Элис

К утру мне начало казаться, что я, возможно, слишком бурно на всё реагирую. Проплакав вчера, мне удалось урвать час или два для чуткого сна, и хоть было бы лучше больше не просыпаться вообще, мне казалось, что за ночь моя тоска сменилась досадой, сожалением и некоторым замешательством. Я вчера расплакалась прямо перед мамой, и я совершенно не считала это достойным поводом для гордости. К тому же мне в голову пришла мысль, что я, вероятно, слишком резко обошлась с Элис. Конечно, это тревожный знак, что моя девушка видит следующим шагом в наших отношениях самоубийство при занятии сексом, но разве недостаточно было просто сказать ей "нет"? Крики и истерики, вероятно, не лучший способ для достижения понимания в вопросе, что мы хотим и должны "жить долго и счастливо" – то есть, продолжить жить. Потому что Элис по-прежнему мне нужна. Я чувствовала злость, раздражение и невероятную подавленность, но продолжала любить её. Такие мысли не снизошли на меня как пропитанное слезами откровение, когда я плакала с разбитым сердцем. Это просто ещё один факт обо мне: у меня тёмные волосы, большие сиськи, и я люблю Элис. Такой же факт, как и множество других, которые являются частью меня и никогда не изменятся, даже если я осветлю волосы или прибегну к пластической хирургии. Потому что моя любовь к Элис не поверхностная, а обитает в самые тёмных и глубоких уголках моего сердца - в месте, настолько защищённом от перемен погоды, что даже самое чудовищное предательство не сможет поколебать его. Я люблю её. Я поняла это, когда осознала, как трудно лежать без неё в постели и как ужасно просыпаться без её поцелуев, объятий и приставаний под душем. Со стороны Элис это было страшное предательство, пока что самое худшее на моей памяти, но оно было не первым и, вероятно, будет не последним. Элис обманывала меня с тех пор, как мы впервые встретились взглядами, но это всегда было потому, что она любит меня. А теперь, более чем когда-либо, было ясно, что она никогда не врала мне насчёт того, что любит и хочет меня. Её страсть была непонятной, а временами и очень извращённой, но сейчас она в уязвимом положении, и я уверена, что ей нужно лишь немного нежности и понимания, чтобы она пришла в себя. И что же она получила вместо этого в моём лице? Визжащего птеродактиля, который налетел на её самые сокровенные фантазии и в ярости разорвал их на куски в отместку за предательство. От этой мысли я съёжилась, даже когда плакала в и без того мокрую подушку. Вспышки эмоций не особо вязались с моим представлением о себе, как спокойной и зрелой девушке, и я ненавидела себя почти столь же, сколько ненавидела Элис. Мы обе по полному облажались, но Элис – намного хуже меня, что немного утешало, хотя похоже, что мы обе весьма и весьма хреново справляемся с ролью вторых половинок друг друга. Из-за занавесок лился тусклый серый свет. Скоро придётся вставать, и начнётся ещё один день на этой тупой и дерьмовой земле - этом холодном и отстойном булыжнике, который несётся через вселенную и плюёт с высокой колокольни на то, что прошлой ночью у меня могли окончательно испортиться отношения с моей девушкой. Я ненавидела себя за то, что мне жалко Элис после того, как она рассказала мне о своей больной и смертоопасной страсти, но давайте посмотрим правде в глаза: эта девчонка вампир. Я это знаю, и она тоже. Она не псих, а просто девушка, которой не посчастливилось быть отмеченной проклятьем вечной жажды крови. Конечно, её представления о любви будут слегка необычными. И она не виновата, что я придерживаюсь других взглядов. Конечно, у меня нет желания умереть, но я сильно сомневалась, что она на полном серьёзе хочет моей смерти. Её столь желанный выпускной вечер был безнадёжно испорчен, и от уныния она решила, что мы могли бы раз и навсегда покончить со всеми проблемами. Уверена, тогда ей это наверняка казалось наилучшим выходом, но если бы я не распсиховалась, а поговорила с ней и объяснила, что вечность, наполненная жарким сексом, намного лучше смерти, то, может быть, сейчас я была бы уже вампиром: просыпалась бы в каком-нибудь гостиничном номере где-нибудь в Сиэтле, протерев глаза, смотрела бы на Элис, мою Элис, мою навеки, а она бы склонилась, чтобы поцеловать