Граф

      Одним глотком осушив стакан с водой, он поднимает глаза к потолку и глубоко вздыхает. Башка начинает побаливать — это, похоже, ебанная старость наступила. Сколько он выпил-то вчера, чтобы сейчас голова болела? Может, засранец Журавль ему чего-то покрепче подлил?       Придумывая самому себе оправдания, Арс скептически рассматривает пустой холодильник. В самом углу находятся горчица с плавающим сроком годности и два яйца, которые все еще не воняют. Решив, что для начала дня это неплохо, он на скорую руку готовит себе яичницу. Врубает чайник, наполняет корм котяры, который опять куда-то забился и дрыхнет. Только сев за стол, позволяет себе всерьез задуматься над вчерашним вечером.       С одной стороны — Антон явно ебнутый в край, раз такие байки кидает. Какой адекватный человек всерьез будет заливать, что воевал, что вот, мол, мне сотка лет. Псих. А с другой — стоит чрезвычайно привлекательный и приятный молодой человек, который-таки растопил его сердце. За месяц общения Попов проникся к пацану такой глубокой симпатией, впервые за свою жизнь, словно они родственные души какие. Арс в это, конечно, не верит, ему же не пятнадцать, но любить хочется все равно.       Любить Антона оказалось очень приятно.       — Пизде-ец, — вздыхает он. — И что делать?       Еще была Ира, мнению которой он привык доверять, за столько лет-то. И она, очевидно, относится к Шастуну как к близкому человеку и считает его нормальным, так, может, это его единственная придурковатость. Особенность такая. И что, теперь Попов должен перед ним извиняться?       Решив, что нет смысла откладывать разговор на потом, Арсений набирает парня. Вчера он повел себя по-джентельменски и вообще весь вечер был таким очаровательным, что Попов всерьез задумался об отношениях.       Трубку Шаст не берет. Более того, его телефон оказывается выключен.       — Спит, наверное, — пожимает плечами мужчина.       До обеда его никто не дергает. Зато после начинается привычный поток сообщений, звонков и «там что-то не то», «тут надо переделать». Каждые выходные такая хуйня. Арс, не чувствуя в себе сил идти пешком, заказывает такси до клуба. В очередной раз задумывается о покупке собственного автомобиля. Добирается он в итоге ближе к вечеру, когда подкатывает первая часть народа.       С порога к нему подбегает Маша, которая выполняет роль управляющего, когда его нет. Вид у нее чертовски недовольный.       — Что случилось? — не замедляя шаг, спрашивает Попов. Обменивается коротким кивком с Сережей, направляясь прямиком в кабинет.       — Угадай! — зло выплевывает она, очевидно, гневаясь на кого-то другого. Маша высокая, широкоплечая, и впору ее звать Марией Сергеевной. Но Попов помнит ее еще нескладной танцовщицей с удивительными способностями в управлении и организации таких капризных людей, как стриптизерши.       — С поставками что? — называет он самое страшное. Если сейчас она скажет, что им не привезли морепродукты или, не дай бог, алкоголь, он же всех тут на ногу натянет.       — Нет, — чуть спокойнее отвечает она, тоже понимая, что хуже отмены поставок может быть только внезапная проверка. — Ника, ну, помнишь, та молоденькая. Вот она заболела, говорит, тошнит и температура. Предупредила меня еще вчера, так что на сегодняшний выход я поставила Катю.       Попов смутно припоминает, что у них сегодня должны исполнять зажигательное танго для троих. Номер горячий, красивый, он бы сам на такое вздрочнул.       — И?       — Катька не отвечает. А с ней и Савельева не пришла, — выдает девушка на одном дыхании. — Вообще ни в какую. Вот теперь думаю к ней же ехать надо, замены-то нет.       Смутно Арс припоминает, что на сегодняшней афише у них объявлен этот номер, а еще что Катя должна выступать еще как минимум в одном и заменить ее действительно неким. Она у них работает больше года, и такого никогда раньше не происходило.       — А где она живет?       — Недалеко тут, на Сенной.       Минуту он задумчиво рассматривает кабинет, бумаги в своих руках. За это время успевают постучать, и один из официантов даже забегает за «срочно что пиздец». Маша, матерясь, уносится за ним.       — Номер кинь смс-кой, — успевает сказать ей Арс. — Я поеду, ты разгребай.       