Promised to Me

Санкт-Петербург, Российская империя. 1781

Завтрак был лёгким, и все, казалось, хорошо ладили между собой. — Так скажи мне своё настоящее имя, Америка. Как тебя называл гордый Англия? — вопросила Екатерина, вытирая рот чистой салфеткой. Она наклонилась ближе и сузила глаза в ожидании. Женщина предполагала о многих именах, которые могли бы подойти мальчику, но увы, это оставалось тайной, пока он не представится сам. — Он звал меня Альфредом. Альфред Кёркленд, — поведал юноша. Его взгляд метнулся в сторону большой гостеприимной страны, что сидел молча рядом со своей правительницей, но глаза России всё утро отражали поведение и реакцию императрицы. — Я был назван в честь короля Альфреда, великого прави... — Я знаю, кем был этот человек, — отозвалась Екатерина, откинувшись на спинку стула и положив руки на колени. Она улыбалась ему как мать, наблюдающая за своим ребёнком. Затем вздохнула, и её губы растянулись в тонкую розовую полоску. — Ты ведь ещё мальчик. Представить не могу, что заставило тебя дать открытый отпор колонизирующей тебя стране. — При всём уважении, мадам, но если бы Вы жили под его властью, Вы бы попытались найти выход как можно быстрее, — пробормотал Америка, и Иван с императрицей заметили, как он сжал свой нож. — У тебя ещё осталась доля энтузиазма даже после долгих боев. Ты один из счастливчиков, — заметила Екатерина и вздохнула в очередной раз. — Тогда почему ты здесь? Конечно, твоя армия нуждается в тебе на другой, дальней стороне мира. — Я не задержусь тут надолго, — признался паренёк. — Я пришёл только для того, чтобы поддержать послов, которых выбрал мой совет. Мой командир сказал, что было бы хорошо, если бы другие страны увидели меня, чтобы убедиться, что я настоящий, и что моя борьба и беспорядки, по слухам и сплетням в высоких судах, реальны. — Логичный и весьма разумный шаг с твоей стороны, — подтвердила женщина. — Вижу, что твой острый ум будет и дальше развиваться к лучшему, особенно если ты выиграешь эту войну. — Готовы ли Вы и Ваша страна признать меня? — поинтересовался Альфред, и именно тогда те двое поняли, для чего он по-настоящему здесь. Он искал признания среди других суверенных государств. Без сомнения, Англия отказывается признавать его таким образом. Ребёнок действительно пытался наладить со всеми замечательные дружеские отношения. — Такое важное решение слишком заблаговременное, — подметила Екатерина, поднимаясь. — Мне понадобиться время, чтобы обсудить этот вопрос с моей страной. Извинившись, Екатерина и Россия ретировались в отдельную комнату. Войдя в помещение, она повернулась к нему и заметила его отрешённый взгляд. — Ты не сказал ни слова с тех пор, как встал с кровати, — констатировала императрица, и в тот момент Брагинский взглянул на неё. — Не думала, что мальчик так сильно тебя разозлил. — Я тоже так думал, но Генерал показал мне обратное, — сознался Иван, наблюдая, как нахмурились брови императрицы, а её светлые глаза расширились. Она удивилась и повернулась, ища место, дабы сесть и не упасть в обморок. — Генерал, ты уверен? — довольно серьёзно спросила императрица. Все его правители знали о духе, как и мирные крестьяне, даже дворяне были более склонны говорить о нём, нежели о трепетных жертвах. Русский кивнул и услышал глубокий вдох Екатерины. — Ну и шутка, — протянула женщина, покачивая головой. — Он не официальная нация, Россия. Как он может быть твоим уготованным приятелем, обещанным Генералом Морозом? — Я не знаю, — выдохнул Иван, прижимая ладони в перчатках к своему тёмному пальто, натягивая ткань, не заботясь о дорогих золотых швах и пуговицах с драгоценными камнями. — Но это больно, моя императрица. Моё сердце в нескольких секундах от того, чтобы вырваться из меня и упасть в руки этого ребёнка. Указав на свою ладонь, чтобы сосчитать все неправильности этого выбора, Екатерина начала со слов: — Он всего лишь ребенок, — и подняла один палец, показывая первое опровержение. — Он даже не является страной, — шевельнулся второй палец. — Он мальчик