Весенние деревья и закатные облака

      Не имея времени на раздумья, Нань Гэ Эр мог лишь обхватить руки Мо Шу со всей своей силой:       — Хватит, больше не убивай.       Не было никаких признаков, никаких убийственных намерений. Всего лишь за несколько минут Мо Шу убил более чем десять беззащитных людей, даже не моргнув и глазом!       Это было совершенно… Нань Гэ Эр понятия не имел, как описать то потрясение, которое теперь испытывал.       Нань Гэ Эр не позволил Мо Шу убивать, поэтому Мо Шу тоже не стал упорствовать и продолжать свои действия. Гибкий меч встряхнули, и кровавые разводы начисто слетели с него. Затем Мо Шу спрятал меч в ножнах, возвращая на свой пояс. Он протянул свою руку, чтобы погладить голову Нань Гэ Эра:       — Что случилось? Замерз? — спрашивая, он завернул Нань Гэ Эра в свои белые верхние одеяния.       Люди на улицах по-прежнему паниковали. Каждый суматошно бегал и бессмысленно кричал.       Нань Гэ Эр раскрыл свой рот, не в силах издать какой-либо звук. Он лишь чувствовал, как весь дрожал.       Мо Шу не слышал, что сказал Нань Гэ Эр. Потому он вновь обнажил свой меч, нанося удар; кровопролитие началось вновь.       — Заткнитесь, — мягко сказал он своим обычным голосом.       Однако лишь меч нанес удар, как одновременно покатились три прекрасных головы. Этот вид заставил снова замолчать всю улицу.       Мертвая тишина.       Похоже, даже забыв дышать, каждый испуганно смотрел на этого мужчину, неземного и изящного слово белый цветок. Хотя он убил больше двадцати людей, ни одно пятно не омрачило его скакуна.       Как устрашает.       Нань Гэ Эр сжался в объятиях Мо Шу. Он лишь чувствовал нехватку силы во всем теле; ему стало тяжело даже дышать.       Он тоже убивал людей раньше, но никогда не обрывал жизни лично. Более того, каждое убийство, совершенное им, было продиктовано обстоятельствами. Однако в случае Мо Шу каждое убийство совершалось так естественно и закономерно.       Столь же естественно, словно он ел или пил.       По сути, он даже не источал ни капли убийственной ауры. Он отрезал чужие головы так же, как отрезал мясо, когда готовил каждый день.       Нань Гэ Эр не мог перестать дрожать.       Теперь он наконец понял причину, почему доктор обсуждал с ним эту тему в таком серьезном тоне и почему Чжу Си и Сяо Ся выглядели такими обеспокоенными.       Потому что Мо Шу попросту не обладал нормальным кодексом поведения, который должен был присутствовать у обычного человека. Он убивал в такой несдержанной манере просто потому, что прохожий преграждал его путь. Такая незначительная причина; такая холодная, жестокая причина. Или, возможно, он поступал так не из-за такой глупой причины, словно кто-то преграждал ему путь.       Быть может, он просто хотел убивать, поэтому он убивал их.       И потому доктор назвал его кровожадным.       Эта сцена слишком ужасающая, и поэтому доктор сказал, что приготовит для меня лекарство?       Тогда он действительно думал, что сказанное доктором было просто излишне, но теперь он чувствовал, что оно было разумным. Это была не простая жажда крови. Вместо этого, это было неуважение или даже пренебрежение по отношению к человеческим жизням, которое позволяло ему так легко размахивать своим мечом. Также естественно и презрительно, как человек, давящий муравья.       Дрожь по всему телу Нань Гэ Эру заставила Мо Шу сильно встревожится. Он прикоснулся ко лбу Нань Гэ Эра взволнованно:       — Что случилось?       