***
На все последующие дни Грейвз потерял покой: вместо погони по крышам теперь ему виделись Эзра и Колин в цыганском лагере. Ему было не по себе от мысли, что эти воспоминания с генетическим материалом передавались через его предков на протяжении веков. Но больше всего Грейвза беспокоило возвращение в Анимус. К слову, Криденсу грозила такая же неловкая ситуация, ведь они изучали одни воспоминания на двоих. Он уже довольно давно наблюдал напряжение, витавшее между Колином и Эзрой. Он не дурак и понимал, к чему все шло, но стоило представить, что будет, когда это произойдет во время сеанса, как Грейвз всерьез начинал задумываться о том, чтобы навсегда прекратить общение с «Малышкой». Его смущало, что Ребекка, Шон и конечно же Криденс станут свидетелями подобных воспоминаний, будто это было его личным секретом, а не человека, жившего пятьсот лет назад. Он чувствовал ответственность за происходящее, хотя по сути был лишь генетическим носителем информации и ни на что не мог повлиять. В любом случае Криденс кажется добился своего — теперь Грейвз увидел их вдвоем, и каждый день старался избегать не только Криденса, но и Шона с Ребеккой, которая следила за Анимусом, пока он проходил воспоминание, о том как Эзра с Колином… О, теперь он понимал, отчего она во время работы с Криденсом в Анимусе надевала наушники! Шон бы действительно этого не вынес. — Это было горячо, — со смущенной полуулыбкой прокомментировала Ребекка «успехи» Грейвза, когда закончилась сессия в Анимусе. Он предпочел воздержаться от замечаний на этот счет. Сам Криденс тоже избегал Грейвза: прекратил тренировки и никогда не оставался с ним наедине. Поначалу это даже забавляло, но чем меньше Грейвзу удавалось спокойно спать по ночам, тем больше его начинало злить их взаимное бегство. Он не знал, настоящие это были воспоминания в сновидениях или уязвимое после Анимуса сознание само порождало лихорадочный эротический бред, но Эзра неизменно приходил каждую ночь, забирался под одеяло, прижимался обнаженным телом к Колину, ласкал рукой между ног, дарил жаркие поцелуи, на которые тот самозабвенно отвечал. Грейвз никогда не ловил себя на мысли, что его заводит гомосексуальный секс, но месяцы воздержания, когда он перебивался лишь мастурбацией, сделали свое дело. Ему становилось почти физически плохо, когда он наблюдал за ними, потому что ассоциировал себя с Колином, и теперь прекрасно понимал Криденса. На самого Криденса ему теперь тоже было непросто смотреть — он сразу же видел Эзру и то, что тот вытворял с Колином во снах. И он завидовал, черт подери! Он поглумился над Криденсом, когда тот поделился с ним своей проблемой, но теперь понимал, как был неправ, и даже не мог попросить прощения, потому что рядом с ними постоянно находились Шон или Ребекка. Единственный шанс застать его — это, вероятно, прийти посреди ночи, как Криденс приходил к нему, но с недавнего времени тот взял привычку запирать комнату на ключ. Что Грейвза по-настоящему спасало в эти дни, так это довольно скучное чтение хроники де Клари, где он наравне с Колином искал в книге скрытые послания, которые могли навести на след Частиц Эдема. Радовало его лишь то, что у Колина даже половина текста не отложилась в голове, а значит по возвращению в Анимус ему останется только узнать, к чему в итоге пришел его предок.***
У Колина срок был в одну неделю. Пусть хроника де Клари не казалась таким объемным трудом, но чтение шло медленно из-за слога автора. Эзра с Юсуфом не беспокоили его лишний раз и терпеливо ждали новостей о прочитанном, сфокусировав внимание на своих задачах. Юсуф сетовал, что тамплиеры в отсутствие султана Баязида начали вести себя слишком свободно в городе и даже присвоили себе еще одну из заброшенных баз со сторожевой башней в районе южного порта. Его беспокоило, что они могут расширить свое влияние в Константинополе, и ассасинам в скором времени придется в открытую выступить против них. Сам Юсуф, конечно же был бы только рад осадить слишком много позволяющих себе тамплиеров в городе, который он по праву считал