Англии, — очередной палец был поднят. — Святая Мария, да он даже не европеец! Императрица устала использовать пальцы и подняла руки в воздух. — Я должен его забрать, моя императрица. Должен, — давил Россия. Когда Генерал Мороз показал ему простого ребёнка, его тело окаменело и наполнились неким напряжением. — Молчать! — прошипела Екатерина. — Ты должен остерегаться его. Генерал, возможно, и открыл тебе глаза, но не маленькому Америке. Мы сейчас в щекотливом положении. Он попросил признать его. — Я признáю, — поспешно бросил Брагинский, но взгляд правительницы поставил его на место, и он утих. — Мы рискуем вступить в войну с Англией, если встанем на сторону мальчика, — объяснила Екатерина. — Тем не менее, я не могу рисковать потерять его. Мне очень нравятся обильные ресурсы, которые он предлагает нам в торговле. Мне нужно время, чтобы обдумать варианты. Россия улыбнулся, и когда императрица посмотрела на него, русский открыл фиолетовые глаза и сказал: — Не торопитесь. Уверен, что он не уйдёт, пока не услышит решение. Женщина прислушалась к своей стране, и именно из-за её медленного решения Иван мог получше изучить своего приятеля. Брагинский наблюдал за его общением со слугами, дворянами и со своими сопровождающими. Он казался таким неуместным в Европе. Всегда хорошо вёл себя в разговоре с людьми России, но это было только тогда, когда он ходил с американцами, и чтобы отдохнуть, в основном смеялся и шутил. У него был красивый смех и тонкие шутки. Иван с каждым днём всё больше любил мальчика. Но был ещё тот факт, что он был просто ребёнком, ребёнком Британии. С такой плохой кровью, текущей по его венам, что это почти вызывало отвращение. Ох, но русский влюбился в его красоту. Он был намного красивее, чем страна, заимевшая его. По своей натуре прост и общителен, в отличие от своего встревоженного родителя. Однако Брагинский ещё не вступал с ним в открытое взаимодействие, и вдруг в голове всплыла мысль, что он сам становится «застенчивым». Разве он не вырос из своей слабой робкой сущности столетия назад? Что препятствовало ему выйти в сад и поговорить с мальчиком? Маленькая колония был совсем один, лениво сидел на каменной скамейке, читая роман. Шарф обвился вокруг шеи, а плотное пальто нелепо висело на нём. Год теперь входил в месяц март. Снег прекратился, но погода всё ещё стояла прохладной, хотя это не помешало американской возможной-так-сказать-стране найти уединение в садах, когда остальные ютились около камина. Россия улыбнулся и подошёл к юноше, будучи уже не в силах отвергать. Он стоял минуту или две и понял, что мальчик даже не знал, что он там. С другой улыбкой он близко наклонился к его холодному красному уху и прошептал: — Что читаешь? Америка вскочил, немного отстранился и наконец позволил глазам осесть на фигуре Брагинского. Он выглядел удивлённым, увидев его, и Иван мог понять, почему. За последние несколько месяцев, что колония оставался там, Россия только смотрел, делая своё присутствие незаметным. Он находился в основном рядом с императрицей для представления и только после завершения деловых переговоров был свободен. — О, я... — Альфред, казалось, заволновался, пытаясь собрать буквы, вертящиеся на языке, в слова, а после в предложения, понимая, что принимающая страна заговорил с ним. Обернувшись назад, чтобы найти книгу, что упала ему на колени, он смущённо улыбнулся и поднял её, показывая. — «Common Sense»¹. Я читаю это каждое утро, напоминает мне о доме. Иван на мгновение взглянул на маленькую книжку, а затем на юношу, который растирал руки. — Почему бы тебе не зайти внутрь, где тепло? Я слышал, что зимы в американских колониях суровые, но о морозах здесь известно во всём мире, — проговорил Иван, подразумевая Генерала Мороза. Старик должен благодарить его за то, что про него не забыли. — Всё хорошо, — заверил подросток. — У меня многое на уме, и я знаю, что сады пустые. Просто хочу иногда побыть в одиночестве, независимо от погоды. — Вижу, — пробормотал Россия, отстраняясь. — В таком случае мне следует