меня в уже вампирские губы и... Но подождите… Ведь прошлым вечером вся эта трагедия произошла не на пустом месте. Напротив, Элис говорила, что уже давно думала об том, чтобы вместе отойти в другой мир. Она сказала, что хотела этого ещё с тех пор, как впервые увидела меня, а теперь... ей показалось, что будет самое время. Вдруг мне стало тошно. Вся моя любовь и жалость скрылась под толстым слоем тошноты. В кого я всё это время тыкала своим языком? В девушку, которая хочет моей смерти? Какой же пришибленной сукой надо быть, чтобы... Но мне не хотелось больше думать об этом. Всё было слишком запущено, слишком сложно, да и день ещё не начался. Я была уставшей и опустошённой, и хотелось как можно быстрее уехать, чтобы всё произошедшее поскорее превратилось в воспоминание, чтобы мы с Элис могли однажды оглянуться назад и посмеяться над тем, какими мы были молодыми и глупыми. Потому что я не сомневалась, что мы обязательно снова будем вместе. Я не представляла свою жизнь без Элис, и прошлой ночью я получила кое-какие доказательства того, что она тоже не может жить без меня и даже не помышляла о таком. Вместо того чтобы рисковать дальнейшими осложнениями в наших и без того сложных отношениях, она решила устроить мне романтические проводы в мир смертельного блаженства, а потом последовать за мной сама тем способом, который подходил её представлениям о трагической смерти влюблённых. Да, всё это очень элегантно, почти красиво, но тут будет одна маленькая-маленькая проблемка, конечно: ну, что мы при этом будем, скажем так, уже мертвы. Если говорить о себе, то смерть - не то состояние, в которое я готова была перейти. Брак – это прекрасно, даже вампиризм - звучит прикольно, но смерть… Нафиг! Если бы пришлось выбирать между Элис и жизнью, я бы… Что бы я выбрала? Я не знаю, но об этом мне тоже не хотелось сейчас думать, так что я, наконец, откинула одеяло и поплелась, ослабевшая и невыспавшаяся, в ванную и приняла душ, сонно покачиваясь под водой. Хотелось просто перерезать себе вены, чтобы всё смыло водой, но это казалось немного лишним, учитывая, что я недавно отказала своей девушке в аналогичном удовольствии. Стало грустно: я выбрала жизнь, а теперь не знаю, что с этим делать. Иногда судьба хуже смерти. Я просто надеялась, что Элис не будет сейчас выкидывать каких-нибудь фортелей. Прошлой ночью её обломали три раза: сначала её любовница с бывшей женой, а потом ещё и я, её вторая половинка. Но даже до этого тройного предательства она была не самой эмоционально устойчивой девушкой. В последний раз при нашей размолвке она, как раненая собачка, убежала прямо в объятия рыжей, чтобы госпожа избавила её от страданий. Но она же не поступит так снова, верно? Господи, как я на это надеюсь! Она же знает, что я наговорила ей это всё вчера сгоряча? Ну, точнее, почти сгоряча, но я точно не собираюсь протыкать её колом, если она снова подойдёт ко мне. Это было просто подростковое преувеличение – у молодой девушки в виде меня случился приступ истерики. Элис ведь это понимает, верно? Может быть, мне ей позвонить? И что я ей скажу? "Привет, Элис! Прости, что прошлой ночью не дала отправить себя на тот свет. Я просто... ну знаешь... была не особо готова", - так что ли? Нет, это даже смешно. У нас серьёзный вопрос, и я должна относиться к нему серьёзно. Элис облажалась по полной программе. Может быть, я тоже маленько переборщила, но это совершенно оправданно. То есть, эта девушка хотела убить меня! Я отказала её матери, дала "от ворот поворот" Лорен и спасла её саму от рыжей - и в ответ она захотела наградить меня приятной и романтичной смертью? Ну, это было неправильно с её стороны. Поэтому пусть Элис сама делает следующий шаг. Если она правда любит меня, как всё время утверждает, она извинится. Она признает, что была неправа, попросит прощения и пообещает никогда не... Ёлки-палки, о чём я вообще думаю? Это же Элис. Элис – не похоже на обычную девушку. Элис думает, не как все, и уж точно ведёт себя не так, как все. Как она скорее всего поступит? Я понятия не имела. Её реакция могла быть самой экстремальной и абсурдно-романтичной: она может вернуться к своей бывшей, снова приняться выслеживать меня, улететь в Париж, убить меня с особой