своим. Но если конфликт между ними и ассасинами разгорится в течение ближайшей недели, то они могут позабыть об их с Леандром дипломатической встрече. В ход пойдут мечи. На улице стояла чудесная погода, несмотря на осень. В родной Ирландии в эту пору наверняка уже зарядили промозглые дожди. Колин тосковал по дому, но после того, что с ним произошло в последние месяцы, не был уверен, что остался тем Колином, которым был до приезда в Константинополь, и сможет вести прежнюю жизнь. Возможно, он действительно мог бы стать частью Братства? Стать кем-то вроде посланника, продвигать идеи ассасинов на западе… Хотя, как утверждал Юсуф, их влияние не ограничивалось только Османской Империей, и простиралось по всему миру. Наверняка и в Британии он смог бы отыскать бюро ассасинов… Но в чем прок? Ему близки были не столько идеи Братства, сколько люди, которые являлись его частью. Но Юсуф – наставник турецких ассасинов и останется здесь до конца, а Эзра вряд ли захочет по собственной воле покинуть Константинополь. Поначалу Колин старался не высовываться из дома, но быстро понял, что в духоте и одиночестве невозможно сосредоточиться, а потому днем он выбирался с книгой на улицу и располагался неподалеку от тренировочной площадки, где Эзра учил немногочисленную группу рекрутов из цыган азам ближнего боя. Звуки глухих ударов деревянных мечей и скрежета тупых лезвий странно умиротворяли Колина. Он чувствовал молчаливое единство с окружавшими людьми, и может оттого чтение давалось легче. Время от времени над площадкой разносился голос Эзры, требовательно раздающий напутствия. «Держи удар», «оружие должно быть продолжением твоей руки», «не вертись, ты думаешь, что так в тебя сложнее попасть, но сам не заметишь, как напорешься на меч». Колин улыбался. Все это ему было хорошо знакомо, и он уже обладал неким опытом, позволяющим заметить, где ошибался тот или иной ученик. Ему казалось, что Ру будет против и не захочет по доброй воле никого отпускать, особенно сильных молодых мужчин и девушек, которые могли быть полезны гильдии. — Жизнь с нами ничему тебя не научила, — улыбнулся Ру, когда Колин задал ему этот вопрос. — Они свободные люди. А теперь хотят нести учение о свободе не только тела, но и разума, другим людям. — А если другие люди не хотят быть свободными? — Что же, это их выбор. Ты ведь читал Библию, Колин? — Конечно. И изучал теологию в университете. — Тогда ты знаешь, что когда Моисей увел свой еврейский народ из Египта, то ему пришлось сорок лет водить их по пустыне, чтобы сменились поколения. Старики, всю жизнь знавшие только рабство, не могли стать фундаментом нового государства. Они бы продолжали бояться и жить с оглядкой на прошлое, которое отравляло бы каждый молодой росток свободной мысли. Моисею пришлось не утратить доверия своего народа за долгие десятилетия и дождаться, когда появятся на свет и вырастут те, кто никогда не знал рабства, кто родился среди вольных людей. — И вы тоже ходите по пустыне, не зная рабства, — уловил суть Колин. — Вот уже не одну сотню лет. А потому мы свободны так, как ни один другой народ, — подвел итог Ру, и тут же отрешенно взглянул на Колина, будто не узнавал, а может предался своим воспоминаниям. Колин собрался уходить, но голос Ру, несвойственные ему властные интонации вынудили замереть на месте и слушать. — Пройдет еще ни одно столетие, прежде чем люди сумеют отринуть свое рабское прошлое и осознать, что хотят другого мира, уважающего их права. Где не будет султанов и королей. Где важнее будет не кем ты родился, а каким. Эти слова не давали Колину покоя. Были ли они простым наблюдением и жизненным опытом, или Ру пытался смотреть вперед сквозь время? А может, ему было известно что-то недоступное другим? Над тренировочной площадкой прокатился глухой стон, вырвав Колина из воспоминаний. Он уставился на рекрутов и заметил, что один из юношей зажимал рукой лицо, а остальные вместе с Эзрой взволнованно обступили его. — Прости, это вышло случайно! — уверял кто-то в сердце толпы. — Что произошло? — обеспокоенно спросил у