Весенние деревья и закатные облака

      В любом случае, со всем этим беспорядком год, наконец, подошел к концу.       Сегодня утром кухарка приготовила всю еду и вернулась домой, в то время как ямэнь-посыльные закончили свою работу пораньше в полдень.       Нань Гэ Эр в данный момент складывал солому для курятника на заднем дворе; шум от куриц, цыплят и того, что он перемещал солому, помешал ему услышать шаги приближавшегося Мо Шу.       Он встал напротив курятника и замер.       Мо Шу смотрел на то, как он, сутулясь, медленно с трудом заносил солому внутрь; он нахмурился, быстро направившись к нему.       — Разве я не говорил тебе оставить это мне? — Мо Шу без особых усилий взял солому, которую Нань Гэ Эр с трудом нес. — Ты должен отдохнуть.       Нань Гэ Эр испугался руки, неожиданно протянутой к нему; он был изумлен некоторое время прежде, чем отреагировал:       — …А, мне все равно нечем заняться.       Инстинктивно Мо Шу не понравилось нервное испуганное выражение лица, которое тогда сделал Нань Гэ Эр, и это заставило его внимательно изучить Нань Гэ Эра.       Однако Нань Гэ Эр уже вернулся к своему обычному спокойному виду, продолжив:       — Упражняться все еще нужно, даже если я болею, — беспечно направляясь к другой куче соломы, собираясь перенести ее.       Мо Шу слегка нахмурил свои брови и не остановил его:       — Не неси так много, оставь тяжелые мне.       Нань Гэ Эр нехотя коротко ответил на ходу.       Он всегда любил думать о посторонних вещах, когда занимался чем-то, вот почему он…       Он надеялся, что Мо Шу не заметил, что что-то было не так.       Мо Шу быстро положил солому из своих рук в курятник, прибрал ее, затем вернулся, чтобы переместить всю оставшуюся солому — даже хотя Мо Шу-сяньшэн не выглядел так, но, на самом деле, этот парень был знатоком в работе по дому.       Работая ловко и тщательно, имея впечатляющую силу и великолепное тело, и-       Будучи высоким с длинными ногами!       Нань Гэ Эр немного завидовал.       Если бы я обладал хотя бы половиной его преимуществ, то производительность моей работы тоже повысилась бы!       Загоняя куриц и уток на заднем дворе, Нань Гэ Эр решил, что если у него появятся лишние деньги в следующем году, то он возьмет двух маленьких поросят у семьи Ли из переулков, чтобы взрастить их — если он хотел быть здоровым, то ему необходимо улучшить свой образ жизни, хотя он знал, что, вероятно, в этой жизни не сможет прожить долго.       Он вновь занял себя работой на большую часть дня до тех пор, пока небо постепенно не потемнело.       Нань Гэ Эр окинул взглядом задний двор, который был почти приведен в порядок, и устало сказал:       — Давай оставим так пока что, я разберусь с остальным в следующий раз, — эту работу все равно нельзя было закончить быстро.       Мо Шу, помогающий починить сарай, наоборот собранно стоял на его крыше:       — Я редко свободен, так что давай закончим со всем здесь.       Нань Гэ Эр задумался, сказанное имело смысл, так что он кивнул:       — Тогда я разогрею еду, просто подожди в столовой, когда закончишь, — производительность работы Мо Шу намного превосходила его; ее даже можно было сравнить с производительностью трех обычных людей! Редко можно было заполучить такого легкого в использовании и свободного работника, и просто позволить ему уйти было, в самом деле, несколько прискорбно.       — Конечно, — ответил Мо Шу. — Разожги огонь посильнее, — в управленческом бюро располагался обеденный зал, предназначенный специально для того, чтобы магистрат-дажэнь встречался и обедал вместе с гостями; однако поскольку все время в управленческом бюро находились лишь они двое, и один из них обычно куда-то пропадал, зал вообще редко использовался.       Нань Гэ Эр ответил, затем направился на кухню работать.       Он, на самом деле, не желал ни рыбы, ни мяса, полученных с трудом; он просто чувствовал то, что они вдвоем вместе праздновали Новый Год, было слегка увлекательно.       Не важно, в какой жизни это было, он всегда праздновал Новый Год с кучей людей. Шумные и теплые были из его прошлого; суетливые, но холодные из его нынешней жизни.       Однако такое празднование, беспокойное и немного одинокое, заставило его задуматься о собственном существовании…       Это для него было впервые.       