялись над его историями, а заодно и самим Колином, и Колин смеялся вместе с ними и без стеснения сам подливал себе ракы. Так прошло несколько часов, пока Колин не заметил, что почти все его собеседники уснули прямо там, где сидели. Колин с сожалением вздохнул и плеснул себе остатки ракы. Он поднял мундштук кальяна, который те принесли, бросил грустный взгляд на свою спящую компанию и затянулся. — Ты их всех уморил, — послышался смешок Эзры. Колин лениво закрутил головой. Эзра сидел позади него, улыбаясь. Почти все остальные уже либо разбрелись по домам и крытым повозкам, либо дремали прямо на улице, обессилев от празднования. — Это все она, — Колин ткнул пальцем в бутылку ракы. Эзра фыркнул, забрал из его рук стакан, сделал глоток и стиснул зубы. — Как ты еще держишься на ногах? — Это маленький секрет гордого ирландского народа, — скупо улыбнулся Колин и снова приложился к кальяну. — Тебе пора спать, — Эзра поднялся. — Не думай, что завтра это будет предлогом пропустить тренировку. Вместо возражений Колин ухватил его за руку, не давая уйти. — Посиди со мной. Эзра хотел возразить, но послушался и присел рядом на край постеленного прямо на землю ковра, осторожно отодвинув в сторону одного из спящих цыган. — Я понимаю твои тревоги, — серьезно проговорил Колин абсолютно трезвым голосом. Ему столько всего хотелось сейчас сказать Эзре — что он жалеет о его детстве, о грузе ответственности, о том, что не слушал его наставления и делал все по-своему, — но вместо этого он произнес: — Я помню твой танец в день нападения. Эзра насторожился. Ему не хотелось опять думать обо всем этом перед сном, но он не стал прерывать Колина. — Я подглядывал, — смущенно глянув исподлобья, признался Колин. — Это делает мне честь — ты не заметил подвоха, — фыркнул Эзра и снова сделал небольшой глоток ракы. Колин протянул ему мундштук. — Никто не заметил, — он мотнул головой. Эзра подсел ближе и вдохнул ароматный пар кальяна. — Расскажи мне о них, — попросил он. Колин грустно улыбнулся и отобрал назад стакан. — Их звали Генри и Лэнгдон. Не то, чтобы мы были очень дружны, но они мне нравились. Генри всегда был собран и сосредоточен. Он сражался до последнего вздоха, всегда держал при себе меч. Он был рыцарем, — Колин не подозревал, что ему легко удастся заговорить о Шоу. Его долг был рассказать Эзре обо всем и тем самым почтить память о братьях. — Со стороны могло показаться, что они плохо ладили с братом, но это не так. Они враждовали как настоящие братья и как братья любили друг друга. Лэнгдон был легкомысленным, но добрым, легко относился к жизни… Это неправильно, что они умерли. Эзра долго смотрел на Колина, боясь что-либо сказать или сделать. — Мне жаль, что я причастен к их смерти, — наконец тихо сказал он. — Как ассасин я подвел их, нарушил главное правило — позволил клинку поразить невинных. — Ты не знал, — покачал головой Колин. — Это не оправдывает Братство. Нам следовало тщательнее провести расследование. — И какие еще у ассасинов правила? Помимо кредо. — Скрываться у всех на виду и никогда не подставлять Братство. Так что в некотором роде в тот день я нарушил все три правила, — мрачно признал Эзра. — Это не твоя… — Это моя вина, — отрезал Эзра. — Я сорвал операцию, потерял брата, и погибли люди, пусть и не от моего клинка! Не говоря ни слова, Колин протянул руку и сжал его ладонь. — Мы отомстим, kardeşim. За Карима, Лэнгдона и Генри, — с холодной решимостью проговорил Колин, но Эзра все равно фыркнул, когда тот обратился к нему, несмотря на серьезность заявления. — Скажи мне, — вдруг сказал Колин, — когда Лэнгдон повел тебя наверх, он… — Не думаю, что ты хочешь это знать, — вновь фыркнул Эзра. — Я хочу, — упрямо возразил Колин. Эзра удивленно выгнул бровь. — Ничего не было, не переживай. Моя невинность все еще при мне, — легкомысленно улыбнулся Эзра и залпом допил стакан ракы. Колин подозрительно сощурился. — Не может быть. Колин признавал, что сейчас плохо контролировал свои слова и чувства, но почему-то от признания Эзры ему стало спокойнее. Ему было гадко и стыдно признаваться себе, что втайне он злился на Лэнгдона из-за этого. Если бы Эзра был девушкой, он бы даже отважился назвать это «ревностью». Но Эзра не был девушкой, а ревновать к покойнику было бестактно. И все же он чувствовал, что после всего пережитого Эзру с ним связывает что-то большее, чем со всеми другими. — Конечно не может, — без ехидства ответил Эзра и мечтательно закатил глаза. — Ты видел этих цыганок? — Болван, — в сердцах ответил Колин. Эзра рассмеялся. — Не завидуй, arkadşım. Когда все закончится, то я обязательно тебя с кем-нибудь познакомлю. Эзра поднялся и протянул руку Колину. — А оно закончится? — Должно, если ты научишься держать меч. Так что в твоих интересах все же идти спать, если еще можешь стоять на ногах. Колин резво вскочил на ноги, слегка покачнулся, и Эзра тут же подоспел придержать его за здоровое плечо.

