Сердце из стали

      Восьмого декабря грянула война.       Конечно, она не чета была той, которая прошла по Лофотену десять лет назад, но снова накрыла несчастливый регион. Восьмого декабря, в четырнадцать часов и двадцать две минуты многочисленные войска неизвестного противника стерли с лица Империи город Осенбаум, находившийся в девятистах километрах от столицы провинции и Колонны Девы, и двинулись вглубь материка. Никто не знал, с кем и чем имеет дело: квантовый портал в Абендор блокировали ранее, а иных сильных противников, казалось, у Империи не было.       Генриха и Ивана одним из первых военных самолетов отправили в Лофотен. Мысли Рихтера были лишь об одном: добрался ли Келкейн до Центрума или нет, - и все пять часов полета он крутил в голове только один вопрос - «где Тидж?». Этому способствовало гробовое молчание летящих, и даже Путилов ни разу не задал Генриху какой-нибудь вопрос. Казалось бы, в салоне должно было царить возбуждение и страх, но люди, которых везли на войну, новичками не были. Их перебрасывали не для решения стратегических задач. Из знакомых лиц Рихтер отметил сотрудников разведки, внутренней и внешней безопасности, - и все они не были канцелярскими крысами. Бывшие солдаты, большинство из них – модификанты или киборги. Их всех везли для работы в тылу противника.       На земле Лофотена Генрих получил короткое зашифрованное сообщение «О.Д.», и только тогда вздохнул с облегчением и смог сосредоточиться на задаче. Конечно же, Карл получил его просьбу о наблюдении за Келкейном, а теперь доложил, что тот приехал домой. Как минимум неделю можно было быть спокойным, но вряд ли Империя привлечет гражданское население. Рихтер хотел на это надеяться, иначе боялся не справиться со своими эмоциями, а ему нужен был чистый и холодный разум. Генрих еще не представлял, куда его лично отправят в начинающемся аду, и есть ли какие-то известия с полей, но знал, что, как только он уйдет, связь с Империей будет потеряна. Тидж будет переживать, наверное. Но, во всяком случае, если Рихтер погибнет во время сражения, Келкейну об этом обязательно сообщат первому. Такова была воля старшего лейтенанта в завещании, которое он изменил за несколько дней до войны.       В Лофотене все было занесено снегом, и было холоднее, чем в Центруме, но в первый же час новоприбывшим выдали камуфляжную одежду, оружие, средства связи и сухпаек. На аэродром каждые пятнадцать минут садились и взлетали самолеты, привозя все новых и новых военных. Вокруг него раскинулся, сколько хватало глаз, палаточный лагерь, а в самом начале взлетных полос расположились колонны бронетехники, танков и самоходок, часть из которых были выкрашены в белый цвет – подавляющее меньшинство, как бы сказал полковник Гжеченк. Империя не была готова к войне на севере, посчитав, что она укрепила рубежи рядом с Абендором.       Как оказалось, все было не так.       Генриха, Ивана и часть новоприбывших поселили в одном из наскоро собранных бараков за пределами штаба и блока высокого начальства. Временные строения хотя бы не продувались ледяными ветрами материка, но в них все еще не было отопления: кажется, на блицкриг Империя хотела ответить стремительной атакой, для которой не требовалось держать большое количество свежих солдат. Рихтер знал – полдня или день, и их всех бросят на войну.       Страх пришел к вечеру.       Генрих Рихтер смотрел на бушующую зиму за окном, и думал о том, что ему впервые не хочется умирать. Генрих хотел вернуться домой, посмотреть в глаза Келкейну и сказать ему, что щенок больше не пойдет ни в одну из своих опасных командировок, что будет сидеть дома или у папочки в офисе на жопе, и не двинется никуда, где будет возможность попасть в зону боевых действий. Рихтер был готов сказать то самое слово на «л», лишь бы щенок не попал и близко на этот материк. И Генрих надеялся, что Тидж-старший все же додумается надавить на начальство сыночка, чтобы те не вздумали отправить Келкейна на войну. Пусть спасает кошек с деревьев.       