Санкт-Петербург, Российская империя. Январь 1861
Россия ненавидел слухи. Он считал их совершенно бесполезными, потому что те никогда не были истинными. Особенно он ненавидел правдивые слухи, упоминающие о тёмных делах, которые должен сделать он или же его союзники. Ивану вспомнился слух, бродящий по дворянским партиям в начале века: поговаривали, будто Англия планировал вернуть свою колонию. Разумеется, это была ложь, ведь это только вопрос торговли и договоров. Он убедился, что у Британской империи не было никаких мыслей проворачивать подобное. Не меньшую озабоченность вызвал новый слух, о котором нынче знал весь двор. Речь шла об Америке. Хоть и маленький, услышанный, возможно, только двумя людьми, — слух о гражданской войне. Гражданская война? Так рано? Невозможно. Или что это? Брагинский отправил молодой стране письмо, которое по-прежнему оставалось не отвеченным. Прошли годы с тех пор, как они виделись в последний раз. Тревога России беспокоила его сестёр. — Ваня, прошу, поешь. Ты уже два дня ничего не ел, — умоляла Украина, сидя с братом и сестрой за завтраком, пытаясь насладиться компанией друг друга. Россия просто воткнул нож в поднесенную ему выпечку. Он не настроен потакать таким мелочам, как голод; в конце концов, ему не нужно было есть так часто: люди насыщают его. Он страна, и мог обходиться без питания месяцами и годами, если потребуется. Он не слышал ничего от Америки в течение многих лет, и всего несколько дней назад его изношенное старое письмо вернулось с нетронутой печатью. Юноша даже не коснулся его, не прочитал его пометки, объясняющих его потребность знать, всё ли с ним в порядке. Пока Украина со смятением смотрела на него, беспокоясь о здоровье брата, Беларусь, младшая сестра России, выглядя довольно раздражённой, резко ударила по столу серебряной вилкой. — Это из-за того мальчишки, с которым я тебя постоянно вижу? — снисходительно гаркнула она, сжимая кулаки. Иван закатил глаза и скорее раздражился, нежели испугался поведения своей чересчур одержимой сестрёнки. Сощурив глаза, он посмотрел на неё и настоял на своём. — Он очень близкий друг, Наталья. Разумеется, я буду беспокоиться о его состоянии, — заявил империя. Настроение ещё больше испортилось от безразличных слов сестры, и он поднялся, игнорируя ядовитый взгляд девушки. — Может быть, малыш Альфред не испытывает к тебе такой симпатии, как ты к нему, — сквозь зубы протянула она. — Откуда ты знаешь его имя? Россия никогда не говорил сёстрам о человеческом имени мальчика. Им не обязательно его знать. Они не заслуживали этого. — Слышу, как оно срывается с твоих уст, пока ты стонешь во сне, — очевидно, она и не стыдилась того факта, что наблюдала за братом ночью. — Или ты не спал? Хитрая улыбка девушки пугала. Брагинский почувствовал, как внутри закипает кровь. Обычно его смущала осведомлённость сестры о его ночных фантазиях, но на этот раз он разозлился. Он почувствовал, как гнев начал шевелиться в нём. Чтобы выплеснуть нарастающие эмоции, Россия схватил круглый стол и перевернул его. — Как ты смеешь заходить в моё крыло, проникать в мои покои и смотреть, как я сплю! — прокричал Иван, пытаясь запугать сестру, но та держалась удивительно, скрестив руки на груди, нахмурившись и гордо вздёрнув подбородок. Зато ему удалось напугать старшую, Украину, которая теперь дрожала всем телом. Беларусь оставалась непоколебимой. — Потому что я сделаю всё возможное, чтобы избежать конкуренции, почувствовав угрозу. Россия даже не понял, как поднял руку, чтобы ударить сестру, пока Украина не вскочила с кресла и не закричала: — Иван, не надо! Возвратившись в реальность, русский с удивлением взглянул на свою поднятую над головой руку, будто не понимая, как дошёл до такого. Быстро опустив её, он стыдливо уткнул взгляд вниз и виновато посмотрел на поражённых сестёр. — Ты собирался ударить меня? — недоумевала Беларусь и снова рассердилась, заставляя пальцы Брагинского дёрнуться, норовясь повторить. — Ты? Девушка вскочила со стула и прижалась к брату так, словно стараясь заставить его сказать то, чего он и сам не знал. — Ответь мне! — потребовала Беларусь, игнорируя старшую сестру, умоляющую остановиться и больше не пытаться докричаться до брата. Чтобы избежать очередного инцидента, Россия быстро ушёл. Он слышал, как Беларусь хотела последовать за ним, выкрикивая всякие жалобы, и знал, что Украина задержит её. Он не хотел, чтобы его огорчение вылилось таким образом. Его не заботило, что данный инцидент прервал привычный приём пищи, но то, что он стал более раздражительным, заставляло его беспокоиться. Позже Иван извинился перед сёстрами за свой невежливый уход, но теперь нужно было побыть одному. После того, как письмо вернулось, он просто обязан был спросить у других стран, слышали ли они что-нибудь. Особенно что-то могли знать страны, ведущие с Америкой активную торговлю. Возможно, кто-то посчитает его слишком странным или даже одержимым, что может плохо сказаться на его социализации. А вдруг те поймут его нездоровое желание и надобность в юноше? Никто больше не заговорит с ним, и никто больше не явится на его вечера. Общение с другими странами всегда скрашивало одиночество, а изоляция — последнее, чего хотел Россия. Однажды услышанный слух больше не всплывал после разговора с Россией, и, насколько он узнал, Альфред ещё не связывался с кем-либо напрямую.Кёнигсберг, провинция Пруссии. Февраль 1861