Девушка кивает и исчезает в вихре, но смс приходит буквально через тридцать секунд. Попов как раз успевает заказать такси.       В салоне не пахнет, а воняет прокисшим молоком. Таксист, однако, оказывается приятным и очень извиняется за запах, объясняя это тем, что пролил вчера молоко, а в химчистку еще не успел съездить. Попов, от природы довольно брезгливый человек, только кивает и почти высовывает голову в открытое окно. К счастью, доезжают они быстро: буквально через пятнадцать минут он стучит в обычную темно-коричневую дверь.       Не открывают ему непозволительно долго, минут пять, но потом за дверью раздаются какие-то звуки.       — Катя, я тебя слышу, — громко произносит мужчина. — Открывай давай, пока не уволил.       Через три секунды перед ним предстает зареванная Катя, кутающаяся в тонкий халатик, и очень серьезно настроенная Савельева.       — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — хмуро говорит она, одной рукой обнимая девушку за плечи. Та громко всхлипывает, выдавливает из себя какие-то звуки, которые, вероятно, означают приветствие. — Проходите, раз пришли.       Нет, она, конечно, всегда была самой серьезной, даром, что младше остальных в своей группе, но сейчас кажется прям совсем какой-то угрюмой. Причем, судя по потекам туши на лице Кати и ее аккуратно собранным волосам, на работу она все-таки собиралась.       — Ну, что, девчонки, рассказывайте, — устало говорит он, садясь за кухонный стол. Перед ним и забившийся в угол Катей материализуются чашки чая. — Спасибо.       По сбивчивым объяснениям девушки он понимает, что вчера умерла ее собака (в родительском доме), сегодня ее бросил парень (в этой квартире три часа назад) и еще она плохая танцовщица, поэтому ее уволят (из клуба). Все это время Савельева, которая, вообще-то, тоже Катя, но слишком серьезная, поэтому Савельева, сидит рядом, гладит по плечам и иногда приговаривает слова утешения. В основном это «простите, Арсений Сергеевич, но он такой ебанный муда-ак».       — Я очень тебе сочувствую, Катенька. Зря он, ты очень хорошая девушка, пожалеет еще, — отеческим тоном, учитывая их разницу лет в восемь, говорит он. — А танцовщица ты хорошая, ты же лучше всех у нас вог танцуешь.       — И канкан, — поддакивает Савельева.       — Прав-вда? — дрожащим голосом переспрашивает девушка, успокаиваясь.       — Правда, — кивает Попов. — Поэтому сейчас ты, как отличная танцовщица, профессионал своего дела и человек с крепким внутренним стержнем, поедешь в клуб и отработаешь так, что этот козел… Как его?       — Павел.       — Этот козел Павел поймет, какую девушку проебал.       К счастью, это работает. Катя робко улыбается ему, кивает, и убегает одеваться. Так что в клуб они возвращаются как раз вовремя. За что Попов получает свою дозу восхищения и благодарности со стороны не только Маши, но и девочек.       Чувствуя, что сил как не было, так больше и не стало, Арс садится за барную стойку, лениво наблюдая привычную суету. К моменту, когда Сережа, наконец, освобождается от клиентов, он успевает заскучать.       — Слушай, это, Арс, — явно чувствуя себя неловко, заговаривает Матвиенко. Почесывает выбритую макушку и смотрит странно так. — Тут твой.       Если Арсений и догадался, кто этот тут «его», то не отказывает себе в удовольствие уточнить и еще немного побесить Сережу, который Шаста на дух не переносит. А еще он невольно берет себе минуту форы перед тем, как он увидит парня. Тот сидит небось где-нибудь в углу или вообще в кабинет уперся.       — Что мой?       — Антон, — почти выплевывает он. Арсений деньги готов ставить, что скоро они с Шастом станут хорошими друзьями. — Приходил. Ушел буквально десять минут назад.       — Как — ушел?       Удивление и разочарование разливаются внутри, как кислое вино.       — Десять минут назад, — подтверждает Матвиенко.       Поддавшись иррациональному порыву, Арсений выходит на улицу и оглядывает все вокруг. Внимательнее присматривается к бомжу на обочине, но нет, Антона нигде нет.       