Элис

Каким-то образом мне удалось добраться до дома. В доме Калленов я уснула на кровати Элис и проснулась, когда солнце уже клонилось к закату. Кошка сидела на комоде и смотрела на меня. Казалось, её уже несколько дней не кормили. Бросили, как и меня. В прачечном помещении я нашла клетку-переноску, в которых обычно заболевших животных отвозят к ветеринару, и как-то заставила кошку туда сесть. Затем я отнесла её к себе домой, успокаивая по дороге, пока шатаясь брела в темноте на ветру. Естественно, кошка не оценила моей доброты. Она всё шипела и норовила поцарапать, как бы ласково я с ней не обращалась. Мама тоже была не особо счастлива то ли из-за кошки, то ли из-за того, что время было уже позднее, но вскоре она забеспокоилась совсем о другом. Мне было плохо. Потеряв Элис, окончательно и бесповоротно, я чувствовала себя будто бы в пустоте, оглядывалась вокруг – и не понимала, что я здесь делаю. Меня лихорадило, я с трудом стояла на ногах. Мама бросилась пощупать мой лоб и чуть не сбила с ног. Я сказал ей, что в порядке, но она не поверила мне. Я легла спать, проснулась и снова уснула. Всю ночь мне снились сны. Мама разбудила меня утром и в попытке растолкать чуть не сбросила на пол с кровати. Волосы были мокрые от пота, я продолжала убеждать её, что в порядке, но она по-прежнему не верила мне. Она отвезла меня к врачу. Я сидела и дрожала в кресле в приёмном покое, а мама обнимала меня за плечи. Врач пришёл осмотреть меня и взять кровь на анализ. Я запаниковала и попыталась оттолкнуть шприц. Моя кровь принадлежит Элис и больше никому. Но мама меня успокоила, и вскоре мы уже ехали домой. Видимо, мои симптомы были похожи на стресс от сильных эмоциональных переживаний. Физически со мной не было ничего плохого. В анализе крови, похоже, не нашли никаких следов вампирского яда. До окончания учёбы оставалась какая-то пара недель, и мама подумала, что мне лучше побыть дома. Чтобы я отдохнула. И поправилась. Я отдохнула, но лучше мне не стало. Стало наоборот ещё хуже. Утром я почувствовала движение матраса, когда мама присела на мою кровать, её рука коснулась моего лба, откинула вспотевшие волосы. Я несколько дней пролежала в постели, витая в своём слегка воспалённом мире, а мой организм потихоньку расставался с ядом моей любимой. Я пала жертвой странных желаний. Мне снились Элис и её сестры, пока я дрожала под пропотевшими простынями в муках сексуальных кошмаров. Я силилась вырваться из объятий этих демонических блудниц, а они хищно улыбались своими клыками и рвали мою плоть. Вскрикнув от наступившего оргазма, я проснулась и снова погрузилась в темноту, где они ждали, чтобы растерзать мои тело, сердце и душу. Впереди были только дни, полные бреда и отчаяния. Дни без Элис. Однажды ночью я отправилась на её поиски. Повозившись с замком на входной двери, я вышла на тротуар в одной пижаме. Наверное, мама услышала и вскоре выбежала за мной, не вылезая из тапочек. Она обняла меня за плечи и развернула обратно к дому. – Пойдём, Белла, – она потянула меня за руку. – Пойдём, дорогая. – Нет, – я попыталась вырваться. – Нет, мне надо... мне нужно... Мама уложила меня обратно в постель и гладила мои волосы, пока я не уснула. Мне казалось, что это Элис гладит меня, но это была не Элис, и когда я проснулась, то рядом не было ни мамы, ни Элис, а только тусклый рассвет за окном и ощущение пустоты внутри. Я не могла ни есть, ни пить, ни думать. Элис являлась мне во сне, на краю между сознанием и беспамятством. Она делала вид, что не замечает меня, смущённо водила по земле голой ногой, а я в это время звала её во весь голос. Мама пыталась разбудить меня, но я не просыпалась. Элис была на пляже. Она грустно улыбалась, глядя, как солнце медленно клонится туда, откуда уже больше никогда не взойдёт. Позади Элис – дорожка из следов на песке. Мама разбудила меня и снова