— Нет, мы ничего от него не слышали. Он не посещал нас уже несколько десятилетий. Россия сощурился и растянул губы в полуулыбке, смотря вниз на младшего брата Пруссии, стоящего перед ним. Он значительно вырос с тех пор, как в последний раз Брагинский видел его на маскараде. Замечая его подтянутое телосложение и стройную мускулатуру, империя задался вопросом, станет ли этот маленький ребёнок автономным в ближайшее время, как его братья. Или, что ещё хуже, полноценной страной. — Я не с тобой говорил, отродье, — натянуто улыбнувшись, заявил русский, хотя улыбка не сильно скрывала угрозу, которая явно была слышна в его голосе. — Отойди в сторону, Запад, — приказал Пруссия, сидя на мягком стуле рядом с белокурым мальчиком. Тот, казалось, не хотел отступать, показывая России свои амбиции, но, по крайней мере, он послушал своего брата и вышел из поля зрения Гилберта и славянской страны. — Дa, мы ничего от него не слышали. Признаю, я начинаю беспокоиться, особенно после этого слуха. — Какого слуха? Россия решил проверить, говорят ли немцы о том же, о чём и русские. Он, конечно, и не надеялся на то, что Байльшмидт собирается рассказать ему что-то другое. Пруссак хотел было ответить, но замер, заставляя ожидающего Ивана почти свалиться с обрыва разочарования. Альбинос повернулся к своему брату, который тоже ждал ответа. Внезапно Гилберт указал на дверь и попросил, а точнее сказать, потребовал: — Людвиг, не мог бы ты покинуть комнату? — Почему? — возмутился младший. Голубые глаза посмотрели на Россию, и Иван приметил, что на долю секунды уловил в них некую ненависть. Оба повернулись к Пруссии. — Что-то не так? — Это политический разговор. Я знаю, ты ненавидишь слушать это. — Нет, ты хочешь сказать ему… — Людвиг, прошу, делай, что говорят, — настаивал он, тон стал жёстче, а взгляд напряжённее. Опять неохотно, но он послушался. Россия улыбнулся тяжело вздохнувшему немцу. — Какой послушный, — похвалил Брагинский, мысленно радуясь, что младшего немца больше нет в его присутствии. — Дa, он хороший. Просто я не хотел, чтобы он услышал и неправильно всё понял. Ты знаешь, что Альфред ему нравится? Когда он приезжает, они играют вместе всё время, и Людвиг очень огорчается, провожая его. Хех, он даже намеревался ухаживать за ним, но я сказал, что он не может этого делать, пока не станет страной, как сам Альфред. Но это справедливо. Он расстроился, но по-прежнему стремится к этой цели. Я горжусь им. «Так ли это?» — подумал империя. «Что ж, Альфред, похоже, кто-то твоего возраста уже интересовался тобой. Тебе придётся объяснить мне, почему ты отказался». — Да, как смешно, — на удивление Ивану удалось сказать, не огрызаясь. Теперь Пруссии стоит поскорее рассказать о своих слухах, иначе он был в трёх секундах от того, чтобы отправиться туда, где был этот маленький немец, и придушить его до смерти. Это ж сколько наглости нужно иметь, чтобы просить руки Альфреда?! Пруссия сел вертикально и сплёл пальцы на коленях. — В моих дворах так много слухов, что я выбрасываю их чаще, чем дерьмо, но когда кто-то говорит конкретно об этом предмете, он, как правило, привлекает уши каждой страны, а слухи заседают в их коварных умах. — Что это? — насторожился русский. На его лице сияло чистое беспокойство, но больше всего раздражала задержка с ответом. Россия кое-как сдерживался, дабы не врезать немцу, заставив того рассказать услышанный слух. — Ходят слухи о гражданской войне в Америке. Сердце России упало куда-то в желудок. Холодный пот, появившийся на лбу, не позволял нормально дышать. — Гражданская война? — широко раскрыв глаза, выдавил он. Опасения подтвердились, но он должен показать удивление Пруссии. Тому всегда нравилось узнавать обо всём самым первым, поэтому Брагинский иногда позволял ему проявить свою частицу гордыни. — Дa, не знаю, насколько это правда, но я слышал именно это, — покачал головой Байльшмидт. — Ты слышал что-нибудь у себя? — Нет. Впервые слышу, — солгал империя. — Что ж, благодарю, что рассказал мне. Я спрошу остальных по этому поводу. — Расскажешь мне потом. Гилберт обеспокоен, Россия понимал это и знал, что тот не достоин заботы с его стороны. Что произошло, что Америка ввязался в гражданскую войну? Он не думал, что немец мог что-либо сделать для этого, и поэтому больше ничего не сказал ему. По крайней мере до поры, когда узнает больше информации об этом деле. Иван попрощался с немцем, развернулся и ушёл. Выйдя за дверь, он чуть не столкнулся с младшим братом Пруссии. Он подслушивал разговор. Юнец посмотрел на него и попятился назад. Не извиняясь за слежку, он обошёл Россию и направился в комнату, где остался его брат. Мальчик кричал на брата на их языке. Русский знал немецкий достаточно хорошо и понял, что малыш ныл, якобы Пруссия не рассказал ему о слухах и возможной нестабильности в доме Америки. Звук беспокойства в его тоне расстроил Россию, особенно после того, как он узнал о его предложении Альфреду, но Людвиг ведь просто ребёнок, который и предположить не мог что-то о конкуренции. Россия решил до поры не обращать на него внимание. Он продолжал спрашивать других стран о слухах и всём, что с ними связано. К своему ужасу он обнаружил, что слухи подтвердил и сам Англия.Лондон, Англия. Февраль 1861
