***
Чем проспать пару часов, лучше вообще не спать — это была первая мысль Хо после пробуждения. Головная боль, что появилась ночью, стала еще сильнее. И, встав с постели, направился на поиски обезболивающего. Где-то да оно должно было быть. Блистер оказался в выдвижном ящике у кровати. Прихватив его с собой, он пошел на кухню за водой, а затем в ванную. Глядя на себя в зеркале, он ужаснулся. Как таким ему идти к пациентам? Грязные, жирные волосы, торчащие в разные стороны, под глазами синяки от недосыпа размером с галактику, бледность, красные глаза… Хосоку самому от себя было противно. Он залез под душ смыть с себя отвратительную ночь. Еле теплая вода взбодрила его, теперь хоть были силы на новый рабочий день. Выйдя из душа, он повязал на бедрах полотенце, другим вытирая волосы. Оставил полотенце на голове и начал чистить зубы. Теперь-то он был похож человека, а не на полуживое его подобие. В квартире было холодно. Забыл закрыть окно ночью. Быстро переодевшись в чистую одежду, он поспешил закрыть окно. Хотел было позавтракать, да вот только в холодильнике мышь повесилась — те остатки, что были, покрылись плесенью. Раздраженно закрыв дверцу, Хосок начал готовить себе кофе. Поест он, видимо, в больнице. Пока кофе в турке готовился, Чон потянулся за сигаретами, оставленными ночью на подоконнике. Прикурив от огня зажигалки, он выпустил дым в потолок. Надо было кончать с этой пагубной привычкой. Знал ведь он от матери, до чего может довести курение, но бросить сейчас бы явно не смог. Кофе в турке начал булькать, и Хосок поспешил снять его с огня, пока вся плита не оказалась залита. Он перелил его в чашку и сделал первый глоток, затем вновь делая затяжку. Потянувшись за телефоном, он написал Джину, чтобы тот не забыл о том, что они сегодня собирались навестить Юнги. Ответа не ждал, прекрасно понимая, чем мог друг заниматься ночью и в каком состоянии он проснется. И сам Хосок хотел бы также забыться, но понимал отлично, что не имел права. Рано ему ещё руки опускать. Глянув на время, Чон поспешил допить кофе и потушить сигарету. Он мог сейчас очень сильно опоздать, если зависнет в думах.***
Джина Хосок встретил у регистратуры. Проводил его до палаты друга и оставил. Он должен был сначала уйти к матери и выслушать врача, прежде чем смог бы навестить Юнги. Зайдя в палату к матери, он улыбнулся. Пусть и вид женщины его не на шутку пугал. — Привет, мам, как ты? Он сел рядом на стул, взяв в свои руки обжигающе холодную ладонь мамы. — Нормально. А ты чего такой бледный? Опять не спал допоздна? Хо опустил голову и пожал плечами. — Хосок-а… — А я ему говорил, чтобы взял пару выходных. В палату зашел молодой мужчина. — Сонбэ… — И куда твой куратор смотрит? Врач по-доброму рассмеялся, похлопав Хосока по плечу. — Так что с анализами? Хосоку не терпелось это узнать. Мужчина тут же стал серьезным. Открыв папку, он быстро прошелся взглядом по листкам. Он уже видел все, но пытался подобрать слова. — Все не очень хорошо. Раковые клетки не реагируют на лекарства. Нужно менять схему… И, думаю, стоит задуматься об операции. Хосок тяжело вздохнул, глянув на встревоженную мать. — Делайте все, что считаете нужным, — наконец приговорил Хосок, прочистив горло. — Что угодно, я достану деньги, просто вылечите маму. Доктор кивнул и выдал бумажку с суммой, выходя из палаты. Взглянув на сумму, у Хосока все внутри опустилось. У него нет столько денег, и даже если будет работать сутки