Весенние деревья и закатные облака

      В один день, когда приближалось лето, госпожа Чунь Цзяо вдруг запросила, чтобы ямэнь-посыльные отправили письмо с просьбой для Нань Гэ Эра прийти. Поскольку Мо Шу часто посещал квартал красных фонарей, то Нань Гэ Эр был весьма знаком с людьми оттуда. Прибравшись в управленческом бюро, он отправился к Чунь Цзяо.       Госпожа Чунь Цзяо не принимала сегодня никаких гостей. Она сидела рядом со столом, что-то вышивая.       Заметив прибытие Нань Гэ Эра, она помахала ему с улыбкой:       — Нань Гэ Эр, посмотри на мандаринок[1], что я шью.       Только Нань Гэ Эр повернул свою голову, чтобы взглянуть, как вдруг замолк.       — Хорошо смотрится? — Чунь Цзяо взглянула на него, ее глаза были наполнены ожиданием.       — У-ух, да, хорошо смотрится, — ответил иронично Нань Гэ Эр. Действительно жаль, но он вообще не мог увидеть никаких мандаринок в вышивке; он видел лишь ком ярко-окрашенных нитей…       — Ну я выхожу замуж, — защебетала Чунь Цзяо с оттенком застенчивости.       — А?! — Нань Гэ Эр расширил свои глаза.       — Ты его тоже знаешь, А Фан-гэ из лавки тканей на северной улице, — хихикнула Чунь Цзяо. — Только что он попросил тетушку Чжу придти сюда, чтобы сделать предложение[2].       Тетушка Чжу была матерью Чжу Си, а также самой известной свахой в округе. По слухам она свела сотни, если не тысячи, пар. Но не в этом суть. Вместо этого суть в том, что Чунь Цзяо упомянула «предложение»!       Если я не ошибаюсь, Чунь Цзяо работала в квартале красных фонарей. Слово, которое использовали, когда люди из квартала красных фонарей хотели покинуть его, не должно было быть «предложение». Что же это за слово…       — Эм, Чунь Цзяо-цзе, А Фан-гэ выкупил твою свободу? — с осторожностью вспомнил Нань Гэ Эр, затем спросил.       Чунь Цзяо застыла.       А? Нань Гэ Эр тоже застыл. О нет, не говорите мне, что он не выкупил?!       — Ну, эм-м, я в смысле, у-ух… — Что вообще происходит?! Нань Гэ Эр не знал, что сказать.       — Пф-ф-ф… — Чунь Цзяо резко уткнулась своей головой, засмеявшись.       — А? — глаза Нань Гэ Эра почти выпучились. Не говорите мне, что она сошла с ума из-за удара?       — Глупый Нань Гэ Эр, а-ха-ха-ха-ха! — Чунь Цзяо подняла свою голову и безумно захохотала, с силой хлопая по его плечу.       — А? — Нань Гэ Эр предположил, что он, вероятно, снова не так что-то понял. Его расширенные глаза стали еще круглее.       — Боже мой, почему есть такое дитя, как ты?! — гоготала Чунь Цзяо. Слезы почти покатились от смеха.       Хотя у него было плохое предчувствие в глубине души, он все равно собрал всю свою храбрость, спрашивая:       — Я что-то не так понял?       Чунь Цзяо бесконтрольно смеялась, по-прежнему с силой шлепая плечи Нань Гэ Эра:       — Ну ты правда думаешь, что мы, девушки из Чунь Лоу[3], продаем и свои умения, и свои тела?       — А? — эй, разве это не сущность работы в квартале красных фонарей?       Ладно, я наконец понимаю почему, хотя каждый бордель в Гуан Тяне открывает свои двери настежь для бизнеса, и здесь полно телесных прикосновений, но нельзя заметить ни сцен 18+, ни звуков. Потому что они такими вещами совсем не занимаются!       Безумный смех Чунь Цзяо наконец прекратился. Она сияла, щипая щеки Нань Гэ Эра:       — Даже если мы бы продавали, ты все равно не смотрел бы на нас свысока, так?       — Ум, эм, ты не злишься на меня? — обычно человек, вероятно, разозлился бы на подобное недопонимание, если его работа была не такого характера. Ладно, он наконец знал; его недопонимания были ужасно огромны все то время.       — С чего бы мне? — Чунь Цзяо по-прежнему не могла контролировать свой смех. — Даже если бы мы были куртизанками, ты все равно не смотрел бы на нас свысока, уж не говоря о том, что мы не являемся ими.       — У-ух… — Нань Гэ Эр дернул своими губами. — Тогда чем вы зарабатываете на жизнь?       — Мы тоже занимаемся делами, — усмехнулась Чунь Цзяо. — Торгуем информацией и всяким таким. Информацию гораздо проще получить в таких местах, знаешь?       — Н-но… — разве это не опасно? Клиенты обычно мужчины со скрытыми намерениями, в конце концов.       — В Гуан Тяне все приходят лишь за покупкой информации, так что нет никаких проблем, — смеялась Чунь Цзяо. — А когда мы снаружи… — она подмигнула. — Разве ты не знаешь, что лучшие вещи — те, что недостижимы. Все мужчины и женщины из квартала красных фонарей Гуан Тяня — известные куртизаны снаружи, знаешь?       Нань Гэ Эр надолго задумался, загнанный в тупик. И впрямь все так. Все, кого он видел в квартале красных фонарей Гуан Тяня, обладали выдающимся внешним видом. Найти людей с внешним видом такого высокого качества снаружи было невозможно.       — Но что если кто-нибудь использует силу?       Чунь Цзяо явила зловещий оскал и махнула пальцем вниз:       — Кто посмеет запугать людей из Гуан Тяня?       ...Страшно.       Женщины в самом деле самые страшные создания в Гуан Тяне!       — …Ты знаешь боевые искусства? — спросил осторожно Нань Гэ Эр.       — Конечно, — улыбнулась Чунь Цзяо. — Все в квартале красных фонарей знают боевые искусства.       Какого черта?!       — Эм, ты хороша в них?       — Можно сказать, что вполне для Гуан Тяня, но все равно несравнимо с Мо Шу-сяньшэном, — сладко улыбнулась Чунь Цзяо. — Поскольку часто нужно вынюхать информацию из внешнего мира, то какие-нибудь способности в самозащите обязательны, знаешь.       Так тогда все люди с целой улицы искусны в боевых искусствах?!       Большинство людей в Гуан Тяне знали боевые искусства и казались в них весьма способными. Теперь Чунь Цзяо сказала ему, что люди из квартала красных фонарей были мастерами в боевых искусствах…       Он совсем этого не знал!       Без сомнений, тогда отсутствие осознания этого, в самом деле, вызвано громадной разницей в навыках?       ...Как и стоило ожидать, я слабейший.       Такая правда нанесла тяжелый удар по Нань Гэ Эру.       — Так Нань Гэ Эр, в самом деле, совсем понятия не имел, а? — смеялась Чунь Цзяо. — Мо Шу-сяньшэн не рассказал тебе?       — ...Нет, — или я должен сказать, что совсем об этом не думал.       — Позволь тогда цзецзе[4] рассказать тебе, — ухмыльнулась Чунь Цзяо. — По существу это касается обороны Гуан Тяня. Все мы занимаемся нашими личными делами, затем обороной. Нужно различать подлинные и поддельные новости, когда вынюхиваешь информацию. Некоторые патрулируют, другие путешествуют, чтобы доставить товары. О, точно, каждый год есть дети, которые покидают Гуан Тянь, м-м? Так вот, некоторые из тех, кто расположен снаружи, помогают детям. Иногда, если они хотят вернуться в Гуан Тянь, Мо Шу-сяньшэн лично встречается с ними и возвращает их.       — Мо Шу нужно выходить? — Нань Гэ Эр был немного поражен.       — Ага, если их личности слегка проблематичные, — усмехнулась Чунь Цзяо.       Хотя ее улыбка была по-прежнему намного прекраснее цветка, неописуемая холодность и презрение было скрыто за ней:       — Снаружи Гуан Тяня за многих из нас сражаются короли. Если нас заполучают, то короли боятся, что не смогут управиться с нами; если нас не заполучают, короли боятся, что мы обернемся мечами, убивающими их. В любом случае, мы обречены на трагичный конец, поэтому в итоге все возвращаются. Однако некоторые обладают могущественными титулами, так что Мо Шу-сяньшэн должен лично их вернуть.       