Рихтера и Путилова вызвали на беседу в три часа ночи, когда оба мужчины только-только смогли прикорнуть на скрипящих койках, но по-солдатски быстро собрались и двинулись в сторону штаба. Их встретили у одной из палаток без опознавательных знаков, запустили внутрь и закрыли двери – современные времянки больше походили на недолговечные домики. Внутри было стандартное мебельное наполнение: стол, стул, ящики с документацией.       Помимо Генриха и Ивана в палатке было еще трое бойцов, в одном из которых Рихтер сразу же признал киборга: чипированный экземпляр, новинка, наверное, только-только вышел из больницы. Полгода или год: метить ребят стали совсем недавно, а у этого – знак прямо на шее выбит. Генрих с трудом оторвался от разглядывания киборга и перевел взгляд на стол: за ним сидел седой мужчина в годах, явно старой закалки. В его глазах Рихтер увидел то, что видят друг в друге сироты шестым чувством. Старик из «своих», дослужился, сука, до генерала. Запоздало Генрих отдал честь.       Перед мужчиной лежала прибитая к столу карта местности с нарисованными позициями действующей армии Империи и явно много раз переписанным расположением противника.       - Все здесь, можем начать. Я – генерал Ивлев, мой фронт – от моря и до Осенбаума, а также под моим командованием - разведотряды. И вы, ребята, одни из них. Капитан Рихтер, шаг вперед.       - Здравия желаю, генерал, герр, - отозвался Генрих мгновенно, оказываясь впереди неровного строя. – Я - старший лейтенант.       - А на время операции – капитан, - мужчина свел кустистые брови и замолчал. - Мы в жопе, парни, - не стал юлить Ивлев, взмахивая рукой и приглашая всех подойти к карте. По первому быстрому взгляду было понятно, что ничего хорошего для Империи ждать не стоит: хаотичное расположение войск указывало на то, что командование не представляет, где находится враг, и армия шла почти вслепую вперед, и продвинулась бы уже до моря, но что-то ей мешало. – Как видите, нам пиздец, – сообщил генерал, потирая загривок, потом закрыл глаза и начал короткий брифинг. – Враг не определен. С неба засечь его не могут, но самая обширная территория с помехами – здесь, - Ивлев указал на одно из поселений, и Генрих его узнал: там десять лет назад они держали Абендорский народ во время битвы за Курганы, эта битва откинула Империю к Колонне девы и Лофотену. Если враг взял эту местность, значит, у него огромное преимущество: Курганы можно было держать так долго, как захочется, и все благодаря невероятному количеству сопок, лесов и высот.       - Почему их не засечь? – спросил киборг. – У нас же самые совершенные разработки.       - Как видишь – не самые, - генерал потер виски, потом поправил фуражку. – Эти ублюдки разработали передвижные станции, которые генерируют накрывающие поля, которые работают, как мимикрия. Как раскинутая голограмма, если быть точнее. Это неизвестная нам технология. Ладно, буду честен, парни. Это не наша технология.       - Абендор?       - И не их, - генерал не поднимал глаз, но Генрих вдруг почувствовал холодок по спине.       - Кто-то открыл старый портал, да, генерал, герр? – спросил Рихтер, и старик дернулся, вскидывая голову, а солдаты посмотрели на него с недоверием и опаской, а Иван еще и с обидой.       - Я сделаю вид, что не слышал. За такое, капитан, и пулю словить можно, - покачал головой Ивлев, но все поняли то, что он хотел сказать. – Наши атаки захлебнулись оба раза, что мы успели провести. Мы узнали, что генератор поля взрывается удаленным способом, и пока мы не можем изъять эту технологию, чтобы провести анализ. Боевая техника врага мало чем уступает нашей. Но не солдаты, - добавил мужчина, а потом выпрямился и завел руки за спину. – Ваша группа будет разведывательно-диверсионной. Надо как можно скорее добраться до Курганов, зайти с тыла и выяснить, где находится их командование При возможности – ликвидировать ценой любых потерь, если потребуется. Через две недели танковые войска должны будут вторгнуться в Курганы и, если у них не будет воздушной поддержки, мы сдадим врагу часть провинции. Это будет повторение девяносто четвертого. Как только противник окажется у Колонны Девы, наши шансы на победу станут минимальными.       - Никто не связывался со стороны врага? – спросил Иван, хмурясь и почесывая бороду.       - Нет. И мы не имеем понятия, с кем имеем дело. Они, во всяком случае, выглядят, как люди, а не как… а не как не люди. Это знакомая нам раса. Возможно, - добавил генерал Ивлев, а потом посмотрел в глаза Генриху. – Это весь брифинг, который я могу вам дать. По допросам – код зеленый, по заложникам – код красный. В соседней палатке вас ждет снаряжение, оружие, карта местности и зашифрованные отметки тайников с боеприпасами, если их еще не разграбили, - Ивлев махнул рукой. – Собирайтесь, бойцы. Генрих, останься.       Пока солдаты расходились, Рихтер размышлял над сказанным. Им разрешили пытать пленников в любых возможных вариантах: хоть до смерти, лишь бы получить информацию. Никаких правил, никакой пощады. А потом – убивать. Не оставлять в плену, просто убивать.       Генрих жил так много лет, проходя всю войну от Лофотена до Вюстерхольма-2, и лишь пару лет назад его перестала мучить совесть. А теперь все сначала. Снова в бой, несмотря на то, что Генрих – свободный человек, и, все же, он – военный, сын Империи. Ему суждено умереть под пулями. Это был его конец.       Бедный Келкейн.       - Будешь за главного, Пес, - сказал Ивлев, и Рихтер понял, что его биографию генерал прочитал. – А это значит, что придется жертвовать. Ты готов?       - Если это будет необходимо. Я уже терял товарищей.       - Но не командовал ими. Они твои подчиненные. Твои солдаты. Ты готов?       - Я не подведу, генерал. Никто из них не подведет.       - Откуда ты знаешь? Ты почти никого из них не видел до сегодняшнего дня.       - Мы все верны Империи, генерал, герр. Мы не сможем предать Родину.       - Тебе придется убить любого из них, если операция будет под угрозой.       - Так точно.       - И ты выстрелишь в своего друга? Сможешь остаться машиной?       - Да, генерал, герр, смогу.       - Не подведи, Пес.       - Так точно.        Гусеничный БТР, выделенный им государством, был одним из немногих, у которых была камуфляжная бело-серая расцветка. В транспорте было достаточно места для них пятерых, он был рассчитан на большее количество человек, но оставшееся пространство заняли боеприпасы, вещмешки, провизия и оружие. Машина была последней модели, из тех, что были выпущены совместно с Абендором. Конечно, демилитаризованное государство не спонсировало свою армию, но сотрудничало с Империей в различных областях исследований, в том числе, и военных. Генрих даже не был уверен, что его страна ничего не украла из разработок бывшего противника и не переделала под свои нужды.       Выдвинулись через три часа после брифинга и сборов: солдаты написали прощальные письма, и только в серых ранних сумерках, их машина покинула лагерь. Генрих знал, что им придется хранить радиомолчание, и что там, дальше, они будут мишенью для всех – и своих, и чужих. Им придется быть незаметными, тихими и совершенными бойцами. Сколько можно будет проехать, они проедут, но потом их понесут собственные ноги. Рихтер посмотрел на Ивана, который сидел за рулем машины. Тот выглядел сосредоточенным и больным: он не спал уже больше суток, но и медлить было нельзя. Они еще не знали с чем и кем имеют дело, у них только две недели, шестьсот километров до Курганов и пять человек экипажа. По тем данным, что Генрих услышал из разговоров солдатни, к берегам стягивали флот, но, пока не будут уничтожены маскирующие вышки, защищающие вторженцев, они ничего не смогут сделать.       