напролёт — не заработает столько. Придется влезать в долги, кредиты… Другого выхода не было. — Хосок-а, сколько там? — спросила женщина. — Не важно, я найду деньги, — ответил он, спрятав бумажку в карман халата. — Может, не стоит? — Что? — Вряд ли мне помогут, я сдаю, а ты влезешь в долги из-за меня. — Ты предлагаешь бросить тебя умирать? Как ты можешь предлагать такое своему сыну? — Сынок… — И не думай даже об этом. Деньги не проблема. Проблема будет, если я потеряю тебя. Хо поцеловал в щеку мать и, пообещав ещё зайти, вышел из палаты. По пути к палате Юнги, где должен был быть и Джин, Хосок размышлял. Он предполагал, что подобные пессимистичные мысли у матери появятся, но сам оказался не готов к этому. К такому, когда родной человек говорит: «А может сдаться?», в принципе нельзя быть готовым. Взъерошив волосы, он тяжело вздохнул и тут же вздрогнул. Джин как ошпаренный выбежал из палаты. Хо обхватил ладонями руки Джина, останавливая его. — Что произошло? Джин, тяжело дыша, пытался собраться с мыслями, плохо расслышав вопрос Чона. И ему пришлось повторить. — Я… Я… Мне надо идти, — заикаясь выдавил из себя Сокджин, пытаясь вырваться из хватки Хосока. — Сначала успокойся, а потом расскажи, что произошло. Вдох, выдох, давай. — Юнги, он… Он совсем плох. Представляет перед собой Чонгука, бредит, кричит, если кто-то не понимает, о чем он говорит… Черт. Это я виноват, что он дошел до такого. — Джин, ты никак не мог повлиять на это. Где же тут твоя вина? — Но я мог… — Мы все могли что-то сделать, но это не значило, что чем-то смогли помочь Юнги. Будто ты не помнишь, как он убивался из-за смерти Джиёна. Джин тяжело вздохнул, но дрожь по всему телу так и не оставила его. — Так, Джин, иди-ка ты домой. Тебе нужно самому собраться с мыслями. Джин кивнул и поплелся к выходу из больницы. Хосок проводил его взглядом, нахмурившись. Как же всё изменилось, стало все лишь сложнее, тяжелее. Толкнув дверь, Хо зашел в палату. Юнги уже спал, а его врач стоял рядом и о чем-то напряженно думал. Обернувшись зашедшему Хосоку, он улыбнулся ему. — Если ты хотел поговорить с ним, то немного опоздал, — проговорил мужчина. — Да, мне уже сказали, что произошло. Мужчина кивнул, ничего не ответив. — Все очень плохо? — Физически не совсем плохо, но и не хорошо. Твой друг успел надышаться. А ментально мы бессильны, тут нужна специализированная помощь. Хосок кивнул. Он это понимал, как никто другой. — Сколько он проспит? — Думаю, до вечера точно. Так что можешь идти работать. Попрощавшись с врачом, Чон вышел из палаты и направился к своему отделению. Работа должна была помочь отвлечься.***
К вечеру, как и было сказано, Чон вновь подошел к палате Юнги. Судя по всему, он не так давно проснулся, но уже уперся взглядом в сторону. Хо взял холодную ладонь друга в свою, грея пальцы. Мин оторвался от созерцания стены и обернулся к Хосоку, попытавшемуся улыбнуться ради него. У Юнги повисла по-жуткому счастливая улыбка, разговаривая сам с собой до прихода Хосока. — Хо? — еле слышно произнёс Мин. Парень кивнул, сильнее сжав ладонь друга. — Как ты? — спросил он. — Хорошо, Чонгук же рядом. Хосок понимающе закивал головой. Он узнал от Сокджина и врачей, что творится с Юнги. — Скоро тебя переведут в другую больницу. — Да, но зачем? — Тебе это необходимо. Тебе же больно в груди? Мин перевел взгляд на стену. Он о чем-то крепко задумался. — Лучше бы вы меня оставили там, я бы отправился к Чонгуку. — Джин не мог оставить тебя, Юн. В другой больнице тебя подлечат, ты заживешь. — Не нужна мне эта жизнь. Хосок разбился. Не мог он никак помочь тому, кто этого отчаянно не хотел. Юнги мечтал умереть. Чон это понимал, но понимал также и то, что друг застрянет в психиатрической больнице. Юнги жив, но внутри он мертв. И возрождение ему не было нужно. — Я буду навещать тебя, — проговорил Чон перед уходом. Мин ничего не ответил.***
