***
Мы ехали недолго, но молча и в напряжении. Наконец мы притормозили на тротуаре рядом с домом. На переднем дворе я не заметила тел, насаженных на колы, поэтому предположила, что ещё успею защитить своих близких и, возможно, расставить ловушку для рыжей. Поднялся ветер, и иногда я замечала ломаные линии молний, после которых вдалеке грохотало. Похоже, вечером намечалась сильная гроза. Когда мы добрались до двери, то промокли насквозь. Лорен сидела в гостиной – ходила взад-вперёд, кусая ногти. Она не слышала, как мы вошли, и чуть не подпрыгнула, увидев меня: – Господи! Где тебя носило? Как ты вообще…? Она остановилась, едва позади меня показались Элис и Розали. Она вся побледнела, а затем заметила, что у Розали шрамы на лице, а у Элис разбиты лицо и губы. – А они тут откедова? – сказала она, чуть не задохнувшись. Повернувшись обратно ко мне, она заметила и у меня на лице следы царапин. – Да что с вами на хрен случилось? – Я проверю дом, – сказала Розали и поднялась по лестнице. – Эй, какого хера… – Лорен, Лорен… – я взяла её за руки и глянула прямо в глаза. – Лорен, ты в порядке? Она вывернула руки. – Я просто в офигительном порядке! – крикнула она на меня. – Чисто посмотрела, как ты прыгаешь с колеса обозрения и... – она запнулась. – Что на хер происходит, Белла? Я взглянула на Элис. Та стояла у двери с отсутствующим и несколько смущённым выражением лица, будто провинившаяся девочка. Розали вернулась неторопливым и развязным шагом, и кивком головы сообщила Элис, что везде чисто. Я повернулась к Лорен. – Нет времени объяснять, – сказала я. – Нам с Элис нужно уехать. Лорен помотала головой, её глаза наполнились слезами. Она тяжело вздохнула. – Так и знала, – сказала она, пытаясь не разрыдаться. – Я знала, что она тебя заставит. Для неё это было слишком: непонятки, разбитые мечты, полная несправедливость во всём, что я с ней сделала. Она оторвала свои заплаканные глаза от меня и остановилась взглядом на Элис. Вид красивой, но израненной Элис, казалось, вывел её из себя. Она сдавленно зарычала и набросилась на Элис. – Сука! – кричала она. – Грёбаная сука! Это ты угробила её! Это всё из-за тебя! Элис не стала отбиваться, она просто повернулась и немного попятилась, а Лорен неумело молотила её кулаками. Я схватила Лорен за талию и оттащила прочь. Лорен билась и вырывалась, рыдая от ярости. – Она должна была быть со мной! – вопила она. – Она должна была любить меня! Наконец она сдалась. Я повернула её лицом к себе и обняла, давая нарыдаться в плечо и нежно покачивая. Розали закатила глаза и посмотрела на лестницу. Элис с грустью смотрела на меня. Обвинения Лорен резанули по её душе даже глубже, чем всё, что делала с ней Виктория. Мне тоже стало не по себе, потому что я не знала, права ли Лорен. Неужели со мной всё кончено? Способна ли я сделать Элис счастливой? Я не знала. Менее часа назад я держала нож у её сердца с отчаянным желанием вонзить его. В итоге всё обошлось, и я спасла её с помощью блондинки, но хватит ли этого? Стану ли я той девушкой, которая нужна Элис? Я надеялась, что стану. Счастье Элис было для меня важнее всего остального на свете – важнее, чем мама, важнее, чем Лорен, важнее, чем я сама. На долю Элис выпало так много страданий, ещё пока она была человеком, и, даже став вампиром, она не находила покоя, а только горе и чокнутых сестёр. Теперь пора взять это в свои руки. Пора мне сделать её счастливой. Элис робко шагнула вперёд. Лорен прекратила рыдать, но ей было настолько стыдно своих слёз, что она не поднимала лица с моего плеча. Элис никогда не испытывала к Лорен антипатии, несмотря на злобу последней. Наверное, то же самое можно сказать обо мне и Розали. – Можешь поехать с нами, если хочешь, – сказала она нежным голосом. Лорен внезапно оттолкнула меня, будто я ей была противна, и вытерла глаза руками. – Никуда я с вами не поеду, – заявила она. Элис посмотрела на меня, а я – на Лорен. – У тебя нет выбора, – сказала я. – Что? – она всхлипнула и посмотрела на меня. Я не знала, лучшее ли сейчас время для объяснений, но Виктория может заявиться в любой момент, и нам надо подготовиться. Даже если мы убьём Викторию, нужно будет избавиться от трупа и улик. В любом случае, нам с Элис нельзя оставаться в Форксе. И уж если мы не смогли уследить за Викторией, мама или Лорен тоже не смогут. – Одна из сестёр Элис – психопатка, – сказала я. – Она пытается убить Элис. – Боже мой… – Лорен опустила голову, у неё явно закружилась голова. – Она и за мной охотится, – добавила я. – Она может добраться до тебя с мамой. – Не лучше ли вызвать полицию? – спросила Лорен. – Мы их уже вызвали, – соврала я в попытке успокоить её. – Они уже едут сюда. – Боже мой… – повторила она, вся посерев. Розали стояла, прислонившись о дверной косяк, и без особого интереса разглядывала ковёр. Элис с тревогой следила за Лорен. Я бы не отказалась, если бы они обе мне помогли, но думаю, что они мало чем мне помогут. Розали банально по барабану, а что бы ни сказала Элис, это лишь ещё больше разозлит Лорен. Я подошла ближе, осторожно касаясь её. Она закрыла лицо руками и тихо плакала. – Всё нормально, Лорен, – говорила я. – Всё будет хорошо, я обещаю. – Нет, не будет, – рыдала она. – Хорошо уже не будет никогда, пока ты с ней. От её слов внутри стало как-то пусто. Розали посмотрела так, будто была согласна, а Элис смотрела в пол. Но я не стала верить. Когда-нибудь мы с Элис будем совершенно счастливы. Скорее всего, это будет не завтра и не послезавтра, но когда-нибудь точно – только я и она. И никого больше. – Лорен? – я потянулась к её плечу. – Лорен, пожалуйста. Просто… Она ударила мою руку, едва я до неё дотронулась. – Не трогай меня! – прошипела она. – Даже не мечтай! – Лорен… Но она меня не слушала. Я даже не знала, что говорить. Она отвернулась от меня и прошла мимо Элис, отвернувшись, будто от какого-то ужасного зрелища, и убежала вверх по лестнице. Закрывшаяся дверь хлопнула, а через две секунды раздался раскат грома. Я посмотрела на Элис. Розали по-прежнему подпирала дверь. Дождь продолжал барабанить по крыше. Некоторое время мы все молчали. Я повернулась к столику слева – туда мама ставила фотографии в рамках. На большинстве из них была я на всех этапах моей жизни: фотографии из начальной и старшей школы, я младенцем делаю первые шаги, я с мамой задуваю свечи на торте в день рождения. Последние фотки – с выпускного, где мы с Элис. Я в белом, она в чёрном. Мы улыбаемся, почти как две обычные девчонки. Больше фотографий нет и никогда не будет. В рамках под стеклом находились этапы моего жизненном пути, чтобы мама могла предаться сладким воспоминаниям, но больше воспоминаний не будет. Будет так, будто девушка с тёмными волосами просто умерла. Элис подошла ко мне и некоторое время тоже смотрела на фотографии. Я повернулась к ней и улыбнулась, чтобы показать, что меня это совершенно не волнует, а для меня главное – она. Элис улыбнулась в ответ, но с грустью, и обняла меня за талию. – Лучше пойдём соберём твои вещи, – мягко сказала она. – Подготовимся к отъезду. Я на мгновение задумалась и помотала головой. – Нам нечего собирать, – сказала я, и так оно и было. Одежду можно всегда купить, а мне не хотелось увозить с собой какие-то воспоминания о прежней жизни. Мне нужна только Элис. – Тогда подождём, – сказала она со вздохом. – Пойдём, немного помоемся. Она взяла меня за руку и потянула к ванной комнате. Розали пошла за нами. В ванной комнаты на первом этаже мы по очереди ходили в душ, чтобы смыть запёкшуюся кровь под одеждой. Сгрудившись у зеркала, мы промывали раны на лице, вытирали волосы полотенцами и передавали друг другу одну и ту же расчёску – как три соседки по общаге перед тусовкой. Мы даже нанесли на лица с немного косметики, возможно потому, что не придумали ничего лучшего. Наверное, лучше было выставить дежурных у входной и задней двери, но красота тоже важна. Элис и Розали постоянно переглядывались в зеркале, и наконец Элис закрыла помаду и обратилась ко мне: – Детка, можем мы с Розали ненадолго уединиться? Сначала меня охватила ревность. Ненавижу, когда Элис нет рядом, но я кивнула. Розали заслужила несколько последних минут с Элис, прежде чем та навсегда покинет её, и даже если Элис не любит её, Розали по-прежнему её сестра и важная часть её жизни. Розали бросила на меня взгляд, будто извинялась, и