Весенние деревья и закатные облака

      — Дажэнь, неизвестно, когда мы сможем снова встретиться после этого путешествия, — то говорил ребенок. На его нежном юношеском лице отражалось крайне серьезное выражение.       Более того, Нань Гэ Эр заметил, что в этот раз каждый ребенок обращался к Мо Шу как к дажэню.       Мо Шу сидел в зале, смотря на толпу детей, и не говорил ни одного слова.       — Пожалуйста, позаботьтесь о своем здоровье, — другая девочка, чей возраст не слишком разнился от предыдущего мальчика, тоже заговорила. — Вы наша надежда и опора.       Хотя Нань Гэ Эр, сидящий подле Мо Шу, хотел осудить, насколько достойной «опорой» Мо Шу мог быть, атмосфера стояла чрезвычайно тяжелая, и он только казался спокойным с виду.       — И также, мы оставляем дажэня Вам, — другой ребенок обратился к Нань Гэ Эру, низко кланяясь.       Нань Гэ Эр поддерживал свое самообладание внешне, но, на самом деле, в душе он совершенно лишился слов — что этот вверяющий тон значил?       Почему его оставляют мне?!       Утром все дети из округа тринадцати лет собрались в зале управленческого бюро. Их семьи и старики не зашли внутрь, они только молча наблюдали снаружи. Те, кто говорили с Мо Шу сейчас, являлись детьми.       Даже хотя Нань Гэ Эр пытался не обращать внимания на многочисленные странности Гуан Тяня, он все еще понимал, что, по крайней мере, было невозможно, чтобы сбор войск в других местах проводился столь же торжественно как в Гуан Тяне.       В этом мире люди в призывных войсках обычно являлись молодежью, у которой не оставалось другого выбора, кроме как быть призванными в армию из-за их неспособности найти подходящую работу. Поступая так, они лишь пытались получить работу, просто название этой работы было «солдат».       Хотя некоторые делали себе имя, становясь героями на полях сражений, их все еще было меньшинство; обычные солдаты, как правило, плутали, пока не достигали определенного возраста, затем получали деньги от страны и возвращались домой, чтобы заниматься сельским хозяйством или другими работами.       С тем допущением, что им удавалось выжить в армии.       В итоге, уход в армию был лишь выбором для тех, кто находился в затруднительном положении, но в Гуан Тяне это являлось почти посвящением, словно какой-то торжественно трагичный долг и обязанность.       Все те, кто смогли прийти, стояли молча снаружи зала. Двери управленческого бюро были открыты настежь, а огромная толпа людей тихо стояла снаружи, наблюдая как дети серьезно говорили с Мо Шу.       Когда Нань Гэ Эр покупал утром продукты, он тоже заметил необыкновенно молчаливую атмосферу в округе.       Сидя здесь, он чувствовал, что, вероятно, понимал теперь причину.       Потому ли, что дети оставят Гуан Тянь, чтобы присоединиться к армии страны Цзюнь Яо?       Мо Шу продолжал молчать, лишь смотря на тех детей, что говорили.       В конце концов, они не были взрослыми. Произнеся недолгие речи, они начинали сглатывать свои слова. Некоторые даже не смогли взять слово, лишь слезы струились по их лицам.       Однако не нашлось ни единого ребенка, который бы вымолвил свой отказ от присоединения к армии, они лишь говорили о том, что будут скучать по своим родителям, друзьям, учителям, соседям, собакам и котам в домах своих соседей…       Перед огромной группой всхлипывающих детей Мо Шу по-прежнему не произносил ни слова. Толпа снаружи, напротив, начала перешептываться, тоже смахивая свои слезы.       Нань Гэ Эр смотрел со стороны, не зная, о чем именно думал Мо Шу или, возможно, не понимая этот обычай Гуан Тяня.       Спустя долгое время Мо Шу, наконец, поднял свою голову, взглянув на светлое небо и тихо высказываясь:       — Какая прекрасная погода.       Хотя слова Мо Шу не были громкими, они заставили всех утихнуть.       Услышав это, Нань Гэ Эр тоже повернул свою голову к небу снаружи.       