Домой Хосок вернулся убитым. Недостаток сна, переживания, редкие перекусы убивали его здоровье. Он не знал, сколько ещё так протянет, а ведь оставить все, уйти с работы на недолгий отпуск не мог — откуда он возьмет деньги на лечение матери? И этим вечером он собирался этим заняться. В долги не хотелось влезать, да выхода не было. Сев за стол на кухне с чашкой чая и сэндвичем, он начал звонить. В первую очередь он решил позвонить тете, сестре матери. — Тетя, здравствуйте, как вы? — начал он, как только с той стороны приняли вызов. — Привет, — ответила женщина. — Да все как обычно. Как мама? — Не легчает, требуется операция, и я… Я хотел попросить у вас денег в долг. Моей зарплаты не хватает на оплату необходимого. — Много требуется? — Да, отправьте сколько сможете… Часть я добавлю от себя, а часть найду. — Собираешься брать в долг, у кого сможешь? — Ну да… Другого выхода у меня нет. Женщина ничего не ответила. Помолчав, она наконец произнесла: — Хосок, ты прекрасный сын. Ты очень многое сделал для матери. Внутренне волнение у Хосока все нарастало. Неужели тетя не сможет дать денег? — Когда нужно оплатить операцию? Хосок нахмурился, не понимая, почему же тетя тянет. — Сначала должны взять анализы, провести обследование, затем операция. Мне сказали, что я могу оплатить, когда сумма наберется. — Ясно… Дай мне пару дней и я отдам всю сумму. — Тетя! — И возвращать не нужно. Оплачивай лекарства, а это оставь на меня. В конце концов, она не только твоя мама. Она моя сестра. Тебе не следовало все взваливать на себя. Хосок тяжело выдохнул. В уголках глаз собирались слезы. — Спасибо Вам огромное, — выдавил он. — Не стоит. Ты, наверное, работаешь круглыми сутками, отдохни немного. Твоей матери хуже станет, если не будешь отдыхать. — Да. — На днях деньги отправлю, пиши мне, как она, хорошо? — Да, конечно. Попрощавшись, Хосок отключил вызов и отбросил в сторону телефон. Провёл ладонями по лицу и тяжело вздохнул. Что ж, теперь одной проблемой меньше.***
Хосок отпросился с работы на пару дней. Запланированных операций не было, за пациентами обещал приглядеть куратор, поэтому проблем с выходными не было. В конце концов, уставший хирург — плохой хирург. В свои выходные он честно отсыпался, навестил с Джином друзей и гулял в одиночестве в парке. Покупал кофе в небольшой кофейне и медленно прогуливался по тропинке, слушая природу, людей. В один из выходных он решил посидеть немного в парке. Свободная скамейка была у детской площадки. Усевшись на скамью, он поправил пальто и сделал глоток горячего напитка. Было спокойно. Хосок смотрел на детей на площадке и их родителей. Вот маленький малыш неуклюже шёл к матери. Звонко смеялся, стараясь быстрее дойти до родителя, но оступился и упал, тут же громко заплакав. Женщина подбежала к ребенку и, отряхнув песок, погладила по спине, успокаивая, с улыбкой стирая слезы на пухлых щечках. Хосок улыбнулся, глядя на эту картину, и вспоминал себя и сестру в детстве. Они частенько дразнили друг друга, но, несмотря ни на