Рихтер посмотрел на киборга, который сидел по правую руку от Путилова: Винсент Наварра был сиротой из негосударственного приюта. Он был лучше во всех смыслах, чем Генрих: более сильный, более ловкий, более умный. Частные интернаты воспитывали детей, которые были настоящими детьми, а не солдатами, которые выходили из государственных приютов. Винсента даже взяли в семью, у Винсента даже была приемная мать, приемный отец и сводные три сестры, фотография которых была спрятана в его нагрудном кармане: Рихтер видел, как он доставал карточку, когда писал прощальное письмо. Винсент был киборгом и не стеснялся этого. В гарнизоне ему выдали здоровенную пушку, которая называлась «Гаубица-16», и Генрих узнал, что эта дура весит семьдесят килограммов. Что ж, киборгу это было, наверняка, как пушинка.       Зин Дин оказался их снайпером и, по совместительству, медбратом: коренастый, раскосый, лысый, с бугристым шрамом на макушке, он являлся еще одним модификантом на их гусеничном корабле. Зин Дин все время молчал и уснул, как только оказался в душном теле БТР. Рядом с ним сидела Ашера Нувора – несколькими часами ранее Генрих принял ее за мужчину, и, если бы не краткое личное дело, выданное ему за полчаса до выхода, он бы вполне мог опозориться. Высокая, накачанная, совершенно бесфигурная в выданном камуфляже и защите, она была похожа на настоящего мужчину-солдата. У нее был перебит нос, грубые черты лица, короткие, ежиком, волосы. Она была их единственным сапером и специалистом по минированию.       Отряд подобрался тот еще. Генрих Рихтер мог о таком только мечтать в страшных снах.       Они двигались по пустой дороге от аэропорта, и местность вокруг казалась вымершей: вдали лишь едва-едва мерцал город Лофотен сквозь пелену, но и он пропадал, - начинался снегопад. Не было машин на некогда оживленной трассе; маленькие пригороды казались безжизненными: если люди и остались в домах, то старались спрятаться в подвалах. Но большинство перебралось в крупные города или попыталось уехать. Вряд ли жителям разрешили переселиться на другие материки - Империи важно было не распространить панику. Несмотря на то, что народ замер в ожидании и предчувствии войны, но одно дело – догадываться. И другое дело – знать.       Иван свернул с магистрали на междугороднюю трассу и повел БТР на юг, огибая возможный фронт: Генрих собирался зайти противнику с фланга, так как вся линия наступления была направлена на Лофотен – столицу провинции. Захватчики знали, куда бить, а это могло значить две вещи: либо им помогал кто-то из возможных перебежчиков, либо они настолько хорошо готовили наступление, что разузнали о центре региона.       Рихтер откинул небольшой стол, разместил на нем карту и пытался понять откуда начать действовать. Они были не единственным диверсионным отрядом - это понятно. С их машины были скручены опознавательные знаки и маяки, в радиоэфире они хранили молчание, и, если встретится любая подобная им техника, ее нужно будет уничтожить. Бить и своих, и чужих. Генрих рисковать не хотел и собирался двигаться максимально тихо. По пути у них было несколько дозаправок на все еще свободной территории, но приблизительно через четыреста километров начиналась неизведанная местность, принадлежащая врагу. А, может быть, и раньше. Когда-нибудь им придется бросить БТР и идти пешком, и Рихтер собирался отсрочить этот момент.       