уложила спать. Я проснулась через час, поплелась в ванную, голая и вспотевшая. Я включила свет и согнулась у унитаза. Меня рвало кровью, я вытирала рот рукой. Стоя потом у раковины, я мыла руки и отплёвывалась. Розовые комки описывали круг по воде и уносились в сток. Я подняла глаза к зеркалу и увидела своё лицо – осунувшееся, измождённое, с тёмными волосами, посеревшее и исхудавшее. Губы изогнулись в деланой улыбке, побледнели, кожа на них зашелушилась и пошла кровавыми крапинками. – Прекрасно! – сказала я себе. – Ты умираешь. Но теперь меня это уже не волновало. Я вернулась в постель, и Элис явилась мне снова – склонилась над подушкой, подмигнула озорными глазками, справилась о моём состоянии. Я со стоном произнесла её имя и потянулась к ней рукой, чтобы перетащить из моих видений в явь, где я могу обнять её. Но она только хихикнула и пропала, растворившись в ледяном эфире и не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний о своём запахе, прикосновении, поцелуе. Элис ушла. И сколько бы я ни стонала, ни кричала, она больше не вернётся. Элис больше нет, придётся жить дальше без неё. Эта перспектива встала передо мной в полный рост, и я чуть не задохнулась. Я хрипела, пытаясь докричаться до Элис, чтобы она вернулась. Я пыталась извиниться и сказать ей, что мне жаль, потому что теперь я понимала, что она была права. Лучше умереть, чем жить вот так, без неё, без её губ и поцелуев, без ощущения её гладкой и шелковистой кожи, когда она лежит рядом со мной, такая тёплая и милая. Она была права. Смерть – единственный выход. В её руках, под её поцелуями. Я отказала ей, а теперь умираю в одиночестве. В первой половине дня мама нашла следы крови в туалете и повезла меня в неотложку. Она сказала, что симптомы похожи на брюшной тиф, но в моём организме не было никаких следов вируса. Мама упомянула что, возможно, я подсела на дурь. Но следов дури тоже не нашли. Похоже, что вампирский яд остаётся незамеченным. Настоящая медицинская загадка. Врачи молча смотрели на меня, а я пригнулась к маминому уху. – Мне сейчас лучше, – соврала я. Молодая медсестра с каштановыми волосами помогла мне раздеться. Я хихикнула про себя и подумала: может быть, мне с ней переспать? Но она только сняла с меня юбку через голову и уложила в койку. Меня катили прочь в горячем бреду, я всё глубже и глубже погружалась в неприятную пучину собственных чувств, где меня ждала Элис. Я видела её такой, какой мы с ней расстались на выпускном: в коротеньком чёрном платье из сатина – очень сексуально! Она всё так же мягко улыбается, улыбается и улыбается у меня в голове. Она так прекрасна, так удивительно великолепна. Её очарование захлёстывает меня как волной, и я падаю у её ног, будто из меня вынули все кости, вцепляюсь в подол её платья и умоляю вернуться, чтобы видеть её, когда проснусь. Но Элис только улыбается мне, а потом отходит назад, поднимает ногу, ставит её мне на плечо и с силой отталкивает. Затем она поворачивается и уходит, давая на прощанье посмотреть, как её попа сексуально перекатывается под чёрным атласным платьем. Мои глаза вздрагивают, но не открываются. Потом мне приснились Джейн и Лия: Джейн в форме школьной группы поддержки, Лия в кожаной одежде. Они целуются и предлагают мне присоединиться, но у меня есть Элис, и я никогда изменю ей. Однако Элис стоит позади меня и подталкивает вперёд. Джейн ухмыляется и задирает юбочку, чтобы подразнить. Под юбкой – розовые трусики. Я заглядываюсь – Джейн хихикает. Лия засовывает туда руку и теребит пальцами. Они следят за мной тяжёлыми взглядами, а Элис продолжает игриво подталкивать меня, и вот я топаю к ним. Вдруг раздаётся смех Виктории, и я оказываюсь в другом месте. Комната вся в красном, красная кровать в форме сердца, красные сатиновые простыни. На кровати гордо разлеглась голая Виктория, как демоница в огне. Её