Весенние деревья и закатные облака

      Пройдя мимо овощного сада, он добрался до кухни, расположенной в конце.       Он толкнул дверь.       К его удивлению, он увидел человека, стоящего спиной к нему рядом с печью.       Он мгновенно узнал государственную форму; кто это мог быть, кроме как наш честный окружной магистрат-дажэнь?       Мужчина, стоящий к нему спиной, казался худым и высоким, но осанка его была пряма, а атмосфера вокруг энергична и изящна. Стоя прямо, он напоминал «журавлей с горы Хоу и облака с вершины горы Хуа»[1], и все же излучаемая аура добродетельности делала его похожим на весьма сильную личность.       Этот человек, вероятно, заметил его присутствие и повернул голову.       Он остолбенел, когда рассмотрел человека.       Прожив в Фан Цзюне столько лет, пусть он не мог сказать, что видел бесчисленное множество красивых людей, но очевидно, что благодаря своему положению он ранее встречал несколько известных и талантливых представителей этой страны. И те, чей вид оказывался красив или привлекателен, естественно, не являлись такой уж редкостью, не говоря уж о том, что многие наложницы в имперском гареме являлись известными на всю страну красавицами. Так что его вряд ли мог соблазнить внешний вид.       Он остолбенел, но очевидно не потому, что смотрящий на него магистрат-дажэнь был обольстителен, а потому, что ему показалось, что он смотрит на персонажа, только что сошедшего с написанной тушью картины.       Привлекательное лицо; дружелюбно приподнятые брови; длинные, тонкие и со слегка приподнятыми уголками глаза; прямой нос; акварельные губы; худощавая, но прямая спина; изящная идиллическая аура; никогда не видел он кого-то настолько… живописного.       Все в нем казалось светлым.       Практически не выделяясь разнообразием цветов, он все же создавал освежающую и утонченную атмосферу.       Мо Шу посмотрел на человека напротив него, недолго удивляясь, и моргнул:       — Нань Гэ Эр?       Он ухмыльнулся, боже, даже магистрат-дажэнь, который появлялся в одно мгновение и исчезал в другое, знал это мое имя.       — Сяодэ[2] повстречал дажэня, — он поприветствовал его, кланяясь.       — Не надо формальностей. — махнул Мо Шу. — Ты уже давно прибыл, а я никак не находил времени навестить тебя.       — Сяодэ не смеет беспокоить дажэня, — осторожно ответил он, продолжая кланяться.       Неожиданно теплые ладони опустились на его плечи, затем одной он похлопал его по плечу, другой по талии:       — Сказал же, не надо формальностей, встань прямо.       После этих слов у него не оставалось иного выбора, кроме как сделать, как сказано, и он взглянул на магистрата-дажэня перед ним.       — Как продвигается твое выздоровление? — вскользь спросил магистрат-дажэнь.       — Благодарю за беспокойство, сяодэ уже в порядке, — хотя тот казался дружелюбным, привычки, выработанные во время жизни во дворце, заставляли его относится с подозрением к любому, проявлявшему доброту.       Никто не знал, какое выражение следовало за улыбкой.       Мо Шу осмотрел его с головы до ног прежде, чем приподнять уголки губ, улыбнувшись:       — Твое тело не в таком уж хорошем состоянии, так что тебе, в самом деле, не обязательно заниматься всем в бюро. Если не можешь что-то закончить, оставь это мне, когда я вернусь.       Он даже не мог представить, как такой благочестивый человек выглядел бы, занимаясь повседневными хлопотами…       — Сяодэ не смеет, — относясь к его словам, как если бы тот сказал их только из формальности, он небрежно ответил, тоже исходя из формальности.       Он уже привык к подобным ситуациям. Прошлые десять или около того лет, ради того, чтобы позволить своему брату жить под покровительством других, он пресмыкался перед остальными, скрывая кинжалы в своих улыбках.       В конце концов, даже являясь принцем, он не мог быть смиренным, разговаривая с другими.       Сейчас же он сделал это столь естественно, без каких-либо помех.       Мо Шу лишь приподнял свои брови:       — Ты мне не веришь? До твоего прибытия хлопотами вроде стирки занимался я.       Он улыбнулся и кивнул:       — Дажэнь настолько скромен, не удивительно, что все уважают Вас.       Даже если он ему не верил, говорить подобную лесть уже стало его привычкой, потому он произнес это небрежно и откровенно перед Мо Шу.       Однако, приподняв брови, Мо Шу сказал:       — Выбора-то нет, денег не хватает, так что я должен заниматься этим сам.       Уголки его губ дернулись, голова опустилась:       — Сяодэ осознает свою ошибку.       Ты обязан быть таким прямым? Куда делась твоя гордость, как магистрата?!       Мо Шу слабо улыбнулся:       — Хочешь забрать обратно свой комплимент? — его голос был чист и мягок, дополняя его ауру.       — Сяодэ не смеет… — из-за опущенной головы его голос приглушился. В душе он был весьма раздражен. Да этот человек играется со мной, не так ли?!       — Не нужно быть таким формальным, — Мо Шу хихикнул, протягивая руку, чтобы погладить его голову. — Во всяком случае, для тебя это, в самом деле, проблема, ведь ты так занят весь день и не можешь даже поесть, как следует, — он вздохнул. — Я компенсирую это в следующий раз, — он был выше Нань Гэ Эра на две головы, так что его рука вполне подходяще легла, и таким образом, он, прижав ладонь, тер голову Нань Гэ Эра. Такая круглая и приятная на ощупь.       Ты знал, что ты также был слишком скуп? Без жалованья, без полноценной пищи — разве это не издевательство над работниками? Втайне бормотал он про себя.       