Граф

      Несмотря на немаленькие габариты тачки, уместить свои длиннющие ноги Шасту так и не получилось. Он лег горизонтально на заднем сиденье, подогнув колени, упершись пятками в кожаную обивку салона. Одна его рука оказалась плотно прижата к телу, а вторая свободно висела. Арсений же, вместо того чтобы нормально сесть вперед на пассажирское сиденье, устроился на днище машины, боком упираясь в сиденье. Обеими руками обхватил запачканную в один бог знает чем руку парня, мягко поглаживая тонкую кожу на запястье. Как самый разумный, Ломбард занял сиденье подле Иры.       — Анто-он, — тихо позвал Попов, замечая, как парень начинает бледнеть. — Тебе хуже?       Обычно лишь слегка бледные губы теперь стали совсем синюшными, а сетка вен на висках и веках проступила еще заметнее.       — Я в порядке, — выдавливает из себя Антон. Но это, конечно, неправда.       Если вначале вампирские штучки притупляли боль и в целом поддерживали его состояние на уровне нормального, то сейчас, потеряв много крови, он чувствовал и боль, и слабость в полной мере. Через час или два, Шаст знал, он впадет в состояние больше всего похожее на кому.       — Когда ты последний раз ел? — спрашивает Ира тем тоном, который четко дает понять, как она им недовольна.       — Вчера-а?       — Не ври, — жестко бросает она, резко заворачивая на другую улицу.       Лицо у Шаста принимает совсем страдальческий вид. Начиная не на шутку волноваться за состояние стремительно бледнеющего вампиреныша, Арсений перебирает его браслеты, гладит кольца, словно успокаивая сам себя.       — На прошлой неделе, кажется, я ел, — наконец, говорит Антон, и из виноватого его голос стал упрямым.       — Когда мы с тобой были… Ох, — девушка вздыхает так громко, что привлекает внимание кошака. Тот заинтересованно оглядывает ее коленки.       Оставшуюся часть дороги они молчат. Арсений гладит парня по руке и лицу, аккуратно стирает начавшую вытекать струйку крови изо рта. Неунывающий Шаст на это только ухмыляется кончиком губ и хрипло сипит: «Легкое разъебал». Арс бы его убил, если бы он уже не был мертв.       — Совсем плохо? — едва слышно спрашивает мужчина, понимая, насколько глупый вопрос.       Огромные зеленые глазища наполняются слезами, Шаст задушено вздыхает по привычке. В следующую секунду он начинает плакать. Нет, даже не так — он рыдает, тихо подвывая от боли. Арсений, согнувшись в три погибели, обнимает его голову как можно нежнее, позволяет Шасту вцепиться в себя одной рукой.       — Все будет хорошо, — ласково шепчет он. Коротко целует вихрастую макушку.       До дома Иры они добираются в рекордные сроки. Ира берет на руки Антона, Арсений — кота, и этой забавной компанией они поднимаются к ней в квартиру. Ничего не изменилось с последнего раза, когда Попов здесь был. С болью в сердце уложив Антона на белый диван, Ира сразу идет в спальню. Там у нее небольшой сейф-морозильник, в котором, к счастью, еще есть несколько пакетиков с кровью. Мысленно отметив в список дел заехать в принадлежащий ей пункт сдачи крови, Ира захватывает с собой сразу три.       — Арсений, — зовет она мужчину, который сочувственно гладит Шаста по плечу. — Разогревать три минуты в микроволновке. Два скормить ему сразу, а последний через два часа.       — Принято, — кивает он.       — Должен оклематься к вечеру, — бегло оглядев одежду и не обнаружив заметных пятен крови, девушка идет к дверям. — Не знаю, когда вернусь. Антон?       — Да?       — Без глупостей, — и уходит.       Растерянные, они оба несколько секунд молча пялятся на закрывшуюся дверь.       Сначала Шастун честно пытается обидеться на то, что к нему относятся как к ребенку, но получается плохо. Многие вещи выходят так себе, когда у вас раздроблен позвоночник. Сейчас его больше волнует начавший распространяться запах крови, возбуждающий внутренний голод. На самом деле, этот голод никогда не исчезает, лишь притупляется, но в эту секунду Антон чувствует его особо остро.       — Ты не знаешь, есть здесь где-нибудь трубочка? — перелив кровь в высокий стакан, спрашивает Попов.       — Да похуй, тащи как есть.       — Ну ла… Воу, — наблюдая, как жадно Антон пьет кровь, проливая ее мимо рта, Арсений невольно морщится.       Выпив все, Шаст напоследок облизывает стакан, и мужчина мысленно отмечает его довольно длинный язык. Интересно, это последствия вампиризма?       — Ну и мерзость, — тянет довольный парень, слизывая остатки крови с губ и подбородка.       — Тебе не нравится кровь?       — Конечно, нет, — удивленно отвечает он. – Мне нравится мясо.       — Сырое?       — Жареное, Арс, ты что, ебнутый?       Вторую порцию он пьет намного более аккуратно, уже сдерживая свои порывы. Тело начинает восстанавливаться. Пока это не заметно невооруженным глазом, но Антон чувствует, как конечности потихоньку наполняются былой силой, а желание падать в обморок перестает быть невыносимым.       С громким «мяу» кот прыгает на диван и с грациозностью демонической твари подбирается к его голове. Словно сочувственно мяукает, а потом устраивается на ней на манер шапки.       — А ну-ка кыш, — говорит Арсений, собираясь запихать наглеца куда-нибудь подальше.       — Не, оставь, — просит парень, которого спокойное тарахтение кошака успокаивает.       Не зная, чем занять себя, Попов нервно делает круг по квартире. Тут все так же, как он помнит. А значит, где-то должна быть припрятана бутылочка вискаря, и разве можно осуждать желание выпить у человека, который только что видел и трогал кишки другого. Но, сохраняя приличия, бар Иры он не грабит, пусть и очень хочется. Вместо этого садится на пол около Шаста, в уже привычной позе опираясь спиной о диван.       Ему это, конечно, неизвестно, но в свое время Ира купила эту квартиру уже с готовым дизайном. Для нее это жилье было как пара красивых туфель, которые куплены в порыве и наденутся дай бог один раз. Так что обставлено тут все по стандартам богатой жизни больше, чем по ее желанию. Помимо нескольких абстракционистских ужасов с пятизначными ценами, тут имелся телевизор, до смешного огромный и дорогой. Более того, Ира также каждый месяц стабильно оплачивала спутниковое ТВ (на самом деле, такими вещами заведовал специально нанятый человек, но зачем эти мелочи).       Именно телевизор Арсений и включает, не зная, чем себя занять.       — Не помешает? — спрашивает он у, кажется, засыпающего Антона. Тот качает головой и окончательно закрывает веки.       Как и всегда, по телевизору показывают какую-то дикую вакханалию. Даже не посмотрев, что идет на первых федеральных каналах, Арсений сразу переходит к каналам с фильмами. Не задерживаясь ни на чем дольше чем на минуту, он листает телесетку.       — Это что, «Сумерки»? — подает голос Шастун. — Тормозни-ка. О, да, первая часть.       Рабочей рукой он тянется за пультом, по пути еще зарядив Попову по макушке.       — Да тут целый марафон «Сумерек», — говорит человек, полчаса назад умиравший в машине от боли. — Тащи поп-корн!       Решив не спорить, Арсений молча соглашается с Шастовым желанием смотреть говно. Поп-корн он, конечно, не приносит, зато делает себе чаю. Проверяет время, прикидывая, что часа через полтора надо дать этому засранцу третью порцию.       Просмотром фильма Антон наслаждается в полной мере. С комментариями и сценками, который он умудряется разыгрывать одними своими бровями.       — Ты ж глянь, как во-обще можно выбирать между ними! — громко возмущается он. — Джейкоб же горяч, как ад.       — Зато Эдвард… — пытается поспорить с ним мужчина, но так и не находит аргументов. — Ладно, ты прав. Я бы тоже выбрал оборотня.       