***

Следующие несколько дней Эзра не щадил Колина, устроив изнуряющие тренировки, будто поверив, что дальнейший успех и правда зависит от его умения владеть мечом. Ру пытался смягчить напор Эзры, но Колин не возражал. Он был рад, что они пришли к некому взаимопониманию, и оттого почти не обращал внимания на усталость. Лишь когда голова касалась подушки, Колин понимал, как изнурен под конец дня. Эзра учил его делать выпады и блокировать их, неусыпно следить за тем, чтобы вражеский клинок не нашел брешь в его обороне. Он советовал Колину не стоять на месте, чтобы не стать мишенью, и ему не нанесли удар в спину, потому что враги не атакуют по очереди. Благодаря нюхательным солям Колин не только почти не чувствовал боли в раненом плече, но и не ощущал ссадин и ушибов, полученных во время тренировок. Эзра не щадил не только его, но и себя, и Колин был даже рад этому, потому у них не оставалось сил тревожиться в неведении о возвращении Юсуфа в столицу. Помимо фехтования, выбирая каждый раз новый замысловатый маршрут, Эзра тренировался вертикально, как ящерица, подниматься по зданиям. Он умудрялся находить выступы и бреши на фасадах, ловко поднимаясь наверх, чем приковывал к себе восхищенные взгляды детей и испуганные женщин. Подпрыгивая, Эзра цеплялся крюком на своем скрытом клинке, с нечеловеческим проворством в два счета оказываясь на крыше. О том, чтобы освоить подобную технику, Колин и помыслить не мог — наверняка для этого уже с малолетства требовалось уметь лазать по деревьям, как обезьяна. Так что если и попробовать начать, то уйдет не один год, пока он сумеет повторить хотя бы десятую часть этих трюков. Но такого запаса времени у него в распоряжении не было, хотя нельзя отрицать, что это самый эффективный способ уйти от погони, особенно если твои враги носят тяжелое оружие и доспех. Однако это не значило, что Колину не довелось побывать на цыганских крышах: одним вечером после ужина Эзра зашел к нему и предложил подняться. — Не волнуйся, я не заставлю тебя карабкаться по стене. Просто подумал, что, всякий раз оказываясь на крыше, тебе не довелось спокойно полюбоваться на город, — объяснил Эзра, но у Колина сложилось впечатление, будто это звучит как предлог насладиться чем-то прекрасным перед смертью. Эзра приволок пару лестниц, по которым они поднялись с яруса на ярус, пока не оказались на крыше самого высокого в лагере дома. Небо почти полностью почернело, лишь на западе алела кроваво-красная полоска заката, плавно перетекая в голубую, густо-синюю и растворяясь в антрацитовом саване. Вдалеке виднелись иглообразные минареты и покрытые металлом и отражающие солнце полусферы куполов мечетей, далекие мачты кораблей в Босфоре, подсвеченный факелами лабиринт улиц, огни сигнальных башен военных баз, маяков Золотого Рога и колоссальной громады Галатской башни по ту сторону залива. Завороженный, Колин медленно опустился на старую расколотую черепицу, стараясь разглядеть и запомнить каждую деталь. Эзра, присев рядом, с одобрением поглядывал на него. — Самый прекрасный город на земле, — сказал он с гордостью. — Когда я был ребенком, то поднимался на крыши вместе с сестрой смотреть как на праздники взрывают ракеты, привезенные для султана из далеких стран, — он описал в воздухе линию вдоль горизонта. — Они распускались в небе красными и золотыми цветами, громко хлопая и треща. — Я слышал, подобное устраивают в Венеции во время городских карнавалов, — тихо поделился Колин. — Уверен, что таких огненных представлений, как в Константинополе, нет нигде, — ревниво возразил Эзра. Колин с улыбкой покосился на него. — Разноцветные залпы отражаются от залива, куполов и башен, а небо озаряется так, что затмевает звезды! — с ребяческим восторгом поведал Эзра. Колин попытался представить, что этот мальчишка убивал людей, и не