Когда они оказались в чаще, передвижение замедлилось: снега насыпало много даже для Лофотенских зим, многие деревья сломались под его весом. Никто не чистил узкие дороги, ведущие к далеким лесным селам, и суровая военная техника двигалась через препятствия. Через шесть часов пути они сверились с картой и навигатором, откорректировали курс и остановились для быстрого обеда. Генрих оставил солдат, выбираясь из люка, чтобы оказаться на броне, и принялся рассматривать сказочную и белую чащу, хмурясь, приметив грязно-серый след от гусениц БТР позади.       Они оставляли дорогу, но через несколько часов ее накроет первым снегом, а через сутки от нее ничего не останется вовсе, кроме сломанного и искореженного молодняка. Рихтер выбрался полностью, открыл забрало шлема и выдохнул клуб пара. Их ждала долгая дорога. Их ждала война. Партизанщина, диверсионная деятельность. Рихтер вздохнул глубоко, думая о Келкейне. О своем щенке, которому он так и не сказал важное слово на «л». И ведь может не сказать.       - Думаешь о чем, командир? – из люка вылез Винсент, устраиваясь на броне и закуривая. Тяжелый, крепкий дым табака повис в воздухе, а потом начал таять. Генрих получше рассмотрел киборга. Этот парень и до переделки был крупным: невысокий рост компенсировался косой саженью в плечах, сильные руки состояли из мышц, заработанных упорным трудом, - солдат был настоящим солдатом, который не химию жрал, а трудился до кровавого пота. Сейчас же едва затянувшиеся шрамы выдавали Рихтеру всю подноготную: новый, современный скелет, прочные шарнирные суставы, облегченные сухожилия, наверняка тончайшие капилляры и прочные силиконовые артерии. И, конечно же, сердце. У Генриха должно было бы быть такое же, если бы оно не выводило его за черту, когда он переставал считаться модификантом. Наварра смотрел на Рихтера внимательно и без вызова: он не привык оспаривать чью-то должность, как и многие сироты, даже воспитанные в частном приюте. Или почти воспитанные. Винсента-то, в итоге, забрали в семью.       - Нас ждет бой. Твое оружие... Тебе его дали не просто так, - Рихтер покачал головой, переводя взгляд с мужчины на путь, который они уже наметили, впереди.       - Хороша девка, - согласился не без гордости Наварра. – С близи и танк пробьет.       - Она не для близких целей, - не согласился Генрих, хмурясь. Он не собирался говорить о догадках, но киборг и сам быстро смекнул о чем речь. Возможно, благодаря его «девке» им придется разносить генераторы портала. Или рушить систему связи противника. Или еще что-нибудь такое же отчаянное.       Через тридцать минут снова двинулись в дорогу, и на этот раз скорость снизилась еще сильнее: повалил снег, за руль сел Зин, который явно не был спецом по военной технике, а Иван пытался обучить его в условиях, близких к боевым. Передвижение замедлялось снежным бураном, и даже в лесу он был настолько сильный, что большую часть времени пришлось идти по приборам и почти “наощупь”. Ночью БТР вышел на шоссе, и за руль сел Винсент, Генрих же попытался заменить Ивана, но тот, несмотря на усталость, отказался, а через некоторое время все же уснул, сидя на соседнем кресле от водителя. Зин и Ашера уснули раньше, и на ровной, хорошей дороге начало укачивать, но Рихтер спать не мог. Они двигались без освещения, достаточно медленно, но даже это не оберегало их от внезапной атаки. Топлива хватало еще на пятьсот километров, и надо было двигаться в сторону любой из ближайших точек с топливом. Конечно, в канистрах, что они взяли вместе с продовольствием, был еще запас горючего, но Рихтер не собирался доводить их до того, чтобы использовать НЗ в самом начале пути.       