***
Стук метронома или стук сердца? Пианино или крики? Дорога, дорога, крики, дорога, дорога, смерть. На месте реки крови, ею можно было умыться. Но это было лишь фоном для ужасающей картины, в центре которой был мальчишка с изуродованным лицом, сломанными конечностями. Стеклянные глаза широко распахнуты, лицо, к которому он тянулся, исполосовано порезами и искривлено в гримасе ужаса. Хочется верить, что он жив. Чудом, но жив. Разбудить лишь стоит, попросить, накричать. Но его оттаскивают от бедного мальчишки, проверяют пульс, но было давно поздно — его не спасти. На весь склад раздаётся крик, полный боли и отчаяния. Кровавые руки рвали волосы. Взгляд прикован к мальчишке, чьё тело прятали в чёрный пакет. Последний взгляд на того, кого пытался защитить, и новая вспышка боли оглушает. Стук сердца, вместо стука метронома. Крики вместо звона умирающего в огне пианино. Заброшенный склад, крики, реки крови и труп брата.***
Юнги проснулся от собственного крика и от того, что его кто-то тряс и просил успокоиться. — Хён, всё хорошо, это просто сон. Чонгук. Вот и вновь он рядом. — Лучше бы было сном, — хрипло проговорил Мин. — Хоби-хён рассказывал, что у тебя погиб близкий человек и из-за этого ты мучаешься кошмарами. Это тот, о котором ты рассказывал? О журналисте, с которым ты был знаком. Он погиб из-за расследования… — Хочешь, чтобы я тебе рассказал? Чонгук кивнул, и Юнги тяжело вздохнул, прежде чем начать свой рассказ. Вспоминать всё также больно.***
Это было где-то три года назад… Хосок привёл к Юнги своего друга со словами: «Опять ты в студии застрял. Это мой друг — Пак Джиён. Стань его учителем по пианино. Он очень хочет научиться. Вот прям очень.» Пацан кивал головой, как заведённая кукла, которую ставят в машину. Мин долго отказывался. Зачем ему какой-то пацан, когда у него есть десяток ему подобных? Но Хосок и слышать ничего не желал, и Юнги сдался. Зачем спорить, ругаться, если Чон всё равно не отвяжется. И в то же время он понимал и то, что всё это его друг делает для его же блага, а потому сам стремился к изменениям в своей жизни. Обучая всему Джиёна, он привязался к младшему, как и сам младший к старшему. Они проводили вместе всё свободное время. Играли на пианино, смотрели фильмы, гуляли. Как и Хосок, Пак вытаскивал его со дна, где Мин находился почти всю свою жизнь. Младший помогал ему, разговаривал с ним и был всегда рядом. Юнги же для Джиёна был учителем, лучшим другом, почти братом, но в один момент… Пак влюбился в Мина. Долго отрицал свои чувства, но когда ему сделали предупреждение — избили в подворотне, требуя прикрыть расследование по погибшей певице — он признался Юнги. Завалился побитый и пьяный к нему, шептал, что любит его, любит безумно, прижимая к себе так, что Мину было тяжело вздохнуть, и слепо искал его губы. Юнги сам притянул Джиёна к себе, касаясь осторожно к разбитым губам. И только лёжа в постели, Мин спросил, что с ним случилось. Джиён, не тая, рассказал о том, что редакция, узнав о смерти певицы, поручила ему написать статью. Пак и не думал, что будет всё сложнее, чем казалось на первый взгляд: мало ли что случилось с айдолом — редкие релизы, тяжёлый труд, депрессия или всё вместе. Быть айдолом тяжело. Но нет. В предсмертной записке, которую он смог осмотреть и сфотографировать только благодаря Джину, был целый список имён. Это были самые разные люди — работавшие с ней директор, продюсеры, даже менеджеры. Но не это удивило. В списке были влиятельные люди в развлекательной индустрии, имена полицейских, чиновников, бизнесменов. Под именами было пару строчек: «Я хотела быть певицей. Работала над собой, спала пару часов в сутки. И вот он долгожданный дебют. Но у меня было слишком мало релизов, но много встреч с влиятельными людьми, которые были нужны директору. Подносить алкоголь и оказывать «особые услуги», не смея и слова сказать против. Кем я стала?.. Я не могу ни о чём рассказать. И выход один: смерть. Так что, прощайте. Я наконец-то ухожу.» Джиён был зол. И долго не мог поймать перечисленных в том коварном списке, но они прокололись, и сейчас он имел на руках доказательства их вины. Вот за ним и пришли. Пока только с предупреждением, но это его не напугало. А должно было. И Мин кричал, бил его в грудь, со слезами на глазах умоляя остановиться, бросить, отступить. Но Пак и не думал. Каждую их встречу после того вечера Юнги встречал его со словами: «Остановись». Джиён прижимал к себе, целовал в уголок губ и шептал: «Я люблю тебя, Юнги.» Мин прижимался и орошал его грудь слезами, будто уже похоронил. Спустя какое-то время Пак стал пропадать. Юнги места себе не находил, но не спал, пока не слышал щелчок дверного замка. И всё было хорошо, пока младший не приходил два дня. Мин срывался на всех, требовал Джина найти его. Телефон из рук не выпускал ни на секунду, ожидая звонка от Джиёна, а не от Джина. Потому что если Ким позвонит, то Пак, скорее всего, мёртв… Когда он сидел в студии, поступил звонок. Мин обрадовался, но на экране светилось другое имя. Джин. Он нашёл его. Но нет и шанса на то, что младший был жив. Джин не хотел брать с собой Юнги, боялся, что он не выдержит, но Мин кричал, требуя взять с собой. И пришлось Сокджину забрать друга из агентства и поехать по адресу, по которому находился только заброшенный склад. Джин взял с собой пистолет и направился к складу, но там никого не было, кроме лежащего в крови Джиёна. У младшего волосы были в крови, всё лицо было в страшных порезах и гематомах, синюшные пальцы сломаны, а на запястьях следы от веревки. Ноги были сломаны, а в груди — огнестрельное ранение, будто его пожалели и убили быстро, выстрелом прямо в сердце. Юнги упал на колени, марая их в крови. Джин судорожно набирал номер своего отдела и скорой помощи, стараясь не смотреть на труп друга. А Мин поглаживал лицо любимого, перебирал его прядки и шептал: «Прости, прости меня. Я не смог уберечь тебя.» Щёки обожгли слёзы, которые он быстро вытирал, чтобы не застилали глаза. Медики оттолкнули его, осмотрели тело и поручили убрать его в чёрный пакет. Мин рвался к Джиёну, кричал и вырывался из рук Джина. Его крики отдавались эхом на складе и в ушах людей, поджимавшие губы, на себе чувствуя боль Юнги. А тот всё кричал, кровавыми руками рвал свои волосы. Джин приказал медикам принести успокоительное, и Юн стал ещё больше вырываться, умоляя не вкалывать ему ничего. Но его никто не слушал. Перед глазами Мина всё погружалось в мрак, дыхание выравнивалось, и Юнги отключился, обмякая в руках Джина. Тот подхватил его под ноги и понёс друга в машину. Затем вернулся, отдал последние указания и вернулся к машине. Глядя на Юнги, спавшего на заднем сидении, он нервно выдохнул, потирая лицо. Крики друга теперь вечно будут преследовать его.***
Боль потери была невыносима. Мин не мог держать себя в руках, срываясь в истерику. На похоронах он был под большой дозировкой успокоительных, отчего не мог стоять крепко на своих двоих. Его держал Хосок. Прижимал к своему боку за талию и держал в своей большой тёплой руке холодную дрожащую руку друга. Позже ему перестали давать лекарства, но он сам начал их принимать. В один день Юнги сорвался, выпив большую дозу снотворного. Но умереть ему не дали. Джин пришёл проверить его, а нашёл ни на что не реагирующего и еле дышащего на кровати. Повёз в больницу, где Мину промыли желудок, ввели сорбенты. Долго вытаскивали с того света, восстанавливали тело, но вот душу так и не спасли… Несмотря на ту помощь, что оказывали ему Джин и Хосок, парень оборвал с ними связь. Ким принял его решение и оставил его, в отличие от Хосока…***