что, дорожили друг другом. Улыбка медленно сползла с лица. А ведь в тот день они умудрились поссориться, а прощения он смог попросить лишь стоя на коленях у могилы и захлебываясь слезами… Как же жизнь бывает жестока. К ноге прикатился мяч, вырвав его из мыслей. Взяв его в руки, он посмотрел на подбежавшего к нему мальчика, трясущимися ручками он тянулся к мячику. — Дяденька, можно? — спросил он. — Конечно, — улыбнулся Хо, передав мячик мальчику. Мальчишка забрал его себе, прижав к груди, и счастливо улыбнулся. «Как мало нужно для счастья детям», — подумал Хосок. — Дядя, а почему вы плачете? — спросил вдруг малыш. Хосок тут же вытер слезы, даже и не заметив, когда они начали литься. — Иногда бывает грустно и нужно выплакаться, чтобы не держать в себе. — Да? — протянул удивленно мальчик. Мальчонка хотел было что-то ещё спросить, но тут подбежала его мама. — Извините, пожалуйста, — проговорила она Хосоку, откланявшись, и тут же обратилась к сыну. — Ну же, идем. — Дяденька, файтин! — громко проговорил мальчик, еле поспевая за матерью. Хосок улыбнулся и помахал ему рукой. Думается, ему тоже пора идти.***
Возможно, те мысли, что охватили его в парке, а может, и что-то другое, но Хосок решил прийти на кладбище. И вот он здесь. Стоя перед могилами отца и сестры, он предался воспоминаниям о хороших временах. Он вспоминал, как отец отвозил и забирал с танцев и улыбался, слушая, как Хо рассказывал о занятиях и частенько говорил ему, что гордится им. Вспоминал, как с сестрой вечно спорил, ругался, а потом мирились и были не разлей вода, как пытались опередить друг друга, забрав последний кусок пиццы или приготовленного мамой пирога, и Хосок всегда проигрывал. Не потому, что не успевал, а потому, что уступал, глядя на то, как сестра быстренько съедала кусок и с набитыми щеками смеялась над ним. И смеялась она настолько задорно и заразительно, что Хосок не мог злиться на неё. Конечно, как и в любой семье, у них были ссоры, недомолвки и порой даже скандалы. Но всегда просили прощения, потому что не было людей ближе, чем семья. Хо сел на корточки и провёл ладонью по надгробию. Он скучал. Не было и дня, когда он не вспоминал о них. — Мне вас так не хватает, — прошептал Чон, опустив голову. — Как бы я хотел вернуться назад и сделать все, чтобы этой аварии не произошло. Тяжело вздохнул, Хосок вытер слезы и повернулся к выходу. Ветер резко подул, взлетели птицы с криком. Впервые за долгое время появилось солнце. Было ли то знаком? Хо улыбнулся, взъерошив волосы ладонью.***
Выходные Хосока подходили к концу. Во время отдыха он навещал мать, но та быстро отправляла его домой и просила не беспокоиться о ней. Также за это время тетя набрала необходимую сумму и отправила ему деньги. И этой радостью очень хотел поделится с матерью. Но настроение быстро рухнуло, стоило узнать, что Юнги готовят к поездке в психиатрическую больницу, где он должен был лечится. — Почему именно в эту больницу, почему не в другую? — раздражённо спрашивал Хо у врача. — У нас, что, больниц мало? — Тех, куда от нас отправляют пациентов, да, — не менее раздражённо отвечал врач. — В чем проблема? — Проблема в том, что там уже находится пациент из нашей больницы. Если Юнги поедет туда, то лечение парня тут же рухнет. — Прекращай. Другого выхода все равно нет. Чон раздражённо цокнул и вошёл в палату. Юнги стоял у окна и всматривался в даль. — Юнги, — позвал Хосок друга, но тот не отозвался. — Тебя отправят