оставить тебя в покое. — Постой! Брагинский замер и улыбнулся, услышав его просьбу. Обернувшись, он отразил на лице любопытство, чтобы не пугать мальчика улыбками, которые, как слышал от представителей разных государств, могли испугать даже монстров, прячущихся под кроватями. — Да? — промолвил Россия и заметил юношу, жующего нижнюю губу. — Я никогда раньше не разговаривал с другими... странами, — пояснил Америка, взглянув на Брагинского красивыми и честными глазами. — Потому что ты сам ещё не страна, — сообщил русский. Альфред оживился и раскрыл губы в форме буквы «О». Наклонив голову, мальчик выглядел слегка подавленным. — И это всё? — спросил он, но это звучало как шепот. Он встал, взял свою книгу и полностью повернулся к России, удивляя его вежливым поклоном и блестящей улыбкой, которая растопила душу того. — Что ж, тогда я должен стать страной как можно скорее. Эм, Россия? — Да? — Иван почувствовал, как у него перехватило дыхание от улыбки мальчика, а когда она исчезла, посмотрел в глаза мальчика и увидел искреннюю его сущность. Он был так молод, так невинен и полон огня — в отличие от него. Брагинский был ничем иным, как ледяной крепостью, и Россия часто задавался вопросом: а не открыл ли Генерал глаза не на того человека? — Ты обещаешь мне, что будешь со мной разговаривать после того, как я это сделаю? — поднял на него взгляд Америка, врезавшись в лиловый. Он позволил мальчику задержать взор, чтобы тот увидел, насколько силён русский, сколько ему лет, какой он тёмный и холодный. Он хотел, чтобы юноша увидел его мощь, его историю, его борьбу в детстве и его победу над остальными странами могущественной Европы. Мальчик был ошеломлён, и его взгляд дрогнул. Посмотрев в сторону, он осмелился ещё раз взглянуть в глаза Ивана и вскоре воткнул его у своих ног. Юноша расстался, едва слышно прошептав: — Извини, — и отошёл от него. — Останься. Америка остановился и повернулся к Брагинскому, высокому и навязчивому, как какому-то человеческому призраку, который ещё не успел покинуть этот мир и исчезнуть. Американец никогда не встречал такого, как он. Виделся с Францией, Нидерландами, Испанией и Пруссией, но после встречи с Россией остался в восторге от него, его земель и народа. Он не знал, что с ним происходит, но чувствовал, что эта страна — такой знакомый друг, о котором, возможно, он мечтал во сне. Россия посмотрел на юнца и сказал: — Пошли, пойдём со мной. Мне нужен напарник, с которым можно поговорить. Ответом служила небольшая улыбка, русский её заметил. Она растянулась до уголков рта подростка и заставила его приблизиться на шаг, но он неожиданно отпрянул назад. Иван наслаждался компанией мальчика, гулявшего по обширным просторам сада. Он часто спрашивал себя: замечает ли ребенок, что он единственный, кто много говорит? Россия не сказал ни слова с тех пор, как предложил прогулку, и это позабавило его. Голос американской колонии так молод, что звучал как детский, но Брагинский мог слышать усиливающийся звук. Явный признак созревания, и было странно, что колония был такой молодой. Даже немного страшно подумать, что с ним будет, когда он станет полноправным государством. Он полон энергии, как любой молодой, но то, что ему всего больше века, тревожило русского. Он не должен быть таким взрослым; он ещё должен быть малышом. — А это кто? Иван вынырнул из глубин размышлений, видя, что их прогулка привела их в центр огромного сада, где установлен высохший фонтан, а в его середине стояла высокая статуя бывшего правителя. Он засмеялся и объяснил: — Это Иван Великий. Был первым человеком, объединившим мой народ. Я его очень уважал. — Вау, так он как Джордж, — прошептал Америка, запрыгивая в пустой фонтан и подходя к гранитной статуе, чтобы лучше разглядеть скульптурного человека. — Интересно, будет ли у меня такой же правитель? Протянув руку, он прикоснулся к статуе и поразился её возрасту. Иван мысленно вздрогнул и решил, что стоит его кое о чём предупредить. — Я бы не приближался так близко к этой скульптуре. Она довольно старая