я улыбнулась, чтобы она поняла, что я не против. – Пойду навещу Лорен, – сказала я и пошла вон. В дверях я обернулась. Они уже заключили друг друга в поцелуй, и я очень тихо закрыла дверь. Прежде чем пойти наверх, я осмотрелась на первом этаже. Я проверила входную и заднюю двери – обе заперты. Я заглянула на кухню, но голая рыжая не выпрыгнула на меня из холодильника с мачете в рту, и я заключила, что всё чисто. Я пошла наверх. Лестница скрипела подо мной. Я проверила комнаты из коридора: ванную, свободную и мамину. Все окна закрыты, дождь стучал по стёклам. Я задержалась на мгновение в комнате мамы, коснувшись рукой выключателя. Я смотрела в окно, и мне подумалось, что если кто-то захочет забраться в дом через окно на втором этаже, это окно должно располагаться рядом с водосточной трубой – окно, через которое пробиралась ко мне Элис, окно в моей комнате. Теперь в этой комнате жила Лорен. Я застыла с пальцами на выключателе. Меня обдало холодом. Выключив свет, я вышла обратно в коридор. Комната Лорен была следующей. Я замерла, взявшись за дверную ручку. У меня было плохое предчувствие, но это могла быть просто паранойя. Лорен бы заорала, если бы что-то случилось, а Виктория не испытывала к ней никакого интереса. Виктории нужна Элис. Но плохое предчувствие не пропало, и я толкнула дверь, кажется, уже понимая, что увижу за ней. Прежде всего, я заметила, что окно было открыто. Дождь хлестал внутрь и промочил ковёр. Затем я увидела Викторию. Она сидела на кровати с Лорен, обе голые. Лорен лежала между ног Виктории, а та ласкала нижние губы Лорен рукой, что-то нашёптывая ей на ухо. Увидев меня, Виктория улыбнулась и крепко обняла Лорен ногами вокруг талии, будто та порывалась убежать. – О, мисс Свон! Я тут как раз познакомилась с твоей подружкой, – сказала Виктория. – Как там тебя-то зовут, дорогая? Давай, говори. Лорен дрожала от страха и отвращения, широко раскрыв от ужаса ледяные голубые глаза. Её руки были связаны за спиной. Во рту торчал кляп из разорванной сорочки, и она не могла ответить на вопрос Виктории. Пока дождь бушует за окном, её криков тоже никто не услышит. – Эх, совсем запамятовала… – сказала Виктория. – Впрочем, не суть. Уверена, у неё очень красивое имя. У прекрасной девушки имя тоже должно быть красивое. Виктория прошептала всё это на ухо Лорен и поцеловала её мягко и нежно, отчего Лорен затряслась ещё сильнее. Я шагнула вперёд, но Виктория взяла Лорен за подбородок и дёрнула ей шею так, что та простонала от страха. – Не двигайся, мисс Свон, – прошептала Виктория, – или я сверну малышке шею. Лорен кричала в кляп и плакала, умоляя меня о помощи. Я посмотрела на мгновение ей в глаза, почувствовав глубокую печаль. Порывом ветра в комнату занесло ещё больше капель дождя. Я подошла к окну, закрыла его и повернулась к кровати. Виктория улыбнулась и стала гладить Лорен по голове. Лорен всё что-то кричала, и Виктория склонилась к её уху. – Тихо, моя дорогая, – прошептала она, мягко поглаживая её шелковистые волосы. – Скоро всё закончится. Не надо бояться, – Виктория ухмыльнулась и подняла взгляд на меня. – Я хочу, чтобы ты посмотрела на эту девушку, мисс Свон, – сказала она. – Я уже давно играю с её киской, а она даже не намокла. Такое чистое существо… такие шлюхи, как ты и Элис, ей и в подмётки не годитесь. Или я уже совсем отстала от жизни, как думаешь? – Отпусти её, Вики, – сказала я. – Тебе нужна я, не она. – Вот уж нет, – Виктория улыбнулась. – Ты мне совсем не нужна. Лорен зарыдала. Она билась и корчилась в объятиях обнажённого тела Виктории, лягалась голыми ногами, кричала в кляп. Должна признаться, смотрелось очень возбуждающе, но мне как-то не хотелось присоединяться. Я никогда не чувствовала всепоглощающей страсти к Лорен, как к Элис. А ещё у неё сиськи не такого размера, чтобы покачиваться. Наконец, Лорен просто обмякла в слезах. Виктория что-то шепнула ей, поцеловала волосы и погладила по щеке. – Пожалуйста, – сказала я, – не нужно её трогать. – А я и не собираюсь, – улыбнулась Виктория. – Я совершенно не обижена ни на неё, ни даже на тебя. Мне до сих пор кажется, что ты тут никаким боком не виновата, даже если я в мотеле несколько погорячилась. Так что ты права. У меня нет оснований трогать эту девушку. И всё же… Она свернула Лорен шею. Та мгновенно замолчала, а её тело обвисло. – …почему бы и нет? – закончила Виктория. – О её смерти можно только пожалеть, но уверена, что через день или два все о ней забудут. К тому же зачем нужны девушки, которые никак не могут возбудиться? Виктория оттолкнула труп и скинула его ногой с кровати. Лорен приземлилась ничком в ковёр с вывернутой шеей, голая, с кляпом во рту и связанными за спиной руками. Её глаза были по-прежнему открыты, а взгляд остекленел. Я посмотрела на её попу (кожа у неё всегда была красивая) и подняла взгляд к Виктории. Виктория улыбнулась, откинулась назад на локоть, развела ноги, а другим локтем опёрлась о колено. Её киска была полностью открыта и даже влажной. Казалось, она не готова драться, и я не могла отделаться от недовольства собой. Потому что мне тоже не хотелось драться. Даже после всего, что она сделала Элис, и того, что она только что сделала с Лорен. Мысли заволокло красным туманом, и сейчас мне на самом деле хотелось заползти между её ног и послушно отлизать ей. – Ну так, что теперь, мисс Свон? – спросила Виктория. – Нападёшь на меня? Позовёшь на подмогу своих шлюшек? В любом случае, моя судьба предрешена. При моём ослабленном состоянии, я не справлюсь даже с тобой. Ты крепко кусаешь, моя дорогая, – она ухмыльнулась и потёрла шею там, где я укусила её в мотеле. – Ты могла выпить её крови, – я кивнула на труп Лорен. Виктория посмотрела на труп, будто только его заметила. – Верно, – сказала она, – но при депрессии у меня пропадает аппетит. Должна признаться, со мной всё кончено. Кажется, я могу лишь оплакивать собственную кончину. Всё складывается слишком трагично. Обычно в конце всегда умирает главный злодей, но мы же обе знаем, что не я здесь настоящий злодей, верно? Я не ответила. Виктория игриво прищурилась на меня и ухмыльнулась. – Вот видишь, – сказала она. – Главный злодей здесь Элис. Именно Элис нас всех создала и уничтожила. Вот увидишь: любовь Элис – не дар, а проклятие. Я пожирала её тело глазами. Малиновые волосы спутались и намокли под дождём, её кожа была совершенно белой, как слоновая кость. Я позволила себе перевести взгляд на её сочные груди, такие круглые и полные, а потом опустить его на талию и ниже, где раскрывались её ноги и обнажалась киска. Она была действительно великолепна, почти божественна. Я подняла взгляд, и она улыбнулась. – И на этой ноте, – сказала она, – возможно, я могу предложить другой конец этой сказке. Правда в том, мисс Свон, что я стала питать глубокое уважение к твоей способности любить. Тебе не хватает изящества Розали и очарования Элис, но твое сердце странным образом невинно. Я вижу в тебе девушку, которую всегда хотелось для себя. Она сказала это очень мягко, и признаюсь, моё сердце вспыхнуло. Это странным образом волнительно получить признание такой девушки, как Виктория. Я всегда подозревала, что нравлюсь ей больше, чем она готова признать. И теперь я знаю всё. Виктория следила за выражением моего лица и улыбнулась. – Поэтому, – сказала она, – вот моё предложение. Я последний раз предлагаю, и больше ты меня не услышишь. Присоединяйся ко мне, мисс Свон. Будь моей. Со мной твоя преданность будет вознаграждена намного щедрее, чем может предложить Элис, и вместе... вместе мы обе обретём счастье. Искушение захватило меня с головой. Я никогда не приняла бы её предложение, но искушение было очень приятным. Я опустила взгляд и на мгновение посмотрела на труп Лорен. Мёртвые глаза смотрели в ковёр, а голая попа была такой же соблазнительной. Я перешагнула через труп, подошла к кровати и с волнением посмотрела Виктории в глаза. Заглянув в них, я поняла, что это не уловка. Я нравлюсь ей. Она действительно хочет меня. Я улыбнулась и опустила взгляд на её тело, остановившись на расщелине между ног. Протянув руку, я стала ласкать её прямо там, поглаживая и трогая мягкие бархатистые складки своими пальцами. Я посмотрела на неё, а она на меня, давая понять, что не будет сопротивляться. Я вставил ей два пальца внутрь, и она улыбнулась, пошевелив бёдрами и тяжело