смог. Словно это были два совершенно разных человека. — Мы можем умереть в любой день, — тихо сказал Эзра, подтверждая мрачные мысли Колина. — Что бы ты хотел успеть? — Зная, что ничто не истинно и все дозволено? — отшутился Колин, не зная что ему ответить. — Кредо работает совсем не так, оправдывая любые поступки, — неодобрительно подчеркнул Эзра. — Но и я не ассасин. Он сидел совсем рядом — теплый, живой и разочарованный. Светлые детские воспоминания оставили Эзру, развеялись как пепел по ветру. Выстужавшему нутро и душу ветру. Ведь и правда — они могут погибнуть в любой день. Люди покидают этот мир одинокими, сожалея о сотне вещей, которые не решились совершить, о словах, которые не отважились сказать. Колин так долго был один, странствуя по Европе… Если рискнуть, то он ведь ничего не теряет, а может даже напротив приобретет. Не друга, так врага. Сейчас он отчетливо понимал, почему многие слишком поспешно и необдуманно заключают свадьбы во время воин и отчего опасность лишь ярче разжигает в сердцах страсть, напоминая лишний раз оглянуться по сторонам, запомнить каждый миг и каждый день. Эзра видимо тоже решил его покинуть: он поднялся, даже не взглянув на умирающий на западе день, и направился к приставной лестнице. Колин ощутил лютую пустоту, ясно осознав — он сделал что-то неправильно, потому что Эзра из восторженного ребенка вдруг стал холодным и чужим. Колина сковал страх. Он вскочил на ноги и едва не побежал по крыше, огибая печную трубу, чтобы успеть, пока они оба еще здесь, пока еще не все упущено… Колин почти на самом краю развернул его к себе, и на удивление тот не воспротивился. Эзра цепко ухватился за его плечи, чтобы не упасть. Встал ближе, его горячее дыхание обожгло губы. Его глаза были темными и пугающими… А потом Эзра поцеловал Колина.

***

— Десинхронизация! — воскликнула Ребекка. Грейвз громко застонал, чувствуя, будто его выдрали из собственного тела. — Серьезно? — громкий возглас Шона неприятно резанул по ушам. — Эзра его там сожрал что ли или скрытым клинком пырнул в живот? На его месте я бы так и сделал. — Шон, заткнись, — попросила Ребекка. Отключив Грейвза от Анимуса, она склонилась над ним. — Ты как? — Будто меня… вывернули наизнанку. А потом пропустили через мясорубку. — Ничего, это скоро пройдет, — «утешила» Ребекка. — Лежи и не двигайся, я схожу за аптечкой. — Что произошло? — спросил Грейвз у Шона. — А ты сам что помнишь? Грейвз попытался сосредоточиться. — Мы с Эзрой были на крыше в цыганском лагере, — ответил он и вопросительно взглянул на Ребекку, будто ждал, чтобы та подтвердила его слова. — «Мы»? — переспросил Шон. — Не мы, конечно, — раздраженно отмахнулся Грейвз. — Колин. Колин и Эзра. — Будь поосторожнее с оговорками, — предупредила Ребекка, распахнув крышку автомобильной аптечки. — Это только кажется, что ничего не значит. На самом деле это тоже проявление эффекта просачивания. Ну, ты понимаешь: я в теле Колина, а значит я и есть Колин. Это не так. — Я помню, кто я есть, — недовольно возразил Грейвз, а потом с нажимом повторил: — Так что произошло? Шон поджал губы и замычал, обдумывая ответ. — Скажем так, — он взмахнул рукой, — ты увеличиваешь синхронизацию с Колином, повторяешь все важные моменты из его воспоминаний, чтобы, как заметила Ребекка, стать в некотором роде Колином и добраться до более поздних воспоминаний, к которым у нас пока нет доступа из-за низкой синхронизации. Мы выбираем стабильный момент в последовательностях ДНК и начинаем оттуда. Десинхронизация происходит, когда человек, находящийся в Анимусе, не может повторить то, что совершил его предок, а без этого важного условия нельзя изучить воспоминание до конца. — Короче, Шон пытается сказать, — вмешалась Ребекка, разглядывая этикетки на ампулах, — что Эзра поцеловал Колина, и целовать его в ответ было обязательно. А