***
Мин сидел за работой до самого утра. Оставалось лишь доделать пару песен, но они были не срочными, а потому он имел время уйти домой, принять душ и растянуться наконец на кровати. Пока его не нашли коллеги, можно было спокойно уходить. Собрал он уже сумку, выключил всю аппаратуру и направился было на выход, но в дверь постучали и в студию зашёл незнакомый ему парень. Мальчишка был высоким, с мощным телом — явно проводит он часы в тренажёрном зале. Тёмные глаза, сверкающие детским огонёчком, смотрели сверху вниз из-за их пусть и небольшой, но ощутимой разницы в росте. Ладони нервно зачёсывали волосы назад, открывая широкий лоб. Юнги он сильно напоминал тех детишек, что приходят в агентство, а потом их вешают камнем на его бедную душу. — Вы — Мин Юнги? — проговорил он. — Меня к вам Чон Хосок отправил. — Знаю, — недовольно ответил Мин. — Можешь топать домой. Я учеников не беру. — Но… — Я уже сказал Хосоку, странно, что он тебе не передал. Хотя нет, не странно, — проговорил про себя Юнги, пытаясь пройти мимо мальчишки. — Вы жёстче, чем о вас говорят, — ухмыльнулся Чон, не давая пройти старшему. — Почему вы отказываетесь? Не уж то лишних денег не нужно? «А ребёнок-то оказался тем ещё засранцем…» — подумал Мин, нервно выдыхая. — Так, послушай теперь меня. Я не беру учеников лишь по одной причине. Вы — молодые — не цените музыку. Сыграть для девушки, чтобы склеить её; ублажение своего эго… Да что угодно, но только не настоящая любовь и уважение к музыке. Без этих двух составляющих тебе никогда не научиться играть не то, чтобы на пианино, но и на любом другом инструменте. Чонгук, слушая Юнги, сжимал зубы, черты его лица заострились. — Как вы можете так говорить, если совсем меня не знаете? — Даже не хочу узнавать. Повторюсь: я не беру учеников. И без тебя работы много. — Работа? — зло ухмыльнулся Чон. — Если вы так востребованы, то почему ваше имя не стоит в списках в альбомах артистов, что работают в этом агентстве? Вы работаете в пустоту, ваша студия чуть ли не кладовая — это так проявляется ваша любовь и ваше уважение к музыке? Насмешливый тон в голосе этого мальчишки, что говорил о вещах, в которых ничего не мыслит, раздражал. Хотя Мин и сам сказал, что его не интересует Чонгук, как личность, но это не давало ему право разговаривать в подобном тоне с человеком старше его. — Проваливай, — тихо проговорил Мин. Чонгук хмыкнул, не стал перечить и вышел из студии. Юнги так и остался стоять посреди студии с сумкой в руках.***
Чонгуку осталось больше года до окончания университета. Учился он на журналистике, на которую стремился ещё будучи подростком. Родители, друзья пророчили ему судьбу айдола, но страсть к журналистике была горячее, нежели к музыке. Музыку он любил нежно. Это любовь была похожа на весенний ветерок. Журналистику он же страстно, подобно пламени, любил. Но выбирать между ними он не стал. В своих мечтах он видел себя исключительно журналистом, а не музыкантом. Родители были готовы принять любой выбор своего сына, они доверяли ему, а потому только радовались за своего ребёнка, когда тот влетел в дом, радостно прокричав: «Я поступил!» Сейчас он не живёт с родителями. Они купили ему квартиру, в которой он живёт с первого курса. С родителями он виделся, когда удавалось выбраться из учебников, газет и нотных листов, что были разбросаны повсюду, в каждом уголке маленькой квартиры. Ведь работа и проект, над которым он работал в последние месяцы, набирал обороты, и времени свободного у парня было