Россия шокировано ахнул от новостей. Он действительно был поражён ситуацией, но ещё больше его поразило отсутствие беспокойства у Артура. Страна просто сидел, пил чай и листал документы об отношении его торговли и развития его младших сыновей. — Как ты можешь быть таким спокойным? — у Брагинского тряслись руки, он старался контролировать их тревожную дрожь, чтобы Кёркленд ненароком не заметил этого — хотя и не похоже, чтобы тот обращал на него внимание. — Ты ведь знаешь, какой ужасной может быть гражданская война! — Не имеет значения. Это не моя проблема, — отрезал британец, лениво потягивая чай. — Я обеспечил свою торговлю нейтралитетом. Он не собирается вовлекать в это никого другого. Это его собственная проблема. — Он твой сын! Англия помрачнел. Он посмотрел на него пристальными зелёными глазами, тихо поставил чашку, а пергаменты положил на колени и скрестил ноги, поддаваясь вперед, слегка опираясь подбородком на костяшки пальцев. И, натянув улыбку, сказал: — Разве я не потерял все права на этот титул? Не ты ли, он и остальные запретили мне называть его так? Да? Тогда перестань тыкать пальцем. Я больше не могу его защищать. Это зависит от него, даже если это против него же самого. Британия откинулся на спинку стула, взял листок бумаги и снова стал пить чай. Иван больше не мог с ним разговаривать. Его просто не заботили такие причины, как предательство. Поэтому он покинул его, обдумывая, что будет делать дома.Санкт-Петербург, Российская империя. Март 1861
— Тебе нужно успокоиться, Россия, — поднял руку Александр Второй, тем самым желая остановить расхаживание империи перед своим троном. — Твои чувства к стране часто могут вводить тебя в заблуждение. Надо подумать о том, что нужно сделать, а что можно оставить на потом. — Мне нужно защитить его, вот что нужно сделать, — поспешно ответил Иван. Император посмотрел на него и нахмурился, обдумывая варианты. Брагинский, по правде говоря, не в силах ничего сделать, чтобы переубедить своего правителя, но существовали разные способы убеждения. К примеру, он мог призвать Генерала Мороза… — Я знаю о желании твоего сердца, Россия, но для меня, чтобы помочь Соединённым Штатам Америки, нужна причина, не связанная с твоими чувствами к нему, — объяснил Александр. — Будет ли это проблемой с торговлей, конфликтным разногласием по договорным или территориальным вопросами? Что бы ты ни решил, я поддержу. Империя мог выбрать любую из них, но хотел вложить долю правды в свои намерения помочь мальчику. Император прав: он не должен просто убежать и бросить свой народ под предлогом тесной привязанности, хотя большинство русских людей уже знали о его чувствах к американской стране. Народ заслуживал большего. — После разговора с другими государствами я услышал признаки возможной угрозы Соединённым Штатам Америки. Англия выступает за раскол, хоть и официально не заявляет. Франция может перехватывать беззащитные грузовые корабли Америки, так как его военные корабли задействованы в боях. Я не знаю, что сделает Османская империя, когда узнает. И Испания… Я не хочу, чтобы кто-то вмешивался. Знаю, что не должен вмешиваться в его конфликты, но я хочу убедиться, что никто не воспользуется ситуацией с целью навредить ему. Пожалуйста, позволь мне отправиться к нему. Мужчина прекрасно понимал, Россия увидел это в его глазах. Поэтому никто не помешал ему уйти с скоплением кораблей и отправиться в западные земли без предварительного уведомления их правительства. Это не обязательно. Брагинский был уверен, что они слишком заняты конфликтами и не станут возражать против иностранных дружественных кораблей на их водной территории.Вашингтон, США. Ноябрь 1861
Имперские корабли наконец причалили, и Россия первым прошёл по трапу. Американский народ, казалось, удивился, завидев заокеанских гостей, и, глядя на их лица, можно было увидеть усталость. — Где ваш губернатор? — Иван опросил моряков и торговцев, но долго искать не пришлось. Пожилой мужчина с данным титулом подбежал к нему и с широко раскрытыми глазами спросил: — Российская империя? Почему Вы удостоили нас столь неожиданным сюрпризом? Указывая на корабли и капитана, который путешествовал с ним, Брагинский ответил: — Я слышал о беспорядках на этой земле, как и бóльшая часть Европы. И пришёл предложить военно-морскую поддержку, чтобы убедиться, что другие не попытаются сыграть в нечестную игру. — Вы? — губернатор выглядел удивленный, но на его лице сразу появилась яркая благодарная улыбка. — Да благословит Вас Господь! В последнее время нам бы не помешало почувствовать