Он не мог судить о том, нравилось ему такое положение дел или нет.       Заняв себя работой на некоторое время, Мо Шу закончил все, что сказал ему сделать Нань Гэ Эр, и выпрямился, окидывая взглядом починенную крышу, улыбнувшись весьма гордо; он спрыгнул на задний двор, затем направился на кухню.       Он не зашел внутрь, только глядя сквозь бумажное окно, слегка сломанное из-за неопытных движений занятой фигуры; уголки его губ приподнялись, сформировав улыбку.       Никто не знал, что Мо Шу-сяньшэн на самом деле был умелым поваром.       Он не намеревался заходить и помогать, вместо этого стоя около окна, наблюдая за фигурой Нань Гэ Эра.       Он слегка обжегся супом в один момент, гневно взглянул на чашки, упавшие, когда случайно с лишней силой поставил их друг на друга, в другой момент; он вынимал еду из вока, когда работа в других местах все еще была не закончена…       В общем, он суетился.       Когда Мо Шу задумался об этом, то Нань Гэ Эр был, в самом деле, достаточно неуклюжим ребенком.       Кроме того, что он имел некоторые знания касательно зарабатывания денег, и был немного более проницателен, наблюдая за другими, он являлся просто неловким и обычным ребенком в других областях.       Хм, собственно говоря, я несколько плох только в этих двух делах, не так ли?       Мо Шу тщательно обдумал это.       Похоже, в самом деле так.       Он считал, что это не было слишком плохо; просто он словно являлся тем, кто объявился здесь специально для него.       Пока Нань Гэ Эр хлопотливо работал на кухне, он продолжал чувствовать, что за ним наблюдают, но когда он повернулся, то там никого не оказалось.       Это привело его в замешательство-       Он полностью доверял своим инстинктам; он смог выжить, благодаря им.       Однако единственным человеком в управленческом бюро, кто мог, в самом деле, открыто подглядывать, был, вероятно, Мо Шу, так?       Но после того, как он прошел в столовую и заметил, что Мо Шу сидел там абсолютно спокойно, попивая чай, он был вынужден засомневаться — поскольку не смог найти никаких зацепок.       К тому же, Мо Шу совершенно не походил на любителя подглядывать.       Мо Шу смотрел на Нань Гэ Эра, несущего блюда на ходу; хотя никаких изменений в его выражении лица не отслеживалось, озадаченность в глазах Нань Гэ Эра все еще заставила его внутренне рассмеяться — недоуменное выражение этого ребенка являлось редкостью.       — Пора поесть, — Нань Гэ Эр спокойно поставил блюда на стол.       Потому ли, что я в необычайно мирной обстановке, мои инстинкты ошиблись?       — М-м, — Мо Шу тоже прикинулся дураком. — Я помогу принести блюда.       Поговорка «Благородный муж должен держаться подальше от кухни»[1] существовала и в этом мире тоже.       Просто в этом бюро находилось лишь двое мужчин, совсем без женщин поблизости, и даже благородным мужам нужно было есть, вот почему неуклюжему Нань Гэ Эру, даже не представляющему, как готовить, не оставалось ничего, кроме как проигнорировать поговорку.       …Конечно, не имело значения то, что он всего лишь разогревал еду, все равно часть слегка пересушенных овощей подгорела.       Однако, даже так, Мо Шу выглядел довольно весело, подзывая Нань Гэ Эра присесть, доставая хлопушки и дергая за их нить прежде, чем приступить к своей еде.       -Он даже не заботился о том, чтобы помолиться предкам, готовясь приступить к своей еде, взяв сразу же свои палочки.       Нань Гэ Эр смотрел на Мо Шу недоуменно:       — Ты не собираешься молиться своим предкам?       Обычаи здесь были похожими, во время семейного ужина в канун Нового Года рисовая чаша наполнялась, еда помещалась в нее, и она предлагалась предкам, чтобы те «насладились» ею — вот и все.       И тогда спустя несколько минут ужин, наконец, начинался.       Исходя из того, что он знал, этот обычай, в принципе, существовал везде, не важно, какая именно страна была в этом мире, лишь некоторые детали могли отличаться.       …Но этот Мо Шу напротив него, казалось, не собирался следовать тенденции…       — Молиться предкам? — Мо Шу взглянул на Нань Гэ Эра. — Молиться каким предкам?       …О чем он, черт возьми, говорит?       Нань Гэ Эр помрачнел[2]:       — Предкам. Ты не собираешься им молиться?       Мо Шу посмотрел на выражение лица Нань Гэ Эра:       — Ты хочешь помолиться?       