Весенние деревья и закатные облака

      Хотя здоровье Нань Гэ Эра не было особо хорошим, в неожиданном повороте событий из любопытства он сделал глоток вина, когда Мо Шу отлучился — хотя, по сути, это была сила привычки.       Он почти всегда раньше пил во время Нового Года, потому для него стало естественным в этот раз взять чашу вина Мо Шу и сделать глоток…       В конце концов, этот глоток заставил его на редкость сильно пожалеть…       На первый взгляд было совсем не очевидно, что вино, которое пил Мо Шу, являлось крепким и на вкус ужасным.       Когда вино достигло его горла, Нань Гэ Эр мог почувствовать, как все его тело бросило в жар, и особенно его рот; ему казалось, словно он в самом деле проглотил ножи, и это фактически отняло у него дар речи, вызывая только пряное жгущее ощущение.       Лицо Нань Гэ Эра пылало красным; он поспешно схватил чашу воды и яростно выпил ее залпом.       Мо Шу, вернувшийся с кухни, тотчас же заметил покрасневшего Нань Гэ Эра, пьющего залпом воду. Сначала он немного растерялся, но когда уловил слабый запах вина в его дыхании, то немедленно понял, что произошло.       Он торопливо вышел.       Нань Гэ Эр не имел времени волноваться о том, чем занимался Мо Шу; он уже был поглощен своими собственными делами — он почти изрыгал огонь!       Он пил воду, отчаянно кашляя — оно было таким пряным!       Как невероятно; Мо Шу на самом деле все время пил такое вино.       Это вино не обладает сильным запахом, так почему оно так ужасно, когда его выпьешь?       Поразительно, что Мо Шу мог, в самом деле, пить это с легкостью, это фактически был спирт!       Мо Шу отлучился лишь ненадолго, немедленно вернувшись с фарфоровым сосудом в своей руке; он передал сосуд Нань Гэ Эру:       — Выпей.       Нань Гэ Эр давился почти до слез, его поле зрения сильно размылось из-за влаги в его глазах; хотя он знал, что Мо Шу что-то передавал ему, он просто не мог ухватиться за это, продолжая дико размахивать дрожащими руками.       Наконец, он смог схватить это, но каким-то образом у него не получалось прислонить сосуд к своему рту, поэтому он потратил некоторое время, дико жестикулируя.       Мо Шу попросту приподнял подбородок Нань Гэ Эра, вливая содержимое сосуда в его рот.       …Это мед!       Нань Гэ Эр смог разобрать вкус, лишь выпив половину сосуда, причмокнув своими губами, когда он это сделал.       Оставим в стороне то, как Мо Шу удалось заполучить что-то, что только богачи могли себе позволить; тот факт, что такое сладкое нечто могло попасть в его рот, потрясал сам по себе.       В конце концов, Мо Шу чрезвычайно сильно любил сладости!       Заметив, что Нань Гэ Эр, наконец, стал выглядеть лучше, Мо Шу начал говорить:       — …Твое здоровье не в лучшем состоянии сейчас, так что тебе нельзя пить такое вино, — Нань Гэ Эр не поднял своей головы и потому упустил беспокойство во взгляде Мо Шу.       Тело Нань Гэ Эра находилось совсем не в лучшем состоянии теперь, когда он втайне выпил вина. Поистине нельзя было предсказать, ухудшится ли его состояние этой ночью.       Лицо Нань Гэ Эра только немного вернулось к своим цветам, как немедленно вновь покраснело-       Разумеется, меня поймали…       Так неловко, я на самом деле украл глоток вина — и еще даже печальнее то, что меня поймали с поличным.       Смущенное выражение лица Нань Гэ Эра немного успокоило нервничающего Мо Шу.       Он протянул свою руку, чтобы потрепать голову Нань Гэ Эра:       — Хочешь, я попрошу тетушку Дэн с винокурни подготовить для тебя немного барды[1] в следующий раз? — спросил Мо Шу, затем продолжил. — Она великолепна, сладкая на вкус.       …Не все, как ты, думают, что сладкое великолепно, понятно?!       Если бы он не был смущен только что, и его нынешнее состояние не было таким, Нань Гэ Эр почти захотел бы отчитать его вновь.       Но пока что он мог лишь молчать.       Он помнил, что мог выдерживать небольшое количество алкоголя в прошлом, но позабыл, что это было в то время, когда он являлся принцем, и минуло три года с тех пор; вероятно, потому что он не тренировался долгое время, и учитывая его ухудшение здоровья, никакое вино больше не было ему привычно.       И, главным образом, «спирт», который пил Мо Шу, не был чем-то, что обычный человек мог выдержать.       Мо Шу опустил свою голову, чтобы изучить выражение лица Нань Гэ Эра:       — Чувствуешь себя лучше?       Нань Гэ Эр глядел вниз, кивая, — он слишком стыдился смотреть на кого-либо.       — Хорошо, давай есть, — сказал Мо Шу, сдерживая свой смех, потрепав его голову и готовясь присесть.       Его ягодицы даже не коснулись стула, когда послушно сидящий напротив него Нань Гэ Эр вдруг вскочил, прикрывая свой рот и неуклюже выбегая.       — Эй! — когда он взглянул на бледное и нервное выражение лица Нань Гэ Эра, Мо Шу понял то, чего он боялся, произошло.       Как только Нань Гэ Эр достиг двери, со звуками «ва» его начало рвать.       