рабыня-блондинка свернулась у её ног, как падший ангел, и с удовольствием отлизывает Виктории сжатую и розовую расщелину между ног. Виктория улыбается и манит меня к себе. Онемев и пуская слюни, я забираюсь в кровать рядом с блондинкой, и мы по очереди ублажаем рыжую нашими языками. Слышен смех Элис. Я поднимаю взгляд – Элис сидит на лице своей госпожи, как принцесса, и подмигивает мне через голое плечо, елозя по губам Виктории. А потом я вновь оказываюсь в школе. Урок английского языка. На миссис Каллен чёрный кожаный корсет с глубоким декольте, а в руках хлыст. Никому это не кажется странным, и почему-то в классе одни девочки. Элис отлизывает у меня под столом. Лорен ревнует. – Мисс Свон, что там у вас происходит? – спрашивает миссис Каллен. Я смотрю вниз на Элис. Та продолжает у меня отлизывать, равнодушно подняв взгляд. – Не знаю… – я смущённо пожимаю плечами на вопрос учителя. – Тупая ебанашка… – фыркает Лорен. Я смотрю на неё – она совершенно голая. Тут я замечаю, что мы все голые, и под взглядами собравшихся сползаю под стол. Выпускной вечер. Но в этот раз всё по-другому, потому что я уже не психую. Пусть всё будет так, как хочет Элис, потому что теперь я знаю, что не могу без неё жить. Я всё извиняюсь перед ней, что в первый раз сказала "нет", но она только успокаивает меня нежными словами и снимает с меня платье, а потом раздевается сама и выходит, бледная и прекрасная, из кучки чёрного атласа у ног, как куколка из кокона. Она укладывает меня на постель, и я так рада получить второй шанс и дать ей всё, что она хочет, – любить её так, как она сама того хочет. Я обнимаю её и страстно целую. Я радостно извиваюсь под её губами, пока она исследует каждый сантиметр моего тела, которое полностью принадлежит ей – целиком, только ей. Руки вцепляются в простыни, когда её язык заходит в моё лоно. Я развожу ноги так широко, будто готова раздвоиться. Со стоном я бурно кончаю. Но этот оргазм другой – он глубже, насыщеннее, как исступление от всего того, что я знала, любила и ждала – вот как я кончила от Элис. Потом она обнимает меня руками, вялую, податливую, полностью принадлежащую ей. Она целует и ласкает меня, чтобы всё моё тело прониклось её любовью, чтобы ожидание становилось сильнее и сильнее. Потом Элис обнажает клыки и впивается мне в шею. Я ахаю, понимая, что это конец – последний раз, самый лучший раз. Я понимаю, что именно этого больше всего хочет Элис, это её мечта и фантазия. Понимаю, что именно благодаря мне и никому другому эта мечта сбывается. Радость от этой мысли появляется во мне как комета – пылающая, огромная и заметная на тёмном небе. Она вихрем несётся ко мне с немыслимой скоростью, закручиваясь вокруг своей оси, чтобы схватить и унести меня в безграничную вселенную восторга и всепоглощающей любви, единения и согласия, бесконечного блаженства внутри и снаружи меня, навсегда в объятия Элис, с её именем на губах – Элис, Элис, Элис… И тут я проснулась. Счастье прошло, и ничего не являлось ему на замену, если не считать чёрной и абсолютной уверенности, что я никогда не буду счастлива вновь. Это была моя первая светлая мысль за эти недели, а второй мыслью было желание умереть. Мама сидела рядом с кроватью. Врачи сказали ей, что мне становится лучше, и она была очень рада, когда я проснулась – слёзы и всё такое. Я пробормотала что-то, чтобы заверить её, что буду в порядке, и вскоре снова уснула. Я проснулась ночью, в тёмной палате, освещаемой только бледным светом ламп. У меня вдруг случилось дежа-вю, и я резко села на кровати, ища глазами Элис. В прошлый раз она вернулась ко мне, когда я была в коме. Но сейчас её здесь не было, и я откинулась на подушку с вспотевшим лицом. Тихо всхлипнув, остатками вернувшейся ясности ума я назвала себя жалкой идиоткой. Ясное дело, её здесь нет. В прошлый раз, она вернулась только тогда, когда ей позвонила