задышав. Я склонилась к её лицу, чувствуя искреннее влечение к этой ужасной девушке, и улыбнулась в ответ. – Не буду врать, – прошептала я. – Ты удивительная девушка, у тебя всегда будет власть надо мной. Но я люблю Элис, а она хочет твоей смерти. Её улыбка исчезла. Я поцеловала её полные губы, не заморачиваясь тем, что она не ответила на поцелуй, и встала, вынула пальцы, улыбнулась и облизала их. Они были такие сладкие на вкус. Виктория показалась на мгновение уязвлённой, но лишь на мгновение. Её лицо быстро обрело былую надменность, и она тяжело вздохнула. – Ну и хорошо, – сказала она, спуская голые ноги с кровати. Она встала, и я с опаской посмотрела на неё, готовясь к прыжку. Но она не нападала. Она только улыбнулась и сомкнула запястья. – Тогда свяжи меня. Не нужно стесняться. Я отдаю себе отчёт, что проиграла, и, откровенно говоря, уже сыта по горло этими склоками. Давай закончим всё раз и навсегда. Что скажешь, мисс Свон? Я ничего не сказала, а взяла полосу ткани с запястья Лорен и связала ей Викторию, бросая взгляды на её сиськи. Она всё время смотрела мне в глаза, ухмылялась, а я покрепче завязала узел. – Умница, – сказала она, и мне пришлось улыбнуться. Даже идя на казнь от рук своей бывшей рабыни, ей удавалось быть дерзкой, высокомерной и наглой сукой. – А теперь, – сказала она почти радостно, – перейдём к делу. Нельзя же заставлять Элис ждать, верно? Я только надеюсь, она что-нибудь припасла для такого случая. В конце концов, девушка умирает всего один раз. Можно превратить это и в наслаждение, верно? С этими словами она повернулась и вышла навстречу собственной смерти. Я посмотрела на её попу и даже пожалела, что что-то настолько сексуальное скоро будет мертво, а потом взглянула на Лорен. Не хотелось оставлять её такой, и я быстро подняла её и положила на кровать, прикрыв её наготу одеялом. Я вытащила кляп и закрыла глаза, помедлила и погладила ей волосы. Мёртвой она выглядела даже прекраснее, чем живой – бледная, как вампир, с совершенно спокойным лицом. Я наклонилась и поцеловала её мёртвые губы. – Прости, – прошептала я. Затем я поспешила вдогонку за Викторией. Элис и Розали были ещё в ванной комнате. Я усадила Викторию в гостиной, уверенная, что она не выпрыгнет из окна голой снова, и открыла дверь ванной. Конечно, они были голые, Розали сидела с краю ванны, а Элис сидела на корточках у её киски. Это было очень эротичное зрелище, и мне стало немного неловко его прерывать. Вероятно, в последний раз Элис отлизывала у Розали, но момент был неизбежно испорчен. Розали недовольно посмотрела на меня, а Элис повернулась ко мне с блестящими губами. Моё сердце сжалось оттого, какая она была милая, и я была благодарна судьбе за то, что не согласилась с предложением Виктории. – Виктория здесь, – сказала я, будто объявляя о приходе гостей. – Она в гостиной. Они переглянулись и обе вскочили. Виктория сидела на диване, скрестив ноги, и встала, когда мы вошли. – Ну, – сказала она, глядя на голых Элис и Розали, алые щёки Розали и блеск на губах Элис. – Надеюсь, я ничему не помешала. Элис молча посмотрела на неё. Вроде, тут бы устроить фееричный скандал, но её, казалось, разбирала досада, что не будет ни разборок, ни сцен драки. В окне сверкнула молния, поблизости прогремел гром. Снаружи стало темнеть. – Она покорилась, – сказала я, чтобы Элис знала. Для меня это было чем-то непривычным, и я подумала, что для Элис будет тоже. – Она даже не сопротивлялась. Реакции Элис не последовало, но я заметила, что она возбуждённо вздохнула грудью. Однако, она не порвала тут же Викторию на части, а повернулась ко мне и спросила: – А где Лорен? Я не ответила, но она прочитала ответ в моём взгляде. Элис посмотрела на Викторию. – Больная сука, – сказала она. – Лорен тебе ничего плохого не сделала! Слыша злобу в голосе Элис, мне самой стало не по себе, что я совершенно не переживаю за смерть своей бывшей девушки. Скорее всего, Элис только изображала повышенную сознательность и отзывчивость, но я этим не заморачивалась. – О, давайте обойдёмся без обзывательств, – сказала Виктория, выходя вперёд со связанными руками. – Мы все прекрасно знаем, что сейчас произойдёт. Хватит ездить другим по ушам, и… Элис влепила ей пощёчину. Голова у Виктории дёрнулась в сторону. У меня в сердце ёкнуло, а Розали опустила взгляд. Сначала показалось, что Виктория сейчас рассердится, но этого не произошло. Она лишь улыбнулась и опять повернулась к Элис. – Ладно, – сказала она. – Я так поняла, ты решила играть по-грубому. – О, ты ничего не поняла, – прорычала Элис. Она была намного ниже ростом, чем рыжая, и смотрелась ну очень секси, когда со злостью смотрела на Викторию снизу вверх. – Ну, ну… – Виктория игриво усмехнулась. – Кажется, сейчас будет развлекуха. Ну, что ты со мной сделаешь? Я буду послушна, насколько могу. Это будет моим последним подарком тебе, моя милая, чтобы тебе было что обо мне вспомнить. От слов Виктории у меня мурашки прошли по телу, я могла только представить себе, что они делали с Элис. Элис всегда изображала покорность, но только для самозащиты. В глубине души она сама любила повелевать. Чужая покорность и беспомощность нравились ей больше всего, а теперь Виктория была связана, голая, избитая и совершенно безучастная. Её госпожа унижала её на протяжении веков и относилась к ней, как к бесполезной игрушке. Элис выполняла все её прихоти. Вплоть до убийства. Улыбка появилась на лице Элис, а по её взгляду можно было понять, что это конец, что скоро Виктория превратиться лишь в не очень приятное воспоминание. Первым делом Элис поцеловала рыжую – обхватила её лицо руками, встала на цыпочки и страстно поцеловала в губы, обозначив своё господство языком. Рыжая ответила на поцелуй примерно так же, как и я в номере мотеля – безропотно, целиком отдавшись беспомощности. От этого вида в моей киске кольнуло. Казалось, Розали тоже заворожена. Интересно, что она сейчас испытывает, когда видит, как госпожа, которой она посвятила почти сто лет своей жизни, целуется со своей бывшей рабыней? Для меня зрелище было возбуждающе, а она могла испытывать что-то другое. Потому что даже если её сердце безвозвратно принадлежит Элис, всё остальное: тело и мысли – принадлежит Виктории. Виктория была ей больше, чем госпожа. Она была лучшей подругой, старшей сестрой, защитницей. Втроём с ними Розали могла быть счастлива ещё много веков, но сейчас всё будет кончено. Через несколько минут занавес над этой трагедией окончательно упадёт. Элис прервала поцелуй, ухмыльнулась, хихикнула и ухватилась за груди рыжей, просто чтобы Виктория осознала свою беспомощность. – Помню, я не имела права прикасаться к ним без разрешения, – сказала она. – Ты это помнишь? – Конечно, помню, – сказала Виктория, не сводя взгляда с Элис, пока та щупала ей сиськи. – Увы, всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Похоже, я тебя избаловала. Надо было обходиться с тобой построже. Наверное, с Розали тоже. Она посмотрела на Розали, и та опустила взгляд. Виктория улыбнулась, будто ничего другого не ожидала, и повернулась к Элис. – Давай, ты же не будешь весь день играть с моими грудями? Я жду, моя дорогая. Не разочаровывай меня. Или ты у меня ничему за эти годы не научилась? Элис ухмыльнулась и выпустила её груди из рук. – Ладно, – она и смела пару журналов и пульт дистанционного управления с журнального столика, освобождая место. – Это будет твой алтарь, – сказала она. – Ложись. – Как пожелаешь, – Виктория сначала изящно присела с краю, а потом легла спиной. Столик был ей не по росту мал, на нём уместилось только её туловище, поэтому она широко расставила ноги по обе стороны стола. – Предполагаю, ноги мне тоже поставить пошире? – спросила она услужливо. – В конце концов, что весёлого, если ноги стоят вместе? – Да, поставь, – Элис встала на стол между бёдер Виктории, с улыбкой подняла ногу и поиграла с её киской. – Я рада, что ты решила быть такой умницей, Вики. Потому что мне уже давно хотелось с тобой кое-чем заняться. – И чем же? – Вот этим, – Элис звезданула Виктории ногой в пах. От глухого удара меня охватило такое возбуждение, что загорелось в груди. Да, смотрелось не слишком эротично, но было любо-дорого посмотреть на Элис в роли госпожи. Казалось, даже Розали возбудилась. Она стояла с другой стороны от стола, напротив меня, и мы, казалось, больше