Граф

      Суматошный рабочий день, который на самом деле ночь, подошел к концу. Попов неожиданно выжатый и уставший: пришлось пародировать индийских богинь и делать сразу шесть дел одновременно. Например, разбираться с клиентами, которых возмутило, что вместо шампанского с клубникой в шоколаде им принесли шампанское с клубникой и сливками. Пара довольная типичная для заведения — мужчина за сорок и девушка лет двадцати. Вот только судя по тому, как раскричалась девушка и каким взглядом на нее смотрел мужчина, свидание у них было последнее. Потом был дебошир-алкоголик, домогавшийся одну из официанток. Правда, когда Арс к нему подошел, алкаш свое внимание с бедняжки перевел на него, и от навязчивого клиента отделываться пришлось уже Арсу.       Словом — ночь была непростой. Только самым неприятным, неожиданно для него самого, стало то, что Антон так и не появился. Не позвонил, не пришел, никаким образом себя не обозначил. Оказалось, Попов настолько привык к его присутствию рядом, что его отсутствие сильно портило настроение. Конечно, он продолжал настаивать на привычке, но где-то в душе понимал, что чувства, которые пробудила в нем длинная шпала, так просто не исчезнут. Этот засранец засел глубоко, крепко ухватился за сердце своими зелеными глазами и обескураживающим чувством юмора.       Решив, что будет разбираться с проблемами по мере их поступления, Арсений берет такси и едет домой. По дороге еще успевает вздремнуть, не выпуская из рук телефон, заряженный перед самым выходом. Ну, мало ли, вдруг из клуба позвонят.       — Привет, кошак, — говорит он, обнаружив кота сидящим в прихожей. Вид у него очень осуждающий. — Да-да, завтрак, я помню. Хоть ты не заебывай.       Кот не отвечает, только зевает, подергивая ушами.       — Ну и страшный же ты, что пиздец, — ворчит Арсений, насыпая корм ему в миску. Этот гаденыш ест только элитный, он же чистокровный сфинкс, мать его. — Если бы атомная война и чума поебались, получился бы ты.       Животное не обижается, если судить по тому, с каким удовольствием оно начинает пожирать еду. Как пылесос, ей-богу.       Оставив кошака в покое, Арс заваривает себе зеленого чаю и идет на балкон. Сон слегка отступает, он решает подышать свежим воздухом, чтобы отойти от душной атмосферы клуба, забитого людьми. Дела идут хорошо, люди все приходят и приходят, удовлетворенные высоким уровнем заведения и прекрасными номерами. В свое время он сам ставил некоторые, тогда еще несколько неуклюжие и совсем зеленые постановки. Сейчас даже смешно вспоминать, да и было это, кажется, в другой жизни.       Поставив стакан на покосившуюся тумбочку, оставшуюся от хозяйки, Попов с удовольствием подставляет лицо под прохладный утренний ветерок. Он уже успел переодеться в домашние штаны и футболку с огромной надписью «Похуй». Сама футболка тоже огромная, черт знает откуда взялась.       Когда чай оказывается допит, а рядом начинает тереться кошак, Арсений подумывает о том, чтобы все-таки пойти спать. Может, хоть мешки под глазами будут поменьше.       — Хотя это вряд ли, конечно, — вслух размышляет он. — Как думаешь, Ломбард?       Животное молчит, впрочем, как и всегда.       — Ладно, не отвечай. Сам знаю, — вздыхает Попов. Опирается о поручень, а потом, подумав, попросту на него садится, свесив ноги вниз. Он достаточно широкий для того, чтобы можно было спокойно на нем сидеть, но низковат. Будь у Арса ребенок, он бы даже волновался. Ломбард громко мяукает, будто извещая его о том, что это небезопасно. — Да-да, я в курсе. Если грохнусь, тебя некому будет кормить. Советую сбежать к бабуле снизу, она хлебосольная тетка.       Оперившись о перила по бокам от своих ног, Арсений без особого интереса оглядывает двор и соседние дома. Благо десятый этаж позволяет хорошо все рассмотреть в предрассветных сумерках. Вон кто-то еще из неспящих в столь ранний час идет по двору. Он в тени, так что не разглядеть, кто это, так что Арс даже вперед нагибается в попытке рассмотреть незнакомца. Тот, правда, в ту же секунду исчезает.       — Странно, — пожимает плечами он, собираясь уже слезать, как сзади раздается оглушающий треск и крики. Не успев даже сориентироваться, он только оборачивается, чтобы воочию лицезреть бегущего к нему Антона. — Что за?..       —Не-ет! — кричит он, влетая на балкон. — Не дела-а-ай!..       Остальное теряется, когда неловкий Шастун запинается и самым дурацким образом падает с балкона.       Вниз.       Первым делом он бежит в клуб, потому что куда еще. По его прикидкам Арс должен быть еще там, но даже знающая его охрана отказывается его впускать.       — Мы уже закрылись, Антох, — говорит один из них, старательно не нюхая парня.       — А где Попов?       — Домой поехал, — не желая долго с ним говорить, отвечают они.       Прикинув, что проще на своих двоих добраться, чем ждать машину, Антон бежит. Вы знали, что у вампиров есть сверхскорость? То есть не как в фильмах, конечно, но обычных людей они обгонят. Ира, имеющая хоть какое-то медицинское образование (если бы она слышала, что он говорит об этом так, то убила бы его) выдвинула гипотезу, что у вампиров отключаются природные ограничения. То есть люди тоже так бегать могут, но они умрут от перенапряжения. А вампиры — нет.       По дороге его посещает мысль о том, чтобы привести себя в порядок, но желание увидеть Арса перевешивает. Пусть привыкает: так от него пахнет частенько. Чем именно он даже определить не пытается, решив остановиться на перегаре, мокрых от спермы штанах и чьей-то блевотине на ботинках. Обычный вторник, думает Антон, на всем ходу врезаясь в мусорку. Огромный железный бак, на котором остается вмятина от его головы.       — Сука, блять! — орет он, покачиваясь на месте. Бредет дальше значительно медленнее, стараясь стереть кровь хотя бы с лица.       Мимо проходит толпа бухих подростков, которые начинают орать ему что-то вслед и, похоже, это не его день. Дезориентированный, он идет дальше. Видимо, каким-то образом умудрился повредить энторинальную часть мозга. Чтобы вы понимали, он это слово знает только потому, что это не впервые.       К счастью, скоро Антон доходит до Арсова двора. К этому моменту голова более-менее восстанавливается, его только качает слегка. Но это ничего, это пройдет, вон и кровь уже не течет. Ни подъезда, ни квартиры Шаст не знает. Он и адрес-то запомнил только со слов Арса таксисту. Но в этом нет смысла, Попов обнаруживается почти сразу.       Блядски красивый в предрассветных сумерках, бледный, с огромными синяками под глазами. Сидит на перилах, свесив ноги вниз и смотрит куда-то вдаль.       — Он же сейчас спрыгнет, — вдруг понимает Антон. — Я сломал человека!       Высота такая, что он свое слабенькое тело убьет, если свалится.       Какая бы ни была причина, это того не стоит. Антон умирал, он знает, насколько это неприятно. Поэтому и бежит, приложив максимум усилий, без проблем открывая дверь в подъезд. Жильцам придется сменить домофон. Чутье помогает определить, в какой именно квартире Арсений. Эту дверь Шастун срывает с петель, даже не задумываясь, и влетает внутрь.       Арсений оборачивается в последнюю секунду, с лицом отчаяния и мольбы о помощи, как кажется Антону.       —Не дела-ай!.. — остаток фразы он договорить не успевает, не рассчитав направление. Падать оказывается недолго — уже через секунду Антон обнаруживает себя внизу, лежащим на земле.       Балкон Арсения неудачно расположен над крыльцом, на который и свалился Шастун. Причем свалился так, что его внутренности буквально разворотило то ли штырем каким, то ли давлением. Он даже видит собственную печень, и выглядит она так себе.       Боль невыносимая, честно говоря. На минуту Антон от нее отключается, куском мяса развалившись на ступеньках. Но быстро приходит в себя, когда первый луч блядского солнца касается ладони.       Орет Шаст так громко, что уже должен был разбудить соседей, но те, партизаны хуевы, молчат.       — Епт твою мать! — раздается совсем рядом и, повернув голову, он видит мужчину. У того лицо белее белого, а в глазах слезы. А еще, кажется, его тошнит. — Антон, как ты… Боже мой.       — А-арс, — тихо (одно легкое, кажись, не особо работает) зовет его парень. — Привет.       Лицо у Попова становится совсем безумным каким-то, он на автомате набирает номер — и вот это уже не хорошо.       — Стой-стой! — пытается крикнуть Шаст. — Никакой скорой.       — В смысле? Я вижу твои кишки! — в голосе у него проскальзывает истерика. Оно и не мудрено, Шаст когда первый раз кишки увидел, тоже истерил.       — Прикрой мою ладонь от солнца, — просит он, и удивленный Попов все выполняет. Кладет свои руки поверх, прикрывая от лучей. — Спасибочки. Как дела? Скучал по мне?       Кажется, сейчас человек окончательно ебнется.       — То есть мне так бо-ольно… — стараясь звучать искренне, говорит Антон. Ему, конечно, больно, но ожоги от солнца намного неприятнее.       — Алло, скорая, — в трубку говорит мужчина. — Тут человек…       — Положи трубку! Блять, нахуй скорую, — легкие уже чуточку восстановились, гляньте-ка. — Они все равно ничего сделать не смогут. Арс, блять!       Стараясь не смотреть на его развороченные внутренности, Попов все-таки обращает взгляд на вскрытый живот и в следующую секунду падает прямо на Антона.       — Ой, бля,— матерится парень. Арс умудрился упасть лицом ему прямо в развороченные внутренности. — Щекотно.       К счастью, пока солнце до него не добралось. Хоть что-то хорошее, но не дай боже лучи коснутся какого-нибудь органа — Шасту пизда. Поэтому он терпеливо выжидает пару минут, чтобы дать Попову чутка отойти, а потом начинает его будить. Для этого он на манер гусеницы дергается из стороны в сторону, мысленно отмечая, что позвоночник у него тоже раздроблен.       — Спящий красавец, ау! — кричит он. — Просыпаемся.       Попов все еще без сознания, когда из подъезда выбегает кошка. Шаст со своего ракурса не очень видит, но животное очень быстро к нему подбегает.       — О, кошара, приветули! Как сам, как... Э, бля, ты че? Пошла нахуй, сука, нет! Не-ет! НЕТ!       Невозмутимый кот с определенно садистским удовольствием начинает жрать его почку, и это совсем не прикольно. Дрыгаться Антон начинает с большим усердием, но кошак никуда не уходит. Зато Арсений, наконец, приходит в себя.       — Что за… Господи, — громко выдыхает мужчина. Вытирает лицо, с ужасом глядя на кровь и куски еще чего-то на своих руках.       — Он тут ни при чем. Сними его, он меня сейчас съест! — ощущая, как почки становится все меньше (ну, в конце концов, их две), визжит Шаст.       — Фу, Ломбард, нельзя, — отпихнув наглеца в сторону, ругается Попов. — Кака!       — Нихуя себе, блять, кака, — возмущается парень. — И, серьезно? Ломбард?       Взгляд Попова ясно дает понять, что это не совсем то, что сейчас стоит обсуждать. Но Шаст все еще кажется заинтересованным.       — Он сожрал мою золотую цепочку. Или не сожрал, я без понятия, — все-таки рассказывает, — а потом в тот же день притащил мне откуда-то сотку. Ну, вот я его Ломбардом и назвал.       Смех человека, чьи кишки раскидало по двору, звучит очень пугающе. Но Попов тоже начинает улыбаться. До него потихоньку доходит, что что-то здесь не так. Тем временем солнце, наконец, выходит из-за здания.       — Ой, Арс, накрой меня чем-нибудь!       — Чем?!       — Хуй знает… Хоть футболкой своей! — восклицает Шастун и, когда мужчина аккуратно прикрывает его срам, довольно улыбается. — Перед смертью хоть на тебя полюбуюсь.       То, с какими жадностью и желанием Антон смотрит на его обнажившийся торс, обычно бы ему польстило. Но не сейчас.       — А почему ты не умираешь? — задает самый интригующий вопрос он.       — Ой, точно, — будто только сейчас вспомнив об этом, говорит парень. Вокруг него расплывается лужа крови. — Я же вампир.       — То есть ты сейчас не умрешь?       — Да вроде не должен.       Забив на брезгливость, Попов садится прямо в лужу крови на землю, разглядывая парня с каким-то новым чувством. От первого шока он отошел, а, возможно, просто ебнулся. Ломбард снова пытается откусить от лакомого Антоши кусочек, но Арс его забирает к себе на ручки, рассеянно поглаживая. Антон же молчит, давая ему осознать все происходящее.       — Не хочу тебя отвлекать, — в конце концов, говорит он. — Но ты можешь Иру набрать? И мне трубочку дать, пожалуйста.       — Да, конечно, — на автомате произносит, будто на улице незнакомец позвонить попросил. Словно в трансе набирает номер девушки и протягивает телефон парню. Тот очень неловко берет его, едва не уронив. Левая рука, кажется, окончательно перестала работать.       Какое-то время раздаются только гудки. Шастун уже думает, что она трубку не возьмет. Это бы образовало ряд проблем, учитывая, что скоро начнут просыпаться люди. А еще солнце, которое даже сквозь одежду начинает прожигать. Сейчас совсем слабо, но скоро эта боль будет невыносимой.       