не так уж и много. Да, на занятия по пианино оставалось не слишком много времени, но Чонгук так был охвачен этим желанием, что начал искать учителя. И не так просто это оказалось, а потом Хосок дал наводку на Юнги, работающего в музыкальной компании. Чонгук не верил своему счастью. Учиться у профессионального продюсера! Но реальность оказалась жестока: информации о продюсере Мин Юнги не было в интернете. Тогда он расспросил о нём у Хосока. То, что рассказал ему старший, шокировало парня. Зачем он там работает, если его не воспринимают всерьёз? Эта мысль не давала покоя. Но сейчас, увидев воочию этого самого продюсера Мин Юнги, он, кажется, понял, почему. Его характер… Он слишком грубый. Чонгук не любил вешать ярлыки на людей по первому впечатлению, но здесь был другой случай. Хлопок по спине отвлекает от мыслей. Чонгук обернулся, улыбнулся Хосоку и продолжил переодеваться в спортивную форму. — Как всё прошло? — Он меня прогнал. — Тебя любой прогонит, если ты покажешь свой характер, — откликнулся зашедший в раздевалку Чимин. — Что произошло? — спросил Хосок. — Ты ведь можешь с любым человеком договориться. Юнги, конечно, тяжёлый человек, но… — Он, не зная меня, начал говорить, что я хочу научиться играть только в угоду личных интересов. Говорил, что я не смогу ничему научиться без любви и уважения к музыке. — Опять он за своё, — пробормотал Хосок. — Но, надеюсь, ты не начал спорить? Молчание Чонгука послужило ответом. — Что ты сказал? — спросил Чимин. — Ну… Сказал, что его уважение и любовь к музыке вылилось в работу в малоизвестной компании, в которой его ни в грош не ставят. — Идиот, — прикрикнул Хосок, одарив младшего пинком. — Как вообще можно было сказать это, ещё и человеку, старшему тебя на несколько лет? — воскликнул Пак, одарив младшего подзатыльником. Чонгук пристыженно опустил глаза. Теперь он и сам понимал, что был слишком груб и нетактичен. — Иди завтра к нему и извинись, — строго проговорил Хосок. — Да, хён. Тот довольно покачал головой и отправился на тренировку, повиснув на Чимине и отчитывая уже его. — Чимин-и, сколько раз я тебе говорил, что ты должен больше есть и отдыхать? — услышал он краем уха, прежде чем уйти к своему тренажёру.***
Любимый сорт кофе Юнги и плитка горького шоколада — вроде и не стоило этого брать, но Чон хотел показать наибольшую степень раскаяния. Он правда сожалел о сказанном и теперь шёл извиняться. Но ведь и не с пустыми руками же идти? Парень постучал в дверь и, получив разрешение, зашёл в студию. — Ты? — удивлённо спросил Юнги. Он-то думал, что мальчишка больше не придёт, а он вот стоит, переминается с ноги на ногу, прячет взгляд, крепче сжимая в руках подарочный пакет. — Я вчера вёл себя грубо. Я не должен был этого говорить, — тараторил Чонгук, протягивая пакет. — Вот, держите, это вам в качестве извинений. Мин хмыкнул и взял подарок, заглядывая внутрь. Явно Хосок советовал. — Подлизаться решил? — Ну, не без этого. — Хорошо, извинения приняты. Мальчишка ярко улыбнулся и Мин отвернулся. Слишком яркая улыбка была. — И чего стоим? — спросил он, когда Чон остался стоять на своём месте и нервно теребил рукав кофты. — Насчёт занятий… — Твои извинения и подарки не изменят моего решения. На выход. Яркая улыбка пропала с лица мальчишки, и Юнги передёрнуло. Слишком неприятно было видеть, как этот ребёнок поник, услышав отказ. Чонгук повернулся к двери, медленно поворачивая ручку, словно надеясь, что услышит согласие, но оно так и не прозвучало, и Чон вышел из студии, закрывая медленно дверь, будто надежда всё теплилась в душе парня, но Мин давно уже был занят работой.***