Молчание сзади такое красноречивое, что Арсений оборачивается.       — Т-то есть т-ты, — дрожащим голосом и со слезами в глазах выдавливает Шастун, — п-предпочел бы мне шавку вшивую?       — Антон, я… — теряется он. — Нет, конечно!       — Да я угораю, — фыркает вампир, начиная улыбаться. — Посмотри на этого Эдварда. На его фоне я секс ходячий.       — И не только на его, — с ухмылкой говорит Арсений и отворачивается.       Сзади начинается возня, и вот одна бледнющая вампирская лапа появляется из-под пледа, в который Арс его укутал. Рука, брынча браслетами, деликатно касается Арсова плеча, сползает ниже, и длинная узкая ладонь ложится на бедро. Причем так, будто ей там самое место. Однако Попов не протестует, наоборот, задумавшись, засматривается на его руку. Антон, вдруг понимает Арс, очень красивый. По-мужски красивый, с острыми разлетами плеч, узкими бедрами и внимательным, иногда слишком тяжелым, взглядом. Даже ладонь вот красивая, с выпирающими костяшками, натянутыми сухожилиями и маленькими шрамами, которые бывают у всех людей. Кстати о них.       — А у тебя как вообще с этим, как его, — подзабыв слово, он начинает трепать один из браслетов парня. — Регенерацией, вот.       — Хорошо все, — тут же откликается Антон, придвигая его ближе, так, что Попов макушкой ему в бок упирается. Чувствуется правильно. — Даже живот уже затянулся. Хочешь посмотреть?       — Шрамы заживают?       — Медленнее, чем открытые раны, но да, — Арсу даже поворачиваться не надо, чтобы понять, что он кивнул. — А че такое?       — Вот тут у тебя, — проводя указательным пальцем по длинному тонкому шраму на внутренней стороне руки, тянет он. — Незаживший и явно старый.       Молчит Шастун слишком долго. Эдвард успевает в очередной раз решить уйти от своей возлюбленной. Так и не дождавшись ответа, Арсений к нему разворачивается, при этом обхватив его ладонь своей.       В глазах у парня бездна, такая глубокая и черная, что заглядывать страшно.       — Как-то раз, еще на службе, я подрался с одним мужиком, — наконец, заговаривает он. — У него был нож.       Видно, что Антону неприятно вспоминать то время, но ему нужно перестать держать это внутри. Арсений знает, какого это, когда все скапливается, как долго действующий яд, и разрушает изнутри.       — Что в итоге?       — Я всадил этот нож ему в глаз, а он оставил мне в подарок шрам, — без какой-либо интонации произносит Антон. Взгляд у него при этом становится совсем пустым.       Настолько пустым, что Арсений это физически вынести не может. Поэтому он наклоняется вперед и мягко целует Шаста в лоб. Потом в нос, прикрытые веки; покрывает короткими поцелуями все лицо, только в конце прижимаясь к губам. Они у парня прохладные, шершавые и сухие. Это все потому, что этот дурак вечно губы облизывает на ветру.       — Ты мне нравишься, — по тону можно подумать, что ему легко это дается, но внутри Арсений весь замирает. — И ты хороший человек.       — Я не хо…       — Хороший, — убежденно говорит он. — Вон, кота мне подарил.       В эту секунду Ломбард издает звучный «мяу». Они начинают улыбаться друг другу.       Просыпается Арсений неожиданно. В основном потому, что не знал, что спит. Кроме того, из своего прошлого положения (сидя на полу) он каким-то образом (не без помощи ушастого) оказался на диване под пледиком. Важное дополнение: голый на диване под пледиком. Из одежды на нем одни трусы да пушистые розовые носки с бабочками. Арсений не уверен, но, кажется, это не его.       Шаста рядом не обнаруживается, что на секунду даже пугает. Потом из ванной раздаются стук, матершина, и на свет появляется Антон. Появляется он в чем мать родила и с полотенчиком на голове, завязанным на манер тюрбана. Прикрыв глаза, Арс максимально убедительно (когда-то он хотел быть актером) изображает сон. Либо актер он реального хороший, либо парень дурак, но Шаст внимания на него не обращает. Идет себе к холодильнику, насвистывая мелодию, которая мотивом своим напоминает что-то из шестидесятых. На паркете остаются мокрые следы.       