Вдруг Нань Гэ Эр услышал странный звук и невольно поднял свою голову, смотря на человека напротив него.       Не говорите мне, что мои предположения оказались верны?       Наоборот, этот парень открыто смеялся над самим собой:       — Не знаешь, где мы можем взять еды? Я отдал свой завтрак бродяге у дороги, — в отличие от ямэнь-посыльных, поскольку Мо Шу редко находил время, чтобы вернуться на завтрак, кроме приготовления его ужина, кухарка еще так удобно складывала все остатки в сумку, что он просто мог взять с собой завтрак на следующий день.       Нань Гэ Эр не мог в это поверить.       Мог ли хоть кто-то быть еще более по-глупому хорошим, чем он?       Ты сократил все расходы окружного бюро до тех пор, пока сократить еще больше стало невозможно, вероятно, даже тратил свое собственное жалованье на благотворительность, а теперь вообще отдавал свой завтрак другим…       Почему никто не останавливал этого парня?!       Осознав, что Нань Гэ Эр, в самом деле, работал на подобного человека, он начал бессознательно чувствовать огромную ответственность…       Тетушка, отвечавшая за это, еще не прибыла, а он сделал милость бродяге, отдав вчерашние остатки еды…       Захочет ли он поесть овощей из овощного сада снаружи?       Нань Гэ Эр немного стиснул свои зубы, размышляя.       Его палец в рукавах случайно что-то сжал.       Что это такое круглое?       — Сушеный горох, — он неожиданно вспомнил закуску, которую дал бакалейщик, вынув ее пока разговаривал.       …Скажите, он же, наверное, не станет это есть, да?       Он посмотрел на мужчину напротив, который весело улыбнулся, забирая мешочек с сушеным горохом:       — Прекрасно.       …Без шуток, ты собираешься съесть это?!       Разве это не детская закуска?       Даже я не хочу есть это, почему же ты ешь без всякого стыда?       Пусть это всего лишь сушеный горох, этот богоподобный мужчина мог заставить выглядеть поедание каждой горошины настолько завидно изящным и привлекательным…       Безусловно, люди отличались друг от друга.       Нань Гэ Эр почувствовал себя угрюмо.       Хотя ты и выглядел так привлекательно, тебе все равно не под силу изменить тот факт, что сейчас ты поедаешь закуску, которой даже дети старше десяти пренебрегают — сушеный горох! Бурчал он про себя.       Доев горох, он передал мешочек обратно, торжественно поблагодарив его:       — Спасибо.       Даже он стал весьма равнодушным после ответа этого человека:       — …Это просто сушеный горох… — к тому же, он все равно не собирался это есть.       Неожиданно он почувствовал жалость по отношению к человеку перед ним.       Забудем тот факт, что кому-то, подобному магистрату, нечего поесть. Ему даже приходится полагаться на сушеный горох, чтобы усмирить свой голод, не чересчур ли это прискорбно?       Не иметь денег являлось само по себе трагедией; даже большей трагедией являлось наслаждаться раздачей денег всюду, когда он сам их уже совсем не имел!       Проведя в этом мире такое долгое время, он вдруг подумал об этом.       — Ну, у меня кое-какие дела; я отблагодарю тебя в следующий раз, пока, — Мо Шу улыбнулся ему, проведя по его голове снова перед тем, как уйти.       Похоже, он вышел.       На самом деле, ему довелось увидеть пищу магистрат-дажэня прежде. Она была ничем не лучше его собственной или, стоило сказать, она была слегка хуже. У Мо Шу была каша, когда у него была конжи; у того были рисовые отруби, когда у Нань Гэ Эра была рисовая лапша; когда Мо Шу мог поесть только тыкву, у него был тыквенный суп…       Он понял, что Мо Шу намеренно так распорядился.       Однако это было слишком…       Он даже не мог описать свои сложные чувства.       Падший небожитель, живущий такой обедневшей жизнью…       И даже выглядящий довольным этим…       Однако он не собирался беспомощно ожидать конца.       Если его беспечные неконтролируемые растраты, опасность которых он даже не осознавал, продолжатся, то Нань Гэ Эр будет вынужден беспокоиться о своем будущем питании.       Задумавшись, он временно прекратил работать и направился в дом Эр Гоу Цзы рядом с бюро.       В семье Эр Гоу Цзы только недавно вылупился выводок цыплят, так что он позаимствовал нескольких, чтобы вырастить, поскольку задний двор был пуст. Он смог бы продавать их яйца, когда цыплята вырастут.       Конечно, Эр Гоу Цзы охотно согласился на его просьбу отдать их в долг, позволяя ему взрастить трех цыплят, заверяя, что тот мог заплатить в любое время, ведь острой нужды в деньгах не было.       После этого он провел послеобеденное время, обучаясь методам выращивания от бабули Эр Гоу Цзы в его доме.       На самом деле, завершив простые хлопоты с уборкой, ему было нечего делать. Занимаясь этим, он мог также потратить свое время.       В конце концов, принеся с собой трех желтых маленьких цыплят, он построил простую ограду во время вечерних работ и поместил их внутрь.       Наблюдая за тем, как они весело бегали вокруг, Нань Гэ Эр начал чувствовать немного уверенности в будущем.       Он подумал, что если хорошо все спланирует, то, вероятно, не будет голодать, даже будучи обременен Мо Шу.       Поскольку люди, живущие здесь, были очень простыми. Заметки переводчика: [1] — журавлей с горы Хоу и облака с вершины горы Хуа: выдержка из поэмы Сыкун Ту. Описывает гордого и отчужденного человека. [2] — Сяодэ: используется подчиненными по отношению к самим себе при официальном разговоре с вышестоящими. Дословно: мое смиренное я.