и готова в любой момент разва..! Россия бросился к нему, как только старое произведение искусства начало крошиться, как и предсказывали садоводы. Альфред просто стоял, не зная, что делать, и вместо того, чтобы спрыгнуть оттуда, оказался защищён высокой страной, что обернул одну руку вокруг его талии, а другую поднял и остановил обрушение статуи. — Развалиться, — закончил Брагинский, качая головой и осматривая мальчика, поражённого и испуганного его силой. Статуя была огромной, а он просто держал её одной рукой. — Извини, — буркнул юноша, и русский отпустил его, принявшись отряхивать колонию. — В отличие от твоих построек, мои намного старше, даже старше тебя, — уточнил Россия, отряхнув свои руки от грязи, собранной со статуи. Он пытался объяснить мальчику, что нельзя трогать, но глаза колонии были прикованы к статуе позади него, он собирался отвлечь его внимание хлопком ладоней, мальчик повторил за ним, отходя, и отклонил статую назад. Иван широко раскрыл глаза, смотря, как тот отступает от статуи, не считая её безопасной, и широко улыбается ему. — Мистер Иван Грозный всё ещё качался после того, как ты его толкнул, и он чуть не упал на тебя. Так что я отодвинул его туда, где, надеюсь, не упадет. По крайней мере, не в ближайшее время. Опять же, эта статуя огромная. Как такой маленький мальчик мог задеть её так, будто та сделана из бумаги? России потребовались года и столетия, чтобы укрепить свою силу, а этот юнец, казалось, наделён ею с рождения. Сила означала мощь, особенно военную, а этого не было в Америке. Все остальные страны в конечном итоге сломались от Брагинского. В своей гонке за признание в качестве высокой европейской державы он стал — осмелюсь сказать — слишком сильным. Из-за этого другие долго на него не смотрели, не хотели встречаться и общаться с ним в залах заседаний. Не хотели соревноваться с ним даже в простых спортивных играх. Таким образом, он стал затворником и искал альянсы только с помощью своей мощи— как это сделал Англия несколько лет назад. Но теперь здесь был этот мальчик, сдвинувший камень, как и он. Здесь был этот мальчик, стоящий рядом, удивлённый своей силой и не напуганный её присутствием. Генерал Мороз знал, что делал, выбирая Америку для него. «Он идеален, Генерал Мороз», — мысленно поблагодарил Россия, и тотчас холодный порыв воздуха пронесся мимо них, заставляя подростка съёжиться и укутаться в тёплое пальто. Русский же приветствовал нахлынувшую свежесть, которая дала знать, что Генерал блюдёт за всем. — Пойдём, Америка, вернёмся назад во дворец, — посоветовал он, предлагая свою руку и замечая, как мальчик дрожал, а стук его стучащих зубов становился всё громче. Он снова удивился, когда юноша взял его за руку. Ни одна другая страна не смела прикасаться к нему подобным образом на протяжении нескольких веков. Рискнув испытать что-то на нём, Иван сжал его ладонь мальчика крепче, чем любезно. На самом деле такая хватка переломала бы пару пальцев, но мальчик, казалось, подметил это, и поэтому защитил свои кости, создав давление, делая захват более крепким. Ничего не сломалось, никто ничего не сказал, и Брагинский вытащил юнца из безводного фонтана. Россия не хотел отпускать руку, но ослабил хватку, чтоб лишний раз не пугать ребёнка. Позже он и вовсе отпустил его и согласился, чтобы американец шёл рядом с ним. Осознание происходящего согревало душу, ведь он нашёл кого-то, кто так похож на него сердцем и силой. Это чувство только росло с их первой прогулки в саду. Теперь каждое утро они сидели бок о бок на назначенной скамейке и начинали свой день с одной, а то и с двух глав выбранной книги. После чего они молча гуляли по саду. Россия мог видеть, как радуется Америка, как много он знает о сельском хозяйстве — видимо, этот предмет больше всего интересует его. — Я думал, что ты похож на большинство благородных стран, — признался Альфред, глядя на маленькие почки на бесплодных ветвях кустов, окружающих сад. — Ты знаешь многое о торговле, власти, войнах и тому подобном. — И каждый по-прежнему