Моя амфетаминовая шлюха

      — Бог мой, ну и глушь! — вздохнул Чимин, выйдя из машины и оглядевшись.       Большой двухэтажный дом с темно-синей крышей, стоявший у самого обрыва, с одной стороны окружал густой хвойный лес, а с другой — холодные воды Тихого океана. На несколько километров вокруг — ни души, до ближайшего магазина около получаса езды, до Сиэтла три-четыре часа, и в просторном доме только он и нянька-грубиян Мин Юнги, двадцать четыре на семь обернутый в непробиваемую тучу недовольства и раздражения. И даже не скажешь вот так, кому из них двоих будет труднее так жить.       — Здесь хотя бы есть интернет? — жалобно проскулил Чимин, с надеждой смотря на Ченгюна.       — Конечно, не волнуйся, — рассмеялся друг. Он достал из багажника его сумки и направился к дому, зовя парней за собой, — а еще телек с тарелкой, приставка с кучей игр, стереосистема и новенький L200 в гараже, заправлен и готов гонять по местному бездорожью. Только смотри, не заблудись в лесу, если решишь покататься.       — А вот это звучит уже лучше, — Чимин улыбнулся, забегая в дом первым.       Шуга и Ченгюн не спеша зашли, поставили тяжелые сумки на пол и вздохнули одновременно, слушая, как Чимин обегает все комнаты на первом этаже, восхищаясь, как маленький ребенок, и, пробежав мимо них с криком «как просторно!», мчится на второй этаж. У Шуги уже болит голова от всего этого, и каменное тело того гляди сложится пополам от усталости.       — Когда он закинулся в последний раз? — спросил Ченгюн, понимающе глядя на Шугу.       — Перед посадкой, — коротко ответил Юнги и, снова взяв вещи, пошел наверх, где Чимин скакал от одной двери к другой, выбирая себе комнату и не зная, какая все-таки нравится больше.       — Тогда скоро отойдет и будет спокоен, как камень, на несколько часов, — усмехнулся Ченгюн, поднимаясь следом. — Ну что, Минни, выбрал комнату?       — Даже не знаю! — Чимин скакал по коридору и громко вздыхал. — Они обе такие уютные, я бы выбрал ту, где кровать больше, но они одинаковые. А вид из окна, что лучше: лес или море?       — Чимин, хватит носиться и выбери уже! — не выдержал Шуга и, будь у него свободны руки, схватил бы его за шиворот и остановил об стену.       — Ладно-ладно! — он резко застыл ровно посередине коридора, подняв обе руки и собираясь указать на выбранную комнату, но только бегал глазами от одной к другой со странными стонами. — Шуга-хен, а если я выберу с видом на море, можно иногда буду спать у тебя, когда захочу посмотреть на лес?       — Никаких если, — сказал Юнги как отрезал и закинул сумки в комнату с видом на лес, захлопнув за собой дверь.       Пройдя четыре шага, он рухнул на кровать, оказавшуюся чертовски мягкой, лицом в одеяло и перевернулся, закрывая лицо руками. Раздражение от поведения обдолбанного ребенка как будто резало ржавым ножом его нервы и выводило из себя слишком часто и сильно. Шуга понимал, что такого быть не должно, раньше он всегда был холоден, как лед, а теперь один взгляд — и в груди разгорается пламя ненависти, которое не обуздать. Он запирал его в себе, не давал вырваться, как мог, но все равно не знал, что делать, ведь однажды, если не избавиться от этого, может произойти взрыв, и кто знает, какими будут последствия. И вот, Шуга лежит, слушая шаги за дверью и думая, пойти ли ему к психотерапевту или в магазин за парой бутылок чего-нибудь покрепче. Конечно, выбор был очевиден, но сначала хотя бы полчаса тишины.       — Какой нервный парень, — заметил Ченгюн, занося вещи Чимина в комнату. — Зачем твой отец выбрал кого-то из Bangtan для такого задания? Они же все просто психи, это все знают.       — Без понятия, — вздохнул Чимин, обходя свою новую комнату вдоль и поперек. — Доверяет ему, считает лучшим для такого дела, блин, я спросил, но он ничего толком и не ответил. Да и без разницы, все равно я почти не буду его видеть. В Сиэтле, наверное, есть что-нибудь поинтереснее?..       — Собираешься украсть меня у моей жены? — Ченгюн усмехнулся, как всегда, совсем не чувствуя лжи в словах парня, которого и сейчас видел все тем же малышом, каким они нашли его много лет назад.       — А что, нельзя? — Чимин обернулся уже совершенно расстроенный, но готовый засмеяться в любую секунду.       — Не чаще трех раз в неделю, иначе меня выгонят из дома, но не радуйся слишком сильно, я теперь человек семейный, так что развлечения по минимуму.       — Какой ты стал скучный…       Чимин явно разочаровался, услышав такое, а Ченгюн рассмеялся и подошел ближе, чтобы похлопать парня по плечу, но только опустил руку, как тот слабо улыбнувшись в последний раз, вздохнул и упал спиной назад. Обычно после амфетамина он, конечно, не отключается вот так внезапно, будто кто-то щелкнул выключателем, но, судя по всему, долгий, мучительный перелет малость сбил настройки его сознания.       Подхватив на руки, Ченгюн отнес Чимина на кровать, снял с него куртку и обувь и, укрыв легким пуховым одеялом, вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. В доме воцарилась мертвая тишина сразу, как только один наркоман отключился, но прежде, чем уйти и ехать обратно домой, Ченгюн решил заглянуть напоследок к Шуге. Тот лежал на кровати, пялился в потолок и бровью не повел, когда услышал стук.       — Он вырубился, так что можешь тоже отдохнуть, — сказал Ченгюн, заглянув в комнату. — Я поехал к себе, если что, оставил свой номер и еще пары людей на случай, если что-то случится, на холодильнике записка.       — Да, спасибо, — отозвался Юнги мертвым голосом.       — Удачи тебе с ним.       Так же бесшумно дверь закрылась, и ухмылка Ченгюна осталась никем незамеченной. Он уехал, искренне сочувствуя Шуге и вспоминая все те веселые ночи, проведенные с Чимином в Сеуле. Дом с темно-синей крышей затих, погрузившись в тяжелый сон, дав измотанным нервам Мин Юнги недолгую, но такую необходимую передышку.       Нужно было разобрать вещи. Нужно было обойти и проверить дом. Нужно было придумать что-нибудь на ужин. Нужно было осознать происходящее полностью, а не поверхностно. Нужно было встать с кровати и продолжить жить. Нужно было многое, да, Шуга знал это, думал об этом и продолжал лежать бледным трупом на кровати ни в сознании, ни во сне. Где-то между светом и тьмой ему приходили странные, абсурдные видения, смешивающиеся с логическими размышлениями, пока время шло и за окном уже темнело. Ноябрь здесь чувствуется совсем по-другому. Снаружи завывает ветер с запахом моря, на которое Шуге наплевать, и которое пробуждает в памяти Чимина не самые лучшие воспоминания из его жизни. Шум леса вторит шуму волн. Даже при всех плотно закрытых окнах, все равно слышатся звуки совершенно дикой природы за стенами дома. Мурашки по коже.       Седьмой час, когда Шуга со скрипом садится на кровати и смотрит на настенные часы. Желудок жалобно воет от первого движения за последние пару часов. Надо что-то поесть. Очень медленно и лениво Юнги поднимается на ватные ноги и шаркает вниз, на кухню. Она просторная, светлая, с большими окнами, за которыми бьются о берег холодные волны. А в холодильнике пусто. Конечно, откуда здесь взяться еде. С обреченным вздохом Шуга минуты две постоял перед окном, невидящим взглядом смотря вдаль, и, подумав несколько раз, сможет ли кто-нибудь доставить еду в такую глухомань, решил, что, судя по всему, будет лучше съездить в город, закупить продуктов где-нибудь на неделю и взять что-то еще готовое на ужин.       В доме царила идеальная тишина, значит, Чимин мирно спал. Взяв ключи с тумбочки у главного входа, успев заметить дверь в другой стороне дома, ведущую на террасу, Шуга вышел из дома как будто с камнем на сердце. «Ну никто же его не украдет, пока ты ездишь за едой», — подумал он и, садясь в новенький пикап, почувствовал себя матерью-одиночкой, изредка выбирающейся в город в спокойствии одиночества. Половину пути он настраивал навигатор и напряженно следовал проложенному маршруту, а другую половину, когда дорога шла прямо и без поворотов, листал радио, пытаясь понять, какое оно «на вкус» в Америке. На станциях, где по большей части говорили ведущие, он, естественно, почти ни слова не понимал и искренне надеялся, что его минимального уровня английского хватит, чтобы хотя бы делать покупки и выбираться иногда в какой-нибудь бар.       