Чонгук нервно выдохнул. Он представлял, насколько тяжело было старшему, но даже представить себе не мог такого кошмара. Он встал, походил по студии и вновь сел рядом с Юнги. — Поэтому я и прошу тебя остановиться, — прошептал Мин. — Я не хочу, чтобы ты тоже погиб. Гук молчал. Ему нечего было сказать. — Чонгук, посмотри на меня. Парень молчал. Юнги ладонью прикоснулся к щеке младшего. Чон будто очнулся от ступора и повернулся к Мину. — Чонгук… — Извини, хён, я не могу тебе пообещать. — Не обещай, а сделай, черт тебя дери! Ты… Чонгук прикоснулся к ладони Юнги своей и посмотрел прямо ему в глаза. — Я не он, Юнги… Мин хотел продолжить возмущаться, но Гук подался вперёд, прижавшись к пухлым губам своими. Нежный поцелуй выбил весь воздух из лёгких Юнги. Он судорожно хватал воздух, когда Чон отстранялся, а затем вновь даря ему поцелуй. По щекам Мина текли слёзы, Чонгук их нежными прикосновениями тонких пальцев и поцелуями стирал, но Юнги эта нежность сжирала изнутри. — Я всегда буду рядом, Юнги, верь мне. — Не поверю. Никогда. Гук легко улыбнулся и прижал к себе старшего.***
В жизни всё происходит неожиданно. Будто кто-то сверху решил проверить тебя. Что-то приносит невероятное счастье, что-то — грусть, скорбь. И так всегда. Кому-то от этого жить интересней, а кому-то это доставляет одни проблемы. С появлением Чонгука в жизни Юнги всё… Нет, не изменилось, а вернулось. Мин будто перенёсся в жизнь, что была два года назад. Ему дали шанс изменить, спасти. И Юн не хотел терять этот шанс. Он вцепился в него зубами и не отпускал. Выпадает вновь в первый раз сразу последний шанс. Чонгуку это совершенно не нравилось. Он хотел спокойно работать, а ему Юнги вечно мешал. Теперь он бегал за младшим, обжился в его квартире и не давал работать. — Хён, где моя папка с материалами по чиновникам? — прогремел на всю квартиру Гук. — Я найти её не могу. Юнги не отвечал, сосредоточенно записывая что-то в тетрадь. Время писать в дневник мыслями между строк. Помнил, в тот самый миг — мог, только не помог. И сейчас… думал, но не знал. Знал, но не сказал. Только мечтал вслух, но не хватило духа. — Хён, — недовольно протянул Чон, отбирая тетрадь. — Не знаю. Отдай тетрадь. — Юнги, даже твои прятки не остановят меня. — Как же ты достал! — взорвался Мин. — Тебя не остановить? Слишком громко сказано, я же пытаюсь тебя спасти! — Юнги, успокойся. — Да пошёл ты со своим успокойся! — кричал Юн. — Неужели ты не понимаешь, что я делаю это лишь ради того, чтобы тебя не убили? Я не хочу тебя терять! У старшего начиналась истерика. Он кричал, крушил всё вокруг. Гук хотел взять его за руку, но тот отпихнул от себя. Чон прижал к себе истерически смеющегося Юнги, цеплялся за его кофту, пытался успокоить, но тот отпихнул от себя, и Чонгук врезался в стену, рвано выдыхая. Мин попятился, Чон рванул к нему, ударив старшего в челюсть, будто это могло привести его в чувство. Юнги упал, отплёвываясь от крови во рту и пытаясь встать. Гук подхватил его, сжал в кулаках края кофты, и взглядом умоляя успокоиться. Мин вырывался, оттолкнул от себя младшего, ударившегося боком о диван. И, пока Чонгук приходил в себя от удара, Юн взял стул и кинул его в шкаф. Стекло разбилось, книги упали с полок, бумаги веером разлетелись по полу — апогей ярости Мина. — За шкафом, мелкий ты говнюк! — прокричал Юнги и выбежал из квартиры, громко хлопнув дверью. Чон, держась за бок, встал с пола и подошёл к шкафу. Достал злосчастную папку, из-за которой они подрались, и кинул её на кровать. Парень достал телефон, написал Юнги простое: «Прости», и, закрыв чат со старшим, открыл чат с Хосоком. JK: «Хоби-хён, найди Юнги-хёна, мы с ним подрались.» Ответ пришёл через минуту. J-Hope: «Кретины.» Чонгук убирал книги обратно на полки, когда пришло новое сообщение от Хосока. J-Hope: «Он дома. И он в ярости. Советую тебе придти и поговорить с ним нормально, не на повышенных тонах и без драк, как это вы делаете последние недели.» Гук отвлёкся от уборки, набирая ответ. JK: «Сейчас я не могу. Я должен быть у Джин-хёна через час.» Чон вызвал тут же такси, взял сумку и спустился к подъехавшей машине.***
Машина подъехала к участку. Джин стоял у своей машины, крутя в руках ключи. — Почему не в твоём кабинете? — не поприветствовав старшего, спросил Гук. — Конечно, буду я тебе сливать информацию в полицейском участке, — ответил Джин. — Так хочешь, чтобы я сел за превышение должностных полномочий? — Ты в любую минуту можешь сесть, если кто-то тебя заметит с твоим «замечательным» другом. Сокджин сжал зубы и, ничего не ответив, сел в машину.***
Как только официант принёс заказ, пожелал приятного аппетита и отошёл, Джин кинул на стол папку. — Вот, это всё, что я нашёл, — проговорил Ким, отрезая кусок говядины. — Больше информации я тебе не найду. — Не густо, — проговорил Чон, вчитываясь в записи. Информации действительно было немного: краткая биография, заслуги на актёрском поприще и больше ничего. Как будто скопировали из интернета и предоставили ему. Но Гук понимал, что если бы старший смог бы нарыть для него больше, то сделал бы это. — Местонахождение неизвестно, — прочёл Гук и посмотрел на старшего. — Она убита или просто скрылась? — Кто знает, — пожал плечами Ким. — Возможно, скрылась, чтобы её не нашли, а возможно, её убили. Она была свидетельницей того, что творил её директор, под которого не подкопаешь без неё. Она была малоизвестной актрисой, поэтому скрыть её убийство — несложно, как и пригрозить родственникам, которых у неё и нет, к слову. Так что господину Киму очень повезло. Более того, большинство компаний раз в полгода избавляются от бумаг, флешек, компьютеров, сам прекрасно знаешь, так что подкопаться без свидетелей невозможно. — Вот же чёрт… — Ага. Чон сделал глоток кофе и, уставившись в окно, задумался. Уже которая компания очистилась. В своём списке можно вычёркивать ещё одну. Его связи рушатся, а без доказательств он не может выложить имеющуюся информацию — его самого посадят за клевету. — Вот же чёрт! — прошипел Чонгук, ударив кулаком о стол. Посетители кафе покосились на их стол, и Джин зло уставился на младшего. — Успокойся, — негромко проговорил Ким. — Сам же знал, что так будет, так чего бесишься? — То ли поумнели, то ли наглее стали, — прошипел Чон, закрыв глаза. — Чем больше копаю, тем больше себя зарываю в яму. Если я не найду ещё одну девушку, то о том, чтобы закрыть парочку мразей, можно только мечтать. Хотя… Чонгук с надеждой посмотрел на Джина, и тот покачал головой. — Нет, что бы ты не задумал, нет, — причитал Ким. — Ты, Юнги-хён и Хосок-хён… Вы знали одного человека, он расследовал дело о покончившей собой певице два года назад. Даже если материалы нашли и уничтожили, то этот журналист — Пак Джиён — наверняка хоть что-то оставил. — Даже и не думай! — воскликнул Джин, тут же перейдя на шёпот из-за скосившихся на них посетителей. — Я в это не полезу… — Хён, он столько боролся, столько накопал и ради чего? Ради того, чтобы отдать всё тем, против кого боролся? Нет, я в это не поверю… — Придётся. Документы пропали: их нет ни в офисе, ни у него дома. — Дома могла лежать часть или куда более важные документы! — Чонгук, не лезь. Тебе в любом случае не пробраться в квартиру — ключи у Юнги. Гук нахмурился и сжал зубы. Всё теперь упирается в Мина. И он уже хотел вновь начать спорить с Джином — с Юнги он разберётся, но есть и другая информация, что ему нужна, но на телефон пришло сообщение. J-Hope: «Советую вам с Джином придти в Omelas, а то хуже будет.» Чон выдохнул и проговорил: — Поехали в Omelas, иначе Хоби-хён прибьёт нас. Сокджин кивнул, оплатил счёт и вышел на улицу. Осторожно вел машину, не проронив ни слова до самого кафе.***