Если тебе не открывают, то не стоит даже пытаться. Как подступиться к человеку, если он отворачивается от тебя, прикрываясь чем-то? Чонгук не понимал, как ему подступиться к Юнги. Отошло на второй план желание заниматься на пианино, на первый вышла заинтересованность в человеке. Что же случилось в жизни Мина, что он и не думал о улучшении её, заперевшись в маленькой душной студии? Ведь мог уйти в другое агентство, где бы его талант заметили. А то, что старший был талантливым, он понял, прослушав те треки, которые скидывал ему Хоби. Мин мог бы стать рэпером — его читка была быстрой, мощной под стать профессиональным артистам. Но нет. Гук не мог найти причину, хотя искал он от самых страшных до вполне прозаичных. Конечно, он мог узнать всё у Хосока, ведь именно старший знал давно Юнги, но Чон хотел сам выпытать причину. И хорошо бы, если бы сам Мин рассказал ему. И вот он вновь стоит перед студией и не осмеливается постучать. Правильно ли он делает, вмешиваясь в работу старшего? Юнги ведь мог вновь его прогнать и будет прав, вот только Чонгук не знал слова «нет». Постучав и получив разрешение войти, Чонгук зашёл в душную тёмную студию, в которой единственным источником света была настольная лампа и компьютер с аппаратурой. Мин обернулся и скривился. Опять этот мальчишка… — Ты слова «нет» не понимаешь? — зло проговорил парень. — Что забыл здесь? — Разве я не могу сидеть и наблюдать, как ты работаешь, хён? — Мы не друзья. Так что проваливай. Мешаешь. Чон прошёл к кожаному дивану, уселся на него и уставился на старшего. — Ты совсем не слышал, что я сказал? — Хён, я ведь не мешаю, просто сижу. — Этим и мешаешь. Гук тяжело вздохнул и откинулся на спинку скрипучего дивана. Следил за работой Юнги, вслушиваясь в стук клавиш, короткие мелодии, льющиеся из наушников. Всё это успокаивало, вводило в некий транс, и Чон не сопротивлялся, отдаваясь в руки сна.***
Юнги следил за дорожкой, слушая минус, и в который раз убеждался, что музыка готова. Лирику они, конечно, подправят, но мелодию — едва ли. Так что ещё одно его дитя будет жить в этом мире. Мин потянулся, сдерживая зевок. Хотел было растянуться на диванчике, но обернувшись, увидел спящего Чонгука. Спящий Чон походил на ребёнка, но вот когда он бодрый — настоящий чертёнок, который не хочет отлепляться от выбранной им жертвы. «Он так похож на него…» Только это мелькнуло в голове, как Юнги стиснул от злобы зубы и пнул мальчишку по ноге. Чонгук резко вскочил и недоумённо посмотрел на Мина. — И долго ты собирался здесь отлеживаться? Мог и домой пойти. — Я смотрел, как ты работаешь, и не заметил, как начал засыпать. — Выспался? Вали домой. Чонгук тяжело вздохнул. Тяжко ему придётся со старшим. Подхватив свой рюкзак, он вытащил нотный лист в файле и положил его на стол. — Вот, — кивнул Чон на листок. — Я хотел, чтобы ты посмотрел и сказал своё мнение. Увидимся завтра. Не дав и шанса возмутиться старшему, парень вышел из студии, а Юнги оставалось лишь раздражённо выдохнуть, откинувшись на диван. Как же бесил этот мальчишка…***
С того самого дня, как Чонгук заявился и отсиделся в студии Юнги, парень начал приходить каждый день. Он ничего не делал, но всё равно бесил Мина. Парень не привык, что за его работой следят. Не привык, что о нём ещё кто-то помимо Хосока заботился — Чонгук каждый раз приносил еду. Но и работёнку ему этот мальчишка подкинул — Чонгук каждый раз приносил нотный лист. Мин устал от постоянного присутствия младшего в студии, но и уставал вечно прогонять его, в итоге сдавшись. Он продолжил работать, игнорируя при этом Гука. И жизнь вновь вернулась в старое русло. Пусть рядом и маячил призрак из прошлого…***