Джейн. Но кто позвонит ей в этот раз? Мама? Ага, щас! Мама скорее запустит телефоном ей в башку, чем позвонит. Элис ушла. Но в этот раз от понимания я только онемела. Элис ушла и унесла с собой моё сердце и душу, и я никогда больше не увижу её вновь. Губы задрожали, и я снова тихо расплакалась, но всё равно разбудила маму, которая спала в кресле для посетителей. Мама тут же бросилась ко мне, чтобы обнять и утешить. Я провалялась в больнице ещё два дня, прежде чем мама отвезла меня домой. Пока я лежала в больнице, она убрала из дома всё, что могло напоминать мне об Элис: её одежду, её тетради, все её маленькие безделушки. Вероятно, так и нужно делать, если твоя дочь от депрессии впадает в кому и блюёт кровью. Но, честно говоря, ей незачем больше волноваться. Не могу утверждать, что полностью оправилась, но пока я лежала в больнице, то зализала большую часть своих душевных ран. Кровотечение остановилось, а раны стали затягиваться. Вызванные ядом кошмары теперь казались чем-то далёким, в сердце было пусто и холодно, как в большом шаре рубцовой ткани. Единственное, чего мне не хватало из вещей Элис, так это вибратора. Я так привыкла к нему, что мастурбировать рукой было несколько тяжело. Но для моего выздоровления необходимо, чтобы я пару раз кончила, поэтому я частенько этим занималась. И всегда при этом думала об Элис. Наверное, это не лучший способ забыть о ней, но девушка не может приказывать своему сердцу. В мыслях я уже справилась с этой задачей, а вот израненное сердце переполняла горечь. Моя киска, казалось, тоже совершенно не обращала внимания на то, что мы с Элис расстались. Зависимость или нет, киска стремилась вновь обрести Элис, как было всегда, и только Элис (или её мысленный образ) могла принести ей успокоение. Я задумалась: может быть, моё распутство объясняется только присутствием яда в организме, или это только отговорка? Тут вопрос был спорный. Даже до того, как я встретила Элис, я никогда не стеснялась мастурбировать, когда у меня появлялось желание. В общем и целом, после больницы мне стало намного лучше. Это если не вдаваться в детали. Например, не учитывать, что я каждый раз плачу во сне. И гуглю в сети страницы, посвящённые способам самоубийства. Конечно, я никогда этого не сделаю, но приятно было узнать, что самый лучший способ, который доставит меньше всего проблем друзьям и близким, это перерезать себе вены в ванне – меньше будет потом убирать. Уроки уже закончились, и настали каникулы (1). Весна. Грустное и одновременно сладкое время с оттенком горечи. Я жила, как заключённый, досрочно выпущенный из тюряги – опасливо и без особого оптимизма по поводу вновь обретённой свободы. Мыслями я понимала, что Элис плохо на меня влияет, но я также понимала, что моя жизнь вряд ли будет лучше смерти в объятиях Элис. Тем не менее я продолжала жить и не жаловалась. Но не всё было так беспросветно и мрачно. В некоторых отношениях всё было просто замечательно. Мама показала мне мой табель успеваемости. По некоторым предметам там стояли хорошие оценки, даже хотя я за последнюю частью семестра не сдала ни единого домашнего задания. Я пообещала ей, что на будущий год мои оценки будут ещё лучше, и, как ни странно, я этого действительно хотела. Что ещё более странно, мама мне даже поверила. Мы с мамой в каком-то смысле примирились и стали ближе, чем когда-либо ещё. Она никогда не выпытывала у меня, что произошло тем вечером и почему я так эмоционально отреагировала. Она была просто благодарна, что к ней вернулась дочь. Хотя однажды вечером мы смотрели какой-то фильм, романтическую комедию, и она спросила у меня, нравится ли мне главный герой. К сожалению, пребывание в больнице не помогло мне преодолеть влечение к женским формам, и мне пришлось признаться, что главная героиня мне нравится больше. Наверное, мама расстроилась, что я не