В Омеласе царило привычное веселье, по крайней мере, в их уголке. Чимин и Тэхён, которого не так давно привёл в их компанию Пак, не отцеплялись друг от друга. Хосок подстёгивал всех сыграть раунд на спор. Юнги же сидел молча, пил коктейль, кривясь, и хмуро следил за весельем. — Пришли наконец! — воскликнул Хосок. Компания дружно обернулась на новопришедших. Чимин уже хотел кинуться на младшего с объятиями, но Хоби опередил его, кинувшись к Гуку, схватил его за руку и подвёл к Юнги. — Миритесь, два идиота, — весело-зло проговорил Хосок. Чонгук нервно выдохнул и прошептал: — Извини, что ударил, хён. — Больше ни за что извиниться не желаешь? Атмосфера между этими двумя накалялась, буквально стреляла молниями. И рядом находящимся стало не по себе. Но не Хоби. — Так, вы мириться должны, а не вновь ссориться! Чон обнял за плечи Мина и Гука, умоляя их помириться и прося не быть буками. И веселая атмосфера вновь воцарилась в компании. — Он выпил? — услышал голос Джина Чонгук, пытаясь выбраться из-под руки Хосока. — Немного, — ответил Чимин, рассмеявшись. Ну что ж. Теперь было все ясно Гуку…***
Юнги и Чонгук, попрощавшись с друзьями, направились домой к Юну. Ведь дома у Чонгука всё ещё был беспорядок, учиненный Мином. По пути не разговаривали, будто вернулись в то время, когда Юнги не нравилось вечное присутствие Гука в его жизни. Парни молча шли рядом друг с другом, изредка соприкасаясь кончиками пальцев, что заставляло их каждый раз вздрагивать. Некий разряд между ними был. Но то не было злостью друг на друга, как в кафе, то было нечто другое, гораздо сильнее и горячее обычной злости. Зайдя в лифт, они взялись за руки, всё крепче их сжимая, не желая отпускать друг друга даже на секунду. Переглядываясь, они не улыбались друг другу, а искали ответы на свои вопросы в глазах другого. Но не находили их. То ли не понимали друг друга, то ли вопросы эти они задавали и уже получили ответ. Дверцы лифта распахнулись. Гук вышел, потянув Мина за собой, не желавшего больше идти за ним. Будто бы боялся чего-то. — Идём со мной, — прошептал Чон, удерживая дверцы лифта. — Зачем, если ты не желаешь меняться? — Мне не нужно, это нужно тебе. Твои страхи — за меня, за себя — не дают тебе вздохнуть полной грудью. — Чонгук… — Идём со мной, Юнги, и я дам тебе жизнь. Мин поджал губы, решаясь на отчаянный шаг, коих в его жизни было слишком мало. Но он решился. Сжал ладонь Чонгука и поддался вперёд, когда младший потянул его на себя. Зайдя в квартиру, они сразу отправились в комнату, закрыв дверь непонятно зачем и от кого, но им нужно было это. Нужно было им полное уединение друг с другом. Гук хотел было включить настольную лампу, но Мин прошептал тихое: «Не надо.» И в этих словах было куда большее, чем просьба не включать свет. Решить сделать шаг — это одно, а принять это — совершенно другое. Чон поцеловал сжавшегося Юнги в уголок разбитых губ, будто прося прощение. Он подвинулся ещё больше, а Юн вжался в подлокотник дивана, неосмысленно сбегая от младшего. Он всё ещё боялся… Чонгук сжал ладонь старшего, целовал сладкие его губы, утыкался лбом в лоб Мина и шептал короткое, но убивающее: «Всё хорошо.» И Юнги расслаблялся, давая простор действий для младшего, что оставлял короткие поцелуи на шее, заставляя его всё сильней дрожать. Свободная рука сжала талию, спускаясь всё ниже, к бедру. — Чон… — Всё будет хорошо. Повалив старшего на спину, он, стараясь не напугать, снял кофту, футболку со старшего, пробираясь к пряжке. Мин наблюдал за младшим, помогая ему раздеть сначала себя, а потом и его. Поцелуи, нежные прикосновения длинных тонких пальцев и тихие успокаивающие слова на ухо при проникновении, мощные толчки бёдрами — разбивало Мина диким наслаждением и дикой болью. Болью отнюдь не физической. По щекам медленно текли слёзы, исчезая в волосах; руки цеплялись за мощные плечи младшего, не перестававшего шептать: «Всё хорошо.» Да, всё хорошо… Наверное. Юнги не знал.***
— У всех нас есть свои страхи и искушения, с которыми надо бороться, — шептал Юнги, рисуя пальчиком на груди младшего лишь ему понятные узоры. — Но как мне победить, если я парализован? — Не думал, что ты такое слушаешь, хён, — рассмеялся Чонгук. — Они крадутся к моей кровати, обхватывают мое горло, — продолжал Мин. — Это ли то самое, что я заслужил за свой выбор? — За тебя выбрала жизнь, а не ты. — Господи, прости меня за все мои грехи. Господи, прости меня за всё. — Юнги… — Не оставляй меня, я не смогу без тебя. Чон перевернул старшего на спину, глядя прямо ему в глаза. — Спаси меня от тех, кто охотится за мной этой ночью, — не останавливался Юн, уткнувшись носом в ладонь Чона, что поглаживала его щеку. — Я не смогу жить один, так останься же со мной. Не оставляй меня. — Если я впущу тебя, — шептал Гук в унисон с Юнги, — то ты захочешь уйти. Если я скажу тебе правду, то ты будешь бороться за ложь. Если я выпущу тебе кишки, то будет такой беспорядок, какой мы не сможем убрать. Если ты пойдёшь за мной, то ты только заблудишься. Если ты попытаешься сблизиться, мы лишь потеряем связь, но ты уже слишком много знаешь и теперь ты никуда не уйдешь. — Скажи мне, что я нужен тебе, ведь я так тебя люблю, — шептал один Юнги, потряхиваясь в истерике. — Скажи мне, что ты любишь меня, ведь я так нуждаюсь в тебе. «Не оставляй меня. Я не смогу жить один, так останься же со мной. Не оставляй меня.» — кричал, не переставая, Юнги, цепляясь за младшего, что не отпускал его ни на секунду и, сжимая зубы, терпел всю боль Мина, который так щедро её дарил.***
Это было подло. Это было низко. После того, как Юнги отдал ему всего себя, раскрыл карту своей души, это было подло и низко красть ключи от квартиры покойного Джиёна, пока Мин спал. Чонгук это понимал, но поступить иначе он не мог. Ему нужно было проверить квартиру на наличие важных документов. Нужно было, и всё тут. Ключи, как и предполагалось, найти было нелегко. Юнги убрал настолько далеко, чтобы они не напоминали ему о прошлом. Хотя зачем нужно было хранить их, Чон не понимал. В любом случае, это его не волнует. Ключи в ладони. Можно уходить. Бросив мимолетный взгляд на хмурящегося во сне старшего, Чон взял со стола небольшую бумажку и настрочил: «Меня вызвали на работу. Постараюсь вернуться, как можно скорее. Не скучай.JK
» Парень перечитал записку, усмехнувшись от своего кривого сердечка после: «Не скучай.» Мина это точно взбесит. Тяжело вздохнув, он оставил лёгкий поцелуй на истерзанных им пухлых губах Юнги и вышел из квартиры. Если Мин прознает о пропаже — это был их последний спокойный вечер вдвоём.***