Я лишь блуждающий призрак сейчас, где ты найдешь для меня предков, чтобы помолиться им?       Я уже мертв в предыдущем мире, так что мое право молиться пропало; я же в этом мире не желал такого перерождения с самого начала, я не благодарен за него и я не хочу молиться.       Заметив молчание Нань Гэ Эра, Мо Шу сказал:       — Видишь, ты не хочешь молиться, я тоже не хочу молиться, — он взмахнул своими руками. — Давай есть, а то еда остынет.       — Почему Мо Шу-сяньшэн не хочет молиться предкам? — быть может, немного сокровенная атмосфера являлась тем, что заставило Нань Гэ Эра сболтнуть эти слова.       Он немедленно пожалел об этом, как только сболтнул — он не должен был задавать подобного вопроса.       Однако Мо Шу немного удивился, затем едва улыбнулся, отвечая:       — Потому что мои предки не нуждаются в моих молитвах, — он был доволен тем, что Нань Гэ Эр говорил с ним о подобном.       — А? — Нань Гэ Эр моргнул.       — Они, в любом случае, все мертвы, так почему я должен молиться? — улыбнулся Мо Шу. — Им не узнать, молился я или нет.       …Это, это…       Не говорите мне, что Мо Шу первопроходец атеизма в этом мире?!       Впервые услышав подобный современный способ мышления в этом мире, Нань Гэ Эр расширил свои глаза.       Было очевидно, что Мо Шу неправильно истолковал выражение лица Нань Гэ Эра, так что он засмеялся, объясняя:       — Мой отец сказал так, поэтому я никогда не молился своим предкам, — он взял полные палочки рыбы и положил ее в чашу напротив Нань Гэ Эра. — Действовать, следуя своему сердцу, пока жив, и мирно умереть, когда прибудет смерть, так оно должно быть.       Нань Гэ Эр смотрел на рыбу в своей чаше и бессознательно пробормотал:       — Тогда ты доволен своей нынешней жизнью?       — Конечно, — слабо улыбнулся Мо Шу. — Именно потому что мне понравилось, я остался здесь. Тебе не нравится твоя нынешняя жизнь? — он выдержал паузу, делая ударение. — Здесь, жизнь в управленческом бюро, она тебе не нравится?       Он неясно почувствовал, что что-то было странным в том, как Мо Шу говорил, но Нань Гэ Эр не стал уделять этому много внимания, потому что задумался над вопросом Мо Шу:       — …Я не знаю, — ответил он честно после долгих раздумий.       — Если тебе потребовалось время, чтобы обдумать, нравится тебе или нет, это само по себе значит, что у тебя нет к этому неприязни, — он слабо улыбнулся, наливая себе чашу вина. — Что думаешь?       Глубокий смысл, заложенный в словах Мо Шу, заставил Нань Гэ Эра замолчать на некоторое время, затем он потряс своей головой:       — Я не знаю.       Честное выражение лица Нань Гэ Эра, казалось, подняло Мо Шу настроение; он улыбнулся:       — Все в порядке, если ты не знаешь, в любом случае, у тебя много времени, чтобы пожить, хватит, чтобы разобраться, — держа свою чашу, он медленно выпил вино.       Он продолжал ощущать, что эти слова странным образом согревали его изнутри.       Нань Гэ Эр подумал немного, вновь мотая своей головой:       — М-м, я не знаю, но, ух… — он хотел что-нибудь сказать, но не мог найти подходящих слов.       Он продолжал чувствовать, что слова, которые желал сказать, не могли быть произнесены его нынешнем «я», и его нынешнее «я» не сможет породить их.       — Видишь? — как только Мо Шу начинал пить вино, его глаза становились особенно яркими; он взглянул на Нань Гэ Эра, улыбаясь мягко и чисто подобно весеннему ветру. — Тебе незачем спешить.       — М-м, — кивнул Нань Гэ Эр, улыбаясь; желая подтвердить самому себе снова, он кивнул еще раз, затем посмотрел на Мо Шу. — Давай есть, давай есть.       Мо Шу слабо улыбнулся, вновь наполняя свою чашу вином. Заметки переводчика: [1] — «Благородный муж должен держаться подальше от кухни»: идиома Мэн-цзы (китайского философа). Чуть больший отрывок его слов из одной статьи, на которую дает ссылку английский переводчик: «Благородный муж не может вынести вида того, как животные умирают, коль раньше он увидел их живыми. Если он услышит вопли их страданий, он станет не в силах вкушать их плоть. Потому благородный муж должен держаться подальше от кухни». [2] — помрачнел: в китайском используется «黑线», что дословно означает «черная линия». Согласно гуглу это выражение пришло в китайский из японских аниме и применяется, как метафора для выражения неудовольствия или уныния.