Заправочная станция нашлась ближе к четырем утра, и отряду пришлось вылезать из бронетранспортера: Винсента и Зина Генрих поставил часовыми, Ашере приказал заняться заправкой, а Ивану – следовать за собой. Они прошли в здание магазина, где на терминале Рихтер ввел военный код, открывающий доступ к использованию горючего. Его было достаточно, но Генрих сомневался, что они попадут сюда еще раз. В заброшенном, но еще не уничтоженном магазине, чувствовалось наступление войны: прошло трое суток с начала наступления, но здесь было тихо и безжизненно, и только удаленность от деревень оставила в сохранности продукцию. По приказу Императора Западный Лофотен остался почти без электроэнергии, и жители уповали лишь на собственные не бесконечные генераторы.       Иван не выпускал из рук автомат, внимательно осматриваясь вокруг и между полок, но Генрих был уверен, что внутри никого еще не было: чистый пол магазина, так и не открытого после вечерней уборки, говорил о том, что они первые мародеры здесь. Рихтер оставил Винсента снаружи: у киборга был встроенный тепловизор, так что он мог определить вражеские цели на подходе, а внутри помещения пока что преимущество было у них. Генрих приказал взять консервы и воду в пятилитровых канистрах, но Иван все равно прихватил еще чипсы и шоколад.       Когда Рихтер воевал за Империю много лет назад, у них не всегда хватало провизии, а сладкого и вовсе не было: надо было выживать, а не шиковать. До сих пор Генрих помнил, как они подстрелили в лесу чудом выжившего кабана, и весь его отряд наелся от пуза впервые за много-много дней. С тяжелым желудком, полным горячей еды, в атаку даже было легче идти. Конечно, сейчас не было тех ужасов, но Рихтер не был уверен, что не стоит быть запасливым.       - Тебе стоит поспать, командир, - сказала ему Ашера, пока Винсент докуривал свою сигарету, а Зин и Иван доедали чипсы. БТР был заправлен, и Генрих снова запечатал терминал, радуясь тому, что здесь еще осталась электроэнергия в аккумуляторе.       - Через несколько часов сделаем привал, там и посплю, - сообщил Рихтер, поправляя автомат на плече. Генрих чувствовал себя выпитым до дна, но знал, что в дороге уснуть не сможет. Он отвечал за этих людей, за исход операции, и не мог потерять контроль даже на пару часов. Отсутствие сна выматывало, но у Рихтера не было никаких вариантов - война есть война, и все удобства, комфорт и здоровье остались там, в Гростгаттен Центрум, и еще не скоро Генрих сможет получить их обратно. Обязанность, необходимость и ответственность тяжелым грузом легли на его плечи: Рихтер не имел права ошибиться.       По трассе они ехали быстро, но потом Иван увел БТР на проселочную дорогу снова, и скорость упала. Часы слились в однотонном движении вперед. Они ехали и ехали на запад, прерываясь на остановки в глубоком лесу, ели холодные консервы и снова двигались дальше. По очереди спали, по очереди караулили на остановках. На третий день пути они пересекли черту фронта, и на очередной заправке они напали на следы первого мародерства: в магазине вынесли все, что могли, даже склад разграбили. Это были явно свои, имперские, мирные жители, а не военные неизвестного противника. Следы обуви не были похожи на армейские ботинки, да и, судя по всему, уносили кто что может, а замки со склада были сбиты ломом, на что указывали царапины на двери. Энергии стационарного генератора было мало, как и топлива: жители вскрывали цистерны вручную, вычерпывая, судя по всему, горючее ведрами. Военный код все же сработал, и бронетранспортёр удалось заправить. Зин попытался найти дополнительные канистры, но местное население разграбило и их.       Разговаривали мало, голова Генриха была занята операцией и Келкейном, который, Рихтер надеялся, был в безопасности где-нибудь в Гростгаттен Центрум, под крылом у папаши. Генрих впервые хотел быстрее все закончить. И хотел выжить. Он сражался не за идею, и эта мысль поразила Рихтера своей абсурдностью: казалось, он всю жизнь только и делал, что защищал Империю, но сердце модификанта оттаяло, и чувства стали возвращаться. Там, за их спинами, оставался Келкейн, Ульве, Карл, Дворжек. Там остались семьи Винсента и Ивана, Зина и Ашеры.       