Юнги с трудом разлепил глаза и пошарил рукой по кровати, но младшего не было. Резко вскочил в постели и осмотрелся. Но будто Чонгука и не было. Неприятный холодок прошёлся ножом по позвоночнику. Скинув с себя это неприятное и даже болезненное ощущение, парень встал с постели, накинув на плечи одеяло. На столе он нашёл записку от младшего. Так вот куда он пропал… А это что за сердечко в конце? Сжав рассерженно зубы, он разорвал бумажку и выкинул её в мусорку. Отчаянно хотелось поесть. В желудке уже выли киты. Но на первом пункте у него всегда был душ. Горячая вода прогнала весь холод, боль, что остались липким слоем от вчерашнего вечера. Чонгук сломал его, одиночество и боль, что были с ним всегда, но их осадок так и остался внутри него. Выйдя из душа, Мин прошлёпал мокрыми пятками до кухни, заварил кофе и пожарил яичницу. Большего не хотелось. Со своим скромным завтраком он направился в комнату. Поставил тарелку и кружку с дымящимся кофе на стол, попутно включая ноутбук. Следя за загрузкой почты, Мин пил кофе и думал о том, что пусть и сравнивал Чонгука с Джиёном, они были разными. Чонгук был также упёрт, как и Джиён, но силы было больше. Все рассказы о том, что его может ожидать, не пугали, а лишь распаляли, интриговали. Когда Пак словно смирился с тем, что его ожидало, шёл вперёд лишь потому, что так нужно было. Тот начальный запал быстро спал. И если с обнародованием документов его убьют, значит так тому и быть — именно так думал Джиён. Чонгук же не хотел умирать, не хотел позволить кому-либо столкнуть себя в бездну. Он хотел другого столкнуть в эту самую бездну. Память — святая мать, сны не уговорить. Будут лишь напоминать, в больное место бить. И не переписать свой бесполезный блог, жизнь. Казалось, что всё в его жизни вернулось на круги своя, но нет. Чонгук перевернул его жизнь, не спрашивая его желания. И значило ли это, что стоило забыть о прошлом? Мин тяжело вздохнул и подошёл к шкафу. В самом крайнем отделении он держал ключи от квартиры Джиёна. Родителей у младшего не было — погибли в авиакатастрофе, когда мальчику не было и десяти лет, поэтому ключ он забрал себе. Этот кусок железа переходил из рук в руки: Юнги раньше часто ходил в квартиру младшего, засыпая там порой, усугубляя тем самым свою тяжёлую депрессию, поэтому Хосок отбирал ключ, отдавал Джину, но ключ всё равно возвращали ему. В квартиру со временем он перестал ходить, а ключ спрятал и запрещал себе думать о нём, чтобы не идти опять к Джиёну. Что ж, теперь он вернётся к Джину. Мин открыл ящик и поддел картонку: ключ должен был быть под двойным дном. Но его не было. Пошарил рукой по шкафчику, открывал другие, но его нигде не было. Парень кинулся к телефону, набирая номер Хосока. — Юн, я сейчас не могу… — торопливо заговорил Чон. — Ты забрал ключ? — закричал Юнги. — Что? Нет. Я… Сбросив звонок, Юн набрал Джина. — Джин, где ключ? — Юнги… — Ты сказал Чонгуку, где он? Ким не отвечал. Да ответа и не нужно было ему. Всё было предельно ясно. Сбросив звонок, Юнги тяжело осел на диван. Так вот почему Чонгук вчера себя так вёл. Ему просто нужен был ключ от квартиры Джиёна. Только что ему там нужно было? Никаких записей из его расследования не осталось, так зачем? Нет, он всё-таки понимал зачем. Документы. Их он хочет найти. Горько усмехнувшись, Юнги закрыл глаза, пытаясь унять начинающуюся истерику. Всё же для Мина это было предательством. Он Чонгуку душу открыл, вылил свои эмоции и попросил быть рядом. А Чон слушал, внимал каждому слову, не забирая боль, а лишь смотрел, как его скручивает от боли. Он растоптал его душу, забрал сердце и оставил умирать, ничего при этом не делая. Вот он парадокс. Забрать ключ… Ну подумаешь, пустяк, но не для Юнги. Ведь со старшим Чон не посчитался, не спросил, не посоветовался, а уж тем более в таком вопросе. Потому и было это сродни предательству.***
Чонгук зашёл в квартиру Юнги. Было в ней очень тихо. Это настораживало. Но, может, старший ещё спит? Прошмыгнув в комнату, он увидел, что Мин спит, укрывшись с головой под одеяло. Что ж, Чону повезло. И надо было скорее убрать всё на место. — Зачем ты пришёл? — вдруг приглушённо заговорил Юнги. Чонгук резко остановился. Его всё-таки засекли. — Юнги… — Зачем, Чонгук? Хотел найти документы? Убедился, что их нет? — Я их нашёл… Мин вскочил с кровати и подошёл к младшему, впившись в него напряжённым взглядом. — Что ты сказал? — Джиён их хорошо спрятал. Но я тоже криминальный журналист, поэтому я их быстро нашёл. — Ублюдок! — крикнул Юнги, ударив Гука в грудь. — Верни всё на место. Ты же… — Ты боишься? — хрипло спросил Чон. — Боишься, что потеряешь меня? Боишься, что любой мой шаг опасен для моей жизни? Но я не могу иначе. Если не я, за что носит меня Земля? Не могу бросить это дело и в целом криминальную журналистику. Если никто, то я не могу так жить, зная, что происходит у меня под носом, ведь тогда в наших паспортах всё надо зачеркнуть! Да и никогда тебе не обещал, что оставлю это. И если ты ждёшь от меня извинений, то не жди их. Я не сожалею. Но вот ты… Сколько ещё ты будешь жить в страхе? Ты в вечном страхе, что у тебя отберут то, что тебе дорого. Но такова жизнь. Кто-то уходит, а кто-то остаётся. Гук подошёл к старшему и крепко сжал руки Юнги, прижимая к себе злого Мина, повторяя вновь и вновь, что не отпустит, что будет рядом. Но Мин не желал что-либо слышать. То ли злость, то ли боль, то ли страх обуревали его, не давали думать. Он не желал ничего, кроме спокойной жизни с Чонгуком, в которой не будет всех этих мучающих чувств. — У всех нас есть свои страхи и искушения, — шептал Чонгук, уложив Юнги в постель. — Ты не борешься не потому, что парализован, а потому что не желаешь. Ты хочешь бороться, но у тебя нет сил. Так почему бы не дать другим тебе помочь? Хосок-хён и Джин-хён всегда были рядом. Тэхён, Чимин, да и я — будем тоже рядом. У каждого есть свои проблемы, сам знаешь, но мы всегда придём на помощь. Юнги прижимался к Гуку, внимал каждому слову, что резали ножом по сердцу. Да, вчера Чонгук уничтожил его, оставил разруху, а былые чувства остались. Ведь с этим парнем всегда так…***
Юнги после разговора с Чонгуком стал больше времени проводить в Омеласе. Общался с младшими, пусть и у Тэ были проблемы с родителями и Чимином, который часто стал пропадать на репетициях и отказывался от всего, что заказывали себе поесть другие, но все проблемы они старались оставить за порогом. Они были шумными, но интересными. С Джином ему было как-то неловко общаться. Не понимал он, почему так. Перекидывался парой слов и на этом их общение заканчивалось. А Хосок… Друг никогда не оставлял его. Чем дольше парни проводили вместе время, тем больше сближались. И это нравилось всем без исключения. Вот только жизнь и не думала быть проще. Проблемы наваливались одна за другой, а началось все с Тэхёна и Чимина. Их же связь их убивала. Но они держались друг за друга, опускаясь на дно вместе. Обморок Тэ, отстранение Чимина от занятий, исчезновение Кима и появление его на концерте Чимина, который упал в обморок после своего выступления, и его госпитализация — все это обрушилось снежным комом на всех. Затем Джин… Когда Хосок отправил всех домой из больницы, в которую положили Чимина, Джин отбежал к своему знакомому, при виде которого Чонгук сжал зубы и зло цокнул. — Ты его знаешь? — Да, это мой враг — Ким Намджун, и если Джин-хён не перестанет с ним общаться, то и он станет моим врагом. Чон попрощался с Юнги и отправился к остановке. Мин, ничего не понимая, сел в машину Джина и прогудел Киму, чтобы тот вернулся и отвёз его в студию. — Кто это? — спросил Юн, когда Джин сел в машину. — Чонгук так на него отреагировал. — Могу представить, — нахмурился он. — Это мой… пособник. Достаёт информацию, которая мне нужна, а он… — Подожди, я вспомнил, он же… Юн шокировано посмотрел на друга, не желая верить в свою догадку. — Да, он — глава мафии под прикрытием бизнесмена. — Джин… — Юнги, ничего не говори. Мне достаточно и Чонгука. Мин тяжело вздохнул и отвернулся к окну. Как же сложно стало со всеми…***