Нань Гэ Эр прикусил губы, и это действие было единственным, что смогло подавить его желание вскричать, когда он взглянул на лицо Мо Шу — Мо Шу даже не думал, что с ним самим было что-то неладно.       Он уткнулся своей головой, хрипло отвечая:       — Мне не нравятся запах здесь, — вонь от крови уже распространилась, рассеиваясь повсюду в воздухе. Его почти тошнило от этого.       Услышав это, Мо Шу осторожно обнял Нань Гэ Эра, помещая его голову на свою грудь:       — Мы сейчас же уйдем отсюда.       Он же точно убил людей только что, но почему от него совсем нет запаха крови? От него по-прежнему истончается запах сосны, с которым я знаком; этот чистый, невинный запах. Он же убил так много людей.       Нань Гэ Эр мог почувствовать лишь, как его сердце почти выпрыгивало из его груди, заставляя его ощущать тошноту и страх. Дрожь его тела усилилась, будто он заразился малярией.       И все же, словно одержимый, он отчаянно лип к мужчине, из-за которого продрог до костей.       Страшно-страшно-страшно-страшно. Мне хочется плакать-мне хочется плакать-мне хочется плакать-мне хочется плакать. Мо Шу Мо Шу Мо Шу Мо Шу Мо Шу…       Нань Гэ Эр осознал, что выкрикнул имя Мо Шу, лишь когда Мо Шу вернул ему мягкий короткий ответ.       — Мо Шу, — он крепко схватился за талию Мо Шу. Он даже мог почувствовать, как дрожал его голос, когда он выкрикнул имя Мо Шу.       Ты убьешь меня? Как только что, поразишь своим мечом, даже не моргнув и глазом?       — Я отведу тебя к доктору сейчас же, — Мо Шу думал, что Нань Гэ Эр нехорошо себя чувствовал, потому он протянул свою руку и прикоснулся к его лбу, пытаясь успокоить его.       Прикосновение Мо Шу заставило Нань Гэ Эра невольно немного сжаться, однако он схватился за него еще крепче.       Я не боюсь смерти, действительно не боюсь. Никогда я не боялся смерти; но то, что пугает меня больше всего: если человек, который обращается со мной искренне, направит на меня меч. Мне неважно, кто убьет меня, но только не ты.       — Мне страшно, — Нань Гэ Эр больше не мог себя контролировать. Его тело было готово разорваться на части от дрожи. Он поднял свою голову и взглянул на Мо Шу, его зрение постепенно размывалось. — Мне страшно; не бей меня. Хотя бы пусть человек, который забьет меня, будет прислан не тобой. Не убивай меня. Мне страшно. Больно. Больно-больно… — он становился немного неуправляемым. Прошлые страдания, глубоко выгравированные в его душе, смешались с нынешней сценой, заставляя его ускользнуть в крайнюю тревогу.       Мо Шу замер.       — Холодно-так холодно-мое сердце лопнет от боли, — пищал Нань Гэ Эр, его взгляд терял фокус. — Не убивай меня, не убивай меня. Мне страшно, мне страшно… — смутные слова, которые он выпаливал, было не разобрать. После повторения своих слов снова и снова, его голос постепенно начал нарастать. — Я боюсь боли. Что я сделал не так? Больно-почему ты привел меня сюда? Я хочу обратно-я хочу обратно. Ненавижу тебя-ненавижу тебя, — он ухватился за шею Мо Шу словно помешанный. — Не люблю огонь, не люблю черный цвет. Больно-больно. Я не хочу больше жить. Я не хочу больше жить. Больно-больно! — леденящие кровь крики были исключительно скорбными, будто вопли кого-то, испытывающего крайне сильную боль.       Кровь потекла из порезов, которые он расцарапал на шее Мо Шу. Затем он наложил руки на свою шею, душа себя. Он прилагал силу подобную безумцу, словно пытаясь задушить себя.       — Я не хочу больше жить. Прошу, дай мне умереть, дай мне умереть, — он говорил снова и снова, сжимая свою шею как помешанный.       Я уже дважды умирал. Прошу, не заставляй меня снова возрождаться; я не хочу больше так страдать.       