Слова Чунь Цзяо были немного неточными, но будучи человеком, испытавшим подобное, Нань Гэ Эр хорошо понимал. Он кивнул:       — Люди в Гуан Тяне поистине потрясающие, — почти все обладали выдающимися талантами. Потому их одновременно обожали и боялись.       Чунь Цзяо была немного изумлена, смотря на Нань Гэ Эра:       — Разве ты тоже не человек из Гуан Тяня?       Нань Гэ Эр замер, ответив рассеянно:       — Но я не такой потрясающий, как все вы.       — А? — Чунь Цзяо выразила свое несогласие. — Мне кажется, что Нань Гэ Эр самый удивительный из всех. Ты смог полностью изменить управленческое бюро и по-прежнему можешь полноценно есть каждый день, в то же время снабжая Мо Шу-сяньшэна сладкими закусками.       Помолчав некоторое время, Нань Гэ Эр горько ответил:       — ...Я был вынужден все это сделать.       Чунь Цзяо погладила его с сочувствием.       — Если так подумать, то я пригласила Нань Гэ Эра, чтобы попросить Нань Гэ Эра взглянуть на свадебное платье, которое я сделала, — Чунь Цзяо вдруг вспомнила. Она поднялась и взяла красное одеяние из шкафа рядом с ней.       — Почему бы тебе не спросить мнения всех в квартале красных фонарей? — Нань Гэ Эр был немного озадачен. В любом случае, они ее сестры[5]; это возмутительно позволять мне, парню, любоваться твоим свадебным платьем.       — Эти женщины, ни у одной из них совсем нет навыков в шитье, — Чунь Цзяо явила свое пренебрежение. — Они свирепее парней и неуклюжие. Мне даже страшно, что они могут случайно порвать мое свадебное платье.       Нань Гэ Эр безмолвно смотрел на неразличимое мессиво из золотых нитей на багряном свадебном платье. Он молча критиковал в глубине души: не думаю, что и ты хороша в шитье, Чунь Цзяо-цзе.       — А Фан-гэ так хорошо со мной обращается, — видя, как Нань Гэ Эр «оценил» ее платье, Чунь Цзяо ликующе улыбнулась. — Он сказал мне, что когда мы поженимся, мне не нужно будет заниматься никакими домашними хлопотами или шитьем. Он тревожится, что мои руки могут огрубеть.       ...Я думаю, что А Фан-гэ попросту не хочет носить такую абстрактно выглядущую одежду снаружи, Чунь Цзяо-цзе.       — Мне не надо готовить.       Он боится, что ты его отравишь!       — Мне не нужно убираться.       Он встревожен, что ты можешь разрушить мебель!       — Он даже не хочет, чтобы я мыла посуду!       Он напуган, что ты можешь разбить каждую чашку, цзецзе!       Нань Гэ Эр молчаливо осуждал в глубине души какое-то время, затем наконец глубокомысленно высказался:       — Чунь Цзяо-цзе, думаю, что А Фан-гэ очень сильно тебя любит и поэтому пригласил тетушку Чжу для предложения о свадьбе.       Это должна быть по-настоящему неземная любовь, которая придает ему храбрости идти на такие огромные жертвы!       А Фан-гэ, ты настрадался.       Чунь Цзяо радовалась:       — Конечно! — Она улыбнулась, гладя голову Нань Гэ Эра. — О, точно, Нань Гэ Эр, я попросила у других купить новых видов закусок снаружи несколько дней назад. Я угощу тебя, подожди немного, — она плавно вышла из комнаты с улыбкой. Выходя, она закрыла дверь, словно бы чтобы помочь Нань Гэ Эру «сосредоточиться» на «любовании» ее тщательно сшитым платьем... Заметки переводчика: [1] — мандаринки: в китайской культуре есть поверье, что мандаринки (птица рода лесных уток) формируют пары на всю жизнь в отличии от других видов уток. Потому их считают символом супружеской любви и верности и их часто изображают в китайской живописи. [2] — сделать предложение: в традиционных предложениях о свадьбе обычно участвует сваха. [3] — Чунь Лоу: бордель, в котором работает Чунь Цзяо. [4] — цзецзе: примерно тоже что «цзе», обращение, используемое по отношению к женщине старше вас, аналог = старшая сестра. Здесь Чунь Цзяо подразумевает себя по отношению к Нань Гэ Эру [5] — сестры: повтор из главы 17, куртизанки обращаются к своим коллегам как к сестрам.