Все вокруг казалось таким странным и непривычным, хотя лес еще как-то был похож на тот, что дома, но заехав в Ла Пуш, Юнги даже растерялся, пропустив нужный поворот, и внезапно ощутил себя ребенком, случайно оказавшимся в другом районе своего города, в котором никогда раньше не был. Он вспомнил один такой случай, как раз после смерти матери, тогда он был совершенно беспомощен, один на чужой улице, и выругался вслух, не заметив этого. По радио, на котором он решил остановиться, крутили незнакомую музыку, она то ли нравилась ему, то ли от нее тошнило. Но все же нервы успокаивались все больше с каждой минутой, проведенной вдали от Чимина.       Покатавшись туда-сюда по небольшому городку, Шуга сразу приметил себе места, куда будет в основном заглядывать, и сначала остановился у пиццерии, чтобы заказать пиццу и, пока ее готовят, заехать за продуктами. Надо сказать, труднее в жизни у него ничего не было, в отчаянии он в итоге открыл в телефоне переводчик и просто показал девушке, принимавшей его заказ и терпеливо выслушивавшей ужасные попытки сказать, что ему вообще нужно. А ведь Джун говорил ему: учи английский — пригодится. «Вот и пригодились знания, которых нет», — подумал Шуга, выходя из пиццерии и закуривая. По крайней мере с супермаркетом все вышло гораздо проще, если не считать упаковки на английском, в целом, с помощью переводчика он купил примерно все, что нужно. Хотя бы о ценах теперь можно не волноваться совершенно, ведь на карте сейчас столько, что он один мог бы год прожить и ни в чем себе не отказывать. Набрав, в конце концов, полную тележку, Юнги как-то даже не заметил, что помимо нужных продуктов, закинул еще каких-то сладостей и прочего, как будто дома его и в самом деле ждал ребенок. От одной мысли, в кого он такими темпами может превратиться, по спине прошел холодок. Но Шуга сказал себе: это из-за того, что вышел из тепла магазина в холод ноября.       Загрузив все пакеты на заднее сиденье, он заехал за пиццей и направился обратно в свой новый дом, борясь с диким желанием съесть всю пиццу в одно лицо прямо за рулем. Какая-то непривычная мысль о Чимине остановила его от этого. «Парень в самолете ведь ничего не ел, — вспомнил Шуга, задумчиво хмурясь и прибавляя скорости. — И ел ли вообще до перелета?». Материнский инстинкт где-то в глубине души сказал, что ребенка надо накормить, даже если он будет отказываться, а на поверхности сам Юнги искренне удивлялся, каким образом Чимин вообще до сих пор жив и выглядит почти здоровым при таком образе жизни. «Главное, чтобы помер не в мою смену», — усмехнулся он, всматриваясь в темноту лесной дороги и поглядывая за навигатором, указывавшим ему путь обратно.       Когда он вернулся, кое-как втащив за раз все пакеты, но все равно вернувшись за коробкой пиццы, дом встретил его все тем же безмолвием. В благословенной тишине Шуга спокойно разобрал купленные продукты по шкафам и холодильнику и остановился, озадаченно смотря на манящую коробку с пиццей в ней и несколько шоколадных батончиков и плиток шоколада, которые купил и не понял, зачем, если сам сладкое не любит. В ответ на немой вопрос самому себе, его взгляд поднялся к потолку, там, наверху, Чимин все еще спал. Даже не думая, Шуга взял со стола один Сникерс и пошел на второй этаж, включая по пути свет везде, где можно.       От с шумом открытой двери Чимин только пробурчал что-то во сне и перевернулся. Шуга и тут включил свет, прошел через комнату и приоткрыл окно, чтобы впустить свежий, морозный воздух и шум моря, смешанный с криками чаек, а потом, направившись к кровати, на ходу кинул батончик в спящего парня, на самом деле просто не зная, как его разбудить и попал прямо в лоб, хотя собирался в плечо или живот.       — Ух, бля, — вырвалось у Юнги вместе со сдавленным смехом.       От такого удара Чимин все-таки проснулся и сначала в непонятках завертел головой, пытаясь осознать, где он и что происходит, а потом, увидев Шугу и Сникерс на подушке, сонно возмутился:       — За что?       