Юнги порой не понимал, почему людям внезапно что-то от него понадобилось. Сначала Хосок всё цеплялся за него, затем Чонгук не оставлял его в покое, хотя не раз слышал отказ даже в проверке нотных листов, что накапливались на столе. А теперь Хосок вновь заявился к нему. — Привет, Юнги, — произнёс зашедший в студию Чон. Мин оглянулся на друга, заметив, что тот загибается на работе. Бледность, синяки под глазами, растрёпанные грязные волосы… Но всё это меркло при яркой улыбке, которой Хосок одаривал всех. — Хоть бы домой зашёл и отоспался, — отозвался Юнги, продолжив работать. — На призрака похож. — Меня напрягает то, что Чонгук приходит к тебе, а ты даже не общаешься с ним, прогоняешь, а теперь вообще перестал обращать на него внимание… — Ребёнок прибежал жаловаться? — Он не ребёнок… — Да-да, но тогда почему ты так о нём печёшься? Он не маленький, чтобы не понимать элементарных вещей. Сам скоро отлипнет, вернётся к тебе, и ты снова станешь мамой-наседкой. Не переживай. — Да что с тобой, Юн? — не выдерживает Хосок. — Ты раньше не был таким. Мин промолчал. Ему нечего было сказать, да и не хотелось. — Я уже не раз тебе говорил, что прошлое нужно оставить в прошлом, — продолжил парень. — А я не раз тебе говорил, что не могу. Как ты не можешь этого понять? — голос Юнги сорвался. Ему было больно. Рана кровоточит, лишая сил. И эта рана никогда не заживёт, ведь терять близких людей невыносимо больно. Хосок это прекрасно понимал. Ему было также больно вспоминать погибшего друга. Но и больно было смотреть на друга, переживавшего эту смерть, как свою собственную. Ведь они были очень близки, как братья. Сейчас Мин замкнулся в себе. Ему не хотелось ни с кем общаться. А единственное, что он оставил в своей жизни, так это музыка. Он не смог с ней расстаться. Только с пианино расстался — сжёг самолично. — Может, тебе стоит вернуться в андеграунд? Шугу всегда радостно встретят. — Я не могу. — Почему? Юнги некоторое время помолчал и прошептал: — Я не могу писать, как раньше… — Юнги… — Мин Юнги мёртв. Я убил его. Хосок тяжело выдохнул и закрыл глаза, закинув голову назад. — Мне тебя не оживить? Мин не отвечал, Хосок подошёл к нему и сжал его плечо. — Прими младшего. Я прошу тебя. Жизнь впереди, а ты… Чон остановился, понимая, что вновь говорит то, с чего начинал. Кивнул самому себе, попрощался с другом и вышел из студии, оставив парня одного наедине со своими мыслями и болью. Почему всем так нужно напоминать, что он делает со своей жизнью? Если друг, то значит можно лезть в его жизнь и что-то там менять? Юнги мог сам разобраться с тем, что он должен был сделать. Парень откинул наушники, облокотившись на спинку кресла. Ему нужно было отвлечься. Посмотрев на время, Мин быстро собрал вещи и помчал домой.***