пашет землю, — объяснил русский. — Даже если они не говорят, они знают это. — Скажи это Франции, — засмеялся паренёк. — Его всегда заботили только война да модная одежда. — Может быть, тогда тебе понравится общаться с Нидерландами, — сообщил Иван. — Он очень любит всякие сельскохозяйственные культуры. — Правда? — удивился американец. — Мне показалось, этот парень так погружён в разговоры о торговле, что я не видел ничего такого, что выдавало бы в нём фермера. Брагинский просто пожал плечами, глядя, как Америка касается каждого молодого жука, которого видел. В голову пришла мысль. Он догадывался, что некоторые государства уже видели его. Больше всего его беспокоил Франция, и, смотря на этого прекрасного мальчика, он понял, что даже этот растлитель не сможет сдержаться. — Америка, — заговорил Россия. Тот повернулся к нему. — Хм? — О чём ты разговаривал с другими странами во время визита к ним? Вдруг будто что-то щёлкнуло в голове мальчика, и он будто перешёл в официальный режим поведения, выпрямился и сказал: — В основном о моём признании. Я бы хотел оставить представителей у каждой страны, в надежде склонить их к моему делу. Мне надо посетить ещё Францию, Испанию, Нидерланды и Майсур. Это только начало. — А если я тебя не признаю, то что тогда? Америка некоторое время поразмышлял над его словами и грустно взглянул на него. — Мне придётся уехать. Извини, но я не могу тратить время, которое может быть использовано для моего признания в качестве страны. — Понятно, — протянул русский. — Ты понимаешь, что произойдёт, если я признаю тебя? Альфред кивнул, улыбнувшись. — Я буду на шаг ближе к государственности, а ты будешь помогать и поддерживать моих людей в Штатах. — Я могу ввязаться в войну, — пояснил Россия. — Знай, что моя императрица не хочет этого делать. Он увидел огорчённое лицо Америки, плечи довольно быстро опустились, а тело застыло. Затем он с любопытством посмотрел на него, открыл рот и спросил: — А ты хочешь мне помочь, Россия? Юноша обращался к нему как к человеку со своими взглядами и мыслями. Обычно его просили как страну, как и положено. Этому мальчику ещё многому нужно научиться. Иван улыбнулся, отрицая. — Нет, Америка. Не похоже, чтобы ты говорил со страной. Американец в замешательстве склонил голову в сторону и заметил, что Брагинский приблизился к нему. — Я — единое целое, не как ты, как Франция, как Испания, как другие. Мы не люди, и к нам не должны обращаться как к ним. Наши мысли — это мысли нашего лидера; наши решения — их решения. — Я не верю в это. Глупый мальчик. — Почему же, Америка? — полюбопытствовал Иван. — Потому что я хочу разорвать все связи с моим отц... с Британской Империей. Многие из моих людей не хотели этого, и поэтому они оставили меня обороняться самостоятельно, — вздохнул Америка. — Видишь ли, тогда это означает, что те, кто остался, создают твои мысли, это и есть намерения о независимости, — осведомил Россия. — Ты молод, буквально младенец по годам, и всё же ты не государство. Это займет время, чтобы понять, как работать самому, и иногда ты будешь хотеть быть таким же простым, как и люди, живущие на твоей земле. — Что ты имеешь ввиду? — подросток выгнул бровь. Русский всматривался в него, изучая, затем поднял руку и коснулся указательным пальцем высокой скулы Альфреда. Мальчик опешил, глаза наполнились смущением. — Что ты чувствуешь, когда я так прикасаюсь к тебе? — спросил Россия. — Я... Я не... Зачем ты это делаешь? — спросил юнец. Брагинский глядел на иную эмоцию, кроме растерянности, оседающей во взгляде ребёнка. Когда он надавил сильнее, проведя пальцем вниз по линии его челюсти, отчасти для проверки реакции, но главным образом потому, что хотел коснуться его так близко. Мальчик резко ударил его по руке. Он, возможно, ожидал этого, но точно не дрожащий страх, норовящий просочиться из глаз колонии. Вместо того, чтобы остановиться, Россия выпрямился и взял на себя роль этакого наставника, объясняя смысл перед колонией. — Государства могут разделять то же мышление, что и их