Уже на последних гудках она все-таки отвечает:       — Алло? — голос звучит устало и заспанно. Шасту даже немного стыдно ее просить о помощи, но, с другой стороны, он на прошлых выходных помог ей выбрать туфли к платью. Они квиты.       — Это я, Ирунь, — говорит он, даже сквозь телефон чувствуя, как девушка бесится с сокращения. — Не отвлекаю?       — Отвлекаешь.       — Прости тогда. Мне твоя помощь нужна.       — Я догадалась.       — Я упал.       — И ударился головой при рождении, я в курсе.       — Не, в смысле сейчас упал, — и, подумав, добавляет: — С десятого этажа.       Секунд сорок — Шаст специально на время разговора смотрит — девушка матерится. Причем это вам не «хуи-писи», а отборный русский мат в исполнении маэстро.       — Идти ты, конечно, не можешь.       — Не могу.       — Дай трубочку Арсу, — о, все. Когда она говорит уменьшительно-ласкательными словами — это пиздец.       Мужчина говорит с ней недолго. Называет адрес, соглашается с какими-то указаниями, при этом выглядя так серьезно, что в другой ситуации Шаст бы поугарал над ним. В этой же он над мужчиной не стебется, боясь, что он его тут одного кинет. Или даст кошаку сожрать себя.       — Ага, понял, — для пущего эффекта Арс еще и кивает. Убирает телефон в карман, осматривается вокруг. — Она сейчас приедет.       Ну и нагоняй мне устроят, думает Антон, подозрительно пялясь на кота. Тот пялится в ответ.       Время близилось к шести утра.       — Черт, Антон, я… Я люблю тебя, конечно, но…       — Что, правда любишь?       — Не буду я этого делать.       — Терпи, казак, атаманом станешь.       — Ты реально дед.       — Эй, мне всего сто двадцать четыре! Или шесть? Около того, — возмущается Шастун, которого еще ни разу не называли старым. По меркам вампиров он в самом расцвете сил, а раньше его вообще зеленым называли.       — Говоря об этом… Сколько Ире лет?       Вопрос заставляет задуматься. Антон имеет только примерное представление о реальном возрасте Иры; он знал, что она родилась до девятнадцатого века и что укусили ее, когда ей было двадцать два. По словам самой Кузнецовой, какое-то время она продолжала вести обычную жизнь, но потом, когда отсутствие внешних изменений стало слишком очевидным, она покинула свою семью. Что это за семья, действительно ли она Кузнецова и очень много других вещей, он не знал. Никогда не интересовался, на самом деле. Долгое время она была подобием богини его собственной реальности.       — Не меньше двух сотен, — задумчиво говорит он. — Ты это, не отвлекайся. Все равно придется.       Арсений скривился, держа в руках рулон пищевой пленки. Он напялил перчатки и черт знает для чего фартук.       — Ты мне будешь должен.       — Знал бы ты, как много раз я это слышал, — фыркает Шастун. — И — взялись!       Стараясь не задумываться о том, что именно он делает, Арсений аккуратно берет вывалившиеся за пределы тела кишки и засовывает их обратно. Антон как может ему помогает, но со сломанным позвоночником и только одной рукой особо ничего не сделаешь. Собрав все вывалившиеся внутренности обратно, Арс обматывает его пищевой пленкой. Так же он поступает с остальными ранами, отстраненно думая, что к этому его жизнь точно не готовила.       — Вот видишь, не так уж сложно, — подбадривает его парень, силясь улыбнуться. То ли ему что-то перекосило в мозгу, то ли реально так больно, но улыбка выходит кривой.       — Разве от потери крови ты не умрешь? — стараясь отвлечь себя разговорами, спрашивает Попов. Кутает его в несколько одеял, оставляя только лицо не закрытым.        — Ну, я уже чувствую, что слабею, — прислушавшись к своим ощущениям, говорит он. — Через пару часов могу отрубиться. Но если выпью крови, все будет нормально.       Антон и правда выглядит хуже, чем обычно. Это предсказуемо, конечно, но за последние пятнадцать минут он сильно побледнел и стал совсем холодным. Невольно Арсений начинает волноваться, нервничая. Им пока везет — на улице никого. Чтобы как-то унять беспокойство, он, сняв перчатки, аккуратно поправляет Шастовы волосы, мягко гладит по лицу, будто желая убедиться, что он все еще живой. Арс бы никогда не признался, но ему очень нравится то, как обычно сам парень поправляет свою челку привычным, отточенным движением. Так что его растрепанные волосы разбивают мужчине сердце.       — Арс? — тихо зовет парень, чуть хмурясь. Арс бессознательно проводит по его лбу, стараясь разгладить морщинки.       — Мм?       — Я буду в порядке, — серьезно говорит он. Глядя в его глаза сейчас, Попов действительно верит, что тому больше сотни лет. — Не переживай за меня, оно того не стоит.       От Шаста отвратительно пахнет начавшей свертываться кровью, перегаром и чем-то еще не менее мерзким, но брезгливому Арсению почему-то все равно. Он наклоняется и мягко целует его холоднющие губы, просто чтобы почувствовать, что вот он действительно здесь, пусть не в полной мере, но живой. Антон пытается ответить, но Арс отстраняется раньше.       — Фу, — морщится он. — Я совсем ебу дал.       — Так мне нужно было спрыгнуть с высотки, чтобы ты меня поцеловал, — произносит Шаст так, будто решил сложную задачку.       — Какой же ты все-таки дурак, — фыркает мужчина, но голос звучит как-то жалко. Арсений зло стирает скопившуюся в глазах влагу, чувствуя, как силы его оставляют. Растрепанные нервы наконец дают о себе знать.       Какое-то время они молчат, каждый занятый своими мыслями. Арс сидит на земле, спиной упираясь в Шастов бок, и задумчиво наблюдает за Ломбардом, прыгающим по траве. Думает о том, что надо бы дверь купить новую, а пока как-нибудь квартиру закрыть. Не то чтобы у него там что-то ценное было. На самом деле, все самое ценное сейчас находится на расстоянии вытянутой руки.       — Ты такой феерический долбоеб, — громко говорит Ира, и они оба вздрагивают, умудрившись проворонить тот момент, когда она подъехала. Изящно, как и всегда, выходит из машины, скрываясь под большим черным зонтом. — Клянусь, я человека нелепее тебя еще не встречала.       — Я тоже очень рад тебя видеть, — улыбается Антон.       Скептически оглядев гусеницу-Шастуна, она громко и страдальчески вздыхает.       — Здравствуй, Ира, — подает голос Арсений. На секунду она смотрит на него, и ее взгляд даже смягчается, но потом она снова переводит его на Шаста.       — Держи так, чтобы солнце на меня не попадало, — говорит она, вручая Попову зонтик. Он поспешно вскакивает и делает, как велено.       На ней простые черные джинсы и объемная кофта с длинными рукавами, и в такой одежде она кажется еще меньше. Как хрупкая куколка.       Или не совсем хрупкая, думает Арсений, глядя на то, как она с легкостью поднимает двухметрового Шастуна на руки, аккуратно поддерживая его за спину и под коленями. Парень начинает шипеть от боли, сильно закусывая губы.       — Я знаю, мой хороший, — ласково шепчет она, идя к машине. Лицо у нее при этом как у матери, дитя которой болеет. — Скоро все пройдет.       Дождавшись, когда Арс откроет заднюю дверцу, она загружает парня на сиденье, стараясь положить его так, чтобы было менее больно.       — Подождите! — вдруг вскрикивает Антон, чье лицо сливается с белой кожаной обивкой салона. — Кот.       Больше он ничего сказать не может: настолько больно. Чертов позвоночник.       — Антон, — бессильно произносит Арсений. Этот дурак думает о коте после того, как свалился с десятого этажа.       — Бери ее с собой и поехали, — говорит Ира тем тоном, с которым нельзя спорить.       Водрузив возмущающегося Ломбарда в машину, Арсений садится вперед, но сразу же поворачивается к Шасту.       — Потерпи, — просит мужчина, протягивая к нему руку. Вампир тут же сжимает ее правой, да так, что Арс сам сейчас заорет.       — Оставила его одного, блять, — ворчит Ира, заводя машину. На ее светлой кофте расплывается кровавое пятно. — Как это вообще произошло? Ты же не прыгал на спор, правда, Антоша?       — Я что, похож на иди… А, ну, вообще да, — спустя пару секунд отвечает он, когда боль отступает. — Мне показалось, что Арсений собрался прыгать.       — Я просто на парапете сидел.       — Но я-то не знал!       — Ладно, ты кинулся его спасать, — едва сдерживая свое раздражение, говорит она. — Но как ты упал?       Кажется, Антон смущен. Зрелище действительно удивительное.       — Случайно, — наконец, говорит он тоном нашкодившего ребенка.       Матерится Ира так громко, что даже Шасту прибавить нечего.