ты настолько оказался не готов и не смог это повторить за Колином, что Анимус вышвырнул тебя из воспоминания. — Ого, — у Грейвза пересохло в горле. — Более того, тебе придется проходить это воспоминание заново с контрольной точки, чтобы завершить его и двигаться дальше, — ехидно добавил Шон. — А это обязательно? — на всякий случай решил уточнить Грейвз, хотя уже знал ответ. — Увы, мой друг! Мне самому не хочется наблюдать это повторно. — Гомофоб, — прокомментировала Ребекка. Распечатав шприц, она переломила стеклянное горлышко ампулы и набрала лекарство. — Только не говори, что тебе понравилось, — фыркнул Шон. — Они милые, — пожала плечами Ребекка и закатала Грейвзу рукав. И тут Грейвз наконец заметил, что кое-кого не хватает. — А где Криденс? — Хочешь поупражняться на нем? — вновь съехидничал Шон. — Отвали, Шон! — рассердилась Ребекка. — Видишь, я пытаюсь сделать укол? А он дергается от каждого твоего слова. Шон молча поднял руки и пошел обратно к своему столу. — Криденс тренируется внизу, — ответила Ребекка. Смазав сгиб локтя спиртом, она быстро проткнула кожу, что Грейвз даже ничего не почувствовал, и впрыснула в вену лекарство. — А теперь отдохни. Грейвз всегда стремился поскорее выбраться из кресла Анимуса, проводя ассоциации с подопытной крысой, так что теперь он чувствовал себя как на операционном столе. — Как думаешь, поэтому Уильям решил «приставить» ко мне Криденса? — не удержался он от вопроса. — Я не знаю, — сочувственно ответила Ребекка. — Обычно все сыпятся на десинхронизации, когда совершают первый прыжок веры или умирают во время боя. — Прыжок веры? Буквально? — Еще увидишь, — улыбнулась она. — Надеюсь, мне не придется это повторять. — Тут как повезет, — уклончиво ответила Ребекка. — Считай, что у тебя уже есть прыжок веры, который необходимо совершить, чтобы двигаться дальше. Успокоительное подействовало быстро, и Грейвз не заметил как вырубился прямо в кресле. Ребекка разбудила его только ближе к ужину. — Отдохнул? — участливо спросил Шон. — Более менее, — уклончиво ответил Грейвз. — Вот это я понимаю — тяжелый рабочий день! Грейвз каждый раз поражался тому, что его не тянет врезать Шону. Может, он и правда был пацифистом, как тот заметил? Он каждую минуту ждал от него очередную порцию колкостей, но Шон сейчас был на удивление равнодушен. На Криденса Грейвз за ужином старался вообще не смотреть. Был ли всему виной эффект просачивания или какая-то другая хрень, но он никогда прежде не замечал, насколько эти двое были похожи. Если раньше присутствие Эзры в воспоминаниях Колина никак не отражалось на общении с Криденсом, то сейчас это беспокоило и очень сильно. Не только из-за десинхронизации, а потому, что это вообще происходило и было важно для Колина. Ему вспомнилось, как Криденс спрашивал с намеком — видел ли он уже «это»? О, теперь он увидел! И не был уверен, что в дальнейшем не увидит чего-нибудь подобного, а может даже посерьезнее. Неужели он рассказал Уильяму, и тот посчитал связь Колина и Эзры удачным предлогом, чтобы сам Криденс расположил к себе Грейвза? Маловероятно. Грейвз не был знаком с Уильямом, но тот являлся наставником ассасинов, стремящихся, как он для себя определил, вести себя справедливо и честно. Уильям вряд ли пошел бы на такое. Значит, это было инициативой самого Криденса? Скорее всего дело совершенно не в этом. Это Грейвз параноил, а суть была проста — и он, и Криденс изучали одни и те же воспоминания, только каждый со стороны своего предка. Только то, что Колин может в дальнейшем обнаружить, пытаясь разобраться в заговоре между двором султана, ассасинами и тамплиерами, и имело смысл. Но что ждет самого Грейвза, когда они найдут ответ? Эффект просачивания поможет сделать из него ассасина или он уйдет и попытается выжить один, скрываясь от Абстерго? Выбор был невелик.