себя в безопасности. — Где он? — быстро спросил русский. Мужчина нахмурился, опустил глаза и посмотрел в сторону. — Он здесь, следуйте за мной. Не говоря ни слова, американцы привели его туда, где находился их страна. Россия обратил свой взор на юношу, и его сердце чуть не разбилось при виде этого. Он лежал в позе эмбриона. Его руки были обернуты вокруг золотых волос, и, казалось, будто они пытались вырвать клочки прядей. Глаза расширены, ни на чем не зацикленный пристальный взгляд. Губы шевелились, бормоча бессвязные слова, а конечности ритмично дрожали. Он сломан. — Альфред, — прошептал империя, подходя ближе. Он едва обращал внимание на людей, которые оставили его в одиночестве. А они, кажется, не возражали, чтобы иностранец приближался к их обезумевшей стране. Американцы знали, что они не враги, и доверяли ему достаточно, чтобы оставить империю наедине с хрупким подростком. Прикоснувшись к его дрожащим плечам, Россия потянул его, желая увидеть лицо. Голубые глаза не реагировали, а ладони, казалось, всё крепче сжимали голову. Россия опасался, что мощные руки вот-вот раздавят череп. Итак, первая задача — убрать эти руки, но Америка был силён. — Отпусти, — Иван попытался уговорить, но было трудно оттянуть конечности от опасного действия. Его голос был не требующим или угрожающим, а оставался спокойным, потому что знал, что это поможет. Он хотел вернуть юношу к жизни. — Отпусти, — повторил и медленно оттащил руки, прижимая их к бокам. На мгновение он подумал, что тряска прекратилась, что, возможно, Альфред посмотрит на него, но нет. Вместо этого он затрясся лишь сильнее, отстраняясь от Брагинского. Он отшатнулся, хватаясь за голову и плача. — Больно! — вскрикнул Америка, складываясь пополам и широко раскрывая рот от боли. — Ах! Очень больно! Иван подошёл к нему и обнял, словно оберегая. Он касался, держал его так близко. Подросток сильно дрожал и колотил его по груди, требуя, чтобы его отпустили. Русский просто держал и вскоре начал оседать, утягивая с собой Америку. — Тише, тише, — шептал он, гладя светлые волосы и крепко прижимая к себе, чтобы он не вырвался. — Позволь мне защитить тебя. Позволь мне. Но Америка продолжал рыдать от боли. Больно даже слышать эти звуки. Империя привык к смеху и приятному голосу молодого страны, а не к этим ужасающим и мучительным воплям агонии. Но ничего не поделаешь, особенно в таком состоянии. Россия обнял его и попытался дать мальчику почувствовать свою заботу, понять, что он здесь, чтобы помочь. В течении нескольких месяцев Альфред дрожал в его объятиях, и пусть Иван и мечтал об этом раньше, сейчас ему очень не нравилась эта ситуация. Видя, как его возлюбленного будто разрывало на куски, он спросил себя: а было ли хорошей идеей приплыть и увидеть его таким? До сих пор ни одно другое государство не вмешивалось, что не могло не радовать. Брагинский улыбнулся, посмотрел на американца и погладил его волосы. — Никто тебе не навредит. Уж я позабочусь об этом, Альфред. США всё ещё дрожал, но не так, как месяцами ранее. Россия удивился, что его люди не пришли и не забрали его, так как он был заперт в этой изолированной комнате с Америкой с момента прибытия в дом мальчика. Прошла ли уже зима, растаял ли снег и начали ли распускаться почки? Он знал, как сильно юноша любит весну. Возможно, ещё слишком рано для подсолнухов. Иван улыбнулся, его пальцы скользнули по мягкой щеке и коснулись холодной оправы линз очков. Он моргнул и усмехнулся про себя из-за собственной глупости, не замечая этого раньше. Очки. Америка носил очки. — Так ново, — задумчиво произнёс Брагинский, провёл кончиками пальцев по заушнику, обвивая ухо юнца, дотронулся до челюсти и поднял подбородок вверх, чтобы получше рассмотреть линзы. Русский не уверен, нравятся ли они ему. С одной стороны, они закрывали и без того безупречное лицо Америки; с другой, это создавало иллюзию взросления. Он напоминал ему Австрию, и это был явно не тот человек, о котором он грезил. Россия задумался об их снятии, так как те мешали рассматривать и ласкать лицо мальчика, но решил этого не делать. — Ты стал очень большим, Альфред, — он обнял его за талию, прижимая его грудь к своей, дабы почувствовать биение его сердца. На секунду — будто детская шалость. — Я рад, что ты всё ещё растёшь. Знаешь… другим это не нравится, особенно Англии. Они хотят, чтобы ты остановился. Но меня это не волнует. Продолжай расти, продолжай тянуться к облакам, и когда тебе удастся достичь небес, пожалуйста, попроси Святого Петра позволить мне быть всегда с тобой. Я так боюсь, что они никогда не пустят меня в такое место. После всего плохого, что я сделал. Ты был прав, так что, пожалуйста, ты должен пройти через это. Прошу. Гражданские войны могут многое сотворить со странами. Во-первых, они могут полностью реформировать их; разорвать на части или сделать так, будто они никогда и не существовали на свете. Во-вторых, могут превратить их в первоначальную сущность, утерянную в истории. И наконец, могут закончиться, после чего страна восстановится, но не без серьезных