Раду подоспевший Колин. — Заре врезал Стефану по носу деревянным мечом, потому что Стефан не успел вовремя прикрыться, — объяснил тот. Подумав, он улыбнулся и глубокомысленно добавил: — Полагаю, это не смертельно. Даже крови не видно. — Стефан должен Заре денег, вот он и огрел его, — поделился кто-то рядом с ними, но Колин не понял, иронизировал тот или говорил всерьез. — А может это потому, что Стефан теперь встречается с Зои, а Заре ревнует? — послышалась еще одна догадка. — Ревнует Зои или Стефана? — рассмеялся Раду. Эзра безуспешно пытался призвать всех вернуться к тренировке, но цыган, не привыкших к дисциплине, слишком увлекла травма товарища и ее возможные предпосылки. Хотя возраста все были примерно одинакового, Эзра выглядел на их фоне опытным наставником, пытавшимся утихомирить строптивых учеников. Что было недалеко от правды и не могло не вызвать улыбку у Колина. В конце концов Эзре пришлось махнуть на них рукой и назначить новое занятие на следующий день. — Уверен, что половина не переживет требований Эзры, и тот выгонит их с позором, а потом и Ру будет стыдить, — ухмыльнулся Раду. — Тебя в первую очередь, если будешь злорадствовать, — усмехнувшись, пообещал Эзра. — Покорнейше прошу простить, мастер, — притворно раскланялся Раду. — Есть успехи с хроникой? — стирая рукавом пот, выступивший на лбу, спросил Эзра у Колина, когда цыгане разошлись, а потом шепотом иронично добавил: — Или ты приходишь сюда, чтобы отвлекаться от чтения? Колин оценил его сарказм, но не подал виду, что слова имеют далеко недвусмысленный посыл. Днем они старались не оставаться наедине, поскольку искушение становилось слишком велико. Тренировки Колина теперь проводил только Юсуф. Эзра объяснил это тем, что не сможет сдержаться, если они, разгоряченные сражением, окажутся слишком близко друг к другу. Поведал он об этом ночью после отбоя в спальне Колина, после чего доходчиво показал, что именно подразумевает под своими словами. — Я нашел кое-что любопытное, — спохватился Колин и уткнулся в книгу, ища нужную страницу. — Вот, послушай это: «среди этих прочих чудес был там еще один монастырь, который назывался именем святой девы Марии Влахернской. В этом монастыре был саван, которым был обернут наш господь. Этот саван приоткрывали каждую пятницу, так что можно было хорошо видеть лик нашего господа, и никто — ни грек, ни француз — никогда не узнал, что сталось с этим саваном, когда город был взят». Колин нетерпеливо сверлил взглядом размышляющего над услышанным Эзру. Это был не первый отрывок, с которым он приходил к нему или Юсуфу, но те не слишком заинтересовались его предыдущими находками. Однако сейчас Эзра не спешил с ответом и был заинтригован открытием. — Нужно посоветоваться с Юсуфом, — наконец заключил тот, стараясь не смотреть Колину в глаза, а будто сквозь него. — Я знаю этот монастырь. Вернее то, что от него осталось. Он не пережил осаду Мехмеда во время взятия города. — Что, если под монастырем есть катакомбы, как те, которыми пользуются ассасины? Подземные тайники? — с надеждой предложил Колин и сжал пальцы на обложке хроники. — Возможно, ты прав, — допустил такую мысль Эзра, изучая опустевшую тренировочную площадку. — Но лучше обсудим это, когда вернется Юсуф. Радость от находки теплилась в груди. Колину оставалась приблизительно четверть страниц, и он переживал, что кроме этого отрывка дальше не найдет ничего подходящего под описание Частиц Эдема, о которых говорили ассасины. Ровно неделя. Неотвратимость этого срока пугала. Что будет по истечении седьмого дня? Колин всерьез раздумывал над тем, чтобы предложить Эзре отступиться от их планов, вернуть Леандру дневник и забыть обо всем, потому что его больше не волновали поиски истины. Он боялся за Эзру. Боялся, что каким бы смелым и ловким тот ни был, его могли убить. И его самого могли убить. А ведь они только начали познавать друг друга, только открыли своим чувства… Что если вражеский клинок отнимет у них это? Они с Эзрой могли бы покинуть город, найти пристанище где-нибудь еще, жить уединенно, подальше