собираюсь стать натуралкой, но она это надёжно скрыла. Лечение, однако, достаточно неважно отразилось на моём теле. Я потеряла в весе, и даже лифчики пришлось надевать на размер меньше. К счастью, ко мне вернулся аппетит, и после того как я несколько дней обжиралась, как свинья, мне удалось немного вернуться к первоначальным формам. К сожалению, я слопала в доме весь шоколада, какой смогла найти у мамы, и однажды утром я посмотрела на себя в зеркало и увидела прыщи на лбу. Идеальный жемчужный цвет лица остался в прошлом, а вместо него наличествовал жирный блеск на бледном и резко подурневшем лице. Можно было опять впасть в депрессию, но я взяла себя в руки, как зрелое и разумное существо, и вспомнила, что больше у меня нет девушки и всем должно быть плевать, что я похожа на уродливого тролля. Настоящая красота – она внутри. Единственным воспоминанием, которое осталось у меня от жизни с Элис, была кошка Ночка. Я даже не помню, как она оказалась у нас дома, но вскоре она стала для нас третьим членом семьи. У мамы не поднялась рука отдать её на усыпление, и хотя мама никогда в этом не признавалась, казалось, эта злобная зверушка ей даже понравилась. Конечно, это не самое ласковое животное, о котором может мечтать девушка, но с ней было тихо и чисто, так что мы кормили её, купили ей пару игрушек и подстилку, и иногда она даже соизволяла устраиваться у меня на коленях и давала себя погладить. Если честно, она мне больше напоминала Розали, чем Элис, хотя вряд ли блондинка питалась кошачьим кормом. Меня не покидало ощущение, что бедная животинка скучает по своим хозяйкам, но казалось, что ей хорошо и со мной и мамой, да и вообще приятно иметь дома зверушку. Шли дни, приближалось время начала уроков и моей оставшейся жизни без Элис. Я уже давно не плакала об этом, но когда я проснулась в свой день рождения, то позволила себе немного погрустить о том, насколько прекрасен был бы этот день, если бы со мной была Элис: подарки, секс, голая Элис с ярко-красной лентой на горле. Но в глубине душе я понимала, что это просто воображение, а реальность такова, что если бы я осталась с Элис, то была бы уже мертва. А ещё глубже я начинала понимать, что ради Элис не стоит умирать. За неё стоит бороться, ради неё можно жить, но умереть… это просто глупо. Но даже без Элис мой день рождения прошёл очень даже прикольно. У меня не было подруг, которых я бы могла пригласить, но мы с мамой весь день вместе пекли торт, а потом украсили его кремом и свечами. Мама оформила кухню шариками, спела "С днём рождения тебя", когда ставила торт передо мной в темноте, и сказала, чтобы я загадала желание перед тем как задуть свечи. Моё желание было известно мне давно загодя. Я тоскливо улыбнулась в неярком свете горящих свечей, и мысленно сказала: "Хочу, чтобы Элис вернулась". Но это было просто желание, а я уже не в том возрасте, когда верят во всякие их исполнения. Так что я задула свечи без особой надежды и посмотрела, как тонкие струйки дыма идут от фитилей, а мама хлопает в ладоши и тянется к выключателю света. Мама купила мне в подарок автомобиль – действительно экстравагантный жест, свидетельствующий о том, что она продолжает мне верить. Автомобиль был красный и почти новый. Она дёшево купила его у подруги, как она объяснила, и услышав, что я его не заслужила и обещаю за него расплатиться, она сунула мне в руки ключи, обняла и сказала, что желает мне только счастья. Очевидно, что она правда считала, что я изменилась к лучшему, и едва я побренчала ключами и осмотрела свою новую машину, я поклялась себе, что не обману её доверия. Первым делом я поехала к дому Калленов. Это было на следующий день после моего дня рождения. Я просто каталась по округе и как-то сама свернула в сторону их особняка. Наверное, это не самый лучший способ приблизить моё выздоровление, но я к тому времени уже