психических травм. От этого всегда труднее всего излечиться. Россия наклонил голову и поцеловал подростка в макушку. Он протянул это мгновение и прошептал: — Борись, Альфред. Возвращайся ко мне. С губ Америки вырвался крик боли, и Иван прикусил нижнюю губу. Он притянул дрожащую голову к своей шее, укачивая его, и закрыл глаза. В голове мелькнула мысль, что он сейчас заплачет. Конечно, это невозможно, потому что его слёзы уже давно были выплаканы в детстве, пропитанные ужасом и кровью. Но он подумал… — Как я буду любить тебя, если ты перестанешь быть собой? Руки тряслись даже у России, и вдруг он почувствовал пробежавший по нему холод. Генерал Мороз. В комнате, где держали Америку, не было окон, только маленький фонарик, часто заменяемый слугами. Не ясно, парил ли призрак снаружи, но этот ублюдок как-то приближался. «Если ты заберёшь его у меня, клянусь, я никогда тебя не прощу!» — внутренне пообещал ему Брагинский, руки сжались вокруг американца. Ему всё равно, что Генерал защищал его земли и людей в течение последних тысяч лет, он повернется спиной к духу, если исчезнет Альфред. Ему обещали, что он не позволит богу делать этого после всего, чем пожертвовал Россия именно ради Америки. Конечно, империя знал, что тратит своё время. Когда послышался стук в дверь, и раздался голос капитана, слышимый через дубовую дверь, русский понял, что пора уходить. Он страна, и не мог надолго покидать своих людей, но не хотел выпускать юношу из объятий. — Да, — ответил Иван и посмотрел на страну. Тот ещё дрожал, но спал. Брагинский улыбнулся, погладил его чёлку, наклонился и поцеловал в лоб. — Лучше всего проспать это, Альфред. Болеть будет меньше. И поэтому, неохотно, Россия отпустил его. По пути он приказал слугам укрыть юнца и не беспокоить его сон. Он смотрел вслед на протяжении всего пути домой, и его не волновали перешёптывания матросов о его ревнивой привязанности к молодой стране. По возвращении он поклялся своему императору, что вскоре вернётся на западные земли. По его словам, Россия всегда был хорошим.Вашингтон, США. Сентябрь 1863
Дверь открылась, Россия нахмурился. Юноша выглядел хуже с момента его последнего визита. Взлохмаченные волосы, красные глаза, под ними начали появляться мешки. Одежда почти полностью разорвана; несомненно, им самим. Даже кончики пальцев были окровавлены, исполосованы царапинами о деревянные полы. Обеспокоенно вздёрнув брови, Иван подошёл к бывшей колонии. Опустился на колени, взял брошенное одеяло и обернул его вокруг дрожащего тела блондина. В тот момент, когда он прикоснулся к нему, Америка ударил его — оттолкнул локтем и заехал бы им в нос, если бы тот не отодвинул голову в сторону. Он крепко схватил его запястье и убрал её за спину Альфреда, останавливая. — Спокойно, — Брагинский наклонился и обернул одеяло вокруг истерзанной страны. — Я обещал тебе, что вернусь, не так ли? Я здесь. Он прижал его к себе, чувствуя, как дрожат его конечности. Всё намного хуже, чем раньше, голубые глаза Америки погрязли в мраке ужаса. Всё, что юноша видел, всё, что он сделал, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Россия продолжал молиться, чтобы Альфред выкарабкался из этого целым и невредимым, чтобы эта суматоха погасла внутри него. Русский опешил. Вид и ощущение этих слёз… — Альфред? — он скользнул кончиками пальцев под линзами очков и прикоснулся к тёплым ручейкам. Те продолжали течь из глаз Америки… — О, Альфред. Подросток кричал в агонии, а эти слёзы… Империя слышал ужасную боль в его воплях. Он схватил мальчика и прижал к себе. Рыдания, всхлипывание: это было так мучительно, что сердце России билось о его грудь, пытаясь вырваться на свободу и утешить своего возлюбленного. Но как? — Ты должен бороться, ты должен быть сильным. Ты должен вернуться ко мне, — шептал на ему ухо Иван. Вдруг дрожь стала невыносимой, Америка резко вырвался и оттолкнул империю. Юноша рыдал, размахивал руками и нарочно сбросил очки. Те сильно ударились о пол — послышался треск. Он снова и снова бился головой о пол, разбивая лоб, будто стараясь потерять сознание. — Прекрати, Альфред! — Россия ринулся к разбитой стране и взял его за руки, притянув к груди. — Зачем ты вредишь себе?! Когда-то Брагинский поклялся, что если кто-то осквернит образ Америки, если кто-то прикоснётся к нему, если испортит его драгоценную кожу, тому он объявит войну. Он убьёт тех, кто это сделал. Но как он мог уничтожить того, кто сделал бы такое с самым дорогим ему человеком, когда это был он же? Это больно, потому что Иван не знал, что делать. Больно, потому что он мучился от понимания, что мог лишь смотреть. Но его никто не заставлял это делать. Как и остальные страны, он мог объявить себя нейтралитетом и держаться подальше. Мог, действительно мог, но не хотел. Он хотел быть рядом с Альфредом, когда все от него отвернулись. Он хотел быть его единственным. Хотел, чтобы он увидел его рядом. Но Америка настолько ослеплён болью, что не мог даже почувствовать объятия. Он не мог видеть свои корабли. Не мог видеть, как Россия волновался за него! Почувствовав