жестокостью во сне, или даже заехать за мной в понедельник утром и с весёлой улыбкой отвезти в школу, добродушно притворяясь, что ничего не произошло - я просто не знаю. А я? Какая будет моя реакция? Я не знаю, но ко списку возможных ответов можно было добавить растущее чувство паники. Почему вчера вечером Элис не пришла домой? Куда она делась? Она должна была вернуться! Она должна была прибежать за мной той же ночью и извиниться. Как она могла позволить мне уйти после всего того, что я ей наговорила? Что если... что если... Ощущение, что всё произошло не по плану, медленно росло внутри меня, пока я не поняла, что хватит маяться дурью. После нашей ссоры прошло всего-то несколько часов, но при такой сильной зависимости от своей девушки, как у меня от Элис, несколько часов — это слишком долго. Какой смысл писать кипятком? Мы с Элис вторые половинки друг друга, и этого никогда и ничто не изменит, а притворяться, что я обиделась на неё - просто глупый и ненужный театр. Чем быстрее мы всё это преодолеем, тем быстрее заживём «долго и счастливо» и без двойного самоубийства в номере «люкс» какого-нибудь отеля. Так что я вышла из душа, наскоро вытерлась, и поспешно вернулась в свою комнату с полотенцем, обёрнутым вокруг тела. У меня первый раз так давно не было секса в душе, и это ещё одна причина сердиться на Элис. Однако в интересах скорейшего примирения, я прогнала эти мысли прочь и стала искать мобилу. На столе её не было, и я подумала, что забыла её в машине Элис вместе с кошельком, ключами, вибратором и парой запасных трусиков, которые столь нравились Элис. Ладно, мобилы нет. Я переоделась и попыталась включить голову, но там стали появляться мысли одна ужаснее другой о том, что ещё может помешать нам помириться. Я не из тех девушек, для которых потерянный сотовый телефон – аналога конца света, но этим утром ставки были очень высоки, и мне правда нужно было поговорить с Элис, чтобы хотя бы донести до неё, что я готова её простить ей и заниматься с ней сексом дальше, если она не собирается съесть меня потом живьём, как самка богомола. Я включила компьютер, нетерпеливо ёрзая на стуле, пока эта тормознутая машина загрузится, и проверила электронную почту. Мы с Элис мало общались по электронной почте, конечно, но при отсутствии телефона это был самый доступный способ связаться со мной. Но там ничего не было - Элис ничего мне не присылала. Только всякая фигня и спам с предложениями об увеличении пениса. До этого мама некоторое время пользовалась моим адресом электронной почты, пока не завела свой собственный, и я на секунду задумалась: на какие же сайты она подписана? - но сейчас это совершенно не важно. Мои отношения в опасности, и мне нужно связаться с моей девушкой. Но как это сделать без сотового телефона? Затем на меня снизошло озарение: домашний телефон! Нужно было догадаться до этого раньше, но я пребывала в слегка растрёпанных чувствах, и голова не особо варила. Едва на задворках сознания возникла мысль, что наши отношения навсегда испорчены, как внутри стало усиливаться ощущение пустоты. Я уже спускалась по лестнице, не представляя себе, что буду делать без Элис, её прикосновений, её голоса, её... Яда? Но я отогнала эти мысли прочь и схватила телефонную трубку на стене на кухне. Набрав номер Элис, я стала кусать ногти, пока раздавались гудки. Что я ей скажу? Я не знала, но сказать что-то - лучше, чем ничего. Господи, ну о чём тут спорить? Чего я вообще вчера так распсиховалась? Меня же и так не оставляют мысли о самоубийстве. Правда ли, что... В телефоне ответили. Моё сердце подпрыгнуло наполовину от страха, наполовину от облегчения, и... - Привет, это Элис, - сказал записанный голос. - Я сейчас не могу подойти к телефону, так что... Я хлопнула трубкой о базу. Невероятно! После всего, что она сделала, - испортила мне выпускной вечер попыткой угробить меня - у неё даже не хватает порядочности ответить на мой звонок. Но что если она не может ответить? Что если она там где-то снова затевает с рыжей и... Я схватила трубку и перезвонила. После сообщения Элис раздался сигнал, а затем... Я застыла с открытым ртом. Ну и что мне сейчас говорить? - Привет, Элис, - сказала я, и мой голос зазвучал так сладко и спокойно, что