Остаться дома наедине с несколькими бутылками алкоголя разной крепости было… не самым лучшим решением. В голове было пусто, и вроде должно было быть хорошо, но как-то не то. В душе скреблись кошки. Или, может, урчал голодный желудок, возмущающийся из-за влитого алкоголя. Хотелось выть от боли. Или проблеваться. Комок в горле явно говорил, что ему стоит поскорее обнять фаянсового друга, что Мин и сделал. Но после легче не стало, даже хуже… Проползая обратно в комнату, парень вытянул из валявшейся на полу куртки сигареты и зажигалку. Дальше ползти не было сил, потому Мин, облокотившись о тумбочку, закурил в коридоре. Стало чуть спокойней. Горячий дым сушил горло. В темноте коридора был виден лишь горящий кончик сигареты. Юнги смотрел на него, стараясь ни о чём не думать. — Я не виноват в том, что я есть, — прошептал парень, проглатывая слёзы и глядя в темноту комнаты. — Волею случая мне выпала такая участь, ха, наверное, честь, но из-за этого мне иногда хочется пить-любить-есть. Мин затянулся и выпустил дым в потолок. Сдерживать катящиеся по щекам слёзы не получалось. Свободной от сигареты рукой он вытирал их и икал. — Мне мало просто быть, мало находится здесь, — продолжал он шептать. — Ну и интересно лезть от боли вверх на стены. Пленных не брать — это девиз грёбаной жизни или её каприз? Какой сюрприз! Юнги нервно засмеялся, сделал новую затяжку почти сгоревшей сигареты и прокричал в пустоту квартиры, словно хотел, чтобы его услышали: — А ты просто смирись и усердно молись…***
Стук в дверь, как удар по голове — очень больно, и хочется убить того, кто это делает. Юнги отлепил лицо от подушки, скатился с кровати — как вообще до неё дошёл — и медленно направился к двери. — Чего не отвечаешь на звонки? — проговорило нечто с голосом Чонгука. Мин протёр глаза и уставился на младшего. — Откуда у тебя мой адрес? — хрипло спросил парень. — Я пришёл к тебе в студию, а там сказали, что тебя не было со вчерашнего дня. Позвонил Хоби-хёну, он дал твой номер и адрес, а потом… — Так, помолчи, — остановил Юнги разошедшегося парня. — Слишком много информации. Мин отвернулся от младшего и поплёлся в ванную умываться, Чон пошёл следом. — Ты теперь и в туалет со мной пойдёшь? Проверил, что я жив? Так вали домой. Гук тяжело вздохнул и словил падающего старшего, включил душ и втолкнул туда Юнги. — Ледяная! — воскликнул парень. — Ах ты ж мелкий… Чонгук оставил шипящего, как кот, старшего, решив не дослушивать, какой он там мелкий, и направился в комнату убирать беспорядок. В мусорный пакет улетали бутылки, пустая пачка сигарет. По комнате гулял ветер, разгоняя тяжёлый запах ночной одинокой пьянки старшего. Чон уже готовил завтрак, как Юнги вышел из ванной комнаты, недовольно посмотрел на младшего и поплёлся в комнату одеваться. — Ты, я смотрю, уходить не собираешься? — хрипло проговорил Мин, глядя, как младший ставит перед ним тарелку с чуть подгоревшей яичницей. — Хён, ты не знаешь слово «забота»? — Знаю, но мы друг другу никто, чтобы ты заботился обо мне. — Разве это важно? Да и как это мы друг другу никто? Я же твой ученик и должен заботиться о своём учителе. Чонгук подмигнул ему, усаживаясь напротив, с усмешкой глядя на то, как Мин покрывается пятнами от злости. — Хён, ты кушай. Я готовить особо не умею, но яичницу делаю отлично. — Ну, это видно по сгоревшим краям, шеф-повар. Гук рассмеялся, начиная есть. Юнги следом за ним. Во время завтрака они ни о чём не разговаривали. Также молча Чон помыл посуду, пока старший собирался на работу. — Ну всё, я готов, — проговорил Мин, схватив сумку. — Я на работу, а ты иди по своим делам. — Нет, — запротестовал Чонгук. — Я с тобой. Всё равно к тебе собирался. Юнги закатил глаза, не решаясь спорить с младшим. Всё равно не отвяжется. «Это победа!» — подумал Гук, с довольной улыбкой спускаясь вслед за старшим.***