холод от полов, русский поднял американца и взял на руки. Развернувшись, он открыл запертую дверь, напугав американских слуг, ожидающих снаружи. Они неодобрительно что-то кричали, а Иван в это время протискивался сквозь их толпу и прошёл по лабиринтам залов дома, толкнул одну из задних дверей, вырываясь на свежий воздух, где падал снег. — Мой господин! — слышны возмущённые крики слуг. — Пожалуйста, верните его! Срочно! Они, вероятно, послали охранников, но Брагинскому всё равно. Снег теперь падал с новой силой крупными хлопьями. Он сомневался, что охрана догонит его в ближайшее время, и вышел на задние дворы дома Америки, проходя мимо замёрзших деревьев и кустарников. Он продолжал идти, а фиолетовые глаза смотрели вверх на тяжёлое серое небо. Странно для сентября. Нет сомнений, это из-за него. — Ты обещал мне! — рявкнул империя, замечая, как поднимается пар изо рта. Видимость была почти нулевая, но не для Ивана. Он видел абсолютно всё. Это он, сам призрак. Вьющийся вокруг, над и под. Дразнящий его. Глядящий на него полыми глазами и губами, слишком бледными для безобидной улыбки. — Посмотри на него! — выкрикнул Брагинский и крепче прижал к себе юношу в своих объятиях. — Он проваливается в бездну, и он тащит меня с собой! Ты обещал мне его, а теперь его отнимаешь. Почему ты так жесток к своему верному слуге?! Конечно, Генерал не собирался отвечать ему. Вместо этого он, казалось, отдалился, метель начала скрывать его. — Трус! — выплюнул страна. — Вернись и посмотри мне в глаза! Я обязательно тебя забуду! Клянусь тебе! Если он погибнет, погибнешь и ты! Россия резко выдохнул. Горящие от холодного воздуха лёгкие не болели так сильно, когда он смотрел на страну в своих руках. Подросток, ещё такой молодой, чтобы пройти через это, дрожал. Глаза закрыты, а губы шевелились, произнося какие-то обрывочные слова. Иван на время выпал из реальности. Будто находясь в мистическом трансе, русский наблюдал, как большие хлопья снега падают на юношу. При столкновении с его бледной кожей они таяли. Коснувшись кожи блондина, он почувствовал её почти обжигающий жар. Но, как он помнил, так было всегда. Генерал сковал Россию, но тот просто притянул Америку к себе, впитывая его тепло, закрыл глаза и сосредоточился на ощущениях. С ним это время года всегда было гораздо легче переносить. Он хотел проводить больше зимних сезонов с ним, хотел держать его тёплые руки, хотел видеть его красивую улыбку, хотел лицезреть его привычное сияние кожи, хотел трогать его яркие волосы, словно лепестки подсолнуха. Как подсолнух. Подсолнухи. Иван не мог вспомнить, когда плакал в последний раз. Зато навеки запомнит этот момент. Там, на снегу, с немощным Альфредом на руках. Защищённый от бед. Защищённый от всего мира. Если бы он просто оставался в руках России, всё было бы хорошо, и Брагинскому не пришлось бы ненавидеть его заплаканные глаза. Взяв руку Америки, он прижал его ладонь к холодным щекам, и горькие грустные слёзы струились по кончикам пальцев. — Ты чувствуешь, что делаешь со мной… Альфред? — с печальной улыбкой прошептал он. — Мне это не нравится. Не нравится. Поцеловав его руку, империя провёл губами по гладкой коже. — Но… только ты можешь заставить его перестать болеть. Сердце не переставало ныть. Было больнее, чем когда американец вынужденно покидал его. Охранники и слуги нашли его. Он ожидал брани, если они осмелятся сказать подобное суверенному государству, но стражи просто хотели, чтобы он вернул их страну в комнату. Россия так и сделал. Когда он положил юнца на разворошенную кровать, почувствовал, будто положил его на место боли. Если б ему дали о нём заботиться, то Иван бы точно нанял храбрых людей, чтобы те присматривали за ним и были рядом, если тот попытается себе навредить. Они заперли его для защиты, да, но это было действительно из-за страха перед ним. Брагинский знал это. Любой человек, ставший свидетелем такого психического расстройства, сильно испугался бы. Он оставался столько, сколько мог, но в конце концов ему снова потребовали вернуться домой. Русский наклонился и дотронулся лбом до тёплой кожи Америки. — Держись, малыш, — шепнул он и прижал руку к груди, задерживая колотящееся в клетке рёбер сердце. — Мне нужно идти, но, как всегда, я обещаю вернуться. Оставайся таким же для меня.Москва, Российская империя. Апрель 1865