Работа над альбомом шла очень медленно. Тяжело было писать о любви, когда в голове мысли о личных проблемах. Их было так много, что хотелось опустить руки. Но нельзя было этого делать. Так вроде говорят? Мин снял наушники и откинулся в кресле. Начальство ругалось, а он не мог заставить себя работать. В голове были совершенно другие мысли, а не о любви, про которую ему нужно было слагать песни. Время перевалило за полночь, ещё и Гука не было. Как разошлись у больницы, в которую положили Чимина, так больше и не виделись, даже не перезванивались. Это так напоминало… «Нет, хватит. Это два разных человека. Очнись, Мин.» — ругал себя Юнги. Но прошёл час, другой. От Чонгука ни одного уведомления. И Мин уже собрался домой. Выключил всю аппаратуру, собирал сумку, услышав, как дверь его студии скрипнула. Он хотел было обернуться, но его крепко прижали к груди. — Юнги… — еле слышно произнёс Чонгук, прижимая к себе всё крепче и крепче старшего. Младшего покачивало из стороны в сторону, и казалось, что он не обнимает Мина, а держится за него. Ничего не говорил, только имя его нежно проговаривал, пугая этим Юнги, не понимающего ничего. — Если я умру, то что будет с тобой? — вдруг спросил Чон. Мин не выдержал. Вырвался из объятий младшего, посмотрел ему в глаза, мысленно задавая вопрос. На вопрос ему не отвечали, хотя ему был так важен ответ. А Чонгук смотрел на старшего и не спешил отвечать. Проводил длинными пальцами по виску, щекам, останавливаясь на пухлых губах. Приоткрыв их, он наклонился и поцеловал Юнги, вырывающегося из его хватки. Какая к чёрту нежность? Ему нужен был ответ. — Что происходит, Чонгук? — спросил наконец Юн. — Ты меня пугаешь. — Ничего не случилось, — рассмеялся нервно Чон. — Просто у меня нет теперь друга. — Я не понимаю… — И не нужно. Гук вновь прижал к себе старшего, повторяя просьбу ничего не спрашивать, не выпытывать от него ничего, ведь ему и так было больно.***
В неведении было крайне тяжело жить. Юнги, конечно, был не слеп и видел, что Джин и Чонгук не общаются, даже не приветствуют друг друга, как было это раньше. Хотя и он сам теперь мало общался с младшим, загруженным работой по самое горло. С младшим Мин виделся теперь только у Чимина, которого выписали из больницы. Тот садился на кровать и клал голову Паку на колени. Тот с грустной улыбкой проводил рукой по волосам младшенького, зарываясь в густые волосы его пальцами время от времени. Джин травил свои шутки, чтобы поднять друзьям настроение. Но ребята лишь стыдливо прикрывали лицо, а Юнги начинал ругаться, прося не рассказывать эти старческие несмешные шутки. И всем было хорошо.***
В ещё один из таких вечеров, звёзды так сошлись, что Джина в этот вечер не было, а Чонгук был, судя по всему, в особо хорошем расположении духа, поэтому подошёл к Мину и попросился к нему на ночь. Парень кивнул и ласково улыбнулся ему, Гук в ответ лишь слабо улыбнулся и улёгся на колени Чимина, который уже на автоматизме зарылся пальцами в волосы друга. Через час они решили разойтись. У всех были дела, так ещё и Чимин разругался с Тэхёном, и те не общались весь вечер, потому ребята решили оставить их наедине. Напоследок Юнги решил кое-что сказать Паку, пребывавшему в поникшем состоянии весь вечер. Хотя и не только в этот вечер он был таким. В таком состоянии он был уже давно, очень давно. И Юн начинал всё больше переживать за друга. — Чимин-а, — прошептал ему на ухо Мин. — Не твори глупостей. Мы всегда рядом. Парень улыбнулся, прошептав избитое: «Всё хорошо.» Юнги кивнул, но не поверил. Своей ложью Пак кормил всех уже давно. Да и сам Чимин понимал, что ему уже давно никто не верит. Он и сам себе перестал верить. И всё это прекрасно видел Мин. Как говорится: утопающий видит утопающего издалека.***
— Чонгук, что произошло между тобой и Джином? — спросил Мин, когда они лежали на его кровати, поглаживая мощную руку младшего, обхватившую его плечи. — Юнги, это неважно, — нахмурился Чон, развернувшись к старшему. — Нет, важно. Гук улыбнулся, глядя прямо в глаза, нежно поглаживая впалую щёку Юнги. — Хватит! — отпихнул его ладонь Юн. — Ты ничего мне не рассказываешь, а я должен ластиться под тебя? — Юнги, я не хочу, чтобы ты страдал, — жёстко отчеканил Чонгук. — Да, а если ты ничего не говоришь, то мне куда лучше, — ехидно ответил Мин. Парень вскочил с кровати и ушёл на кухню. Чон откинулся на подушку, схватившись за голову. С Юнги ему было хорошо и плохо. Такая двойственность убивала их двоих. Гук не мог сосредоточиться на работе из-за тех мыслей, что вдалбливал ему Мин, а сам Юнги уставал младшему это всё вдалбливать. Ведь он не железный. Мин — простой человек со своими мыслями, переживаниями, болью и страхами. А вот сам Чонгук другой человек. Противоположности притягиваются? Какая глупость. Если они и притягиваются, то тут же убивают друг друга. С кухни донёсся запах сигаретного дыма, и Чонгук поспешил к Юнги. — Ты слишком много куришь в последнее время, — недовольно произнёс Чон, сжав большими ладонями талию Мина. — И кто в этом виноват? — огрызнулся Юн. Чон выхватил тлеющую сигарету из тонких холодных пальцев Юнги и потушил её, нахмурившись на ругательства старшего. — Юнги, я действительно хочу, чтобы ты лишний раз не беспокоился. О тебе же забочусь. — Не нужна мне такая забота. Мин повернулся к младшему, прижимаясь к его голому торсу всё крепче. Гук уткнулся лбом в лоб Юнги, клюнув его в губы. Юн притянул его к себе, углубляя поцелуй и срывая к чертям дыхание. — Курить меньше нужно, — со смешком отреагировал Чонгук, когда старший отпрянул от него, жадно вдыхая чуть пыльный воздух комнаты. — Закройся. Чонгук вновь примкнул к губам, не давая и шанса вдохнуть. Воздух Юнги — это Чонгук. И никак иначе. Подхватив старшего под ягодицы, парень посадил его на подоконник. Чуть отстранившись, и опаляя горячим дыханием губы Мина, Чон запустил руки под его безразмерную футболку. Дыхание окончательно сорвалось. Тихие стоны срывались с алых искусанных губ Юнги, что запустил свои пальцы в волосы Чонгука, чуть оттягивая их, когда младший оставлял дорожку языком до кромки белья. Гук смотрел на старшего, следил за каждой эмоцией на его лице, снимая его боксеры. От возбуждения кружилась голова, но Чон не хотел спешить. Некуда спешить им совсем. Ведь каждая их ночь может быть последней. И как в последний раз он проводил руками по нежной коже Юнги. Как в последний раз целовал. И как в последний раз заставлял плакать Юнги от удовольствия и боли. Не физической, а душевной. С каждым движением бёдер он шептал: «Прости.» А Мин закрывал глаза, давал слезам свободу и шептал на выдохе: «Не прощу.» После, лёжа в постели, Юнги вымотанный, но находивший силы на ворчание по поводу запрета Чонгука на курение в постели. Чон посмеивался, выводя узоры на голой спине старшего. — Ты мне так и не сказал, что произошло между тобой и Джином, — вдруг