самой показалось странно. - Ты вчера не вернулась домой. Я волновалась. Я остановилась, отдышалась, сглотнула. - Э-э... ну, в общем, звякни мне, ладно? Я... просто… э-э… Мои веки дрогнули, слёзы посыпались на пол, но голос по-прежнему звучал спокойно. - Я люблю тебя, ясно? В общем, слушай… э-э... Перезвони мне, когда сможешь. Просто… Я повесила трубку. Проморгавшись, я вытерла глаза ладонями. Боже, как всё это глупо! Как я могла с ней так поступить? Она бы поняла, если я ей всё объяснила, если бы я просто... - Белла? - раздался голос мамы. Она пришла на кухню в тапочках, ночнушке, с растрёпанными волосами и покрасневшими глазами, будто не выспалась или вообще не спала. Я почувствовала укол вины, и мне не хотелось расстраивать её, поэтому я натянуто улыбнулась и сделала вид, что больше не плакала. - С добрым утром, мам, - сказала я, стараясь не всхлипывать. Мама с грустью посмотрела на меня. Я стояла у телефона, и было довольно очевидно, кому я звонила. Она подошла и заключила меня в объятия, наверное, чтобы мне стало лучше: - Ты в порядке, дорогая? Я обняла её в ответ, но немного напряглась. Зачем ей спрашивать? Ясное дел, я не в порядке, но я решила сделать вид, что всё наоборот. Зачем ей заставлять меня говорить это вслух? - Да, - сказала я, погладив её по спине. - Я в норме. А что? Она выпустила меня и посмотрела в глаза. - Прошлым вечером ты пришла сильно расстроенной, - сказала она, как если бы я забыла. Однако я ещё не страдаю провалами в памяти. Воспоминания о прошлой ночи были очень свежи, только этим утром к ним добавилось осознание, что я не могу жить без Элис, и мне нужно вернуться к ней. Поэтому я сделала морду кирпичом и стала сочинять ответ, который, как я надеялась, поможет мне сменить тему. - Ну, это всё из-за выпускного, - сказала я. - Я просто... ну, знаешь... и Элис... Я не закончила. Едва произнеся её имя вслух, я чуть снова не расклеилась, но вовремя сдержалась. - Даже после всего того, через что вы с ней вместе прошли... даже как-то удивительно… - мама покачала головой. - Мне всегда казалось, что она правда хочет твоего счастья. От горькой иронии у меня защемило в сердце. Элис хотела, очень хотела, чтобы мы обе были счастливы, абсолютно счастливы. У неё несколько странные способы достижения счастья, но её чувства искренни, и едва я поняла это, как стала её защищать: - Она так и хотела, мам. Это всё я виновата. Нужно было… - Не нужно брать на себя вину за все поступки этой девушки, - мама посмотрела на меня сердито. - Ты хорошая, Белла, и мне больно видеть, что с тобой происходит. Внезапно я поняла, что нет смысла говорить об этом с мамой. Ей никогда не понять меня, даже если она захочет. - Да всё хорошо, мам, - я просто покачала головой. - Слушай, давай поговорим как-нибудь в другой раз? Вчера не произошло ничего страшного. - Мне кажется иначе, Белла, - сказала она. - Ты хоть представляешь себе... - Мам, пожалуйста! - мягко перебила её я, помотала головой и уставилась в пол. - Просто... Она минуту смотрела на меня, а потом вновь обняла. - Ладно, милая, - сказала она. - Но если тебе будет нужно, ты всегда можешь поговорить со мной об этом, ладно? - Хорошо, - сказала я, и, как обычно, поняла, что не в этой жизни. Было воскресное утро, уроков сегодня не было. Мама достала меня своими просьбами разрешить ей испечь блинчики с голубикой, как если бы меня это могло хоть как-то развеселить. Но в последние дни у меня вообще не было аппетита, и блины (даже мамины блины) для меня были, как опилки с сиропом. Но мне не хотелось, чтобы мама ещё больше волновалась за меня, так что я решила заставить себя съесть завтрак - насыпала в миску кукурузных хлопьев, добавила холодного молока. В животе всё съёжилось. Я не представляла, что мне делать дальше. Прошлой ночью предполагалось поставить точку на всех наших проблемах, а вместо этого их стало ещё больше. Мы не только остались в Форксе, но ещё и получили ультиматум от Виктории: сдаться на её милость, иначе... И хотя это, несомненно, было уникальное предложение от такой красивой и сексуальной девушки, вряд ли оно подходит нам с Элис. Однако мы с Элис, похоже, кардинально расходимся во взглядах на то, что нам делать дальше. Я была готова предаться красивому