Россия постоянно следил за страной. Если другие государства попросят, он сообщит им некоторую информацию, но не в том количестве, в котором он сам ежедневно узнавал. Никто не выглядел обеспокоенным, хотя он и сам никогда не интересовался их делами, поэтому не замечал никакой привязанности. Но на самом деле он слышал новости о прекращении огня. Война закончилась, и империя вздохнул с облегчением. Услышав эту новость, он плюхнулся в кресло, оседая. Его рука потёрла грудь, успокаивая разбушевавшееся сердце, и заверил, что теперь оно может покоиться с миром. — Хм, жаль, я хотела, чтобы его разорвало на куски. Россия сощурился и посмотрел на сестру, стоящую со скрещенными руками. Их старшая сестра стояла рядом с ней, через силу улыбаясь. — Это очень подло, Наталья, — ругалась Украина. — Прости её, Иван. Ты же знаешь, какая она у нас. — Да, — сказал Иван, но ещё не торопился отпускать свою сестру. — Ты не будешь так говорить, сестра, когда развалишься на части из-за своей гражданской войны. Такого никому нельзя желать. Это ужасно и для человека, и для страны. — Ты собираешься встретиться с ним? — спросила Екатерина, пытаясь отвести Брагинского от слишком грубой младшей сестры. — Уверена, ты обеспокоен. — Да, я отправляюсь, когда!.. Его глаза расширились, и, не успевая закончить, он увидел послание, отправленное ему одним из представителей Америки. Он знал, что юноша, вероятно, пока не в состоянии начать писать, и что ему нужно время на восстановление. Было очень любезно, что его люди снова написали ему об успехе войны и объединении государства. Это означало, что Альфред оставался прежним. Или нет? Дочитав до самого конца, Россия понял, что ребёнок может быть не в лучшем состоянии, как он на это надеялся. — Что такое? — Черненко подошла ближе и посмотрела на него письмо. Она начала читать его сама и вскоре обомлела. — О, нет. Мне… Мне очень жаль. Россия не сказал ни слова. Он поспешно встал и вышел из комнаты. — И куда он собрался? — Беларусь пристально глядела ему вслед. — Наталья, тише, — шикнула Украина. — Малыш Америка потерял своего лидера.Спрингфилд, Иллинойс, США. 4 мая 1865
Пришло очень много людей. Россия удивился, увидев такое число, когда всего за несколько месяцев до этого страна была охвачена войной. Но он заметил, что все они серьёзные и грустные, очень грустные. Даже среди плачущей толпы Иван обнаружил Америку. Он стоял ровно, руки больше не дрожали, раны заживали, а лицо в основном было ухоженным. Ухоженным для одного посещения похорон, то есть. Но эти глаза… они такие… Пустые. А Альфред вообще знает, что Россия там? Конечно, он знал, что у него на уме гораздо более важные вещи, нежели какие-то иностранные гости. День уступил место вечеру, солнце садилось, скорбящие начали исчезать один за другим, пока не остался один Америка. Он стоял там долгое время, на небе появились некоторые звезды, и уже показала себя луна. И когда этот свет привлёк внимание юноши, заставляя задуматься о времени, Брагинский приблизился к нему. Он ничего не сказал и просто заявил о своем присутствии по звуку своих тяжёлых шагов, остановившихся прямо за блондином. Наступило молчание, но ненадолго. — Знаешь, что он сказал? — вдруг заговорил Альфред. — Он сказал, что «мы проходим великое испытание гражданской войной, которая решит, способна ли устоять эта или же любая другая страна, подобная ей по рождению или по призванию», — он подошёл ближе к Мавзолею и положил руки на белый камень. Пальцы медленно сжались в кулаки, под ногти забились камешки. — Он сказал, что «пару веков назад мои отцы создали на этом континенте новую страну — меня, зачатую в свободе и посвященную утверждению, что все люди созданы равными». Россия слышал, как дрожит его голос, видел, как трясутся плечи, голова опускается всё ниже и прижимается лбом к холодному камню мавзолея. Каменное сооружение, держащее его покойного правителя. Америка очень любил этого человека. — Он сказал, что мы «твёрдо убеждены в том, что умершие не умирают напрасно — что у меня, под Богом, будет новое рождение свободы — и что власть народа, со стороны народа и ради народа, не погибнет на этой земле». Он сказал, что... он верил в меня... что мне станет только лучше... что я... О Боже, я тот, кто это сделал... Я тот, кто убил его, чёрт возьми! Империя бросился к нему и обнял. Слёзы юнца, раньше так норовившие хлынуть, наконец вырвались, окропляя пальто империи, но Ивана волновало не это. Его больше беспокоила вмятина на лбу американца, из который вытекала кровь. Ничего, кроме ненависти к самому себе и самоповреждения. — Он был хорошим лидером, — заверил Россия, прижимая подростка. — Он сделал для тебя всё, что мог, и ожидал твоего скорейшего выздоровления. Если это означает, что ты оставишь его смерть позади с целью исцелиться как можно скорее, тогда я уверен, он хотел бы, чтобы ты забыл сразу. Дрожащие руки сжимали чужое пальто, одна даже ухватилась за шарф и дёрнула шеей вниз, и русскому пришлось прислониться щекой к голове младшего. Он не возражал. Когда американец плакал в его объятиях, внутри сердце России болезненно колотилось. Очень больно. Чувствует ли мальчик, как оно бьётся в груди? Лидер Америки был так с ним близок. Брагинский часто слышал, как он одним из немногих посещал Альфреда, узнавая о состоянии его здоровья, в течение этих четырёх травматических лет. Он не слышал о такой большой привязанности к человеку со времён своих отцов. Это действительно что-то особенное между страной и человеком. Даже когда Иван сказал, что Америка должен забыть его, чтобы вылечиться, на самом деле он знал, что мальчик, вероятно, никогда не забудет преданности, которую разделил с этим человеком. Он знал, что смерти и наследие будут преследовать мальчика веками, и иногда это не плохо. Подняв руки, он провёл большими