Мо Шу побледнел. Он тут же схватил руки Нань Гэ Эра, не давая тому вредить себе.       Нань Гэ Эр боролся изо всех своих сил, будто собираясь убить своего собственного врага.       Не имея иного выбора, Мо Шу ударил Нань Гэ Эра ребром ладони, вырубая его. Мо Шу осознал, что весь вымок в поту из-за потрясения, лишь когда Нань Гэ Эр наконец потерял сознание. Он знал, что Нань Гэ Эр достаточно страдал, но никогда даже не думал, что его убийства сегодня вызовут у того такую сильную реакцию. Смотря на красно-зеленые отметины на тонкой шее Нань Гэ Эра, Мо Шу мог лишь почувствовать мучительную боль в своем сердце.       Насколько именно сильна та боль, что заставляет его так поступать?       Хотя он никогда совсем не ценил жизни чужаков, но реакция Нань Гэ Эра не давала ему впредь убивать кого-либо на его глазах.       В последующие пять дней Нань Гэ Эр пребывал в постоянном полубессознательном состоянии. Независимо от того, каким количеством еды кормили его, все выташнивалось обратно. Даже водой его должен был поить Мо Шу маленькими глотками, а иначе если давали хоть чуть больше, он тоже все выташнивал.       Казалось, что он был одержим своими кошмарами. Он проводил каждый день в состоянии летаргии, постоянно поднимая шум, его жизнь слабела минута за минутой.       Лишь за пять дней все кропотливые усилия Мо Шу в готовке за последние шесть месяцев оказались сведены на нет. Нань Гэ Эр так исхудал, что фактически стал истощенной оболочкой прошлого себя, почти такой же, каким он впервые прибыл в Гуан Тянь.       Немало врачей осматривали его. Они заключили, что он испытал слишком сильное напряжение, и его шансы на выживание были незначительны.       Пребывая в мучительной тревоге, Мо Шу почти убил в ярости тех бесполезных врачей, чтобы утолить свою злость.       К счастью, люди из Гуан Тяня, жившие там, продолжали уверять его. В конце концов, кому-то сказали привести доктора Гуан Тяня; жизнь Нань Гэ Эра наконец удалось спасти несколькими лекарствами.       Когда Нань Гэ Эр вновь вернулся в сознание, уже стоял полдень. Человек лежал на краю кровати, белые одеяния накрывали его плечи.       Как только Нань Гэ Эр проснулся, Мо Шу, заметивший изменение в его ритме дыхания, тоже проснулся. Он посмотрел на Нань Гэ Эра. После болезни разум Нань Гэ Эра достаточно охладился. Он не был так же напуган, как раньше.       Более того, поскольку он ничего не ел, он просто не имел сил быть взволнованным.       Даже хотя Мо Шу заметил, что Нань Гэ Эр проснулся, он не произнес ни слова. Он лишь протянул свою руку, убирая выбившуюся прядку на лбу Нань Гэ Эра. Спустя долгое время он наконец прошептал:       — Я больше никогда не буду убивать при тебе.       Нань Гэ Эр моргнул в подтверждение.       — Ты меня почти до смерти напугал, — продолжил Мо Шу. Поскольку Мо Шу продолжал каждый день следить за ним и не имел настроения для еды, он тоже сильно похудел. Из-за этого он выглядел даже еще более стройным и привлекательным, будто бы он в любой момент мог отправиться на небеса.       Когда Нань Гэ Эр моргнул, слезы покатились из его глаз.       — Мо Шу, — позвал он мягким и хриплым голосом.       Мо Шу погладил его голову.       — Жить слишком трудно, — он слабо говорил, и слезы текли по его щекам. — Правда трудно.       Мо Шу вытер его слезы, фокусируя свой взгляд на нем.       — Не убивай меня, не причиняй мне боль. Иначе моя жизнь бессмысленна. Я могу жить, только если ты будешь сильно любить меня.       После долгого молчания Мо Шу прошептал:       — Хорошо.