Стук метронома или стук сердца? Пианино или крики? Дорога, дорога, крики, дорога, дорога, смерть. На месте реки крови, ею можно было умыться. Но это было лишь фоном для ужасающей картины, в центре которой был мальчишка с изуродованным лицом и сломанными конечностями. Стеклянные глаза широко распахнуты, лицо, к которому он тянулся, исполосовано порезами и искривлено в гримасе ужаса. Хочется верить, что он жив. Чудом, но жив. Разбудить лишь стоит, попросить, накричать. Но его оттаскивают от бедного мальчишки, проверяют пульс, но было давно поздно — его не спасти. На весь склад раздаётся крик, полный боли и отчаяния. Кровавые руки рвали волосы. Взгляд прикован к мальчишке, чьё тело прятали в чёрный пакет. Последний взгляд на того, кого пытался защитить, и новая вспышка боли оглушает. Стук сердца вместо стука метронома. Крики вместо звона умирающего в огне пианино. Заброшенный склад, крики, реки крови и труп брата.. Юнги резко распахнул глаза, сжимая в ладони рубашку. Опять этот сон… Прошло два года, и всё это время снится один лишь сон — кошмар, что он видел наяву и навсегда отпечатался у него перед глазами. Так просто он не забудет. Парень протёр глаза и посмотрел на часы — опять он опаздывал. С того самого дня, как Чонгук вторгся в его квартиру, младший редко оставлял Мина в покое. Приходил к нему на работу, заходил за ним домой, если старший вновь напивался или просыпал. И постепенно Юнги привыкал к вечному присутствию Чонгука в своей жизни, невольно переживая, если Гук опаздывал или вообще не приходил. Только он ловил себя на том, что переживает за младшего, как тут же мысленно давал себе пощёчину. Ему нельзя было привязываться к людям. Это всегда причиняет боль. А Мин с тех самых пор всегда бежал от этой боли, отворачивался от людей, не давая им влезть в свою жизнь. Даже Хосоку, старому другу, он закрыл все двери, но Хоби просто по привычке заботился о нём, не понимая или не желая понимать, что эта забота его другу не нужна. Почему все вокруг не понимали этого? Он не мог понять… — Привет, извини, на работе задержали, — прохрипел вбежавший в студию Чонгук. — Мне всё равно, — проговорил Юнги, пытаясь скрыть радость. — Да-да, конечно, — усмехнулся парень, плюхнулся на диван и достал толстую папку. Мин даже боялся представить, сколько там листов. — Что это? — спросил Юнги, скосившись на Гука. — Тебе же не интересно, — ехидно ответил он, не отрываясь от проверки всех нужных газетных статей и написанных от руки заметок. Мин хмыкнул и отвернулся к монитору. — Это моё расследование, — вдруг начал рассказывать Чон. — Собираю все громкие скандалы, связанные с коррупцией, продажей и покупкой наркотиков, проституцией. В этой папке политики, полицейские и публичные люди — актеры, айдолы. Сегодня на работе заручился поддержкой, получил больше материалов. Сейчас начну копать под всех. И к следующему году эта бомба рванёт. — И ты вместе с ней. — Что? — Ты за опасное дело взялся. Оно убьёт тебя. Если не через год, когда ты прольёшь свет на собранные материалы, то раньше, когда на тебя выйдут заинтересованные люди. — Я это знаю, но не буду останавливаться. Столько людей… — Идиот! — зло прикрикнул Юнги, повернувшись к младшему. — У тебя инстинкт самосохранения есть? Почему, как думаешь, их ещё не разоблачили? Да потому, что смельчаков или загоняли под эту систему, давая прилично на лапу, или убивали. Ты не первый такой. Я знал уже одного такого. И знаешь, где он? Сгнил в земле. А хоронили его в закрытом гробу, потому что те, кто вышел на него, знатно повеселились. Ты к этому стремишься? — Что? Когда это было? Кто этот человек? — Чонгук завалил вопросами старшего, не обращая внимания на то, что Юнги покрылся пятнами от злости. Мин отвернулся от Гука, нервно захрустев пальцами. — Чонгук, остановись. — Нет. Юн сжал зубы, попытался восстановить дыхание. Ещё один самоубийца объявился, а он не может отговорить его… — Я посмотрел твои записи, — еле выговорил он, пытаясь отвлечься. — Правда? — радостно спросил Чон. Папка с наработками уже никого не интересовала.***