в ту же больницу, где сейчас лечится Чимин. Юнги внезапно обернулся к Хо лицом. — Вы не говорили ему? — с трудом произнёс Юнги. — Не хотели ухудшать его состояние. — Я скажу. — Юнги! — Сколько вообще вы собирались молчать? — Хотя бы до его выздоровления. — Глупо. Хосок пытался уговорить Юнги, но тот вновь замолк, заперевшись в своем мире. И тяжело вздохнув, Чон тоже замолчал. Бессмысленно. Придется потом разбираться с последствиями. Они простояли в тишине пару минут. И пришло время прощаться. Притянув друга, Хосок крепко обнял Юнги. — Я буду навещать тебя, — произнес он. — Оставь меня, забудь, — прохрипел Юн, высвободившись из объятий. Мин дошёл до врача и вышел из палаты. Хо упал на колени. Он бессилен. И как никогда чувствовал себя одиноким, потерянным. Чувствовал себя одиночкой в этом мире. Он был здесь один, совсем один. Видел лишь безликих лиц знакомый ряд, всеядных глаз зеркальный яд и бесполый звук формальных слов. Он был здесь один, был не готов искать в годах короткий миг и тепла руки неясный зов, и попадать опять в тупик. Не мог. И был не готов.***
Следующие дни оказались адом: Чимин узнал о смерти Чонгука, вспылил и его вывели из комнаты встреч; Джин после этого начал сильнее пить, так что пришлось призвать на помощь его родителей, но даже так ничего не изменилось, а потом и вовсе пропал. Юнги на встречах раз за разом прогонял его, и возможно бы Хосок действительно перестал бы приходить, но каким бы другом он стал? И не только с друзьями было все плохо, но и с матерью. Ей становилось не лучше и не хуже. И такой непрекращающийся ад длился полгода. И единственным лучиком солнца стал выход из больницы Тэхёна. Хосок был искренне рад сообщению младшего. И также с радостью в душе отправился после работы на встречу. Через пару недель вышел Чимин. С Тэхёном они встретили Пака и радость от мягкой улыбки, появившейся у Чимина, невозможно было описать. Прошло ещё полгода. За это время практически ничего не произошло, кроме объявившегося Джина. И все эти дни казались гребаным днем сурка. Реальность стала персонально состоять из тёмных снов, и её было не описать простой библиотекой слов. Ничего не менялось, в особенности с болезнью матери. Видеть родного человека на койке в обилии медицинских приборов было нереально больно. Врачи уже не говорили хороших новостей. «Извини, Хосок, говорю как есть: в битве с болезнью твоей матери не победить. Чудо то, что она ещё держится. Прости. Мы сделали все, что могли», — эти слова убили его. Не физически, а ментально. Это конец. И это отлично он понимал.***
Когда на дисплее отобразилось имя звонящего, Хосок чуть было не выронил турку из рук. «Юнги» — светилось на дисплее. — Хо… Хосок, привет, — Юнги чуть запнулся, не зная, как обратиться к другу. — Юнги! — воскликнул Чон. Юнги отпрянул от динамика. Слишком громко было. — Ты уже вышел из больницы? — Да, сегодня. — Я рад, что ты позвонил! Тебе нужна помощь? Где ты вообще? — В кафе недалеко от больницы. Мне некуда идти, квартиру же… — Я понимаю. У меня выходной сегодня, давай я за тобой заеду, только напиши мне сообщением точный адрес. — Хорошо, жду. Через пару секунд на телефон пришло сообщение с названием кафе, и Хосок поспешил к другу. Совсем скоро он был на месте. Зайдя в кафе, Чон осмотрелся и, заметив машущего ему Юна, подбежал к нему. Чон крепко обнял друга, будто не было криков, мольбы не приходить, не было печали и боли. — Ты как? — Хо улыбнулся своей счастливой