разврату, которому, надеюсь, не будет конца, а она была готов убить сначала меня, а потом и себя. И поэтому сейчас наши отношения на грани разрыва. Но и это ещё не всё - не с такой девушкой, как Элис. Она явно несклонна к разумному и осмысленному поведению. Она из тех, кто любит похвастаться своей новой девушкой перед бывшими на званом ужине, мчится в Европу, когда уровень жести зашкаливает, и возвращается только тогда, когда её партнёр впадает в смертельную кому; она пойдёт на выпускной, когда вся школа ненавидит её, а сестры текут слюнками при виде её киски. От того, что она делала, пока ещё никому не стало лучше, и что бы она ни придумала после вчерашнего вечера, вряд ли это будет чем-то здравым и взвешенным. Поэтому именно мне предстоит взять наши отношения в свои руки – прежде чем станет ещё хуже. Я позвонила ей снова после завтрака, а потом набрала её домашний телефон. Оба раза попадала на автоответчик. Я не помнила номер Лии наизусть, но набрала Джейн — ответа не дождалась. Ну, кажется, стало уже хуже. Но, может быть, я слишком эмоционально на всё реагирую? В конце концов, мы крупно поссорились. Может быть, Элис нужно времени прийти в себя и успокоиться, чтобы понять, где она накосячила? Зализать раны и отлизать рыжей... Но нет, не нужно такое предполагать. Если Элис не отвечает на звонки, это ещё не означает, что она вернулась к Виктории. Или всё-таки вернулась? Телефон был беспроводной, и к полудню я сидела и смотрела телевизор, а телефон лежал у меня на коленях, как котёнок - я ждала звонка. Потом до меня дошло, что, возможно, она не догадывается, что я потеряла свою мобилу, поэтому я снова набрала ей и оставила сообщение, чтобы она перезвонила мне домой — опять на удивление спокойным тоном. Но через некоторое время я поняла, что забыла объяснить, почему прошу позвонить мне домой, и я снова позвонила и сказала, что потеряла свой телефон, а потом, ещё через десять минут, я вновь позвонила и спросила, не видела ли она его где. Я могла оставить его у неё в машине, а она могла не заметить. Потом ещё через полчаса я позвонила ещё раз и сказала, что если она нашла мой телефон, то может мне его завезти — я сказала это специально приятным голосом, подразумевая, что не сержусь и что всё будет хорошо, если только она перезвонит мне или приедет. Но она не перезвонила и не приехала. Я прождала весь день, и чем дольше она сохраняла режим радиомолчания, тем больше я беспокоилась и злилась. Мама сама приготовила ужин - впервые за месяц мы ужинали без Элис. Я сидела за столом, смаргивая слёзы от злости, в глазах мутилось, а кусок не шёл в горло. Мама спросила, перезванивала ли мне Элис, но я помотала головой. Если бы я начала говорить, то расплакалась бы прямо там. Как Элис может так со мной обходиться? Ладно там не приехать домой вчера вечером, но что же это за западло такое — весь день не отвечать, когда я из кожи лезу вон связаться с ней? Неужели она так наказывает меня за отказ умереть? Так не честно! Это она облажалась, это мне должно быть обидно, это у меня есть моральное право на неё разозлиться. Она не имеет права так со мной обращаться. После обеда я снова села на диван с телефоном на коленях, но он упорно молчал. Я сгрызла все ногти, и вскоре мама спросила, не простудилась ли я. Мои зубы стучали так громко, что слышно было по всей комнате. Я сказала, что в порядке, но это было враньё. Мы не виделись с Элис уже целые сутки — не обнимались, не целовались, не занимались любовью. Меня всю лихорадило, а лицо прямо горело. В последние пару недель я с трудом выдерживала пару часов без Элис. Это была самая настоящая зависимость, образная и буквальная. Если я не увижу её в ближайшее время... - Ты точно в порядке, дорогая? - переспросила мама. - Ты что-то выглядишь... - Я в норме, мам, - сказала я, улыбаясь сквозь сжатые зубы, чтобы они не стучали. Вдруг мне пришло в голову, что Элис прямо сейчас ждёт меня у окна моей комнаты, и я резко встала. - Слушай, - сказала я, уже направляясь к лестнице. - Я пойду спать. Ничего, если я заберу телефон - на всякий случай? - Ну... - Спасибо мам, - я быстро подбежала и поцеловала её в лоб. - Спокойной ночи! Я побежала наверх и остановилась у своей комнаты, взявшись за дверную