Каждый день был похож на предыдущий — много работы и мало сна, чтобы вновь не видеть ту сцену. Разница в днях теперь была — в присутствии энергичного паренька в жизни Юнги. Пусть порой он и бесил — слишком разные характеры — но в целом Мин привык к нему. А вот Чонгуку совершенно не нравился тот образ жизни, который вёл старший. Конечно, он понимал, что в его жизни произошло нечто такое, что заставило Юнги спрятаться от мира, не пропускать к себе никого, отвернувшись даже от старого друга. Чон это понимал, но оставить так просто этого не мог. Гук и сам не понимал, что взыграло в нём, что он решил помогать малознакомому человеку. Он уже старался помочь одному человеку — сегодня опять он позвал Чимина на обед, а тот не согласился. Парень переживал сильно за старшего, не зная, как помочь ему. Сейчас, правда, ситуация ненамного улучшилась: старший стал общаться с неким парнем с ником — Ви, с которым они сыграли пару раз, и вроде Чимин забыл о своих проблемах. И по факту, он не должен был разбирать личные проблемы Юнги и помогать ему преодолеть их. Но ему хотелось. Старший, пусть и отвергал его, стал просить бросить своё расследование, чем надоедал ему, но он всё равно располагал к себе. Его хотелось слушать. И не важно, о чём именно они говорили: о жизни, о музыке, об индустрии развлечений. Конечно, не только об этом. Тем для разговоров находилось огромное количество, и порой они могли проговорить всю ночь, не чувствуя усталости при этом. Мин был очень умён и находил ответы на все вопросы Гука, отчего тот чувствовал себя маленьким мальчишкой, который спрашивал у отца: «а почему небо голубое?» Юнги менялся. Юнги привык к младшему и проводил с ним всё свое время. Это заметил и Хосок. Он приходил в студию друга, встречался с ним в кафе. А окончательно он убедился в том, что друг изменился, когда тот пригласил выпить в баре после работы. Они встретились в баре неподалеку от агентства, в котором работал Мин. Заказали по бокалу пива и расположились в самом дальнем углу. Немного помолчали, сделали по глотку и откинулись на спинки диванов, глядя на разные столики. — Как твои дела? — выговорил Хосок, повернувшись к другу. Ему явно было тяжело говорить с Мином. Ведь они давно не сидели и не пили вместе. Это было так давно, что Чону казалось, будто это было в параллельной вселенной, не с ними. — De puta madre, — хрипло рассмеялся Юнги. — Как с Чонгуком дела? Вы вроде стали больше общаться? — И всё-таки ты продолжаешь быть мамой-наседкой. Носишься с ним, как курица с яйцом. — Прекращай, Юн… — Нормально всё с ним. Я разношу в пух и в прах его записи в нотных листках, а он смиренно кивает головой, соглашаясь со всем, что я скажу. Прилежный ученик он. Вот только… Хосок не стал подгонять друга, прекрасно понимая, к чему он ведёт. Если разговор идёт о Чонгуке, то за ним и разговор о его журналистском расследовании. Они были неразлучны. Хосок был даже уверен, что в постели он обнимает эту грёбаную папку с наработками. — Это напоминает историю с ним… — продолжил Юнги. — Если мы