от общей суеты, где не пришлось бы скрывать своих чувств. Но он понимал, что отговаривать их с Юсуфом было бесполезно. Как бы Эзра не дорожил Колином и их отношениями, он мечтает отомстить за убитого Карима и всех остальных жертв, мечтает вернуть свое честное имя ассасина. Колин благословлял каждый закат, когда они с Эзрой оставались наедине, и проклинал каждый рассвет, неукротимо предвещавший исход отведенной им недели. Он безуспешно пытался растянуть каждый день, негодуя, что время несется вперед так неизбежно. Особенно тогда, когда просишь его об обратном. Ближе к вечеру в лагере появился Юсуф, поделившийся с ними новостями о том, что ассасинам не без его участия удалось отбить одну из баз рядом с Большим Базаром, на которую имели претензии тамплиеры. — Византийцы начинают наглеть, — с негодованием поведал он, когда они собрались у костра с вином и финиками. — Держу пари это из-за того, что султана нет в городе, а Ахмет не может подчинить себе янычаров в полную силу. — Городские глашатаи разносят слухи, что Селим собирается выступить на Эдирне против Баязида, — задумчиво поведал Ру, вертя в пальцах сладкий финик. — Я тоже слышал, — подтвердил Юсуф. — Это плохо. Если Баязид уведет из Константинополя войска, нам придется туго против тамплиеров. Потребуется стянуть силы ассасинов со всей Империи. После этого вступления Колин поведал Юсуфу и Ру об отрывке, который отыскал в хронике де Клари. Он ожидал, что получит полную энтузиазма реакцию, но ему не доставили подобного удовольствия. — Де Клари говорит о Плащанице, в которую был завернут Иисус, прежде чем вознесся. Во всяком случае так полагают христиане, — объяснил Юсуф, отпив из чаши вина. — А то мы не догадались по «савану, в который был обернут господь», — сострил Ру и закинул в рот финик. — Так это то, что тамплиеры могут искать? — нетерпеливо спросил Эзра, бросив взгляд на Колина. — Пусть она не вернула Иисуса к жизни, но… — Плащаница хранилась в Константинополе — это факт, — повредил Юсуф. — «Нерукотворный образ», как ее называли, находилась в Эдессе до середины десятого века. После ее увезти в Константинополь, и Плащаницу держали в соборе Святой Софии. В одна тысяча двести первом году, за три года до взятия Константинополя крестоносцами, во время восстания Иоанна Комнина, один из ассасинов, скевофилакс Николай Месарит, охранял сокровища храма Богородицы Фаросской. Помимо Плащаницы в реликварии содержались мощи и артефакты, датируемые эпохой Страстей Христовых. Иногда с ними устраивали шествия по городу, и реликвии хранились в Айя-София и монастыре Марии Влахернской рядом с дворцом. Эзра обменялся многозначительными взглядами с Колином. — Юсуф, я и не подозревал, что ты столько знаешь. Ты меня пугаешь, — рассмеялся Ру. — У меня был хороший учитель — наставник Исхак-Паша, — отмахнулся тот. — И что стало с теми реликвиями? — поторопил Колин. — Ответ у тебя в руках. — Юсуф кивнул на хронику де Клари. — Французы и итальянцы вывезли реликвии с собой. Но если некоторые из них утрачены или выставлены копии, то судьба Плащаницы известна Братству. С тысяча триста пятьдесят пятого года она принадлежит ассасинам и надежно охраняется. Ею завладел тамплиер Жоффруа де Шарни, и итальянское братство выкрало ее, оставив подделку. — А ассасины узнали, что она делает? — не скрывая любопытства, спросил Ру. — Конечно. Она имеет дар исцеления. — Значит, нам нужна другая Частица? — сделал вывод Эзра, но Ру перебил его. — Она надежно охраняется? — Конечно, — удивленно подтвердил Юсуф. — Сейчас наставником итальянского братства является Эцио Аудиторе. На него можно положиться. Так что я согласен с Эзрой, должно быть что-то еще. — Может, какая-то из других реликвий, которые охранял Месарит? — предположил Колин, листая хронику, пытаясь отыскать место, где читал об этом. — Вполне может быть, — согласился с ним Юсуф. — А вы не допускаете мысли, что… я даже не знаю. Что Плащаница может быть не одна? — философски заметил Ру, и Эзра бросил на него недоуменный взгляд. — Иисус был один, — напомнил он. — При чем