ручку. Почему-то я была абсолютно уверена, что Элис там, ждёт меня голая на кровати, чтобы встретить меня сексом в знак примирения, может быть, с красной розой в руке. Это было так похоже на Элис, старомодную и верную себе. Как это ей свойственно! Для неё секс был решением всех вопросов, а секс «со странностями» и в неподходящий момент — фирменный знак при возвращении. Я видела эту картинку со всей ясностью, мне казалось неизбежным, что когда я открою дверь, там будет Элис, и всё же я колебалась, потому что знала, что... Я толкнула дверь. Никого. Кровать была смятой, неубранной, окно закрытым. Никаких признаков, что здесь побывал кто-то, кроме меня. Не было даже запаха Элис, а только лёгкий аромат лаванды от вчерашнего дня. Разочарование было сокрушительным. Я была настолько уверена, и всё же... Я приоткрыла окно и высунула голову наружу. Зубы стучали во рту, а ветер развевал мне волосы - я дрожала. Но Элис там не было: ни во дворе, ни на качелях. Её не было нигде. Я свернулась калачиком в постели с телефоном у груди, как с плюшевым мишкой, глядя на окна, как шторы колышутся на ночном ветру, и попыталась понять, что сейчас может чувствовать Элис, о чём она может думать. Но в голову ничего путного не приходило. Насколько бы близкими ни были наши отношения, она всегда будет оставаться для меня загадкой. Она же не может злиться на меня, верно? Нет, нет, это было бы просто смешно. У неё нет права сердиться на меня, даже ей это должно быть понятно. Скорее всего, она обиделась. Из-за моего отказа, и... И что? Что она будет делать, если обидится? Ну если вспомнить прошлое, она скорее всего возьмёт свои обитые мехом наручники и прибежит обратно к Виктории. Но за последнее время в отношениях между ней и рыжей, а также между мной и ней многое поменялось. Может быть, она просто ещё не готова поговорить? Может быть, она поняла, что совершила ошибку, и ещё не готова меня увидеть? Может быть она бросила автомобиль с телефоном и пошла бродить по улицам, как бездомный щенок, и вскоре придёт домой, как только... Но почему же тогда никто не отвечает даже на мои звонки ей домой? И почему не перезванивает Джейн? Я не знала ответов, но плохое предчувствие внутри было такое, будто меня двинули чем-то тяжёлым в живот. У меня ноги чесались спуститься, взять ключи от маминой машины и просто подъехать к Элис домой. Но так я только заставлю маму ещё больше беспокоиться, а я не могла свыкнуться с мыслью, что произошло что-то непоправимое. Элис обязательно мне перезвонит. Может быть, через день-другой. Или, может быть, даже через пару минут. Может быть... Я заплакала. Не думала, что заплачу, и стало даже как-то досадно, хотя никто и не видел. Было стыдно за себя. Какое же я ничтожество! Эта девушка хотела отправить меня к праотцам, врала мне на каждом шагу, а я... а я... Я люблю её. Это была правда. Я люблю её и всегда буду любить. Я влюбилась в неё с первого взгляда, и эта любовь никогда не оставляла меня. Даже сейчас. Особенно сейчас. Потому что в глубине души я знала, что ей обидно и одиноко, что я нужна ей сейчас больше, чем когда-либо. Ей нужно только позвонить мне - и всё будет хорошо. Но она так и не звонила, поэтому я уткнулась лицом в подушку, чтобы мама не слышала моих рыданий, и плакала до тех пор, пока не уснула. Понедельник, утро. Я проснулась с головной болью и ощущением лёгкой дезориентации, будто падаю. Рука сама потянулась схватиться за что-нибудь (Элис), но в этот момент глаза открылись, и села на постели. Элис не вернулась. Я проверила СМС-ки и электронную почту - ничего. Во рту было сухо, а когда я посмотрела на себя в зеркало в ванной, мои губы были бледными. Когда я последний раз целовалась с Элис? Я не помнила точно, но когда я подумала о её губах, о сладости её поцелуя, о её прекрасной слюне, головная боль только усилилась, а во рту стало ещё суше. Я выпила три стакана воды из-под крана, но сухость не проходила. Я приняла таблетку аспирина, но головная боль тоже не проходила. Я всё утро была дёрганая и не могла сосредоточиться, и вскоре мама посоветовала мне не ходить в школу. Учитывая мои предыдущие прогулы, наверное, я выглядела действительно фигово. Но мне нужно было пойти в школу. Там может быть Элис, а если её не