Конечно, произошло это не потому, что он был пьян или вроде того, а лишь потому, что его тело еще не восстановилось, и его желудок не привык к подобному раздражителю, потому его тошнило.       Он сделал всего лишь глоток, поэтому не имело значения, насколько абсурдно крепким было то вино.       Вдруг его руки поймали, самого его поддержали, потом его спину погладили, чтобы помочь ему почувствовать себя лучше.       Нань Гэ Эр не заботился ни о чем, опираясь на Мо Шу, поддерживающего половину веса его тела; он сосредоточился на очищении своего желудка от того небольшого количества пищи, что съел.       В конце концов, после того, как опустошившего свой желудок Нань Гэ Эра вырвало небольшим количеством желудочного сока, ужасающая тошнота, наконец, прекратилась.       Однако у него не осталось сил даже на то, чтобы подняться.       Мо Шу перетащил его и помог ему облокотиться на стул:       — Я схожу за одеждой, — хотя одежда Нань Гэ Эра не испачкалась, она все равно пропитались его холодным потом; он мог подхватить простуду, если оставить все как есть, что впоследствии легко ухудшило бы его состояние.       — Но… — бессильно прохрипел Нань Гэ Эр. — У меня нет другой сухой одежды, — он сам имел лишь два одеяния, одно еще не высохло, а то, которое он носил сейчас, вымокло в поте…       — Надень пока что мою, — Мо Шу потянулся ко лбу Нань Гэ Эра, чтобы проверить его температуру, затем, подтвердив, что у него не было жара, ушел за одеждой.       Тело Нань Гэ Эра продолжало покрываться холодным потом. Нань Гэ Эр прислонился к спинке стула, чувствуя холод и дискомфорт, а его сознание начало растворяться; его поле зрения тряслось, не прекращая, вспыхивая то белым, то черным, его разум был опустошен, его тяжелые веки начинали опускаться…       Не зная, сколько минуло времени, он почувствовал, что его тело замерзло, но затем что-то окутало его с шуршащими звуками, и немного спустя нечто теплое оказалось рядом с ним; он инстинктивно прислонился, и вскоре после этого теплое нечто начало оборачиваться вокруг его.       Он вполне довольно причмокнул своими губами, пытаясь всеми силами сжаться, желая уменьшиться, укутываясь в это тепло.       Так утомительно, хочу спать.       Одной рукой Мо Шу обнимал Нань Гэ Эра, полностью облокотившегося на него, другой рукой держал чашу вина; он склонил свою голову, чтобы посмотреть на парня, извивающегося в его руках в попытках свернуться в комок.       Только тогда он убедился, что Нань Гэ Эру совсем ничего не угрожало, его сонливость была, вероятно, вызвана тем, что его физическая выносливость не смогла с этим справиться, и он слишком перенапрягся; все должно быть в порядке после хорошего ночного отдыха.       Одежда была великовата, потому казалась в некотором роде свободной на теле Нань Гэ Эра. Мо Шу боялся, что тот простудится, потому он обнял полубессознательного Нань Гэ Эра.       Неожиданно тот восхитительно прислонился.       Он явил нетерпеливое выражение лица, которое обычно было невозможно увидеть, в то же время медленно придвигаясь; это чрезвычайно сильно очаровывало.       Его тело хрупкое, его лицо бледное… разнообразные шрамы покрывали его, и те, что находились на его теле, являлись весьма ужасающими; он выглядел скорее отвратительно уродливым, чем жалостно милым.       Однако, как это ни странно, все, похоже, думали, что он был слаб и нуждался в защите.       Разумеется.       Мо Шу закончил с вином в своей чаше, вновь опустив свою голову, смотря на Нань Гэ Эра, чье лицо почти полностью было зарыто в его грудь; он поставил свою чашу, протягивая палец и тыкая того.       Я думаю, что он действительно очарователен и вместе с тем привлекателен.       Умелый, но неуклюжий; чуткий, но глупый; сообразительный, но ребячливый; материалистичный, но немного мечтательный; его непроницаемое выражение лица таит простое, хрупкое сердце, жаждущее тепла.       Противоречивый, но чрезвычайно милый.       Ребенок, вынесенный течениями, его сердце наполнено отчаянием и онемением, но словно подарок с небес он сделал мою жизнь увлекательной.       Поэтому я надеюсь, что этот ребенок станет таким же, как я, увлеченным жизнью.       Парень в его руках, казалось, что-то бормотал, немного двигая своей головой, будто пытаясь избежать пальца Мо Шу, но это, очевидно, было напрасно, он совсем не мог уклониться от приставаний Мо Шу; он мог лишь наморщить свои брови, трясь всем своим лицом об грудь Мо Шу.       Уголки губ Мо Шу слегка приподнялись, он, улыбаясь, протянул свой палец, чтобы погрузить его в свою чашу. Кончик пальца, смоченный вином, затем оказался на сухих и несколько потрескавшихся губах Нань Гэ Эра:       — Скорее выздоравливай и потом… — он не закончил, лишь поглаживая его губы.       Он продолжал обнимать его, пока ел и пил.       Они вдвоем провели канун Нового года в тишине, встречая прибытие совершенно нового года. Заметки переводчика: [1] — барда: остаток после производства спиртных напитков, в том числе и вина.