улыбкой. Юнги пожал плечами. — Пусто. Хосок понимающе кивнул. — Такси на улице. Едем? Юнги чуть замялся, но все же собрался с силами, положил деньги в брошюрку с оплатой, надел куртку и, подхватив сумку, пошел за ним. Нырнув в теплый салон автомобиля, парни уселись поудобнее. Времени на дорогу было достаточно. — Что произошло за последний год? — спросил Юнги спустя какое-то время тяжелого молчания. Хо не торопился с ответом, обдумывая, как лучше рассказать. — У Тэхёна и Чимина все хорошо. Чимин продолжил учиться, следить за питанием, но не так болезненно, продолжает ходить к психиатру. Быстро пролечиться не выйдет. Тэхён… Не знаю, рассказывал ли, он сильно повяз в наркотиках. Джин вытащил его из притона и отправил на лечение. Тэ уже год, как чист. Сейчас он учится. Они встретились после выхода из больницы и вроде как все наладилось. За год сходились, расходились, посуду разбивали… Но сейчас они вместе и счастливы. — Это хорошо, — проговорил Юн, улыбнувшись. — А как Джин? Он все еще с тем… Хосок кивнул. — Джин после того, как последний раз приходил к тебе, запил по-черному. Он не выходил на связь, я сам к нему приезжал, пытался привести в чувства. В конце концов его «друг» взялся за него. Пить со временем перестал, перестал гулять, заперся в квартире. Туда мне доступа нет: Джин не хочет никого видеть, и друг его оберегает, как цербер. Изредка он напоминает о себе сообщениями, вроде: «Жив, здоров, пока выходить не желаю». — Что с ним произошло? — Я не знаю, Юнги. Правда не знаю. После того, как мы с ним дождались врачей из реанимации, куда тебя отвезли, он увиделся со своим другом. Не знаю, что он ему наговорил, но Джин вышел убитым, он бродил по коридорам, пока я его не подхватил. Предложил мне сходить в бар, несвязно рассказывал после двух бутылок соджу, что в один момент он перестал справляться с проблемами. Мы — то, как он к нам относился; работа — последнее дело выбило из колеи, не успел спасти парня; личная жизнь — не знаю, что у него с тем парнем, но там явно нездоровые отношения… Все с того дня ухудшилось в разы. — Понятно… Не думал, что у него все настолько плохо. А как ты? Хо пожал плечами. — Мама тяжело болеет. Как я узнал о диагнозе, перевёз её к себе и ухаживал за ней. Но ей становилось всё хуже. Сейчас она лежит в больнице под наблюдением. — Хо… — Шансов очень мало. Возможно, я совсем скоро останусь один. Юнги сжал его ладонь в поддержку. Ему было больно слышать такие слова от близкого друга. — Но, может, ей станет лучше, — начал Юнги, но его перебили. — Нет, Юнги, нет. Остаток дороги прошёл в молчании.***
— Что ж, проходи, — проговорил Хосок, впуская в квартиру первым Юнги. — Отдохнем, затем поедем за тем, чего не хватает. — У меня есть лишь то, что ты мне дал пару месяцев назад. — Прекрати, Юнги. Я куплю то, что тебе нужно. Ты только вышел из больницы, тебе нужно привыкнуть, вновь социализироваться. Так что просто расслабься. Юнги кивнул, направляясь в гостиную с Хосоком. — Поживешь здесь. У меня лишь один выходной, но есть телевизор, ноутбук, книги… Надеюсь, что не заскучаешь. Мин вновь кивнул. — Что надумываешь делать? Есть планы? — Я думал поехать домой… в Тэгу. Но пока обдумываю это. — Ты боишься реакции родителей? — Да… никудышный из меня сын. — Брось, нет ничего в том, что ты следовал своей мечте. — И куда меня привела эта мечта? Хосок некоторое время помолчал, думая, стоит ли задать один вопрос… — Ты больше не хочешь заниматься