будет, то будут другие Каллены, и я узнаю, где Элис и что она делает. Я только надеялась, что она не вернулась к рыжей. Я просто надеялась... Мама подвезла меня в школу, чтобы я не шла пешком. С покрасневшими и горящими глазами я бродила по коридорам, а ужас потихоньку охватывал меня изнутри. На стоянке не было ни «вольво», ни «мазды», ни красного кабриолета, ни мотоцикла. Я привыкла сидеть на классном часе без Элис, но обычно мы с ней перед этим целовались у моего шкафчика, чтобы я смогла дотянуть до нашего совместного урока. Сейчас было иначе. Я уже два дня не целовалась с Элис, что было ещё терпимо до того, как мы стали жить вместе, но сейчас это было сущей пыткой. В голове будто стучало молотом, было больно глотать. На меня бросали любопытные взгляды, но я понимала, что это, вероятно, из-за выпускного, когда мы целовались с Розали, трахались с Элис в туалете, обнимались на танцполе — мне было плевать. Мы с Элис обязательно помиримся, она обратит меня в вампира, и... Урок английского вела не миссис Каллен, а на обеде в столовке столик Калленов был пуст. Ужас всё больше охватывал меня и, дождавшись звонка - на случай, если они припозднились, - я встала, ушла из школы и отправилась прямо домой. Первым делом я проверила сообщения на автоответчике. Потом я приняла ещё одну таблетку аспирина. Сев за кухонный стол и положив перед собой телефон, я задумалась. Каллены пропали, никого из них нет. Я заплакала, но тут же вспомнила их слова о том, что они собираются вскоре уехать из Форкса. Что если «вскоре» означает прямо сейчас? Что если Элис вернулась к ним, опустошённая, с разбитым сердцем, и убедила их просто уехать? Такое возможно? Неужели Элис могла быть до такой степени обижена, разозлена? Нет. Нет, она не оставит меня. Не вот так. Должна быть другая причина. Может быть, им просто приелось ходить в школу? Может быть, они остались в городе, но просто решили забить на школу. А Элис... Где же Элис? Её здесь нет. Её не было в школе, а она должна быть здесь, со мной. Как она могла так со мной поступить? Так нечестно - я так люблю её, а она хочет моей смерти. А теперь я даже не могу до неё дозвониться. Иногда жизнь такая лажа! Я набрала ей на мобилу и домой. Я позвонила Джейн. Никто не ответил. Я сбросила и в ужасе простонала. Так нечестно! Это не... Я пошла в свою комнату и стала перебирать вещи Элис: её одежду и аксессуары. Вот её iPod. Надев наушники, я села на пол, разбросав её одежду по ковру, и плакала почти на каждой новой песне, в которых пелось о любви и о том, что нельзя забивать на любовь и как любовь прекрасна. Один из топиков Элис лежал на моих коленях, розовый и тонкий - небольшой маленький топик для её стройного туловища. Он по-прежнему хранил её запах, я поднесла его к носу, вдохнула её запах и вытерла топиком глаза. Я стала смотреть тетради Элис, перелистывая страницу за страницей с сердечками и завитушками с моим именем на них, сердечками со стрелами или маленькими ангельскими крылышками или дьявольскими рогами, с инициалами и датами. В её альбоме по рисованию я нашла наброски моего лица, глаз, голого тела. На последней странице тетради по биологии я увидела наши записки друг другу о том, как сильно мы любим друг друга и чем докажем нашу любовь. Раньше она ни разу не упоминала о смерти. Голова раскалывалась, а мозги не соображали, но я не могла перестать думать об этом, а чем больше думала, тем больше понимала, насколько идеальной и желанной казалась Элис такая мысль в её извращённом умишке. После стольких веков горя и неудач, при таком давлении со стороны семьи и меня, ей казалось наилучшим выходом прекратить все эти мучения, променяв неминуемую смерть и разлуку на что-то красивое и значимое. Но не нужно было предлагать этого мне, потому что я люблю её больше этого и больше, чем она себе представляет, и она будет счастлива со мной, если только вернётся. Я подобрала пару её трусиков и мгновенно безумно возбудилась. Это были бикини с леопардовым принтом, и едва я представила себе, как она в них выглядит, как страсть пронзила меня будто стрелой между ног. Я отыскала в её ящике для нижнего белья её вибратор и, вспомнив, сколько раз он побывал в киске Элис, стала лизать и сосать его пересохшими и голодными