походили на свидетелей некоего жертвоприношения. Виктория простонала от боли, её груди подпрыгнули от удара. Элис посмеялась и пнула её снова. Виктория нахмурилась, будто слегка смутилась, а Элис пинала её снова и снова. Пнув её последний раз ногой, достаточно сильно, она снова захихикала, как ребёнок, который нашёл себе прикол. – Ну, – сказала Виктория. – Начало достойное, хоть и слегка вульгарное, на мой вкус. Смех Элис сменился возбуждённым дыханием, и она усмехнулся своей бывшей госпоже. Посмотрев ей некоторое время прямо в глаза, она улыбнулась шире. – Думаешь, тебе это понравится? – спросила она. – Но такому не бывать. – Не понравится? – Виктория вскинула брови. – Нет, – Элис помотала головой. – Думаешь, ты не будешь кричать... а придётся. Казалось, Виктория испугалась. – Ну, надеюсь, ты придумаешь что-то более креативное, чем просто пинать меня ногами, как неразумное дитя, – сказала она. – От кого бы ты такому ни научилась, но явно не от меня. – Не волнуйся, Вики, у меня припасено для тебя кое-что особенное, – Элис спрыгнула со стола. – Белла передай мне ту вазу. Я чуть не вздрогнула от неожиданности, когда она обратилась ко мне. Элис и Виктория были настолько поглощены друг другом, будто нас с Розали здесь не было. Но теперь она указывала подбородком на вазу, стоявшую на серванте. Я быстро её поднесла. Это была хрустальная ваза с букетом пластмассовых магнолий. Я понятия не имела, что задумала Элис, но передала вазу ей. – Как мило, Элис, – сказала Виктория, – но мне цветов не надо. Я и без них увяну, неужели не ясно? Улыбнувшись, Элис опрокинула вазу, и цветы выпадали на землю. Виктория проследила за ними взглядом. – Хочешь знать, что я сейчас сделаю, Вики? – сладко спросила Элис. – Я и так могу себе представить, – сухо заметила Виктория. – Тогда разведи ноги пошире, – сказала Элис, опустив свободную рукой к киске Виктории. Так раздвинула ноги ещё шире, двигая бёдрами, а Элис смеясь теребила пальцами ей клитор и нижние губы, иногда проскальзывая внутрь. – Умница, Вики, – сказала она, мягко работая пальцами. – Это прекрасно и возбуждает. Как тебе в роли покорной сучки? Нравится, Вики? – Привыкну, – Виктория подвигала бёдрами. – Может быть, но не успеешь, – сказала Элис. – Скоро ты будешь мертва. А теперь раскрой свою киску, как послушная сучка. Запястья Виктории были по-прежнему связаны, но она смогла протянуть руки и пальцами расправить свою киску. Я смотрела, затаив дыхание, как Элис работала пальцами. Она уже вводила три пальца, и влагалище Виктории раскрывалось всё шире. Но даже так ваза всё равно не пролезет. Или пролезет? Ухмыльнувшись, Элис сложила пальцы кисти и вставила её Виктории на всю глубину. Виктория вскрикнула и вся зарумянилась. Элис водила рукой туда-сюда, всё расширяя отверстие. Поставив вазу на стол, она стимулировала клитор Виктории другой рукой, заставляю девушку стонать и извиваться. Наконец, она вынула руку, облизала пальцы и взяла вазу в другую руку. Виктория совершенно безучастно продолжала держать свою киску открытой. Её влагалище представляло собой уже огромную красную дыру. Элис улыбнулась и опустила вазу ей между бёдер. Дно вазы было почти шириной с бутылку шампанского, и мне казалось, оно не влезет. Но оно влезло. Элис поднесла основание вазы к отверстию и стала толкать. Я могла только представить, как ощущается прикосновение холодного стекла, зная, что всю эту штуку запихают тебе внутрь. Наконец дно ваза проскользнуло внутрь неё, и Виктория простонала. Вероятно, ощущение было не слишком приятным. Элис улыбнулась и продолжила толкать, медленно вводя вазу – дюйм, два дюйма… Ваза входила с таким трудом, что Элис сама мило кряхтела при толчках. – Вы двое, сосите ей сиськи, – велела вдруг Элис мне и Розали, будто только нас увидела. – Пусть она не теряет возбуждения. Я переглянулась с Розали. У неё на лице было такое же выражение, как и у меня в мотеле. Ей не хотелось всем этим заниматься, очень-очень не хотелось. Красный туман заволакивал ей мысли, как и мне, и, немного помедлив, мы обе сели на корточки по обе стороны от журнального столика и склонились к соскам Виктории. Виктория застонала. Её соски быстро набухли. Я сосала медленно, почти с любовью, будто это что-то особенно сочное. Вкусом мне сносило башку. Виктория тяжело дышала и даже немного хныкала, но ничего не было слышно за рёвом дождя снаружи и раскатами грома. – Нравится, Вики? – спросила Элис, тоже тяжело дыша. – Не увлекайся, тебе ещё нельзя кончать. Я дам знать, когда будет можно. Элис хорошенько толкнула вазу. Виктория вздрогнула. – Вошло туго, – простонала она. – Ох, не надо себя недооценивать, Вики, – ласково сказала Элис. – Места ещё полно. Ты больше шлюха, чем любая из нас, не так ли, Вики? Ты просто полная и конченная шлюшка! Виктория не ответила. Она закрыла глаза, её лицо напряглось, лоб вспотел. Мы с Розали перестали сосать ей соски. Розали с грустью глядела в лицо своей госпоже и гладила её волосы, а я смотрела в промежность. Вся ваза целиком вошла внутрь, я видела, как она выпирает у неё в животе, как непонятная беременность. Элис засмеялась и запрыгнула на стол. Её лицо сияло, будто ей никогда не было радостнее в жизни: ни гнева, ни жалости, ни грусти, а только восторг. Она поставила босую ногу на выпуклость вазы, почти ликуя, и улыбнулась своей бывшей госпоже. – А теперь, – сказала она, – я даю тебе последний шанс меня разжалобить. Умоляй меня – и твоя смерть будет быстрой. Не упросишь – и умрёшь в диких муках. Элис толкнула ногой вазу, улыбаясь и стреляя глазами. Взгляд Виктории был уставший и поникший, но она улыбнулась. – А если я не хочу быстрой смерти? – спросила она. – Что если я совершенно искренне хочу, чтобы ты со мной сделала всё, что ты пожелаешь? – Тогда хотя бы скажи «пожалуйста». – Пожалуйста, – просто сказала Виктория. – Хорошо, – Элис облизала клыки и улыбнулась ещё шире – Очень хорошо. Затем она подняла ногу и наступила на вазу пяткой. Тошнотворный хруст стекла потонул в раскатах грома. Виктории выгнула тело на столике и завыла от боли. Стекло раскололось внутри её и порвало ей стенки влагалища. Элис заржала, как маньячка, и стала топать по её животу, вдавливая осколки всё глубже и глубже. Вои Виктории сменились истеричными рыданиями, вызванными мучительной и невообразимой болью. Розали опустилась на колени и прижала голову Виктории к груди. Она гладила её и бормотала, как ей жаль, проливая слёзы. – Как тебе такое, Вики!? – орала Элис сквозь дождь, гром и плач. – Кто теперь шлюха?! Кто теперь шлюха, Вики!? Из разорванного влагалища Виктории пошла кровь, и вдруг Элис кинулась между ног Виктории и стала лизать, прихлёбывая, как сумасшедшая. Стоны Виктории прекратились, а у неё на бледном лице появилась истерическая улыбка – мрачная и совершенно уставшая. Она повернула голову от нежный прикосновений Розали и посмотрела на Элис. – Да, – сказала она тихим голосом. – Продолжай, Элис. Продолжай... Я держала её тело и смотрела в лицо. Её трясло в агонии, а пот лился градом. Она стонала, а Элис слизывала кровь с киски и в конце каждого движения языком касалась набухшего клитора, отчего её влагалище с каждым разом сжимало десятки стеклянных осколков, заключённых у неё внутри. Я улыбнулась и облизала клыки. Это было удивительно. Несмотря на боль и испытываемый беспомощный страх, она всё равно собиралась кончить – чтобы показать Элис, что всё делает добровольно. Что она этого хочет. Но зачем? Если она этого действительно хочет, разве это для неё на становится менее унизительным? Неужели она предпочитает страдать добровольно, чем поневоле, как жертва изнасилования? Или это правда последний дар Виктории Элис – стать добровольной жертвой, чего всегда жаждала Элис, но никогда не получала? Последнее изощрённое признание в любви перед смертью? Не знаю, но, возможно, правда гораздо проще. Возможно, она и правда просто шлюха. Виктория уже кончала. Она стонала и сопротивлялась боли, заставляя себя кончать, и наконец это произошло. Оргазм пронёсся по заплаканному лицу, а влагалище сжало битое стекло, всё тело натянулось и прогнулось, и наконец она откинулась обратно на журнальный столик и замерла мокрая и уставшая. Элис продолжала слизывать с киски кровь, а Виктория стонала и слабо смеялась, пока её влагалище дёргалось от стекла. – О, Элис, – она тяжело дышала, – из тебя бы вышла