Со своего места Арсений может разглядеть парня со спины во всех деталях. В каком-то смысле он смотрит на него, как танцор оценивает тело другого человека. Спина у него широкая, с красивыми лопатками и несколькими крупными родинками на первых позвонках. Без всех этих огромных тряпок видно, какая хорошая у Антона осанка. Из-за природной худобы слегка выпирают ребра, а на ямочках на пояснице Арсений знатно так подзависает. Хочется взять и укусить Шастуна за плечо, сжать до синяков.       — Так, что Арсений любит? Хло-опья! — бормочет вампир себе под нос. — У Иры есть хлопья?       Это уже нездорово, думает мужчина, опуская взгляд ниже. Задница у Антона для стодвадцатичетырехлетнего (пяти? шести?) отличнейшая, стоит отметить. Дрыщавая слегка, но с четко очерченными мышцами. Никаких приличных мыслей в голове у Попова не остается. И даже те, что выжили после атаки задницей (а еще охуенно длинными ногами) исчезают, стоит Шастуну развернуться передом.       — Проснулся! — радостно восклицает он. По животу тянется широкий розовый шрам, выпуклый и уродливый. В руке у него баночка взбитых сливок, и ну, все, это клиника уже. — Как спалось?       — Отлично, — отвечает мужчина, как можно незаметнее поправляя стояк. Антон выглядит как радостный щеночек и, кроме всего прочего, Арс хочет потрепать его по щеке.       — Там это… — махнув в сторону ванной, говорит парень. — Я наши вещи постирал.       — Ты поэтому голый?       — Ну да, чистых вещей не осталось, — и, подумав, добавляет. — А Ирины трусы на меня не налазят.       Мысль об Антоне в женском белье совсем плохо сказывается на его благоразумии.       — Смотрю, природа тебя не только длинным ростом одарила, — выдает Арсений, особо не задумываясь над смыслом своих слов.       Кажется, Антон зависает. Несколько секунд он просто молчит, открыв рот, а потом со стуком его закрывает.       — Ну да, Федор такой, — как-то растерянно произносит. — Длинный.       — Подожди, — от удивления Попов даже садится. — Ты что, свой член Федором зовешь?       — А че такого-то?       Смеется Арсений так громко и сильно, что даже с дивана падает. Истерично получается немного, но стояк от этого не пропадает. Ни на каплю не уменьшается, если честно.       — Эй, ты че, — недовольно ворчит Шастун, складывая руки на груди. Ух ты, мы и бицепсы имеем. — А ты как будто так не делаешь.       — Нет, конечно, я же не долбоеб, — серьезно говорит Попов, глядя на то, как парень все сильнее обижается. — Шучу. Есть.       Шастовы брови заинтересованно приподнимаются (брови у Шастуна живут отдельной жизнью).       — Виталик, — как самый большой секрет, рассказывает мужчина.       На лице у вампира явственно проявляется мыслительный процесс, словно окошко загрузки на экране. Он задумчиво хмурится, кусает губу, а в это время Попов бесстыдно его разглядывает.       — А давай, — тоном, которым обычно предлагают сделать какую-нибудь большую шалость, предлагает он. — Их познакомим.       Выражение лица у Арсения становится сложным.       — Я шучу, — фыркает Антон. — Я после первого свидания ни-ни.       И вот по морде видно — пиздит.       Не переставая ухмыляться, парень возвращается к готовке или чем он там занимался. Напевает себе под нос, пританцовывая, так по-домашнему правильно. Стояку Арса это нихуя не помогает. Он встает, чтобы пойти в ванну умыться и прийти в себя, но совершает роковую ошибку. Арсений оглядывается на Антона, который, черт возьми, улыбается. Глядя на это нежное, мальчишечье лицо с внимательными, слишком взрослыми глазами, Арсений понимает, что влюбился безвозвратно. И ни капли не жалеет об этом.       