его не остановим, то история повторится. — А если нет? Каков шанс, что в течение года на него выйдут? Никакого. Всерьёз крупные шишки не воспринимают студентов. Даже если они способны насобирать такой материал, что лишит их всего. Они не обратят на него внимания. — Да с чего ты решил? — А с чего ты это решил? Разговор вновь уводил к ссоре, а потому Мин притормозил. Он сегодня посидеть со старым другом пришёл, а не ругаться с ним. — Хоби, я просто боюсь, что история повторится. Мы тогда тоже думали, что им никто не заинтересуется. Простой студент. Да что он им сделает? Но наряду со скандалами в развлекательной индустрии сейчас все зашевелились — чистят всю историю. А потому выйти на человека, который собирает против него компромат — ничего не стоит… Простой студент. Убьют, и никто не заметит. Похоронят, если мы его найдём, и всё. — Какой же ты пессимист. Я слежу за ним. Джин-хён присматривает за ним. Мы остановим его, если он перейдёт грань. — Он уже её перешёл. Хосок тяжело вздохнул, залпом допивая пиво и направляясь к бару уже за бутылкой, а лучше не одной. Разговор с нынешним Юнги очень тяжёлый.***
— Как давно ты общался с родителями? — спросил Хосок, пытаясь сориентироваться в пространстве. — Как ушёл из дома, так и не общался, — ответил Юнги, посмеиваясь над качающимся из стороны в сторону другом. Конечно, он сам был не в лучшем состоянии, но получше Хоби. — А как работа? — Нормально. — Не разговорчивый же ты, Юн.***
У небольшого кафе остановилась машина. Парень, что стоял у выхода, поправил сумку и направился к машине, открывая дверцу с пассажирской стороны. — Нет бы накормить хёна, — пробурчал недовольно Джин. — Хён сам себя покормит. Лучше скажи — ты нашёл его? — спросил с надеждой Чонгук. — Нет. — Хён… — Гуки, я ищу, но он как сквозь землю провалился. Мне нужно больше времени. — Джин-хён, а ты не пытаешься затормозить меня? Если это так, то… — Не смей шантажировать меня, — зло прошипел парень. — Я не шантажирую, а сразу делаю. Я мог бы давно отдать в газету статью о том, как капитан полиции сотрудничает с главарём синдиката — Ким Намджуном, с которым воюют правоохранительные органы и власть уже не первый год, но я этого ещё не сделал. — Чонгук… — Ты самого себя подставил, когда отправился к нему навстречу и очень мило с ним поужинал. Джин ударил по рулю, заткнув на секунду младшего. — Я найду его. А сейчас — выходи из машины, немедленно. Гук вышел из машины и только захлопнул дверью, как старший надавил на газ и уехал. «Точно словит пару штрафов» — подумал Чонгук, возвращаясь в кафе.***
— Юнги, — протянул Хосок, ложась на диванчик и закидывая на ноги друга свои. — Чего тебе? — недовольно откликнулся Юнги, пытаясь скинуть ноги Чона, при этом не укатившись под стол. — Что ты чувствовал после того, как устроился в агентство? Что ты чувствуешь, когда твой день состоит лишь из написания музыки и лирики? Тебе продолжают сниться кошмары? — Мне будут снова-снова сниться обломанные руки-крылья, глаза, опавшие ресницы. Хотел забыть, но не забыл я, как мы лелеяли надежду и не умели притворяться… Я просто человек и в этом виновен. Хосок тяжело вздохнул и закрыл глаза. — Жизнь — это кровь и снег, а не вино и вода. Мы просто люди и в этом виноваты. Юнги кивнул и посмотрел на друга. Он — единственный лучик из прошлого. Что будет в будущем, он не знал, но знал точно, что Хоби его не бросит. Они так давно дружат, что ему тяжело представить свою жизнь без Хосока. А что до Чонгука… С этим позже разберётся.