пальцами под глазами американца, где очки не мешали его прикосновениям. Россия смотрел так нежно, только чтобы эти голубые глаза глядели в его собственные. Прошли годы после последнего зрительного контакта, и Брагинский был бы рад, если бы взгляд того, кто сейчас вглядывается в него, не содержал столько призрачных эмоций и знаков, которые, несомненно, изменили бы его к лучшему или же худшему. Он предполагал, что с тех пор, как Конфедерация победила, Америка остался в прежнем теле и с прежним разумом. Обычный случай. Но теперь он начал поиски. Он искал того маленького мальчика, которого встретил меньше нескольких десятилетий назад. Этого маленького мальчика, переполненного страстями и жаждущего, чтобы его видели, слышали и признавали. А теперь посмотрите на него, мальчик не хотел, чтобы мир видел его, несмотря на его очевидное любопытство. Но Россия видел его даже без его попыток спрятаться от мировой сцены. Он глядел на него, требуя показать себя. Требуя смотреть на него. «Я очень люблю тебя, Альфред. Разве ты не видишь это в моих глазах? Разве ты не чувствуешь это в моем прикосновении? Разве ты не можешь замечать это в моих действиях? Я даю тебе всё, и всё, чего я хочу, так это, чтобы ты запомнил меня на этот раз и знал, что я рядом, что я твой один-единственный, и всегда буду до тех пор, пока ты меня не полюбишь». Иван раскрывал себя перед страной. Не словесно, нет. Зачем? Потому что, сделай он это, ему пришлось бы говорить об этом на своём родном, чтобы правильно выразиться. Он знал, что Америка не сильно владеет русским языком, ведь для этого существовали жесты, намёки, взгляды. Но разум Альфреда был затуманен предыдущей войной, поэтому ничего не менялось. — Иван, — подрагивая, протянул юноша. — Я скучаю по нему. Притянув его поближе, Россия положил подбородок на голову мальчика и почти закрыл своим большим телом. Он ведь клялся, что будет держать его столько, сколько сможет, и не забыл об этом. — Да, знаю, Альфред. Я знаю, — утешающе пробормотал русский. Он хотел, чтобы юноша увидел в его действиях, насколько сильно он любит его, пусть и не может сказать это вслух. Но то, что с Брагинским ему хорошо, он понимал. Прекрасно, подростку не нужно было осознавать что-то вроде любви. Ему нужно было узнать вечного друга и компаньона. Ему нужно было признать комфорт и что ещё важнее: исцеление. Он читал подробности войны и слышал о жертвах. Победы. Поражения. Он слышал о всём. И знал, что может навредить стране, рассказав это. Россия лишь сильнее прижал его к себе. — Отдохни немного. Успокой своё сердце. Успокой своё тело. И успокой свою душу. Знай, что время поможет с выздоровлением. Но помни также, что я здесь и всегда буду рядом. Даже когда никто другой не будет так смел, чтобы быть рядом, знай, я буду. Всегда, Альфред. Всегда, — пообещал империя и погладил по волосам рыдающего мальчика, ведающего о любви к своему лидеру, о котором он так заботился и которого так сильно ненавидел. В очередной раз Иван убедился, что ждать придётся немало. Америка травмирован. Он не мог отправиться, например, в Европу, где хищные волки уже ожидали добычи в его лице. Он, безусловно, не мог рисковать. Но России не нужно быть ухаживающим партнёром, чтобы находиться рядом с ним в такое время. Это даже в некотором роде лучше, чем ухаживания, и Брагинский был спокоен. Его визиты сократятся. Вместо того, чтобы встречаться с ним каждый сезон, ему бы хотелось хотя бы раз в три месяца освобождаться от своего императора и дел, лишь бы увидеть и утешить юнца. Он знал, будет долгий путь к выздоровлению, и планировал пройти этот путь с ним до конца, пока тёмные облака не рассеются на голубом небе Америки. ______________________________________________________________________________________ Исторические заметки: Да, да и да. Россия и Америка очень близки в течение этого столетия и особенно во время американской гражданской войны. Из-за этой связи Россия была единственной европейской державой, предложившей поддержку. В частности для союза. Англия, как и большинство стран, объявила нейтралитет в этой гражданской войне, но была поймана с поличным при строительстве некоторых кораблей для Конфедерации. Не знаю, что это значит… Зимой 1861–1862 годов (начало гражданской войны) Российская империя направила в американские воды два флота для защиты от таких стран, как Франция и Великобритания. Некоторые даже бросили якорь в Вашингтоне. Эскадрилья русских кораблей пробыла там семь месяцев, на этот раз с сентября 1863 года по июнь 1864 года. Многие корабли российского имперского флота на самом деле были спроектированы и несли американское вооружение после того, как американцы призвали русских усилить свой флот, чтобы конкурировать с британским флотом, с которым тогда соперничали. Увы, один из величайших президентов Америки на сегодняшний день, Авраам Линкольн был ранен 14 апреля 1865 года и впоследствии скончался утром следующего дня. Его похоронили 4 мая этого же года на кладбище Оак Ридж, Спрингфилд, Иллинойс, и многие со всего света присутствовали на его похоронах.