Последние метры преодолевает удивительно легко. Будто всю жизнь Попов только и ждал этой минуты и этого человека. Не мальчика, но мужа. Антон его замечает, замирает, но сразу же расслабляется. Это становится последней каплей.       Ничего не произнося, Арсений обхватывает левую ягодицу, сжимая, наслаждаясь мягкой упругостью в руках. Антон сдавленно мявкает, роняет ложку, которой перемешивал хлопья. Она со стуком падает на пол, расплескивая капли молока по полу.       — А-арс? — тянет он высоким голосом. Арсений мягко прижимается губами к торчащей лопатке, при этом неудобно согнув шею.       Не вслушиваясь в то, что бормочет этот вампир-переросток, Арсений смыкает зубы на Шастовом плече. Сжимает светлую, бледную кожу до синяка, с удовольствием чувствуя, как парень вздрагивает под его хваткой. Отпустив его, Арс легко зализывает место укуса, носом ведет по задней стороне шеи.       — Что там насчет первого свидания? — шепчет он, обеими руками обхватывая Шастову задницу.       — А? Я что-то говорил? Забудь, — быстро бормочет Антон, выгибая спину. — Ничего такого не было. Мы же с тобой сто раз виделись. И вот сегодня утром, пока Иру ждали, чем не свидание? Пра…       — Шаст.       — Мм?       — Заткнись, — нежно говорит мужчина. Оставляет еще один засос на том месте, где сходится плечо и шея. Прижимается пахом к промежности, крепко стиснув его бедра.       Вдоволь разукрасив его плечи и оставив несколько царапин на ягодицах, Арсений тянет его за руку, побуждая развернуться. Умный мальчик Антон послушно поворачивается, сразу же утягивая его в глубокий поцелуй. Язык Шаста, кажется, достает до гланд, но приятно настолько, что Арс глухо стонет прямо в поцелуй. Вампир от этого приходит в восторг.       — Больно? — тихо спрашивает Арсений, касаясь шрама на животе. Парень от этого вздрагивает, но качает головой. — Хорошо.       Пол у Иры холодный, черный кафель кухни холодит колени, но Попов неожиданно ловит кайф и от этого. Стоять на коленях перед самым ебанутым мужчиной в его жизни — вещь совершенно естественная и правильная, понимает он. Смотреть в его глаза, кажущиеся светлее, чем обычно, почти светящиеся изнутри. Антон облизывается, медленно, глядя прямо в глаза.       Член у него внушительных размеров, длинный и покрытый венами, с необрезанной плотью. Пахнет от Антона необычно: гелем для душа и чем-то еще, что заставляет Арсения чувствовать беспокойство и страх. Один из тех страхов, что ощущаешь глядя на хищника без цепи. То ли от возбуждения, то ли еще от чего, но клыки у парня увеличиваются, и это смотрится так горячо, что Арсений не может сдержать стон.       На вкус вампирский член такой же, как и человеческий, думает Попов, только прохладнее, проводя кончиком языка от основания до головки. Оттягивает кожу, обнажая уретру, и с силой нажимает на нее. Сверху раздается глухое мычание и скрежет. Это Антон хватает за столешницу, покрывшуюся от этого сеткой трещин. Медленно обхватив ствол больше чем наполовину, Арсений на пробу двигает головой, привыкая к ритму, не забывая задействовать язык. Шастун почти не издает звуков, даже не дышит, кажется, только иногда вздрагивает от удовольствия. Но когда мужчина пропускает член глубже, так что головкой он упирается в стенку горла, Антон не выдерживает и тихо стонет сквозь сомкнутые зубы.       Помогая себе одной рукой, второй Арс хватает Шастову ягодицу с уже зажившими царапинами и стискивает ее до боли.       — А-арс, — выдавливает из себя парень, прикрывая глаза. — Я… уже…       Арсений и сам чувствует, начиная быстро двигать рукой, оставляя во рту только головку. Долго это не продолжается.       Антон кончает, и столешница под его пальцами окончательно ломается.