отменная госпожа. Элис подняла голову. Нижняя часть её лица вся испачкалась в крови, и она улыбалась. Элис обошла вокруг столика, дерзко покачивая бёдрами, невероятно сексуально. – Тогда тебе это понравится, – сказала она и села рыжей на лицо, прижавшись киской к её рту. – Лижи, сука, – велела она. – Быстро! Виктория уже лизала. Она вытянула шею к промежности Элис, и я слышала, как она стонет между ног Элис, и видела, как у Элис перекосило лицо. Мы с Розали продолжали сидеть по обе стороны от журнального столика, и обе глядели на Элис почти в благоговении. Никто из нас ещё не видел чего-то настолько унизительного, садистского… и настолько возбуждающего. Элис посмотрела на нас и ухмыльнулась. – Отлижите у неё, – велела она. – Пусть эта шлюха ещё раз кончит. Мы с Розали переглянулись, но уже не медлили. Мы сели на корточки между ног Виктории. Кровь по-прежнему сочилась из её влагалища, на столике между её бёдер образовалась лужица, откуда капало на ковёр. Мы с Розали снова переглянулись, несколько шокированные, беспомощные от возбуждения. Клыки торчали из наших уст. Затем мы наклонились и стали лизать. Вместе мы стонали, когда кровь касалась наших языков, и лизали, сгрудившись между ног Виктории, как рабыни. Мы прижимались друг к другу бёдрами, щеками и по очереди ритмично лизали её киску – две девушки, объятые одним желанием. Розали была голая, а я – в одежде. Розали вскоре стала теребить себя, и я вскоре тоже расстегнула джинсы и засунула руку в трусики. – Продолжай, Вики, – услышали мы приказ Элис. – Отлижи у меня, как шлюха. Виктория стонала в ответ, а мы продолжали лизать – все, кроме Элис. Элис была нашей королевой сейчас более, чем когда-либо. Наконец мы все стали кончать. Всё произошло почти одновременно, хор стонов, тяжёлого дыхания и рыданий становился всё громче, смешиваясь с шумом дождя и раскатами грома. Мы с Розали кончили вместе, тяжело дыша в киску Виктории, а когда открыли глаза, наши взгляды встретились. Наши губы и зубы были покрыты пятнами крови. Мысли заволокло желанием, мы медленно наклонились и стали целоваться, слизывая кровь и яд с губ друг друга. Элис ненадолго задержалась на лице Виктории, наслаждаясь отливом оргазма и чувством подчинения, а Виктория продолжала целовать ей киску, и наконец она слезла. Виктория опустила голову, ударившись о стол. Мы с Розали подняли головы. – Не волнуйся, Вики, скоро будет конец, – сказала Элис, поднимая её обмякшее тело за волосы и забираясь на стол позади неё. – Сюда, сюда, – прошептала она, обнимая её ногами за талию и убирая ей волосы с шеи. Виктория была уже почти мертва. Её кожа приобрела пепельную бледность, почти серый оттенок, а тело совсем обмякло. Она потеряла много крови ещё в мотеле, да и сейчас из её влагалища кровь рекой текла на журнальный столик. – Всё хорошо, – успокаивающе прошептала Элис ей на ухо. – Всё хорошо. Ты готова, Вики? Пришло время умирать. Хочешь умереть прямо сейчас? Мы с Розали сидели и смотрели от бёдер Виктории. Виктория повернулась к Элис полузакрытыми и несколько остекленевшими глазами и улыбнулась. – Хватит болтать, Элис, – её губы искривились в нахальной улыбке. – Делай, что хочешь. Элис ухмыльнулась и поцеловала её. – Ты права, – прошептала она, опускаясь губами к шее Виктории. – Я этого хочу, Вики. Я этого правда хочу. Элис укусила её. Виктория тихо вскрикнула, когда клыки Элис прокололи ей шею. Она посмотрела на нас, сидящих на корточках у её киски, и ухмыльнулась. Она была голая, Элис обнимала её руками и ногами, а кровь лилась с её шеи на бледные и голые груди. Мы с Розали переглянулись, а потом вонзились клыками в бёдра Виктории. Снаружи гремел гром, но гроза стала утихать. Дождь прекращался, а гром звучал далеко. Виктория стонала, не сопротивляясь, не вырываясь и не дёргаясь. Она лежала в объятиях Элис, позволяя высасывать свою кровь рабыне, бывшей рабыне и девушке, которая отняла у неё рабыню. Её кровь была горячей и вкусной, и я с силой сосала из раны, прижимаясь губами к тёплой плоти её бедра, не в состоянии насытиться. Но вскоре поток крови оскудел. Я стала сосать сильнее, желая ещё, но больше не было, и когда я подняла голову, Виктория была уже мертва. Виктория умерла. Элис пару раз лизнула рану на шее, слизывая последние пятна крови, а затем поцеловала её. Улыбаясь, она посмотрела на нас с Розали и наконец разжала ноги на талии Виктории и встала, позволив Виктории хлопнуться на журнальный столик. Мы с Розали не шевелились. Элис вздохнула и вытерла рот рукой, улыбнувшись Виктории. Глаза рыжей были закрыты, лицо посерело, а голова упала набок – обмякшая и совершенно безжизненная. Она лежала с раскрытыми ногами и лужей крови под промежностью, как жертва аборта. Элис заговорила первой. – Ну, – сказала она. – Печально, не так ли? Такие сиськи пропали. Она со смешком наклонилась и шлёпнула мёртвые белые сиськи Виктории. Последнее оскорбление, ещё одно унижение после смерти. – Они мне всегда нравились, – сказала она и повернулась к нам с Розали. Казалось, ни одна из нас не знала, что делать, но мы наконец встали – подавленные, почти испуганные, и всё же возбуждённые тоже. Мы смотрели на Элис, но казалось, что это другая Элис, которая ещё мрачнее, чем тёмная Элис, которую мы любили и обожали – Элис, который была ещё большей садисткой и злодейкой. Настоящая Элис. Элис улыбнулась нам, её рот окрасился в розовое, и мы ждали, что она будет делать. Сердце дрожало в груди, и я не знала точно: может быть, она и меня убьёт сейчас чисто по фану? Но она только смотрела на меня. Взгляд её тёмных глаз цвета мёда перешёл на Розали, смерил её взглядом и остановился у неё на лице. – Белла, – сказала она, все ещё глядя на Розали, – принеси мне нож. Бегом. Я помедлила, глянув на Розали. Розали не сводила взгляда с Элис, но я не могла ничего в нём прочесть: ни боли, ни страха, ни злости. Только смирение. – Всё нормально, детка, – Элис обнадёживающе улыбнулась. – Просто принеси мне нож, ладно? Я отрывисто кивнула и поспешила на кухню. Ножи стояли в соответствующей подставке на холодильнике. Потянувшись к одной из рукояток, я краем глаза заметила один из магнитов – «Самой лучшей маме на свете». Это заставило меня остановиться. Что скажет мама, когда вернётся домой? Лорен лежит мёртвой наверху, в гостиной лежит труп убитой и изуродованной Виктории. Мы успеем убраться? Но сейчас бессмысленно всем этим загоняться, поэтому я вытащила нож и вернулась в гостиную. Элис и Розали всё ещё стояли около тела своей мёртвой госпожи. Казалось, ни одна из них не проронила за это время ни слова, а когда я вошла, обе посмотрели на меня. Элис протянула руку за ножом. Я посмотрела на Розали, и мне стало не по себе. Она была светловолосой и красивой, такой печальной и несчастной. Она заслуживала лучшего, чем это. – Можно ей поехать с нами?– робко спросила я. Элис опустила руку и взгляд. Розали посмотрела на неё и повернулась ко мне. Она медленно подошла ко мне. Выражение её лица смягчилось – стало чем-то между негодованием и смирением. Это было облегчение. Она взяла нож из моих рук и улыбнулась мне. Это был первый раз, когда она мне улыбалась. И последний. – Я хочу извиниться, – сказала Розали. – Я никогда не понимала твою любовь и наделала тебе много гадостей. Ты можешь не прощать меня, но... Она наклонилась и поцеловала меня в губы и крепко обняла. Я чувствовала, как её голые груди прижались к моей футболке, и даже пожалела, что не голая – так было бы лучше. – Позаботься об Элис, – прошептала Розали мне на ухо. Я кивнула. Она в последний раз улыбнулась мне, кивнула и передала Элис нож. Элис взял его и молча посмотрела на неё. Розали обхватила ладонями её лицо, поцеловала в губы и прошептала: – Я люблю тебя. Розали погладила её щеку, насладившись последним прикосновением, и опустила руку. Она отвернулась от девушки, которую любила больше всего на свете, и посмотрела на труп Виктории. Она улыбнулась ему, по щеке скатилась слеза, и затем подошла поближе, наклонилась и поцеловала её бледные губы. Розали тихо прошептала что-то, чего я не разобрала за шумом дождя, и Элис подошла сзади её и взял в горсть её волосы, держа нож в кулаке, как ритуальное оружие. Я предполагала, что Элис перережет её горло, но она не стала. Вместо этого она потянула за волосы, оторвав блондинку от губ Виктории, и стала яростно резать её шею. Розали