***

На следующий день перед сеансом в Анимусе Грейвзу вновь пришлось задуматься над тем, как выполнить синхронизацию. Можно бы было, конечно, просто залезть в шкуру Колина и попытать счастья, зная, что им предстоит, но ему казалось, что этого недостаточно. Для полноты картины ему хотелось поговорить с Криденсом, чтобы тот разделил с ним этот момент. Посочувствовал, как вариант, или дал дельный совет. В конце концов, зачем Уильям его направил в Убежище? Чтобы Криденс ему помог. Грейвза подташнивало от ситуации, но не из-за поцелуя, а потому что признавал — ему не хочется мучиться из-за этого в одиночестве. Криденса он обнаружил внизу — он оттачивал свои навыки паркура. Грейвз, в отличие от Колина, хотя бы мог подобрать подходящее название этому занятию. Криденс проворно взбирался на стеллажи, перемахивая с полки на полку, между которыми были довольно внушительные пролеты. Затем, достигнув верха, он ухватился за балку, похожую на широкую железнодорожную рельсу, которая была частью какой-то конструкции под самым потолком. Очевидно раньше ей пользовались, проложив ролики и тросы, чтобы с легкостью перемещать тяжелые грузы. Он поднялся как легкоатлет на бревне, хотя больше походил сейчас на акробата под куполом цирка. Причем делал все это без какой-либо страховки. Больше всего Грейвза напугало то, что за этой опасной тренировкой никто не следил. Если бы Криденс сорвался вниз, то так и лежал бы с переломанными костями, пока кто-нибудь не спустится. Так что Грейвз решил дождаться, пока тот снова окажется на полу, а заодно у него было время еще раз все прогнать в голове. Грейвзу было любопытно — занимался ли Криденс раньше чем-то подобным или это результат эффекта просачивания? Он выругался про себя — это снова возвращало его к Эзре и своей небольшой проблеме. — Есть дело или ты просто посмотреть пришел? — крикнул ему Криденс, забравшись на железный балкон у самых окон под потолком, откуда включалась сигнализация Убежища. — Первое! — ответил Грейвз и все же решил немного смягчить ответ: — Хотя второе очень впечатляет! Криденс ушел в конец балкона, где находилась вертикальная железная лестница, и спустился. Грейвз подошел ближе. Лицо Криденса покрывали бисеринки пота, серая футболка намокла и липла к спине; подмышками, вокруг горловины и на груди она потемнела от пота. — Не хочешь присоединиться? А то ты, кажется, немного располнел, проводя целые дни в Анимусе, — насмешливо предложил Криденс. Отойдя к стене, он поднял с пола бутылку воды и сделал пару небольших глотков. — Вовсе нет, — Грейвз придирчиво оглядел себя. — И я все равно не смогу повторить… такое. — Обучишься с помощью эффекта просачивания. Попросим Ребекку найти тебе предка, который умел сражаться и карабкаться по стенам, — весело продолжил Криденс. Он плеснул на ладонь воды из бутылки и протер шею. — Я к тебе по делу, — напомнил Грейвз, проигнорировав предложение. — Говори. — Ты знаешь, что я вчера десинхронизировался? — Да, — пожал плечами Криденс, будто не видел в этом проблемы, — и знаю по какой причине. Шон рассказал. — Хорошо, — кивнул Грейвз, стараясь не думать, какие эпитеты использовал Шон, чтобы поделиться новостью. — У меня проблема. — Боишься поцелуев? — усмехнулся Криденс. — Эй! — возмутился Грейвз. — Я не боюсь. Но ты не рассказал мне, а иначе я был бы готов! — Это помешает твоему эффекту просачивания, — Криденс отрицательно покачал головой. — Ты будешь лучше понимать Колина, действуя самостоятельно. — Я и так действую самостоятельно, — огрызнулся Грейвз. — Но об этом мог бы сказать прямо. Ведь раньше же намекал. «Ты уже видел это». Так знай, теперь я увидел! — Я спрашивал вовсе не для этого, — устало вздохнул Криденс. — Да? А для чего? — Хотел узнать твою реакцию, чтобы понять, как с тобой общаться, — невозмутимо ответил Криденс. — То есть ты еще и подбираешь тактику общения? А ты не думал общаться… ну я не знаю… Обычно? Естественно. Как с Ребеккой или Шоном, — с каждой минутой разговор выводил Грейвза из себя все больше и больше. — Или у тебя с каждым индивидуальная стратегия? — Я проверял тебя! — возмущенно воскликнул Криденс. — У меня только один шанс наладить общий язык! Грейвз махнул рукой и направился прочь к лестнице. — Эй, думаешь мне было легче? — сердито воскликнул Криденс. — Тебе надо было просто стоять и получать удовольствие, а вот мне самому пришлось не только понять, чего же Эзре надо от Колина, но еще и самому целовать его!