тут он? Не он ее создатель, — отмахнулся Ру. — А те, кто были до нас, верно? Колин недоуменно уставился него. Что он имеет в виду? Кто был до нас? Он перевел взгляд на Юсуфа, но тот не спешил отвечать. — О чем ты говоришь? — насторожился Эзра. Колин не мог понять, действительно ли тот был растерян, как и он, или же пытался узнать, откуда ему известна эта информация. — А разве это не очевидно? — пожал плечами Ру. — Если бы Плащаницу создали христиане, вы бы и сами были храмовники, как и тамплиеры. Однако вы же ни во что не верите, кроме своего кредо. Значит, Плащаницу создал кто-то до первых христиан. Колин почувствовал себя неуютно. Это звучало вполне логично, почему он сам не дошел до этого? — Но раз вы так ревностно ее охраняете, значит она работает и представляет ценность, — заключил Ру. — К тому же, создав однажды столь могущественный артефакт, логично попытался повторить его и сделать как минимум два. Юсуф засмеялся и опрокинул в себя остатки вина. — Ты точно не хочешь вступить в Братство, kardeşim? С твоим умом я готов сразу возвести тебя в ранг даи. — Благодарю, но нет, — хмыкнул Ру, потянувшись за бутылкой. Юсуф дождался, пока его чашу вновь наполнят вином, прежде чем ответить. — В твоих словах есть смысл, но я не встречал в истории других примеров Плащаницы. — А Золотое руно? — обменявшись с Колином взглядами, спросил Эзра. Они не обсуждали загадочное руно Ясона из греческих мифов, но удивительно — ему в голову пришла та же самая мысль. — Верно, руно, — поддержал идею Ру, указав рукой на Эзру. — Это может быть тот же самый предмет, сложно судить, — уклончиво ответил Юсуф, пригубив еще вина. — Прошло слишком много времени. Колин с удивлением осознал, насколько тот оказался обеспокоен затронутой темой, потому что от прежнего Юсуфа, старающегося шутить при любом удобном и неудобном случае, не осталось и следа. Он был предельно серьезен и собран, размышляя над судьбой Плащаницы. — Ты видел ее когда-нибудь? — Колин озвучил волновавший его вопрос. Ведь если Юсуф имел о ней представления, то сразу признал бы Плащаницу, если они обнаружат другой экземпляр. Но к сожалению он знал ответ заранее. — Ни разу в жизни. — История — это, конечно, увлекательно, Юсуф, — вмешался Ру, — но что нам мешает проверить руины во Влахернах? Вдруг Месарит спрятал Плащаницу где-то под монастырем? В туннелях. Колин согласно кивнул. Он сам накануне обсуждал с Эзрой этот вариант. — Возможно, он перенес ее именно из-за восстания Комнина? — горячо поддержал Эзра, ухватившись за озвученную идею. — Конечно же мы проверим, — согласился Юсуф. — Но сначала встретимся с Леандром. А пока у Колина есть время дочитать хронику до конца, вдруг попадется еще что-нибудь полезное. Неделя. Их неделя скоро истечет. Оставалось всего два дня. — А если тамплиеры уже опередили нас и проверили Влахерны? — Эзра пытался надавить на Юсуфа, вероятно надеясь, что они все же проверят свою догадку завтра или хотя бы послезавтра, чтобы получить над Леандром преимущество. — Тогда нам придется отбирать у них Плащаницу силой, — подвел итог Юсуф и поднялся, чтобы отбить у остальных желание задавать новые вопросы. — Я останусь на ночь в лагере, но утром вернусь в Убежище в Галату, — предупредил он. Как только Юсуф покинул их, Ру допил свою чашу и тоже встал, чтобы уйти. — Я вас оставлю, голубки. Воркуйте, — с хитрой улыбкой произнес Ру, и его губы растянулись еще шире, когда он увидел нахмуренное выражение лица Эзры. — Он что… Он… — растерянно пробормотал Колин, переводя взгляд с одного на другого. — Только попробуй кому-нибудь рассказать, — с безошибочно читаемой угрозой в голосе предупредил Эзра. В ответ Ру весело рассмеялся и шутливо помахал им на прощание. — Это он был тем мудрецом, который посоветовал тебе… — догадался Колин, не глядя ткнув пальцем себе за спину, где предположительно находилась спина удаляющегося Ру. Эзра поджал губы и неопределенно пожал плечами. — Я не делился с ним успехами если что, — предвосхищая следующий вопрос, объяснил он. — Юсуф прав: мерзавец слишком сообразительный.