музыкой? Юнги ничего не ответил. И Хосок уже пожалел о том, что задал этот вопрос. Несмотря на лечение, это все еще остаётся глубокой раной на душе. — Я не могу, — Мин сел на диван. — До встречи с Джиёном музыка была для меня спасением. Но с его появлением в моей жизни я почувствовал настоящий ее вкус. Джин был для меня кислородом, и с его смерти я перестал дышать. Не знал, как это делать, когда его больше нет в моей жизни. После неудачной попытки самоубийства я вновь занялся музыкой в надежде, что отпустит… Не отпустило. Становилось больнее. Особенно тогда, когда появился Чонгук. Он был похожим во многом с Джиëном. Лишь одно их отличало: Чонгук не испугался угроз, работал в надежде утянуть в бездну… Но он сам оказался в ней. Чонгук был моим огнем, добавлял страсти, эмоций в жизнь. Его объятия, его прикосновения обжигали. Я сам позволил ему спалить себя. В тот вечер я пришёл с кладбища домой, перед глазами мелькали наши моменты и склад, и в итоге не выдержал. Облил комнату, поджег. Вдыхая яд, видел его перед глазами, как и видел в больнице, как очнулся, в психиатрической больнице… Лекарства взяли свое. Боль притупилась. Но не утихла. И не утихнет никогда. Пианино — напоминание счастливых дней, когда мы были вместе. А оставаться с ним наедине я не могу. Оно больше не друг. Хосок молчал всю речь Юнги, давая ему выговориться наконец. И не знал, что сказать и стоит ли вообще. Он знал боль потерь и понимал Юнги. Прекрасно понимал. — Теперь мы вдвоем, — начал Хосок. — Мы все разделились, и, возможно, такова наша судьба… Теперь остается заново зажить… Юнги, я хочу, чтобы ты знал, чтобы ты ни решил, я поддержу тебя. Хочешь уехать — уезжай. Хочешь заняться чем-то, кроме музыки — делай. Вообще не хочешь ничего делать — хорошо. Я просто хочу, чтобы тебе стало лучше. Юнги смотрел в глаза друга и видел подтверждение своих слов. Хосок был настоящим другом. — Я благодарен тебе, Хоби. Если бы не ты… Юнги замолчал и прижался к Хосоку. Так было спокойнее. Спокойнее с человеком, полностью принимающим тебя и не оставляющим в тяжелые дни… Юнги от всего сердца был благодарен, что в его серой жизни был и остается лучик света — его друг Чон Хосок.***
«Твоя мама сегодня скончалась», — это первое, что он услышал утром. Мир сразу стал бесцветным. Из жизни ушёл последний родной человек. «Он сирота теперь?» Хосок кинул телефон в стену и закричал от невыносимой боли в груди. Юнги прибежал на крики из соседней комнаты, обнял Хосока. Тот цеплялся за него, плакал и на повторе шептал: «Мама… Мама… Её нет. Мама… » У Юнги внутри разливалась боль. Он знал, насколько эта новость убивающая. И ему было больно за друга. Когда истерика поутихла, Юнги уложил друга в постель и сам позвонил его куратору. Сам Хосок погряз в скорби и ему ни до чего не было дело. На работе все поняли и дали выходные. Юнги еще раз заглянул к уже спящему Хосоку и ушел в гостиную.***
Что касалось похорон: все сделала тетя Хосока. Сам Хосок, казалось, не жилец. Юнги ни на шаг не отходил от друга, Тэхён и Чимин навещали Хосока. Но Хосок ничего не чувствовал, не слышал и не видел. Он представлял из себя сгусток боли.***
Прошло пару месяцев, как Хосок смог принять смерть матери. Он был пока один, он сам отправил Юнги в Тэгу. И все это время он пытался жить с болью в груди. С трудом, но он принял это. Его жизнь была пуста, но у него были друзья. И с их помощью, с трудом, но он встал на ноги. Он не один. Друзья остались…