А Юнги все смеялся, закрывая лицо рукой, только плечи прыгали вверх-вниз. Но, пока Чимин выбирался из кровати, он все же взял себя как-то в руки и сказал:       — Пошли ужинать, я привез пиццу.       Чтобы понять сказанное, Чимину понадобилось около минуты, которую он стоял, пошатываясь, напротив Шуги и смотрел на него мутным взглядом. Тот терпеливо ждал, скрестив руки на груди, и эта немая сцена, казалось, могла растянуться на целую вечность.       — Не хочу, — ответил, наконец, Чимин и направился обратно к кровати, но Юнги остановил его и за руку потянул прочь из комнаты, в которой так и тянуло самому лечь и не вставать часов десять, не меньше.       — Никаких «не хочу», — сказал он строго. — Когда ты ел вообще в последний раз?       — Не помню, какая разница? — вздыхал Чимин, тащась за Шугой и шаркая ногами по ковролину, давая изо всех сил понять, что никуда идти не хочет и есть тоже, и вообще поспать бы еще пару дней перед тем, как вернуться к делам. Так он думал нетрезвым сознанием, а вслух только и канючил, как дитя малое: — Не хочу я пиццу, она такая калорийная.       — Хватит выделываться, Чимин, мне приказано следить за тобой и вернуть таким же, каким получил, ясно?       — Блин, говоришь, как будто я вещь какая-то, — он расстроенно надул губы и по мимолетному взгляду Шуги на него понял, что именно так его и воспринимают. Они уже зашли на кухню, когда вспыхнувшая пламенем зажигалки злость Чимина каким-то образом выразилась очень громким урчанием желудка.       — Ну, и кого ты обманываешь, а? — усмехнулся Шуга, открывая коробку и выпуская вкусный запах пиццы.       Чимин завороженно смотрел на нее и тяжело сглатывал, все-таки его тело хотело есть гораздо сильнее, чем он сам. Стоило ему только как будто сделать одолжение Шуге и откусить маленький кусочек на пробу, как больше сдерживаться сил не осталось, и он накинулся на еду, как оголодавшее животное. На самом деле, Чимин не ел два дня, и сейчас ему в мгновение оказалось даже плевать, что пицца уже остыла. Посмотрев на него, на то, с каким ужасающим аппетитом он уплетает один кусок и берет сразу второй, Шуга, не долго думая, сел за стол напротив Чимина и тоже стал есть, решив не тратить время на разогрев. Потому что, какой смысл, если все равно переварится одинаково.       Съев на двоих целую биг сайз пиццу в полном молчании, они оба вздохнули и, подняв усталый, но довольный взгляд к потолку, достали сигареты. Закурили тоже одновременно, и Чимин сильно удивился, хоть это и не отразилось на его лице, что Шуга курит точно такие же ментоловые сигареты. Мысленно он усмехнулся и стал наблюдать за тем, как тот курит. Сигареты тлели и смертельно медленно, и слишком быстро, чтобы насладиться видом. «Сигареты убьют тебя, — подумал Чимин, — но я постараюсь опередить их». Когда они докурили в том же молчании, он спросил с наивной улыбкой:       — Ну, чем теперь займемся?       Шуга посмотрел на него как на идиота, потушив окурок в новенькой, идеально прозрачной пепельнице, встал и ушел без ответа.       — Спасибо за еду, Шуга-хен! — крикнул Чимин ему вслед и тихо рассмеялся собственным мыслям.       Посидев еще немного на кухне, рассматривая потолок и отражение ламп в темном окне, он тоже поднялся и пошел к себе, захватив из холодильника колу и пару батончиков. Режим весь сбился, естественно, после перелета, работы накопилось не то, чтобы много, но нужно проконтролировать выполнение плана, так что ночь обещает быть бессонной. Проходя мимо закрытой двери, Чимин слышит шорохи за негромкой, спокойной музыкой — Шуга разбирает вещи — и, зайдя к себе, закрывшись на замок, достает ноутбук и первым делом включает свою музыку, энергичную и очень громкую. И, хотя не может увидеть его, но чувствует, как Шуга закатывает глаза и недовольно морщится в комнате напротив. Чимин не может сдержать самодовольной ухмылки, принимаясь за работу, целью которой по-прежнему остается полное уничтожение его нового грубого соседа.