не издала ни звука. Первым ударом ей оторвало позвоночник, и она обмякла. Послышался булькающий звук, но ещё несколько ударов – и её голосовые связки тоже порвались. Элис продолжала рубить её стройную шею, поднимая окровавленный нож и снова рубя им вниз. Кровь брызгала на стены и фотографии на столике. Элис ухмылялась и ликующе кряхтела с каждым ударом, всё верхняя часть её тела перепачкалась в крови. Вскоре шея блондинки висела на полоске плоти, а Элис перерезала её ножом. Наконец, голова отвалилась, а тело блондинки безжизненно рухнуло на её госпожу, голое и потухшее, будто диким оргазмом ей оторвало голову. Я смотрела, как они лежат на журнальном столике. Кровь била из обрубка шеи Розали и лилась на лицо Виктории, покрывая его красной маской. Я посмотрела на попу блондинки и подумала, что её теперешнее состояние – довольно точная метафора её существования: ни своей головы, ни своего мнения, ни своей воли – ничего, кроме сексуального тела. Элис тяжело дышала. В одной руке она держала окровавленный нож, а в другой – истекающую кровью голову девушки, которая пожертвовала всем ради её счастья. Рот на голове был открыт, и Розали смотрела на меня мёртвыми голубыми глазами. Элис сначала выпустила из руки нож, а затем подняла голову обеими руками, чтобы посмотреть на неё. Она стала качать её в руках, как ребёнка, и улыбнулась. Кровь текла вниз по её голой груди. Она погладила светлые волосы, запачкав их кровью, а затем подняла голову и поцеловал её в губы. Задержав поцелуй, пока вдали не прогремел гром, она опустила её и бросила на пол. Голова приземлилась со стуком, подпрыгнула и откатилась в сторону – будто не могла смотреть на Элис. Наконец всё закончилось. Блондинка и рыжая мертвы, мы с Элис в безопасности, нас больше ничто не разлучит. Так что, как видите, иногда всё заканчивается благополучно… ну, для некоторых из нас. Лорен зверски убили, что весьма трагично, а мама явно не обрадуется беспорядку в гостиной. Ещё она немного расстроится, когда узнает, что её девочка встречается с убийцей-психопаткой и замешана в убийстве сразу двоих. Но у нас с Элис всё будет хорошо, и это главное. Элис вздохнула и слизала кровь с пальцев. В комнате было почти темно, и только молнии мелькали в окне. Элис взглянула на него, вдали опять послышались раскаты грома, а потом осмотрела себя. Она была вся в крови. Элис опять вздохнула и подняла голову на меня. – Лучше здесь прибраться, – сказала она. Я кивнула. Казалось, больше заняться особо нечем, а кроме того я чувствовала ужасное возбуждение. Поэтому мы пошли наверх и включили душ. Элис сняла с меня одежду, целуя открывающиеся участки тела, мои соски, клитор, коленки. Она как-то притихла и ничего не говорила. Вместе мы стояли под тёплой водой, а кровь смывалась с нас и вихрем стекала в сток. Я отмыла губкой и гелем каждый сантиметр её тела. Сердце трепетало в груди, и я улыбалась, когда вытирала её красивую кожу, ощущая странное счастье. Потому что теперь нам действительно не о чем беспокоиться. Элис уже не вернётся к своему клану, а я – домой. Отныне у нас нет ничего, кроме друг друга. Отныне мы будем вместе навсегда. Наверное, стоило немного погрузиться насчёт всего того, что случилось, всей печали и смертей, которые произошли по нашей вине. Но я не грузилась. Я была счастлива, реально счастлива. Мы с Элис разрушили абсолютно всё в жизни друг друга, но оставалось только одно, что уцелело и уже никогда не исчезнет. Наша любовь. Любовь между нами никогда не умрёт, и теперь вместе мы будем счастливы. Мы занимались любовью в душе – молча, но с тихими стонами. Я прижала её к перегородке из оргстекла, тёрлась о неё чистым и намыленным телом, водила пальцами по её мокрым и шелковистым волосам. Она обхватила меня ногой, а я схватила её за попу, стонала и сжимала её. Она отчаянно целовала меня в ответ, и наконец я присела на корточки и коснулась губами у неё между бёдер. Она ахнула, по-девчачьи, а я обхватила губами её клитор и стала сосать. Мы вместе кончили раз пять, и ещё один раз я довела Элис до оргазма отдельно, просто чтобы она знала, что у меня к ней особое отношение. Выключив душ, я заметила, что дождь перестал. Снаружи было темно. Мы вытерлись, и я не могла не улыбаться, когда смотрела на неё. Элис так ничего и не говорила, и я знала, что она мучится сожалениями… или их полным отсутствием. Два человека, которых она любила на протяжении многих десятилетий, лежат мёртвыми внизу, а жизнь её второй половинки уже никогда не исправить. На неё всегда находило такое настроение, когда жажда крови отступала, когда рассеивался туман и она отчётливо понимала, какое же она чудовище. Мне хотелось её утешить, сказать, что всё будет хорошо, и я осторожно положила руку ей на плечо. Она повернулась ко мне, голая, с влажными и растрёпанными волосами, и подмигнула своими огромными глазами цвета мёда. Элис выглядела моложе, чем раньше, гораздо помолодевшей. И красивой, такой красивой. Я обхватила ладонями её лицо, улыбнулась и стала целовать её. Но тут в окнах ванной комнаты мелькнул свет от автомобильных фар, и мы услышали хруст гравия у ворот. – Наверное, твоя мама вернулась, – сказала Элис. Я кивнула, на мгновение задумавшись над тем, что нам делать, но кажется, я и так знала. Я опять повернулась к Элис, ещё раз улыбнулась, чтобы успокоить её, и поцеловала ещё раз в губы. Затем я схватила полотенце, обернула вокруг туловища и вышла. Элис с грустью проводила меня взглядом, и я остановилась у двери. – Я скоро вернусь, – сказала я и спустилась по лестнице. Мама была уже на кухне. Она не вопила истерически, и я предположила, что она ещё не была в гостиной. Она стояла у стола и вынимала продукты. Я постояла немного, оценивая взглядом её фигуру, а затем вошла. – О… Привет, дорогая, – сказала она, когда заметила меня. – Извини, опоздала, нужно было кое-что купить из продуктов. Как вы сходили на ярмарку? – Нормально, – сказала я, чтобы что-то сказать, и спросила: – Лорен тебе звонила? – Звонила… зачем? – Нет, я просто так спросила, – я помотала головой. Мама вынула из пакета бутылку молока и положила её в холодильник. На стойке с ножами сверху холодильника одного ножа не хватало – он лежал на полу гостиной, весь в крови, рядом с двумя трупами. Мама глянула на меня, пока закрывала холодильник, и её материнские инстинкты безошибочно подсказали ей, что что-то не так, судя по тому, как я стою с таким спокойным и несколько отрешённым выражением на лице. – Всё хорошо, дорогая? – спросила она. – Да, – я улыбнулась, чтобы она успокоилась, и указала рукой через моё плечо. – Я только из душа – слышала, как ты приехала. Мама кивнула, глядя на меня с руками на бёдрах. Она ещё не вынула все продукты, а хотела удостовериться, что со мной всё действительно в порядке. Я на мгновение опустила взгляд, а затем улыбнулась маме: – Мам, ты же знаешь, как я тебя люблю, так? Даже хотя я это не всегда могу показать... – Конечно, милая, – заверила она меня. – А что такое? Я вздохнула, чтобы она подумала, что на меня нашло какое-то такое настроение. – Ничего, – сказала я, что было своего рода ложью, наверное. – Просто... Я не закончила. Было совершенно невозможно всё объяснить. Мама нахмурилась, глядя на меня с беспокойством. Я медленно подошла к ней, не забывая, что под полотенцем у меня ничего нет. – Просто мне кажется, что я ни разу не говорила тебе, насколько тебя люблю, – сказала я. – Я всё принимала, как само собой разумеющееся. Я никогда не была дочерью, которой ты могла бы гордиться. Мама улыбнулась и положила мне руку на плечо – на голое плечо. – Милая, не надо так говорить, – сказала она. – Ты моя дочь. Ты такая, какая есть. – Правда? – я красиво улыбнулась. Казалось, моя улыбка очаровала её, и она улыбнулась ещё шире. – Конечно, – подтвердила она. –Я же помню всё хорошее, что ты для меня сделала. Однажды меня свалил грипп, и ты за мной ухаживала. Тебе было только двенадцать, а ты была уже такой взрослой для своего возраста. Я до сих пор это помню. Я усмехнулась. Это было верно: в более нежном возрасте я была действительно не по годам взрослой. Но потом я выросла. – Да, – сказала я. – Наверное, я такой и была. – Ты замечательная девушка, – мама погладила меня по плечу, а потом опустила руки и склонила голову. – Но к чему ты это говоришь? Откуда это всё? Всё шло из очень тёмного места. Там не