народы, но то, как они взаимодействуют с другими государствами, отличается от нормальных человеческих отношений. Возможно, я нахожусь в той же комнате, что и мой враг; в конце концов мы вступим в бой. Скажем, я в толпе, и страна скрылась среди населения; я найду его, потому что нации излучают ауры как сильные, так и слабые. Скажем, я касаюсь страны, в которого влюблён, — он взглянул на Америку, который, похоже, испытывал трудности с таким объяснением концепции государств. — Они смогут определить, невинно ли моё прикосновение, дружелюбно, страстно или похотливо. Ты почувствовал что-нибудь в моём прикосновении, Америка? Альфред, кажется, вернулся на землю и покачал головой, выглядя довольно-таки нервным. Он ничего не сказал, просто продолжал стоять, обхватив руками края пальто. — Тебя когда-нибудь трогали другие? Америка с удивлением и непонимающими глазами уставился на него. Он выглядел немного оскорблённым, когда Россия спросил об этом, но это не имело значения, вопрос того не дрогнул под напряжённым взглядом юноши. Он молчал, а Иван продолжал настаивать на его ответе. — Ты не запятнан, Америка? Снова подросток промолчал, и вместо того, чтобы понять, в чём дело, и достоять до конца, развернулся и умчался, окончательно расстроенный. Страхи начали зарождаться в груди России. Остальные прикасались к нему? Он больше думал о Франции. Эта мысль расстроила его, и он проклял Генерала. «Нет, он должен быть только моим. Это я тот, кто запятнает его своей любовью. Остальные не должны касаться его. Если это так, Генерал, тебе лучше покаяться!» — поклялся Брагинский и ринулся за колонией. Русский догнал мальчика, хотя паренёк бежал весьма быстро. Младший вошёл во дворец, не позволяя слугам отряхнуть его, и выхватил из их рук плащ и шарф. В тот момент Америка пересёк главный зал и пронёсся к другой стене, скрываясь за колонной. В его взгляде копошился страх. С любопытством и непониманием Иван медленно приблизился к нему, и вдруг что-то привлекло внимание справа. Повернувшись, он заметил, как его слуги приветствовали страну — страну, которая была никем иным, как самим Англией. — Англия, какой приятный сюрприз, что ты здесь, — заулыбался Россия, приветствуя и теперь понимая, почему Альфред так быстро удрал именно в следующий коридор. — Извини, что пришел без предупреждения, — выгораживался Кёркленд, снимая шляпу. — Я просто был неподалеку и подумал, зайду посмотреть, как ты течёшь в своём русле. — Рад, что ты нашёл время позаботиться о моём благосостоянии, — с улыбкой произнёс Брагинский, честно не скрывая истинных чувств к империи. — Просто взгляни на себя. Ты, должно быть, не очень хорошо справляешься. Мешки под глазами, тусклый оттенок радужки глаз, опущенные плечи; всё, казалось, указывало на его всем известную борьбу с колонией из нынешних сплетен, всё шло не так гладко, как хотелось Британской империи. Уже шесть лет прошло с того незначительного восстания и до каких масштабов оно разрослось. Россия ухмыльнулся. Трудно, не так ли? Сражаться в одиночку. — Ну, такова жизнь, старина, — пробурчал Артур. Русский приметил, что даже его голос был вялым и мягким — в общем, усталым. Наступило короткое молчание, вскоре он вновь выдавил улыбку. — Что ж, мы поздоровались, я в порядке, ты нет. Можешь уходить прямо сейчас. Брагинский отстранился и махнул рукой, давая знак слугам, чтобы те вывели англичанина обратно на улицу. Его не волновала вежливость в тот момент. Не волновал сам Англия, особенно после того, как он плохо обращался со своей молодой колонией. — П-подожди, Россия! — возмутился британец. Россия обернулся на зов, выглядя совершенно незаинтересованным и слегка раздражённым, но думал, что всё равно продолжит потакать и смотреть на то, что скажет жалкая страна — зная, какой долгий путь тот преодолел. Кёркленд уткнул взгляд вниз, а затем перевёл его на Ивана. Раньше эта страна смотрел на всех свысока, независимо от их положения, теперь он вспоминал своё бывшее место, как маленькая личинка, в которую превратился. — На войне не всё