проговорил Мин. — Юнги, — недовольно протянул Гук. — С Джин-хёном у нас слишком много разногласий. Это всё, что я могу тебе сказать. — Чонгук, не уходи от ответа. — Я и не ухожу. Просто есть вещи, которые решают двое и никто больше. Но может, я и расскажу когда-нибудь. Когда всё это закончится. Юнги недовольно выдохнул, но больше напирать не стал. Чон не расскажет, а он… — Я устал от неизвестности, — прошептал Мин в шею младшего. — Устал каждый день бояться, что ты больше не вернёшься ко мне. Устал от этих проблем. Устал от того, что мы не можем жить спокойно, счастливо. Устал от того, что мы не можем жить, при это помня, что ничего плохого, кроме просроченных счетов или штрафов за парковку, не произойдёт. Хочу просто жить с тобой. Хочу, чтобы Тэхён и Чимин были счастливы; чтобы Хосок вздохнул спокойно и начал больше следить за собой и своим здоровьем; чтобы Джин посадил того урода, а не играл с ним в дружбу. Хочу простого счастья. — Пока мы живы, никогда не будет всё так, как мы этого хотим. Мы можем или бороться за счастье, оплатив его своей кровью, или смириться с тем, что имеем. Юнги крепче прижался к Чонгуку, ничего не ответив на его слова. Впервые за свою двадцатишестилетнюю жизнь ему было не наплевать на неё, а больно за неё.***
Мин проснулся от резкой нехватки воздуха. Метался по постели, хватался за сердце, своими бешеными ударами разрывающее его грудную клетку. Страх сковал его тело и разум. Из горла вырывались хрипы. Он молил о помощи, но Чонгука рядом не было. Юнги был один. Он хотел встать, подойти к окну и впустить в комнату свежий воздух. Но смог лишь неуклюже свалиться с кровати и подползти к окну. Опираясь о подоконник, рукой Мин потянулся к ручке и открыл окно, впустив сильный холодный ветер, что взметнул вверх алые шторы. Жадно глотая воздух, Юнги пытался собрать мысли в кучу. Очередной кошмар, но уже с участием Чонгука; его исчезновение посреди ночи — всё это пугало его, и не мог он восстановить дыхание. Чуть пошатываясь, парень дошёл до прикроватной тумбочки, взял телефон и набрал номер младшего. Гудки, бесконечные гудки, а Чонгук и не думал брать трубку. Один звонок, второй, третий. Тишина. Юнги отшвырнул от себя телефон и плюхнулся на кровать. На часах почти четыре часа утра. Куда же Чон делся? Парень попытался снова заснуть, ведь Чонгук увидит пропущенные звонки и перезвонит. Он должен перезвонить.***
На часах шесть утра, солнечные лучики уже давно прокрались в мрачную комнату через зазор штор. Сон никак не шёл. И Юнги извёлся, ни на минуту не переставая думать о Чонгуке, так и не перезвонившего. Мин посмотрел на экран телефоне в надежде, что он пропустил звонок, но нет. Никакого уведомления. Парень в очередной раз набрал младшего, но вместо ожидаемых гудков голос оператора, что произнёс убийственную для него фразу — этот абонент недоступен. Юн резко вскочил с кровати, набирал вновь и вновь номер, но в динамике вновь и вновь раздавался бесстрастный голос оператора. «Абонент недоступен.» Чон просто отключил телефон или же… Нет, Мин и думать об этом не желал. Но страх уже зарождался, и тогда он решил позвонить Джину. — Юнги? Что-то случилось? — ответил тут же Ким. — Чонгук пропал. Он ушёл от меня ночью, на звонки не отвечает, а сейчас его телефон вообще недоступен. Я волнуюсь. Голос Юнги сильно дрожал, и он еле всё выговорил. И Сокджин сразу понял, что дела плохи. — Он раньше уходил от тебя посреди ночи? — Да, но телефон никогда не отключал, да и чаще возвращался через пару часов. — Юнги, не накручивай себя. Может, он сильно занят? — Джин, я боюсь за него. Не хочу, чтобы история повторилась. — Не повторится. Джин тяжело вздохнул и поспешил успокоить друга: — Ладно, если ты так переживаешь, то я сейчас съезжу к нему на квартиру. Встретимся в кафе у моего участка вечером. Если что, я всегда на связи. — Хорошо. Мин сбросил звонок и начал собираться на работу, молясь, чтобы Чонгук оказался дома.***
В студию Мин поехал только с целью отвлечься за работой. Но не смог. И даже не пытался, набирая Чонгука раз за разом. Джин тоже не отвечал, и парень начинал всё больше переживать, всё больше накручивать себя. После обеда Сокджин скинул сообщение с просьбой о встрече в кафе. Юнги начал резво собираться и помчал на выход из компании, отмахиваясь от вопросов коллег. С таким отношением к работе его могут вскоре уволить, но ему было наплевать. Если младший действительно пропал, то уже никакая работа, даже музыка его не заставит жить. Он хотел лишь одного — Чонгука рядом. Не будет его — не будет и смысла для его существования. Ведь рядом больше не будет его любимого человека, которого он не смог остановить, предостеречь, а значит и убил его. Не своими руками он убил, но подтолкнул в руки убийц. Мин уже понимал, к чему всё идёт, и не мог заставить себя думать о хорошем конце. Ведь счастье — не для него.***
К кафе Юнги подъехал быстро, нарушив чуть ли не все правила дорожного движения. Джин уже был на месте и нервно пил кофе. — Говори сразу, что да как, — не поприветствовав друга, Мин сразу перешёл к делу. — Его нигде нет. Ни у себя дома, ни на работе, ни на учебе, ни у родителей. Даже в квартиру Джиёна заехал — и там его нет. Будто испарился. — Или его нашли, — тяжело вздохнул Юн, хватаясь за голову. — Юнги, не паникуй раньше времени. Он может быть, где угодно. Бегает по своим делам… — Это какие же дела должны быть, чтобы уйти посреди ночи, не вернуться и отключить телефон, зная, что я буду названивать? — В любом случае, мы точно не знаем, где он. Я попросил свою команду посмотреть каждую камеру в городе, а своего пособника — узнать через свои каналы, не наняли ли банду для устранения. — А может, твой пособник и заставил его исчезнуть? А может, он уже его убил? На твоего пособничка ведь не только Чонгук, но и Джиён копал. Ты ведь и с Джиёном поссорился до того, как его убили. История-то повторяется. — Не переводи с больной головы на здоровую, — воскликнул Джин. — Я Чонгука, как и Джиёна, пытался отговорить от этого грёбаного дела! Ни один меня не послушал, а Чонгук так вообще начал угрожать Намджуну, и тот решил больше ничего не сливать ему. И я сам перестал хоть какую-то информацию давать и тормозил его расследование. Из-за этого мы с Чонгуком и рассорились. Я делал всё, чтобы спасти его, но он упёрся, как баран, и не желал что-либо слышать. — Да вы с Намджуном прям отличная парочка. Благородные преступники, — выплюнул зло Юнги. — Пусть так. Но я хоть что-то делал. А многого ты добился от него, дав пропуск в свою постель? — Не перегибай палку, Сокджин. Мин резко вскочил со стула и схватил друга за воротник рубашки. Официанты тут же подбежали разнимать их. Джин отцепил руки Юнги от себя и извинился перед персоналом кафе. Мин тоже процедил сквозь зубы извинения, отвлекаясь на сообщение от Тэхёна. «Я еду с Чимином в больницу. Он вскрыл вены.» Юнги шокированно посмотрел на Джина, читавшего то же сообщение. Он быстро оплатил кофе и вместе с Мином помчали в больницу, что была отмечена в сообщении. По прибытию они узнали номер палаты и побежали к указанной медсестрой. На полу, нервно сжимая окровавленные руки, сидел Тэхён, ожидая врача, друзей. Джин кинулся к младшему, прижимая крепко к своей груди. — Прости, хён, я не должен был его оставлять, — плакал парень. — Я не должен был. — Главное, что ты успел. Главное, что ты вызвал