Их путешествие перестало быть томным на пятый день. Сначала над лесом стройными рядами пролетели истребители и бомбардировщики, и через несколько минут до остановившегося отряда долетели отзвуки битвы впереди. Наверное, они действительно шли по самым тихим маршрутам, но они закончились, и началась война. Рихтер приказал не останавливаться на перерывы, и БТР шел тихим ходом вперед, почти не встречая препятствий на своем пути: редкий лес в этой части провинции их почти не тормозил. Бой закончился стремительно, и ни один истребитель не вернулся обратно, а в машине повисла тишина и ожидание.       Генрих приказал остановиться за шестьдесят километров до Курганов, но даже здесь до них долетали далекие отзвуки боя: Империя пошла в наступление. Наверное, это был уже не первый день атаки, но у отряда Рихтера была другая задача.       Начались сложности в отряде: под страхом предстоящих боев нервы бойцов стали не выдерживать. Винсент и Иван начали огрызаться друг на друга, и Генриху пришлось их разнимать сначала мирным способом, а потом наваляв обоим: и, если Путилова удалось завалить за четыре секунды, то с Наваррой пришлось повозиться. На попытку Ивана свалить вину на товарища, Рихтер срезал обоим паек. Это заставило прочистить голову, но с тех пор солдаты ни разу не обратились друг к другу по имени. Генриху было насрать на их взаимоотношения, если они не подрывали боевой дух отряда и не ставили бы под удар всю операцию.       Эта остановка в лесу была последняя, Рихтер чувствовал это всеми своими электронными мозгами. За турель он приказал сесть Зину, Ашере пришлось занять место рядом с боезапасом и зарядными элементами, Винсенту была вручена его «Гаубица» и автомат. Генрих сел рядом с Иваном, наблюдая через бойницу за дорогой. Над кронами иногда пролетала боевая техника, но своих или чужих - сказать было невозможно, и Рихтер понимал, что время идет на часы. Они миновали Курганы по касательной, ни разу ни на кого не нарвавшись, но вскоре везение закончилось. Как и лес.       Они вырулили на холм в холодных рассветных сумерках, и Иван резко затормозил так, что БТР проскользил по снегу, взрывая гусеницами наст. По ту сторону поля, на низком пригорке, на краю разоренной и горящей деревни стояла машина: Генрих узнал в ней одну из старых разработок Империи, созданную в союзе с Абендором, и, честно говоря, если бы не врожденная мнительность и предупреждение генерала, Рихтер подумал бы, что это свои.       - Наши, командир? – спросил Зин, наводя пушку на цель и поглаживая рычаг пуска очереди. – Не вижу отличительных знаков, командир. Они чистые, как и мы. Они наводятся на нас, командир!       Генрих смотрел на машину-амфибию в километре перед ними. Она была хорошо видна из-за зарева пожаров и чернела на подтаявшем из-за огня снегу. Свои не выезжают из горящей деревни на неподготовленной для этого машине: вооруженная единица должна была использоваться при высадке с кораблей и в южных широтах Империи.       Или, возможно, в мире, в который вел портал Грозового Перевала.       - Зин, наводись на цель. Иван, по моей команде, полный газ, курс на десять часов, - приказал Рихтер, хватаясь за ручку над головой и упираясь ногами в пол. – Доедешь до проложенного тракта, и курс на машину. Расстреливаем издалека, начнет стрелять в ответ – петляй. Это «Акварис», у него боезапас на десять снарядов, штук шесть он уже израсходовал, - Генрих говорил быстро, громко, а потом вздохнул. – Вперед, Иван! Огонь!       БТР сорвался вниз ровно в тот момент, когда амфибия выстрелила бронебойным в их сторону, и машину отряда Рихтера отнесло взрывной волной. Генрих, наконец, снова почувствовал себя на войне.