хорошо, — тяжело вздохнув, подтвердил Артур. — Сначала мне удалось договориться с ним, но потом он... он... он ездит за границу и блудит с другими, соблазняя их присоединиться к войне. Русский видел, как дрожали его, Англии, кулаки в перчатках, а оскаленные зубы скрежетали, как его лицо слегка покраснело. Он зол. Очень зол на Америку. Либо он попросит помощи у других, либо другие пойдут против него. Тряхнув головой, Иван скрестил на груди руки. — Это не моя проблема, Британия. Он твой — ну, ненадолго, если война продолжит идти в его пользу. — Чего ты хочешь, Россия?! — рявкнул англичанин, его тусклые глаза уже искрились отчаянием. — Хочешь кусок моей империи? Отлично! Можешь забирать себе Менорку. На этот раз я не прошу твою проклятую армию. Просто хочу, чтобы кто-то был на моей стороне. Мне нужно, чтобы кто-то помог мне убедить других держаться подальше от этого, чтобы я справился с этим в одиночку и оставил восстание моей колонии мне. — Ничего, кроме сплетен и слухов, не долетающих до моих ушей, — отрезал Россия. — Не знаю, почему Тринадцать колоний так взбунтовались из-за тебя. Но даже если так, это твоя вина. Будь то отсутствие родительского присутствия или акт навязчивой чрезмерной защиты, ты заставил его уйти и оказаться в объятиях других. Почему это не имеет значения? Почему ты не можешь поселиться там, где тебя хотят видеть? — Потому что он первый, кто выжил! — зарычал Англия, после глубоко вдохнул, чтоб успокоиться, поскольку в самый неподходящий момент проявились его эмоциональные вспышки, что не нужно было освещать публично, особенно перед страной, которого он пытался сделать союзником, но всегда оскорблял его. В этот раз русский решил не делать никаких риторических замечаний. Несправедливо, не для Англии. Он помнил это; это была нелегкая колонизация, и, видимо, один из худших случаев для него. Его первый ребёнок умер совсем маленьким, но двадцать три года спустя, когда он пытался обнаружить другого, отыскал Альфреда. Иван быстро взглянул влево, откуда за ним наблюдал Америка. Он задался вопросом: почему просто не прошёл мимо, находя мальчика таким затравленным? Неужели он так боялся своего родителя? Если бы он только мог видеть состояние Британии, тогда бы понял, что побеждает, разбивает империю. Это настоящий подвиг для колонии. — Он быстро растёт, Англия, — заговорил Россия после тишины. Кёркленд посмотрел на него и кивнул. — Знаю, — британец грустно улыбнулся. — Но он ещё очень мал. — Значит, это судьба, — предположил Брагинский. — Даже норвежцам пришлось отпустить свои колонии. Внезапно он заметил быструю смену настроения Артура просто из-за упоминания страны. — Хорошо, но я не Норвегия, — выплюнул он, этот высокомерный ублюдок вернулся в полную силу, выпрямился и сузил глаза. — Война ещё не закончилась, и если мне придётся бороться изо всех сил за него, чтобы доказать ему, насколько важен он для меня, я это сделаю. — За него или его ресурсы? — спросил Россия с хитрой ухмылкой. — Ты, по-видимому, забываешь, что у колонии есть персонификация. Он не просто территория, отмеченная на карте. — По-видимому, ты больше склонен к нему, — нахмурился англичанин. — Неужели я потерял своего единственного союзника из-за этого жалкого восстания? — Я никогда не был твоим союзником, Англия, — заключил Иван. — Ты не дружественная страна. Ты ненадёжен. Кёркленд огрызнулся, а русский прожигал его осуждающим взглядом. — Я так мало от тебя прошу! — кашлянул Англия. — Это ты здесь один ненадежный! Если ты не со мной, то ты мой враг. Он развернулся на каблуках и поспешил удалиться. — Ещё посмотрим, кому понадобится моя торговля после потери колонии, — добавил Брагинский, наслаждалась тем, как напрягаются плечи Артура. Это правда, если бы он потерял Америку, ему пришлось бы торговать с ним вне зависимости союзник или нет. Радостно улыбаясь, он наблюдал, как Англия в гневе выбежал на улицу, хлопнув дверью перед слугами раньше, чем те попытались ему открыть. — Эх, придётся рассказать об этом Екатерине. Она так любит