скорую, — шептал Сокджин. — Его спасут. Я уверен в этом. Юнги сел рядом и сжал руку Тэ, сжавшегося в руках Джина ещё больше. — Где Чонгук? Сообщение так и не отправилось к нему, — спросил чуть погодя Тэхён. Джин и Юнги переглянулись. — Мы не знаем, — проговорил Юн. — Он ушёл от меня ночью и не отвечает на звонки, а с утра его телефон отключён. Тэ судорожно выдохнул и сжал пальцами волосы… Друзья долго ждали выхода врача. Тэхён мелко подрагивал в истерике. Джин прижимал его к своему боку и шептал: «Всё будет хорошо.» Юнги старался не смотреть на младшего, набирая вновь и вновь номер Гука. А тот так и не отвечал. Спустя пару часов убивающего ожидания из операционной вышел Хосок, устало снимая маску. Парни тут же подскочили к нему. — Мы успели, — тихо проговорил Чон. — Порезы зашили, кровь перекачали. К нему сейчас нельзя. Пару дней полежит здесь, а потом ему придётся пройти проверку. Но, скорее всего, его так и так отправят на лечение в психиатрический диспансер. Друзья тяжело выдохнули. Тэхён качал головой, обнимая себя руками. — Тэ, всё хорошо. — проговорил Хосок, сжав его плечо. — Ты — молодец. Если бы не ты… — Если бы не я, то он бы сейчас не лежал здесь, не вскрыл бы вены, — истерично проговорил Ким. — Всё из-за меня! Тэ бросился бежать на выход, Джин тут же за ним. Хосок качал головой, потирая ладонями лицо. — Ему тяжелее всего придётся, — прошептал он. — А где Чонгук? Тэ сделал же рассылку… — Пропал, — тихо проговорил Юнги, смотря в конец коридора, куда побежал Джин за Тэхёном. — Найдётся. — Но не нами да не в живых. Чон сжал плечо Мина и ушёл обратно в палату к Чимину. Юнги остался один посреди коридора со снующими медсёстрами и врачами.***
Юнги еле дошёл до машины, сел в неё и лбом уткнулся в руль. Что ни день — одни проблемы. Он думал о том, что Чимин может нечто подобное сотворить, но ограничился простой просьбой ничего не чудить. Какой молодец! И уж кто виноват в том, что Пак сделал, то это он, а не Тэхён. Так ещё Тэ убежал. Хорошо, если Джин его нагнал и отвёз домой. Мин сжал крепко руль и всхлипнул. Он уже не выдерживал. Ему было невыносимо больно за себя и друзей. Ему было очень страшно за Чонгука. Но он не может ничего изменить, он не властен над жизнью. Он бессилен. Пару слезинок упали на джинсы, которые Юнги поспешил стереть, но по щекам оставляли мокрые дорожки всё больше слёз. В груди всё сжималось до нехватки воздуха. Парень откинулся на кресло и открыл окно, впуская свежий воздух с дождём. Мин жадно вдыхал, но с тем всё тяжелее было дышать. Нужно было ехать домой, отдохнуть, поспать, но Юн не мог придти в чувство.***
Мин не мог вспомнить, как оказался в квартире Чонгука, в его постели. Он жадно вдыхал запах постельного белья, уверяя себя в том, что слышит запах тела Чона. Это было миражом, но он так хотел остаться с этой иллюзией. Юнги уже переживал это в прошлом. Чонгук быстро вошёл в его жизнь и оставил неизгладимый след в ней. Им уже не нужны были слова, они понимали друг друга без этих ужасных нот. Им нужны были они сами, в друг друге находили силы жить, бороться. Без масок, без лжи, чем вдоволь кормили окружающих. Маски — обманчивое «я» — срывали, кривились в ужасе, улыбались и шептали «Я люблю тебя.» Но было ли это ложью? Ложь льётся из уст, остаётся у ног грязным потоком, касается босых пят, не тревожит, успокаивает. Но крики… Ужасающие крики боли оглушают. Этот звон в ушах стоит несколько лет, не утихает. Требует что-то. Кажется, жить? — Скажи мне! — Что? — Скажи! — Да что ты хочешь услышать? — Скажи мне! Скажи мне, нужен ли я тебе? — Да! — Лжец! Как же часто они кричали друг на друга. Лгали. Не лгали. Мучили друг друга. Они — потерянные дети в этом мире, но нашли друг друга и спасли. Сизый дым улетает в потолок. В комнате стоит душный запах пыли, тяжёлых сигарет и алкоголя. Мин не выдержал. Плачет, кричит в потолок и мысленно уже хоронит себя с Чонгуком. Связанные между собой души погибли этой ночью…***
Мин и представить себе не мог, сколько времени прошло с тех пор, как уехал из больницы в квартиру Чонгука. Сутками напролёт пил, курил. Выходил на улицу только лишь за очередными бутылками крепкого алкоголя и пачками не менее крепких сигарет. С работы ему уже перестали звонить, Хосок после просьб-криков оставить его в покое перестал звонить. А Джин, кажется, вообще забыл о его существовании. А Чонгук… Его всё ещё не нашли. Ведь тогда ему бы обязательно позвонили, сообщили… Джин должен был. А сейчас он лежал в постели и, кажется, дремал. Это точно можно было назвать сном. Ведь рядом с ним лежал Чонгук. Ласково улыбался и ничего не говорил. Просто был рядом, улыбался и смотрел так, будто Юнги — самое дорогое, что у него есть. Мин хотел притронуться к нему, хотя где-то внутри понимал, что это лишь игра его воспалённого воображения. Но ему хотелось остаться в этом мираже, таком сладком, таком счастливом. — Юнги, проснись! Мин резко вскочил в постели. Перед ним был не Чонгук. Мираж развеялся. Его скинул Джин. — Что ты здесь делаешь? — еле слышно спросил Юнги. — Я везде тебя обыскался. Кто же знал, что ты у Чонгука в квартире. И где ключи достал? — Чонгук отдал копию, когда взял копию моих ключей. — Любовь да и только. Джин подошёл к окну и распахнул шторы. Мин нахмурился и отвернулся ото окна, не находя в себе сил на простое возмущение. — Всё совсем плохо, — заключил Джин. — У кого? — У тебя, дурень. Джин подошёл к Юнги, присел рядом и начал перебирать грязные волосы друга. — Юнги, нам надо ехать. — Я не хочу никуда ехать. Оставь меня, наконец. — Ты должен. Я… нашёл Чонгука. Юнги медленно открыл глаза и посмотрел на Джина. Ким был серьёзен. Он не лгал ему. А значит… Из глаз Мина медленно текли слёзы. Тело его тряслось в истерике. Он не мог поверить. Не желал верить. Но почему тогда его разрывало от боли? Почему, глядя в глаза Джина, он не находил опровержения сказанным им словам? Почему страх воплотился в жизнь? Почему жизнь вновь отняла у него самое дорогое? Джин плакал вместе с Юнги. Прижал к себе друга, разделяя вновь эту боль на двоих. — Скажи, что всё хорошо. Я прошу тебя. Скажи мне. — Прости. Мин кричал от боли. Кривился так, будто убивали его самого. Но эта новость действительно убивала его. Медленно и со вкусом боль сжирала его изнутри: душа, сердце, кости — всё сгорало в адском пламени. Юнги думал, что после смерти окажется в аду. Но в аду он оказался при жизни.***
Джин не хотел брать с собой Юнги, опасаясь, что он не справиться. Вот только Мин уже не справлялся с болью потери. И хотел он в последний раз увидеть Чонгука. В последний раз. Потому что Юн ляжет там же, рядом с ним. А пока он будет держаться. Сладкая и глупая ложь, которой Юнги сейчас себя и Джина успокаивает, чтобы тот взял с собой наверняка.***