Небо ранней весной было немного бледным, холод продолжал тянуться в воздухе, но это все равно заставило наблюдателей почувствовать себя особенно энергично.       Это было чувство, словно все лишь начиналось; вкупе с энергией и надеждой.       — В такую погоду стоит что-нибудь сделать, — продолжил Мо Шу, затем улыбнулся. — Не решили ли вы, ребята, уйти, потому что хотели скроить себе карьеру?       Честно говоря, хотя Мо Шу не произнес никаких побуждающих речей, атмосфера в данный момент стала неописуемо волнующей.       — Ваши семьи, братья, все они могут сделать это, так что и вы тоже можете, — спокойно сказал Мо Шу. Он не явил пылкого выражения лица, он не повысил своего тона, вместо этого лишь безмятежно говоря. Затишье сделало сказанные им слова похожими на истину.       Снаружи зала стояла гробовая тишина.       Все внимательно слушали Мо Шу; даже Нань Гэ Эр, не чувствовавший вовлеченности, не мог ничего с собой поделать, кроме как повернуть свою голову к Мо Шу, слушая его.       — Совершите что-нибудь снаружи, — сказал Мо Шу. — Не забывайте свои сущности, — выражение лица Мо Шу казалось особенно холодным, когда он произнес свое последнее предложение.       Это была не холодность температуры, а какая-то окоченевшая, бесстрашная бессердечность.       Нань Гэ Эр пробудился от «холода» на лице Мо Шу. Он глядел на Мо Шу, недоумевая — он все еще был уверен в своей интуиции. Он верил, что его шестое чувство не допустило никаких ошибок.       Более того, безмолвие его окружения подтвердило, что его интуиция не была чересчур чувствительной.       Именно тогда Мо Шу действительно явил свою чрезвычайно холодную сторону.       — И, — Мо Шу неожиданно вновь вернулся к теплой и мягкой улыбке, — помните, что никто и никогда не может навредить вам, кроме меня и вас самих. Когда устанете, можете вернуться в любой момент. Не важно, какими вы станете, мы всегда примем вас здесь. Это место — ваш дом. Что ж. Я закончил со своей речью, готовьтесь выдвигаться. Вы тоже наша гордость.       — Да! — наполненный гордостью и амбициями слегка детский голос каждого ребенка раздался в зале.       Нань Гэ Эр смотрел на Мо Шу, немного изумившись и все же не удивившись — как ему стоило объяснить это; он не удивился воодушевленным эмоциям детей и не поразился Мо Шу, произнесшему эти слова, но он просто чувстовал, что Мо Шу, способный сказать подобное, был сам по себе странен.       …       Однако он немного понял, почему горожане так высоко ценили Мо Шу.       Он сказал лишь несколько простых слов своим обычным успокаивающим голосом, но тем не менее сумел пробудить во всех эмоции.       Нань Гэ Эр был крайне хорошо знаком с такими аурами; прежде он встречал их у королей.       Единственная разница заключалась в том, что Мо Шу казался более походящим на короля, чем короли, которых он встречал раньше. Мягкий, холодный, резкий и прямой. Ни один король не справится лучше, чем он.       В этот момент Нань Гэ Эр по-настоящему так подумал.       …Думаю, я на миг увидел часть правды о Гуан Тяне — почувствовал он внутренне.       Было ли это хорошо или плохо?       Мо Шу, почему он хотел, чтобы я это увидел?       Он хотел поделиться чем-то со мной или хотел использовать меня, чтобы сделать что-то…       Или лишь наивно хотел дать мне знать?       Размышляя об этом, Нань Гэ Эр был немного озадачен, смотря на Мо Шу.       Мо Шу, кажется, заметил взгляд Нань Гэ Эра, он повернул свою голову к нему, моргнул и безмолвно задвигал губами: «Приготовь медовые бобы попозже» — с глазами, полными ожидания.       Вновь Нань Гэ Эр вернулся к своему привычному выражению лица — тому, когда он сталкивался с Мо Шу, — почти впадая в ярость.       Я твердо верю, что рано или поздно потеряю контроль над своими эмоциями и устраню Мо Шу!       Он может являться действительно невероятным парнем, но изначально он точно был идиотом.       Даже если он невероятный, он по-прежнему лишь невероятный идиот-сладкоежка и обжора!