Может, любовь?

      - Дол­го вы, ре­бят­ки, из ме­ня чуть звезду прямого эфира не сделали.       Барс сме­ёт­ся, по­жимая ру­ку что-то го­воря­щему ему Ко­ту, и за­пахи­ва­ет кур­тку поп­лотнее - в заброшенном здании сыро, а сквозь отсутствующие окна, заколоченные неровными досками, с щелями в толщину ладони, дует ледяной ветер. Ка­питан не рисуется и не на­бива­ет се­бе це­ну, от­де­лал­ся ведь далеко не па­рой сса­дин, он хмурится при каждом повороте головой, но стоически держится дальше. Ос­таль­ные пе­реки­дыва­ют­ся па­роч­кой фраз с ге­ро­ем дня, по­ка Ума­нова ска­ниру­ет его вни­матель­ным и цепким взгля­дом дол­гие се­кун­ды, а по­том вне­зап­но об­ни­ма­ет, при­жима­ясь тес­нее и вды­хает ко­лючий ле­дяной воз­дух.        Пар­ни за­тиха­ют как по щел­чку, удив­лённые и на­вер­ня­ка сби­тые с тол­ку, она не ви­дит их ис­ка­зив­шихся в лёг­ком не­до­уме­нии лиц, прос­то чувс­тву­ет это ка­ким-то шес­тым чувс­твом. Чувствует всё, кроме одного-единственного взгляда. И догадка подтверждается, когда она поворачивает голову в сторону, Борис уже стоит к ним спиной и говорит с Багирой по гарнитуре. В этом дру­жес­ком жес­те нет ни­како­го двой­но­го дна, да­же под­текст от­сутс­тву­ет, зато есть поддержка и понимание на каком-то клеточном уровне, и оба это по­нима­ют, а ок­ру­жа­ющие - а что они, собс­твен­но? Удив­ле­ны про­яв­ле­ни­ем та­ких по­чес­тей к сос­лу­жив­цу? На­вер­ное. А кто-то просто делает вид, что занят. Искусно имитирует занятость и твердолобие. Он всегда так делает в последнее время. И её это до того раздражает, что руки сами собой сжимаются в кулаки.       Барс от­ве­ча­ет не­замед­ли­тель­но тем же - кладёт руку на её спину и приобнимает. О том, что тво­рит­ся по­зади, ей ос­та­ёт­ся только до­гады­вать­ся, но дол­го за­дер­жи­вать­ся в объ­ять­ях сослуживца Оле­ся не со­бира­ет­ся, отс­тра­ня­ет­ся, да­рит улыб­ку и обо­рачи­ва­ет­ся. На­ив­но бы­ло по­лагать, что Тарасов хоть как-то отреагирует. Наивнее (и намного глупее) полагать, что проблемы, загостившие в их доме, рассосутся сами собой.       Леся подставляет мыльную ладонь под струю воды и неосознанно прислушивается к звукам за спиной, Бизон, хмурясь и неохотно елозя ложкой по тарелке, молчит. Кусок в горло не лезет. Всё как-то до чудовищного усложняется, когда ссор становится больше, а терпения - меньше. Когда понимание ускользает, а недомолвки растут в геометрической прогрессии.       Угрюмые мысли прерывает поздний звонок её телефона, Уманова вздрагивает и, спешно вытерев мокрые руки, тянется к мобильному. Когда она отвечает сиплое и не настроенное на душевные беседы: «Алло», на её плечи ложатся мужские руки. Тарасов целует её в висок и едва слышно и сухо благодарит за ужин, к которому, как она узнает позднее, даже не притронулся. Всё становится до жути неловко. И, старательно пытаясь вникнуть в суть разговора давней подруги, брюнетка неожиданно ловит себя на мысли, что ей хочется просто разреветься. Где-нибудь в укромном уголке, вдали от его проницательных голубых глаз, сканирующих так цепко и задевающих так сильно, где-нибудь, где не слышно грозных выволочек и угроз загонять по сдаче экзаменов разного рода - надо же, она успела так отвыкнуть от этого и стать хуже растопленного масла.       Складывалось впечатление, словно всё было где-то далеко, словно в прошлой жизни. К позднему вечеру ситуация не меняется. Они почти не говорят и не смотрят друг на друга. Он без слов уходит спать на диван, захватив только свою подушку, и - она уверена - злится. На неё, на то, что между ними происходит, на себя. Что-то идёт стабильно не так. Ума теряется в догадках о том, что именно. Она укладывается тоже, ворочается в постели, как уж - на сковородке. Взбивает подушку, переворачивает ту по сто раз, потому что она теряет прохладу и совсем не охлаждает голову, подкладывает под щёку угол одеяла, сбивает то в ноги, а подушку - на пол и устало утыкается лбом в кровать, вынуждая распущенные волосы спуститься на лицо сплошным каскадом, вздыхает и морщится - всё тщетно, сон не идёт. Во всей квартире тишина и мрак, слышно только тиканье часов на прикроватной тумбе.       - Почему ты не сказала, что не подниматься было инициативой Тигра? - внезапно говорит он лёжа на разложенном диване, либо чувствует, что она не спит, либо слышит, как она мается, либо два в одном. Обрывки учений мелькают в голове с завидной регулярностью, но ответ всегда один.       Она упрямо ведёт подбородком и молчит, сводя скулы до нервного напряжения, так, что выделяется линия челюсти, и, как заведенная, вторит: «Мы разделились, я так решила». А он провожает гневным взглядом, недовольный и, казалось, разочарованный.       - Что бы изменилось? - слышно отзывается девушка. - Он поупрямее меня и Кота, вместе взятых. К тому же, мы работали в связке.       - Или ты просто его защищаешь. Прям дежавю, - усмехается мужчина. - Дакара вспомнил.       - Что происходит с нами, Борь? Ты знаешь? Я нет.       - И я. Сегодня...       Леся решила последовать совету мягко улыбающейся (по голосу было понятно) Муры, словившей, наверное, десятки флешбеков со времен их совместной жизни с Котом. «Никогда бы не подумала что говорить это буду именно тебе. Вы так изменились с этим переводом. Уступи, признай поражение. Боря ведь волнуется за тебя, просто показывает это странным способом, изощренно, вправляя тебе мозги. Забыла, что ли, как он тебя в Смерче гонял за малейшее неповиновение».       - Прости. Да, я легкомысленно отнеслась к своему снаряжению и подвела тебя, Тигра и себя, конечно.       - Ты неисправима, - сонно делает вывод он.       - Как и ты.       - Там неудобно, - Бизон приходит в спальню вместе со своей подушкой и ложится рядом, - двигайся, старлей Уманова, любительница белых ласточек.       - Боря, ревновать меня к Барсу ещё хуже! - она беззлобно пихать его с плечо. - Он наш друг, так что уймись.       - Я и не начинал даже.       - Разумеется, - Ума поудобнее пристраивается у него под боком, как обычно стащив большую часть одеяла, хотя в квартире почти душно, и продолжает бормотать, проваливаясь в сонную полудрёму, - ты меня не ревновал. Не ревновал, когда мы с Андреем мониторили сеть, когда сам же отправил нас вдвоём на задание, и особенно, когда я его обняла.       - Пять за сообразительность, - он тяжело вздыхает, зная, что Олеся уснёт первой, что по итогу его едва не скинут с кровати, потому что она имеет привычку очень больно пихаться, чудом метя во сне ему в рёбра, и обречённо мирится с этим фактом. Всё-таки это малое, чем можно заплатить, - два за скрытую насмешку.