посплетничать, — пробормотал Россия и повернуться к Альфреду, замечая, что мальчик опустился на пол. На лице мелькнуло беспокойство. Он подошёл к колонии и спросил: — Америка? Но мальчик не хотел на него смотреть. — Я знал, что он ненавидит меня, — пролепетал Америка, играя со своими чулками. — Отношения между странами никогда не могут быть вечными, — пояснил Иван. Американец вздохнул и прислонился лбом к своим коленям. — Он просто... Я сделал это, потому что... потому что он не слушал. Потому что я хотел, чтобы он знал, как сильно я его ненавижу. — Ты ещё так молод. Ты пока не знаешь жёстких цепей ненависти. Лучше всего забыть это слово полностью, — посоветовал Брагинский, стоя перед ним, как образец для подражания, с которого младший должен брать пример. Когда юноша смотрел на него, Россия мог узреть его яркие голубые глаза, но будто пострадавшие от битв и замученные веками. Он не знал, почему у него такой взгляд и как он появился, но в его сапфирах была определённая ненависть. Мальчик не лгал о чувстве ненависти. Ему знакомо это. Чувствуя необходимость встать на колени, русский делает это, а затем наклоняется ближе к колонии. Америка не отстранился на этот раз. Он просто смотрел на него, словно какая-то сила заставляла стоять лицом к лицу. Он любопытный ребёнок, и Иван чувствовал, что если бы он получил его тогда и там, то мог бы превратить в мощного союзника — то, что Англия мог бы использовать. Его потеря, выгода России. — Какие ужасы ты видел, что можешь так смотреть на меня? — приглушённо спросил Брагинский, глаза давили на мальчика, пытаясь подтолкнуть его к подчинению, но в глазах Америки пылал синий огонь, и он почти казался в каком-то трансе. Он держался молодцом. — Я выиграю, Россия, — поклялся подросток, и не будь Россия таким реалистом, тогда он бы понадеялся на будущее в ожидании победы, но пока он видел, что происходит в реальном времени, и придерживался своего собственного мнения. — Выиграю. Русский откинулся на спину. Америка же сжался и встал, оставив его. Его путь был полон решимости, и Иван любил его ещё больше за его дух. «Вот так, продолжай бороться, Америка», — подумал Россия. «Как только освободишься, ты сможешь вернуться в мои объятия.» ______________________________________________________________________________________ Исторические заметки: Императрица Екатерина Вторая Великая никогда официально не вставала ни на одну из сторон, отчасти потому, что не хотела ввязываться в войну. Но её желание торговать с американцами предполагает, что она выступает за победу американцев в войне за независимость с Великобританией. Америка, говоря о том, что некоторые из его людей не хотят сражаться против британцев и просто скрываются, имел в виду лоялистов: американский народ, поддерживающий короля (такие себе Тори американского населения). Таким образом, большинство из них либо ушли с англичанами, либо просто переехали в Канаду, оставаясь лоялистами. Также, Россия говорит Америке о Иване Великом, то есть Иване Грозном, да, это перефразированный каламбур, зная, что многие люди не видят его таким «великим». Теперь Англия действительно предприняла третью попытку дружбы с Россией в 1781 году. На этот раз они даже не просили военной поддержки. Просто предложили им часть своей империи — остров Менорка. Всё, что они хотели, чтобы Россия убедила другие страны держаться подальше от борьбы, так как Англия вооружена. Россия отказалась от взяточничества, и от того, что они сделали дальше, было довольно смешно, но не так смешно со стороны Британской империи. В заключение, но не в последнюю очередь, Когда упоминалось, что Англия потеряла «ребёнка», это ссылка на колонию Роанок в Северной Каролине, также известную как «Потерянная колония». Она была основана в конце 1500-х годов, но затем потеряна некоторое время спустя. Никто не знает, что с ней стало, за исключением того, что все люди исчезли. Всё ещё неразгаданная тайна, и в этой истории Роанок — самый первый ребёнок Англии, который умер (или таинственно исчез, как пожелаете).