Открыв глаза, Антон сначала делает глоток и только потом смотрит, что именно пьет. В руках какого-то хуя кубок, в кубке кровь, а на языке что-то отдаленно напоминающее водку с водой. Чтобы вы понимали — гадость редкостная, но он в своей жизни вещи и похуже пил. Так что Шастун просто допивает все содержимое странного бокала, но не успевает его из рук выпустить, как тот снова до краев наполняется жидкостью.       — Какого хуя? — не особо эмоционально вопрошает он в пространство и, не долго думая, выпивает снова. — О, бля, опять наполнился.       С большим интересом он оглядывает окружающую обстановку, отмечая, что находится в спальне какого-то ебнутого психа, учитывая красную драпировку, перья и огромную шкуру медведя, лежащую на полу. Все это сочетается ужасно, думает недовольный дизайнер внутри Антона. Сам Антон думает о том, какого хуя его лодыжки цепями прикованы к креслу, на котором он же и сидит. Шастун пытается встать, но ничего не выходит.       — Сколько же я вчера выпил? — задумчиво произносит он, шевеля пальцами. На первый взгляд все в порядке, все конечности и части тела на месте, но встать все равно не выходит. Будто он вообще никогда это не умел делать.       Какое-то время, Шаст не в курсе, проходит в полнейшей тишине. Звуков нет абсолютно никаких, и это странно, чертовски странно. Такое бывает разве что в специальных бункерах или лабораториях. Что, если правительство прибрало его к себе? Тогда как объяснить эту красную комнату Дориана Грея? Больше похоже на какую-то магию, а фокус с бухлом он в кино каком-то видел. Еще тогда впечатлился, конечно. Значит, его мог захватить маг.       Пока Антон судорожно вспоминает, существуют ли в их мире маги и если да, то не переступил ли он какому-нибудь из них дорогу, дверь распахивается. Ровно до того момента, пока она не открылась, он ее существования вообще не замечал.       На пороге появляется, кто бы вы думали? Ага, Арсений Сергеевич собственной, блять, персоной.       — Всегда знал, что что-то с тобой не так, — с долей облегчения произносит Шаст. — Не педофил, а насильник, да? Так я тебе сопротивляться не буду, ведьмак херов, давай…       — Замолчи, — говорит Попов, и все слова в голове Шастуна заканчиваются.       Это происходит неожиданно, будто кто щелкнул пальцами, и он просто потерял способность говорить в принципе.       Пока Антон недовольно молчит, корчит рожицы и показывает язык, Арсений проходит к огромной кровати в центре комнаты. Шикарной такой, с шелковыми простынями и балдахином. Красными, естественно, что это за фетиш такой у него. Шаст наблюдает за этим не без интереса, а когда Попов вдруг начинается снимать с себя одежду, вообще рот от удивления раскрывает. Может, и хорошо, что говорить он не может, потому что происходящее дальше ни одного цензурного комментария бы не вызвало. Мало того что Арс раздевается (догола — такого в клубе он не делал), так дверь открывается еще раз.       Как вы думаете, кто заходит внутрь? Правильно, Арсений.       Охуеть, думает Антон, глядя как двое Поповых целуются. Один — голый — тесно прижимается ко второму, одетому в черную рубашку с коротким рукавом, и выглядит это все так охуенно, что у Шаста встает.       Арсений номер один расстегивает брюки второго и, вытащив на свет божий немаленького размера член, начинает ему дрочить. Причем медленно так, с оттягом, так, как любит сам Шаст. Второй же хватает его за жопу, крепко, до синяков, и буквально трахает его языком в рот. Звуки стоят такие, будто кто порнушку на всю громкость врубил.       — Охуеть не встать, — говорит Антон. Видимо, у хуева мага Арсения концентрация потерялась, заклинание-то он ослабил. — Хотя почему, очень даже встать.       В голове своей Антон решает называть голого Попова Арсом, а одетого — Арсением, уж больно он доминантный. Так вот Арс плавно перетекает на пол, становясь перед вторым на колени, и сладко облизывается. Со своего места Шаст это видит так отчетливо, что внутренности аж перекручивает. Мужчина сначала прижимается губами к животу, задрав его рубашку, а потом уже облизывает ствол по всей длине. Самым кончиком, будто ебанный леденец.       — Во-от так, да-а, — стонет Арсений, хватая Арса за волосы. Но не насаживает на свой член, как в дешевой порнухе, а нежно почесывает за ухом, как большого кота. Тот едва не мурлычет, обхватывая губами головку, помогая себе одной рукой. Вторую тянет к своему члену, начиная медленно, почти лениво себе дрочить.       