существует ничего, кроме маниакального желания любить Элис и только Элис. Там было уже известно, что это мои прощальные слова, мой последний шанс сказать маме, как я люблю её, даже если это не совсем правда. Мой последний шанс показать ей свою любовь. – Не знаю, – я вздохнула и немного повела голым плечом. – Я просто хотела сказать тебе, что я люблю тебя, мам. Я никогда не говорила тебе этого, поэтому решила сейчас. – Я тоже люблю тебя, милая, – она обняла меня. Я обняла её в ответ, улыбнулась и вдохнула её запах – еле уловимый аромат лавандовых духов. Это было непохоже на Элис, но напомнило мне об Элис, и я вдохнула снова, чувствуя, как клыки сами растут во рту. Мама хотела отпустить меня, но я крепко её обнимала. – Милая? – Прости, – прошептала я, обняв её ещё крепче. – Ещё немного обниму тебя. Мама усмехнулась и погладила меня по спине, по-прежнему не замечая тёмных желаний извращённого существа в своих объятиях. – Ты ещё маленькой любила обнимашки, – сказала она. – Да, – я поцеловала её в шею. Мама застыла. Это были просто нежные поцелуи, но уже не совсем удобные. Её сердце забилось чаще, и я прижалась губами к её шее, чувствуя, как напряглись её мышцы. Я заметила небольшое проявление возбуждения в её феромонах, и мне дико захотелось соблазнить её – прямо на кухне, скинуть полотенце и показать ей себя голой, поцеловать её в губы и задрать ей топик, поласкать её груди руками и показать, как сильно я всё это время любила её. Это было бы так легко. Маму никто не трогал уже несколько десятков лет. Уверена, она бы мне не особо сопротивлялась. Она любит меня. Не в том смысле, конечно, однако нетрудно направить чужую любовь в нужное русло. Примерно то же самое Элис проделала со мной, и я подчинилась и довольно охотно. Уверена, мама бы тоже подчинилась, если я была достаточно соблазнительна. Но я этого не сделала. Потому что, возможно, в глубине моего тёмного сердца ещё жила та девушка, которая была её дочерью, и мне не хотелось совращать маму. Мама была моральным центром моей жизни, и мне не хотелось его уничтожать, но сохранить её такой, какая она есть. Я часто её расстраивала, но это будет последний раз. – Я люблю тебя, мам, – прошептала я. Как бы мне хотелось, чтобы так оно и было… – Я правда люблю тебя. Прежде чем она смогла ответить, я укусила её в шею. Она удивлённо вскрикнула, а я мрачно простонала, когда почувствовала вкус её крови. Она ничего не сказала. Она пыталась растерянно вырваться, возможно, даже не понимая, что я делаю. Я сосала из раны, набирая кровь в рот. Она беспомощно простонала и попыталась оттолкнуть меня, но лишь случайно стянула полотенце, оставив меня голой. Я крепко держала её, чувствуя, что она царапает мне ногтями спину, а потом начинает медленно слабеть. Это было самое близкое к любви, что я могла ей дать. С тех пор, как я знала её, мама посвятила всю жизнь дочери – любила её, заботилась о ней. А в ответ дочь ей врала, обижала её и бросала. Но в прошлом месяце она видела меня такой, какой я пыталась быть. Она видела, как я устроилась на работу и стала копить деньги на учёбу. Она видела, как я при её поддержке поправила свою личную жизнь. Но сейчас было уже слишком поздно для всего этого. Лорен лежит мёртвая наверху, а в гостиной стены забрызганы кровью. Нельзя, чтобы мама узнала, кто я на самом деле. Возможно, это эгоистично с моей стороны, но я считаю, что будет лучше, если она умрёт. Мама посвятила всю жизнь тому, чтобы вырастить и воспитать счастливую и здоровую дочь. Она дала мне все. Так что, возможно, это правильно, что я заберу её жизнь. Мамины руки начали слабеть, и вскоре мне уже казалось, что она просто держится за меня. Потом её руки упали, голова стала клониться в сторону. Я сосала из её шеи, пока не выпила всю кровь, а затем выпустила её из рук. Её тело упало, прислонившись о кухонные шкафы. Её глаза были закрыты, лицо побледнело, густые каштановые волосы были собраны розовой резинкой в высокий хвост. На шее остались следы от укусов. Я улыбнулась, облизала губы и повернулась. Элис стояла в дверном проёме. Она была одета в джинсы и чёрный топ с рисунком в виде цепей и кровоточащей розы. Она смотрела на меня с грустью, а в руках держала стопку одежды. – Готова идти, детка? – спросила она.***
Перед отъездом мы решили сжечь дом. Так было бы даже практично – это уничтожит улики и задержит расследование настолько, чтобы мы успели выбраться из города. Но более того это было ещё и символично. В этом доме лежат остатки нашей жизни, когда он сгорит – мы окончательно станем свободными. Мы с Элис взяли из гаража по канистре бензина и прошлись по дому. Мы облили тело мамы на кухне, а также трупы Виктории и Розали, которые лежали голые и израненные на журнальном столике. Мы облили лестницы и коридор наверху. Мы облили мою старую комнату и мою кровать, брызнули бензином в мёртвое лицо Лорен. Её зажигалка лежала рядом с пачкой сигарет на тумбочке, я взяла её. Затем мы спустились вниз, оставив после себя след бензина, а у входной двери мы выбросили пустые канистры. Элис забралась на тумбочку и вытащила батарейку из датчика пожарной сигнализации на потолке. Он был единственным в доме. Спрыгнув вниз, она встала рядом со мной. Всё это время она не проронила ни слова, а её глаза были полны слёз. Я улыбнулась, чтобы её успокоить, и открыла зажигалку. Провернув огниво пальцем, я высекла огонёк, а потом присела и коснулась пламенем лужицы бензина. Бледно-голубой огонь с низким шипением убежал от меня, будто проголодался и спешил насытиться в остальной части дома. Я закрыла зажигалку, встала и положила её на стол. Мы закрыли входную дверь и какое-то время просто стояли на тротуаре, взявшись за руки, и смотрели на дом. В течение минуты в нижних окнах появился слабый оранжевый свет, а в небо пошёл дым. Огонь разгорался, и вскоре окна лопнули от жара. Пламя вырвалось и поднялось по обшивке. Верхний этаж тоже загорелся, и скоро весь дом стоял в огне. Лицу становилось жарко. Дым клубился и поднимался в темноту. Стоял треск разгорающегося огня. У какого-то соседнего дома включился свет на крыльце. Я повернулась к Элис, зная, что пора идти, и заметила, что она плачет. Слёзы капали из глаз и бросали оранжевые отблески от света огня. – Эй, ты чего? – спросила я. Её губы дрожали, она по-прежнему держала всё внутри – шесть веков несбывшихся надежд стояли в её тёмных глазах, в которых отражался горящий дом. – Я… я разрушила твою жизнь, – выдавил она водянистым голосом. – Это я во всём виновата… Я всё испортила… Всё, к чему я прикасаюсь... всё, что... – Элис, – я встала прямо перед ней. – Это правда, – её голос дрожал и слабел. Она посмотрела на свои руки, будто в шоке, что они там. – Я... я… я ненормальная. Я… – Нет, – сказала я. – Элис, Элис, посмотри на меня. Я подняла её голову за подбородок и заставила посмотреть мне в глаза. Её лицо дрожало, она качалась на холодном ночном ветру, как стебель лилии. У меня самой из глаз лились слёзы, но совсем по другой причине. Я плакала от счастья, потому что теперь наконец мы будем вместе навсегда. – Ты не разрушила мою жизнь, – сказал я ей искренне. – Ты наполнила её. Элис посмотрела на меня широко раскрывшимися от чистой любви глазами. Затем она бросилась отчаянно меня обнимать. – Я люблю тебя, детка, – рыдала она. – Я так люблю тебя. – Я люблю тебя, Элис, – прошептала я, крепко её обнимая. – Я всегда буду любить тебя. Я обнимала её, но тут всё больше стали включаться лампочки в соседских домах, а какая-то женщина пошла к нам, вероятно, чтобы проверить, в порядке ли мы. Мы стояли у горящего дома и плакали в объятиях друг друга, поэтому со стороны могло показаться, что мы едва спаслись и, возможно, потеряли свои семьи. Где-то завыла сирена – пожарная машина приближалась по улице, красный свет подмигивал в темноте, как глаз демона. Элис по-прежнему рыдала на моём плече. Я быстро оторвалась от неё и взяла за руку. – Ну, пойдём, – я повела её по тротуару за собой. – Теперь есть только я и ты. Со мной ты будешь счастлива, Элис, я это обещаю. Ясно? – Ясно, – она всхлипывала и шла за мной. Женщина остановилась и посмотрела на нас, прикрывая рукой глаза от света огня. Мы с Элис шли дальше. Машины не было, и мы ничего не взяли с собой, за исключением одежды, в которой вышли. Нужно будет как можно скорее её сменить. Всё самое ценное мы оставили позади: наши семьи, наших подруг, наших близких. Остатки нашей прежней жизни горели в доме позади нас, и единственное, что мы взяли с собой, была любовь, которая у нас была на двоих, и мечты, которые вскоре должны были сбыться. Ни одна из нас не оглядывалась.***
