Утрата

      Уголки губ доктора Лектера кривятся в тусклой усмешке: какая ирония.       Отрешенному взгляду мужчины открывается очередная картина смерти, самое прекрасное произведение его нелегкого искусства: чуткое, говорящее само за себя. Энтони Дэймон. Страдающий нарциссизмом глупец, вдруг решивший, что он как никто иной способен понять мотивы Ганнибала и, впрочем, его самого. Совершенно скучный и предсказуемый в своих деяниях человек, столь нагло подобравшийся на непростительно близкое расстояние.       Доктор лишь слабо сощуривается: роковая ошибка порой может стоить человеческой жизни. Вереницы человеческих жизней. Как много порой стоит приложить усилий, чтобы привести свое творение к финальной стадии метаморфозы: единственным существом, в действительности способным понять его замысел, был и оставался Уилл Грэм.       Впрочем, теперь тело того наглеца было изощренно вывернуто наизнанку, будто в попытке выставить его невежество напоказ; в целом же, внешне инсталляция, покоящаяся на неком подобии мольберта, слишком сильно походила на… Сердце.       Израненное, не перестающее истекать кровью, словно воском окропляющее холодный мраморный пол капеллы.       В складках истерзанной плоти покоится обагренный кровью цвет белого шиповника: измятый, с едва затронутыми тленом краями нежных лепестков, но все такой же благоухающий; на языке цветов он означает «незаживающие раны.» Таков его замысел.       Ганнибал тяжело выдыхает и смежает чуть дрогнувшие веки; некоторое время густую тишину нарушает лишь бесконечное накрапывание свежей крови на пол: едва уловимый звук, без труда различаемый чутким слухом доктора. Симфония. Реквием для его души. Теперь же он мог лишь надеяться на то, что Уилл не оставит попыток снова встретится со своим другом в руинах его Дворца Памяти.       Наконец мужчина делает несколько неторопливых шагов по помещению, и глухое эхо соприкасавшейся с мрамором подошвы его лакированных туфель облетает здание капеллы, отразившись от благородной позолоты, отозвавшись в каждом её уголке.       Тишина.       Она вновь сомкнулась над головой, почти осязаемая, тёмная и губительная, как сущность самого Ганнибала. Легкий поворот головы. Отрешенный взгляд внимательных глаз выцепляет чуть заметное дрожание языка пламени, и мужчина скрывается в сумраке катакомб.