Очень вовремя Антон вспоминает, что руки-то у него свободны. Арс же вовсю входит во вкус, покачивая головой все быстрее, беря так глубоко, что его нос утыкается Арсению в пах. Со своего места Шаст видит, как двигается член в его горле. Слюна стекает изо рта, а губы по-блядски красные, растягиваются вокруг члена так, будто были созданы для этого. Глаза закрыты, он полностью отдан процессу.       Шаст дрочит себе резко, почти больно, понимая, что кончит за минуту от такого зрелища. Тем временем Арсений тянет мужчину наверх и целует его: грязно, глубоко. Так, что у Арса коленки подгибаются, и он за широкие плечи хватается, рубашку в руках сжимает.       — А-ах, — сладко выдыхают они оба, кажется, одновременно, и этого хватает Антону.       Во второй раз глаза он открывает, что неудивительно, на полу. Над его лицом обеспокоенно склонился какой-то человек, вокруг столпилась еще куча. Кажется, это какой-то бар.       Кажется, во сне Антон кончил на виду у кучи людей в каком-то баре. Это волнует его меньше, чем должно.       — Блять, ты очнулся, — радостно говорит склонившийся над ним человек, и Шаст смутно припоминает эти розовые дреды. — Мы думали, ты коньки отбросил.       — А что, скорую не вызывали? — интересуется он, не замечая рядом с собой медиков.       — Так у тебя сердце минуты три не билось, они бы уже не помогли, — флегматично отвечает кто-то из толпы.       — Аргумент.       Поднимается Шастун с трудом, матом и скрипом костей. Что было прошлой ночью помнит смутно, но, кажется, он напился так сильно, что его тело просто выключилось. Навскидку для этого ему следует выжрать литра три водки. Судя по валяющимся на полу бутылкам, выпил он даже больше.       — На, глотни водички, — просит девушка, которую, кажется, зовут Элли. Или Элеонора. Или Элина. Или Элизабет. Антон не до конца сейчас уверен, в какой он стране, но говорят они, кажись, на русском. — Полегчает.       От воды он отказывается. Толку от нее, если у него мозги забродили.       — Мы где? — спрашивает он, внимательно разглядывая помещение. Типичный бар для этого города: обоссано, обблевано и какие-то странные чуваки с цветными волосами в углу глушат пиво.       Кто-то сообщает ему адрес, который мало что говорит. Кажется, центр. Но это не точно.       — Ладно, заебись, ребята, пока, — машет он рукой всем и направляется к выходу.       К счастью, на улице все еще темно. По Шастовым прикидкам сейчас часа четыре утра, может, полчетвертого. Воздух все еще прохладный, свежий, а трезвых прохожих почти нет. Как и денег в кармане, понимает Антон, порывшись в вещах. Зато паспорт и телефон на месте, правда у мобильника экран в хлам, а еще воняет от него горелым, но это ничего.       Когда он уже сворачивает за угол, кто-то дергает его за локоть. Опустив глаза, вампир замечает ту же девчонку. Ну и приставучая же зараза.       — Ты уронил, — говорит она, протягивая какой-то мятый-перемятый листик. — Уверен, что можешь идти сам?       На бумаге небольшой список самых разных вещей. Напротив графы «кот» стоит галочка. Из-за воспоминаний Шаст невольно начинает улыбаться.       — Ночью ты сказал, что есть человек, который тебя обидел, — продолжает она, так и не дождавшись ответа. — Что он назвал тебя лжецом.       — И психом, — кивает Антон, так и не забрав листик. Девушка упрямо продолжает его протягивать. — Но похуй уже на него.       — А ты точно уверен, что он знает про тебя? Ну, то, что ты вампир, — без тени смятения говорит она.       Элли, точно Элли, вспоминает Антон, удивленно глядя на нее.       — Бля, чел, ты вчера мне рассказал, — раздраженная тупизной парня, возмущается она. — Клыки показывал.       Ира убьет, если узнает.       — Ну, я много раз говорил ему об этом…       — Точно?       Кажется, Антон ловит, как это называет молодежь, вьетнамские флешбеки.       — Нет, — вдруг понимает он.       Хватает листок и уже собирается бежать, как резко тормозит.       Оборачивается к Элли.       — Меня зовут Антон Шастун, если тебе нужна будет помощь, — он коротко целует ее в щеку. Девушка невольно морщится от вони, — найди меня.       Давненько он так быстро не бегал.