губами. Потом я сняла джинсы и вставила его в себя, представляя себе, как Элис приходит ко мне, голая и улыбающаяся, и раскрывает ноги, чтобы я села на корточки между них. Я кончила, прошипев её имя ковру: Элис, Элис, Элис. На следующий день был вторник. Я снова пошла в школу, но опять не встретила там ни Элис, ни Калленов. Вернувшись домой, я позвонила снова, но телефонная компания уже отключила им номера. Я не видела Элис три дня, а потом и четыре. В голову лезли мысли одна хуже другой. Я дрожала во сне и видела кошмары. Я садилась за завтрак, обнимала себя, качалась на стуле и невидящим взглядом смотрела на свои хлопья. Я была не в состоянии питаться, думать. В горле горело, и я с трудом делала для мамы вид, что мне хорошо. Её не устраивали мои слова, и она требовала, чтобы я осталась дома и отдохнула, а если не станет лучше к тому времени, как она вернётся домой, она грозилась отвезти меня к врачу. Я сказала ей, что останусь дома, а сама, едва она уехала, отправилась в школу. Но не пройдя и половину пути, я передумала и направилась к дому Калленов. Идти пришлось долго, шевеля ногами, дрожа на ветру, громко стуча челюстью так, что голова ещё больше разболелась. Дорога шла через хвойный лес. Иногда мимо проезжали грузовики. Опавшие листья носило ветром туда-сюда. Дорога была мокрой от вчерашнего дождя. Когда я подняла взгляд, то увидела вдали их дом - скромный особняк возвышался над дорогой. Сердце уже стучало неровно. Все окна были зашторены, у входа не было машин. Из почтового ящика торчал конверт. На крыльце лежали нетронутые газеты. Я помчалась ко входной двери, шатаясь от усталости, и постучала. Тишина. Я постучала снова и подождала. Я нажала на кнопку звонка, тихо всхлипнула и прислонилась ухом к дубовой филёнчатой двери, тщась расслышать хоть что-нибудь, кроме звуков ветра и колокольчика. Но ничего не услышала. Я долго в беспомощности стояла, раскачиваясь на месте, обнимая себя от холода. Сжав руку в кулак, я пять раз стукнула в дверь. - Элис! - крикнула я. - Элис, ты...! Я задохнулась от рыданий и шатаясь стала обходить дом. Дойдя до двери на кухню, я ударила по стеклу, зовя Элис. Кошка Ночка, сидевшая внутри на кухонной стойке, равнодушно посмотрела на меня. Больше я никого не увидела. Я схватилась за ручку двери, готовая оторвать её с мясом, и закряхтела от напряжения. Кошка махнула хвостом и опять посмотрела на меня совершенно равнодушно. Наконец я не выдержала и стала шарить глазами в поисках чем бы метнуть. Подобрав тяжёлый глиняный горшок, я изо всех сил швырнула его в стеклянную дверь. Стекло треснуло и разлетелось на осколки, а кошка спрыгнула и убежала. Дыхание вздрогнуло сквозь щёлкающие зубы. Я шагнула на кухню, осколки разбитого стекла хрустнули под ногами. Я робко позвала: - Элис? Ответа не последовало. Тишина. Я тихо заныла и прошла в дом. Он казался заброшенным. Свет не горел, везде было темно. Кремового цвета мебель казалась серой и безликой. Плазменный телевизор был мёртвым и чёрным. Я пошла наверх, быстро мигая и стараясь не споткнуться, однако ступени уходили из-под ног, и казалось, что весь дом шатается. Вцепившись в перила, я добралась до верхнего коридора. Комната Элис была в конце, и пространство, казалось, расступилось пока я брела, с трудом переставляя ноги. Шатаясь, я потянулась к дверной ручке, уверенная, что Элис там, что Элис будет... Я открыла дверь. Никого. Кровать. Шкаф. Я качнула головой, стараясь сосредоточиться. Элис не было. Несколько ящиков комода были открыты, и не хватало одежды. Затем я подняла взгляд и увидела. Коллаж на стене, составленный из рисунков и фотографий со мной, пропал. Каждую картинку и фотку порвали и разбросали по ковру, как снег. Я походила по комнате и села на кровати. Попробовала сглотнуть, но не смогла, будто кто-то запер мне горло. Я посмотрела на свои разорванные портреты на полу, и чувство странного одиночество медленно охватило меня — я аж вспотела. Элис ненавидит меня. Я предала её. В глазах мутилось, а голова дёргалась на шее. Мои портреты лежали порванными на клочки у ног, и я смотрела на них, как будто совершенно не понимала, что это означает. Но даже для моих спёкшихся мозгов всё было довольно очевидно. Элис ушла. И она не вернётся.