Как только Мин чуть успокоился, они тут же поехали к тому месту, о котором знал лишь Джин. В машине Юнги, пытаясь отвлечься, хотя едва ли это могло помочь, спросил о том, что происходило, пока он был в запое. По словам Сокджина, прошло где-то дня три, но вот самому Мину казалось больше. — Чимин пока находится под наблюдением Хосока в больнице, а на днях его должны отправить в диспансер, — рассказывал Ким. — Тэхёна я тогда догнать не смог. Слишком шустрым оказался. Где он сейчас, — я не знаю. Его родители в отчаянии, и все эти дни пытался найти Тэ, но он как сквозь землю провалился. Представить не могу, где он сейчас. — А Хосок? Он знает о…? Голос Юнги сорвался. Он всё ещё не мог осознать. И при каждом воспоминании слёзы сами вырывались. — Знает, — тихо ответил Джин, покосившись на вытирающего слёзы друга. — Он тоже приедет. Я останусь там, а он отвезёт тебя домой. Юн кивнул и, откинувшись в кресле, прикрыл глаза. С каждой минутой ему было всё тяжелее дышать. Он не знал, как справляться с каждым таким приступом, но в душе надеясь, что следующий раз оборвёт его жизнь. *** Вдох-выдох, вдох… Нет, не выходит. Воздух застревает в глотке. Юнги пытается дышать, но не получается. Падает на холодный бетон рядом с Чонгуком, пачкаясь в крови любимого, что давно уже перестал дышать. Это не было страшным сном. И это больше давило на Мина, молившего небеса о смерти. Кто-то пытается помочь корчащемуся на холодном полу Юнги, но он ничего не видит и не слышит, судорожно хватая ртом воздух. Пусть он ослеп, но прекрасно чувствует кровь, забивавшуюся под ногти. Металлический запах забивался в нос, не давая дышать и заставляя глаза слезиться от этого тошнотворного запаха. Кровь была повсюду: на ладонях, рукавах толстовки, и стереть её никогда не получится. Вокруг одна боль. Юнги пытается подползти ближе к младшему, которого уже прятали в чёрный пакет. Прятали самого близкого ему человека — это не друг, не младший брат, а большее. Чонгук — его сердце и душа. Они заботились друг о друге, помогали и поддерживали. Вот только Юнги не смог спасти того, кто спас его. И он проклинал каждый день, когда недовольно говорил младшему: «Зачем пришёл?» Он проклинал каждый миг первых встреч, когда Чон приходил к нему, спрашивал совета, а он отвечал, при этом недовольно взирая на доверчиво глядящего на него младшего. Он любил и доверял, хватался за него, пытался помочь, а Мин отвергал. И ненавидел себя за это. Он боготворил каждую секунду, минуту, дни, когда они были вместе. Боготворил каждый нежный взгляд, тёплые слова и крепкие объятия. Боготворил каждый поцелуй, что дарил ему Чонгук. Боготворил каждое: «Я люблю тебя.» А что теперь? Как жить? Как дышать, когда нет в живых самого дорогого ему человека? Крик вырывается, оглушая Юнги и всех, кто был рядом. Полицейские, врачи, Джин и Хосок закрывали глаза, отворачивались, пряча слёзы. Тяжело было смотреть на растерзанного младшего и на Мина, что крепко вцепился тонкими пальцами в руку Чона и кричал до хрипоты, терзаясь от чёрной скорби, охватившей его разум.***
Хосок время от времени отрывал взгляд от дороги на заднее сиденье, где спал Юнги. Истерика на складе полностью вымотала его. Хотя не только Юнги было больно. Чон и сам уже не выдерживал. Сначала Тэхён приехал в больницу с Чимином. Оба все в крови, смертельно бледные. Сейчас же Тэ пропал, а Чимин ни с кем не разговаривает, сутками напролёт разглядывая свои забинтованные руки. Истерики, бессоница — из-за всего этого Пак был на сильных успокоительных, а засыпал только после снотворного. И каждый раз, когда Хосок заходил к Чимину, пытался разговорить его, он и сам принимал успокоительные. Невыносимо больно было смотреть на солнечного мальчика, чьё внутреннее солнце угасло. Тэ сбежал. И одна надежда на то, что он не натворит глупостей. Чонгук… Хосок никогда не забудет эту картину, в центре которой был окровавленный младший, которого они не спасли, и могли лишь смотреть на то, как их любимого младшего брата прячут в чёрный пакет. Он никогда не забудет и то, как Юнги кричал, бился в истерике, прижимался к младшему, не желая отходить ни на шаг от него. Ни Хосок, ни Джин не могли успокоить его. Врачам Мин не давался, умоляя ничего не вкалывать и обещая успокоиться, придти в себя, лишь бы его не отрывали от Чонгука. Но Юнги и сам понимал, что не сможет. В этот день его жизнь окончилась. Дремлющий Юнги на заднем сидении — олицетворение самого горя, чёрного, тяжелого. Хосок тяжело вздохнул. Нужно отвезти домой Юнги, до завтра он будет рядом с ним, а когда его сменит Джин, то отправится к другому, потерявшему свою жизнь.***
Юнги отказывался просыпаться. При пробуждении требовал снотворное. Но Хосок и Джин наотрез отказывались. Они не хотели, чтобы Мин осуществил попытку суицида. Ведь сейчас они могут не успеть. И вслед за Чонгуком, они потеряют и Юнги. А сам Мин никак не мог придти в себя. Боль и скорбь стали верными спутниками, а алкоголь — верным другом. Хосок и Джин запирали его, отнимали деньги, но всё было тщетно, и они сдались. Ничего они не могли поделать с саморазрушением их друга. Могли лишь парни сменять друг друга в присмотре за Юнги. Но и не всегда они были рядом, отчего ежесекундно мучили себя переживаниями. Юн в таком состоянии мог сотворить, что угодно. И в один день то ли звезды сошлись, то ли Мин устал от ежесекудных вспышек боли и участившихся приступов удушья, сковавших всё тело и самовозгорающихся в груди очагов. Утром он отправился на кладбище, где не был с самых похорон. Долго он сидел у могилы, обливаясь слезами и шепча: «Прости меня.» — Прости, что не спас, — прошептал он, собираясь уходить. — Прости, что не был достаточно сильным. Прости, что постоянно злился, ругался, подчас забывая говорить, как сильно я тебя люблю. Ты возродил меня, но этими же руками и словами убил меня. Я так устал просыпаться каждое утро, помня, что рядом тебя больше нет. Я устал просыпаться по ночам от собственных криков от кошмара, в котором я вижу тебя избитого, измученного в луже крови. Я устал молиться о смерти при каждом приступе. Ты не простил бы меня за то, что я собираюсь сделать. Просто я сильно устал… Прости. Знай, что безумно сильно люблю тебя, поэтому не могу больше жить без тебя. Мин тяжело вздохнул, вытер слёзы и поплёлся домой. По пути он купил пару бутылок любимого пива, бензин и сигареты с зажигалкой. В квартире, не разувшись, сразу зашёл в спальню. Открыл бутылку и предался воспоминаниям. Перед глазами мелькали первая встреча в студии, вечера, когда Юнги работал, а Чонгук спал на диванчике или смотрел за его работой. Вспоминал бесконечные ссоры, ночи разговоров, после которых зевали, кидая в друг друга подушку при каждом заразительном зевке. Вспоминал вечера за просмотром фильмов и посиделки в Омеласе, рухнувшего после навалившегося на них горя. Вспоминал каждый взгляд, поцелуй и прикосновения, пускавшие стаю мурашек по телу. Им было хорошо вместе, подчас тяжело и больно. Сколько же слёз Юнги выплакал в желетку Чонгука, который обнимал его, пытался успокоить, шептал, как сильно любит его? Все эти воспоминания заставляли Юнги всё крушить вокруг себя. Он скидывал на пол всё с полок, со стола. Кричал, надрывая глотку, и плакал от невыносимой боли, что скручивала его. Падая на колени и хватаясь за волосы, мог лишь кричать. Конец его близился и сквозь боль и слёзы Мин криво улыбался. Лишь это заставило его встать, открыть крышку цистерны с горючим и разлить его по всей комнате. После оставалось лишь бросить горящую зажигалку на пол. Огонь тут же пополз по полу, сжирая всё на своём пути, забирая боль Юнги, рухнувшего на кровать и видя, не видя, как языки пламени захватывают всё вокруг и поднимаются вверх. В ноздри забивался ядовитый дым, сжигая всё то, что и так было мертво. И только в эти последние секунды он был по-настоящему счастлив. Иронично обрести потерянное счастье в последние минуты своей жизни. Осознавая это, Юнги улыбнулся и закрыл глаза. Уже навсегда.