достаточно оправилась, и хотелось только взглянуть на него. Но смотреть там было не на что. Каллены не вернулись, и дом был по-прежнему пуст, даже больше, чем в прошлый раз. Всю мебель давно вывезли, и пустые окна смотрели на пустые комнаты. У лужайки висела табличка "Продаётся", и когда я припарковалась на обочине, истина стала для меня очевиднее, чем когда-либо раньше. Элис ушла. Она больше не вернётся. Я покачала головой в своём новом автомобиле, повернула ключ зажигания и уехала домой. И на этом всё закончилось. Элис ушла, и где бы она ни была, там она точно встретила другую девушку, вероятно, намного страстнее и привлекательнее меня. Вряд ли она вернётся к рыжей. В отношениях Виктории и Элис есть проблемы, которые не имеют ко мне никакого отношения. Элис не хочет умирать, она хочет убивать. Сколько бы Элис ни прикидывалась пассивом, в глубине души в ней сидит госпожа – до мозга костей. Странным образом я всё равно не чувствовала к ней злости, а только жалость и сожаление: жалость, что она настолько больная на голову, и сожаление, что не я ей нужна. И, наверное, очень глубоко в душе, у меня теплилась слабая надежды, что когда-нибудь Элис вернётся. В любом случае, хорошо, что эта сука Виктория тоже далеко и мир вертится дальше. И теперь больше ничего не остаётся, кроме как жить, что неизбежно означает ходить в школу. Первым днём учёбы был следующий понедельник. Я не чувствовала волнения. В конце концов, я остаюсь лесби и крайне непопулярной. Единственная разница заключалась в том, что теперь я больше не занимаюсь сексом с самой классной девушкой в школе. Я даже задумалась: а с чего это я так стремлюсь продолжать жить? – но мне удалось вылезти из постели и принять утренний душ, где я немного подняла себе настроение пальчиками. Мама испекла на завтрак блины со сливочным маслом, взбитыми сливками и клубникой, которые ещё больше подняли мне настроение. Трудно всё время пребывать в отчаянии и чувствовать собственное ничтожество, когда тебе подают такой великолепный завтрак, так что я перестала грузиться уже на полпути. Назовите меня легкомысленной – я не буду возражать. Возвращение аппетита – одно из немногих положительных последствий расставания с Элис, и тем утром я наелась блинами до отвала. Я надеялась, что по дороге в школу меня хватит кондрашка от всего поглощённого жира, но оказалось, что самое большее, на что я могла рассчитывать, это прибавление лишних пары фунтов в весе и ещё один-два прыща на лице. Когда я припарковалась на школьной стоянке, в набитом животе вовсю порхали бабочки. Я напомнила себе, что никто меня уже не укусит, но кажется, от этого мне не стало веселее. Я вышла из машины, щурясь на солнце. Моё возвращение к счастливой и здоровой реальности, издевательствам в школе и отсутствию секса ознаменовывалось солнечным и погожим деньком. Где-то даже щебетали птицы. Прикрыв глаза рукой, я осмотрела автостоянку и заметила Лорен. Она была прекрасна. Солнце сверкало лучами на её светлых волосах. Она улыбалась и общалась с друзьями, направляясь к зданию школы. У меня кольнуло в сердце. Мои старые знакомые. Закинув на плечи рюкзак, я побежала и догнала их уже у входной лестницы. – Привет! – сказала я всем, но главным образом Лорен. Никто не обнял меня и расспросил, как я провела каникулы. Только Анжела улыбнулась, а Лорен холодно кивнула. – Превед медвед! – сказала она, предположительно от имени всех. Затем они пошли дальше по лестнице и вошли в здание. Разговор возобновился, и я пошла рядом с ними, немного отстав, чтобы заценить их попы. Самая классная была у Лорен, и когда та обернулась через плечо и увидела, на что я смотрю, то ухмыльнулась мне. Или мне так показалось. Я покраснела и посмотрела в другую сторону, и хотя у всех из них пятые точки в подмётки не годились попке Элис, я почувствовала, что будущее не так уж и беспросветно.