И так мы начали новую жизнь – вдвоём, только я и Элис. Понадобилось несколько дней и недель, чтобы мы проехали на юг через всю страну. Мы шли ночью по хайвеям и продолжали идти, когда всходило солнце. Мы проходили городки и города, соблазняли девушек, похищали их одежду и деньги, чтобы продолжать наши приключения. Несомненно, наше поведение можно было назвать отвратительным, но слушайте, девушки должны же чем-то питаться. Мы специально не слушали новости, чтобы не слышать, как полиция и СМИ трактовали происшествие в Форксе, но это не имело значения. Вскоре мы пересекли границу штата, и нам было слишком весело, чтобы загоняться прошлым. Мы прошли через Такому и Портленд, столицу штата Орегон. Там мы пробыли недолго, поскольку до Калифорнии было всего лишь несколько недель ходу на юг. Взяв с Элис обещание увидеть её в бикини, мы снова тронулись в путь. Можно было взять на прокат автомобиль или воспользоваться автобусом, но мы пошли пешком, чтобы насладиться пейзажем, держась за руки в лучах солнца. Мы брели по шоссе, обсуждая нашу совместную жизнь, наши планы, надежды и мечты. Элис решила уйти в модельный бизнес, предпочтительно, стать обувной моделью, а я решила просто быть рядом с Элис. Утром мы были в уже Реддинге, а потом дошли до Сакраменто, где провели несколько дней, наслаждаясь солнцем, катаясь на канатных дорогах и обсуждая, где бы поселиться. Элис рассказывала о местах, где она жила раньше, и иногда срывалась и упоминала своих сестёр. Это не тревожило меня, но она пыталась забыть о них, будто их вообще не существовало. До этого клан жил в Лос-Анжелесе и Сан-Диего, и некоторые воспоминания об этом сохранились. Поэтому я предложила Сан-Франциско, и Элис эта мысль понравилась. Она всегда хотела жить там. Прошёл почти месяц после нашего отъезда из Форкса, когда мы приехали в Сиэтл. На наши скромные средства мы сняли квартиру, полностью меблированную, и а ещё через месяц мы обе уже работали в одном и том же модельном агентстве и зарабатывали достойные деньги. Наверное, работать фотомоделями – несколько глупая профессия для беглых убийц, но даже если полиция разыскивала нас, наверняка они будут искать нас по лицам. Однако мы с Элис работали только с обувью, поэтому вряд ли какой следак проедет мимо рекламного щита и узнает Элис по стройным ногам. Вскоре наша квартира переполнилась от образцов обуви, которую дарили нам дизайнеры: Джимми Чу, Маноло Бланик, Лорен Джонс, – и вскоре мы переехали в квартиру побольше, но и она быстро заполнилась обувью. Работать было приятно, и Элис это очень нравилось. Каждое утро и вечер мы часами увлажняли наши ноги, несмотря безупречную вампирскую кожу, и каждый день лежали на диване, поставив ноги на журнальный столик, на котором стояли всякие-разные лаки для ногтей и блестящие инструменты для педикюра. Ночью мы наслаждались цветущим гей-сообществом Сан-Франциско, засиживали клубы и бары в облегающих чёрных платьях и дизайнерских туфлях. Везде нас провожали отвисшими челюстями, где бы мы ни появились. Даже парни-геи бросали на нас взгляды, когда мы проходили мимо, взявшись за руки. Обычно мы просто тусовались по фану, чтобы посмотреть город и пообщаться с новыми знакомыми. Но иногда нам нужна была особая подруга, которую можно было бы привести в квартиру и предложить выпить, а потом по-хитрому поцеловать в шею, пока она будет спать. Начнём с того, что мы с Элис были весьма либеральны в наших привычках по части кормления. Мы не навязывали друг другу какие-то правила. Но через некоторое время всё перешло в разряд привычки. Элис часто мечтала о том, чтобы пить только мою кровь, пока я буду пить у других, но в конце концов мы перешли на более сбалансированную диету. Мы охотились вместе и вместе кормились без исключений, но вскоре даже отказались от охоты. Это произошло почти через полгода после того, как мы прибыли в Сан-Франциско, и наша разгульная жизнь близилась к завершению. Я больше не была новообращённой, а Элис никогда не питала страсти к другим девушкам, кроме меня. Конечно, нам по-прежнему нужно было кормиться, но мы кормились только друг от друга. Почти каждый вечер к нам приходили гости – в основном девушки, которые работали вместе с нами, одна из них была фотографом-блондинкой с очень милой причёской «боб». Иногда мы кое-что подсыпали им в напитки, осторожно пили их кровь на диване, не трогая их самих, если не считать поглаживаний их волос. Недели растягивались на месяцы, а месяцы – на годы. Мы переехали в собственный дом и обзавелись двумя собаками и двумя котятами. Мы поженились. Наша жизнь была просто замечательной, как мы всегда мечтали, но через некоторое время наши коллеги начали замечать, что мы совсем не меняемся, и вскоре мы стали обсуждать возможности переезда. Мы с волнением отнеслись к этой перспективе, как к возможности воссоздать наше счастье где-то ещё: новая свадьба, новый дом, совершенно новая карьера, совершенно новые знакомые. Мы замечательно провели время в Сан-Франциско, но хотелось попробовать что-то новое, и зимой мы решили переехать в Нью-Йорк, как раз когда выпал снег. Мы уволились из модельного агентства и нашли новых хозяев для наших питомцев. Грустно было расставаться с ними, но мы убедились, что новые хозяева будут любить их так же, как и мы. В последние дни в Сан-Франциско мы гуляли по городу и покупали зимнюю одежду, а перед отъездом устроили праздник. Мы с Элис не ведём срок наших отношений, поскольку многие наши воспоминания не совсем приятны, но иногда на нас находит романтическое настроение, и мы просто устраиваем что-то особенное. Мы забронировали номер-люкс в хорошем отеле, и весь день провели за шоппингом. Ужинала мы наедине в номере, но уже на середине мы почувствовали несколько иной голод. Улыбнувшись, мы встали из-за стола и помогли друг дружке снять чёрные атласные платья и чёрное кружевное бельё, оставив только обувь – чёрные туфли на шпильке длиной шесть дюймов. Элис обожает такие, а я обожаю Элис. Мы занимались любовью всю ночь, укладывая друг друга на кровать и пожирая губами. Мы с Элис уже давно не предавались нашим тёмным желаниям, но в ту ночь мы немного увлеклись. Мы были счастливы и любили друг друга сейчас более, чем раньше, и вскоре мы переедем в Нью-Йорк, а наша жизнь в Сан-Франциско останется позади. Элис всё время капризничала и, зная о моей всепоглощающей привязанности к её кругленькой попке, подставила её для игривой порки. И, конечно же, как часто бывает, одно потянуло за собой другое, и вскоре я уже трахала её в тугую попку горлышком от бутылки шампанского. Она всегда обожала анальные ласки и кончила достаточно бурно, чуть не искрошив горлышко внутри себя. Мне сразу же вспомнилась рыжая, но то было только воспоминания, а реальность была такова, что ничто и никто больше не разлучит нас. Дело было далеко за полночь, когда мы затеяли лёгкую кровавую игру: разрезали наши запястья клыками, окропили друг друга кровью и стали её слизывать – ничего особо серьёзного. Постель немного запачкалась, но ведь горничным за то и платят, чтобы они потом убирали за постояльцами. Элис подняла голову и накапала кровью из запястья себе на губы. Потом она опустила голову ко мне, слизывая капающую на губы кровь, а я просто сидела на коленях на постели и глядела на неё с любовью. Наконец я обхватила её лицо ладонями и стала слизывать кровь, слушая, как она счастливо хихикает и мурлычет от удовольствия. В конце концов она поймала мои губы своими и поцеловала меня, уложив на спину и сев мне на бёдра. Я потянулась и обхватила ладонями её попу, открыв губы для её языка, а она стала тереться о меня голым телом. Любовь гулко стучала у меня в груди, и сердце едва не разрывалось, когда я ощущала её любовь в этом поцелуе. Эта любовь был абсолютной и окончательной, она никогда не пропадёт и не увянет. Над такой любовью даже время не властно – любовь к девушке моей мечты, которая забралась однажды в мою комнату через окно, как тёмный маленький эльф, и смехом проложила дорожку к моему сердцу и душе. Моя девушка, моя любимая, моя жена, моя Элис. Элис, Элис, Элис.КОНЕЦ