Тунис. Март 1943
Если бы Япония не был союзником, и при том довольно сильным союзником, Германия мог бы пойти против пакта из-за его поспешных имперских нужд. Немец опустился на койку и постарался расслабить ноющие руки. Ладони сжимались так, словно они всё ещё держали пистолет, который уже давно валялся около его ног. Наконец-то он смог разжать пальцы. Жара всё не отступала. Сняв пиджак и швырнув его через всю комнату, Людвиг вздохнул и обхватил руками голову. Да, он победил, но был измотан палящими солнечными лучами и осознанием того, что враг растёт быстрее, чем ему хотелось бы, благодаря своему «другу». — Ве-е-е~, Германия, что случилось? Выглядишь побитым. И снова, несмотря на усталость, Германия заворчал, глядя на своего союзника. Этот идиот, как обычно, улыбался ему с закрытыми глазами, и постоянно хотелось ударить его, чтобы увидеть, изменится ли выражение лица этого назойливого итальянца. — Не унывай, мы же выиграли битву! — Италия восторженно вскинул кулак вверх. — Да, — пробормотал немец, и с его губ слетел вздох. Италия не знал, почему он так расстроен. Этот дурак не мог прочесть страну, как бы тот ни выглядел. Кроме того, он часто чувствовал, что он единственный, кто видит вещи в перспективе и в большом масштабе. «Удерживать Америку до последнего», — таков был внутренний девиз Германии вплоть до декабря 1941 года. Он полагал, что было бы разумно поделиться этой информацией с Японской империей. Но уже было слишком поздно: что сделано, то сделано, и когда Рейх посмотрел на свои мозолистые руки, он не мог поверить, что держал пистолет, направленный на молодую нацию, которая теперь сражалась вместе с Англией. Он стрелял в него, как и было приказано, и видел, как юноша бежал с Кёрклендом. Вот и всё. Америка стал его врагом. Людвиг сомневался, что получит хоть какое-то примирение. После войны он... что он будет делать? В памяти всплыло воспоминание о Первой мировой войне, лицо Америки и то, как он злился на него и на свой народ. На этот раз он услышал о гневе американца по отношению к японцам или к кому-либо с раскосыми глазами. Германия понимал, что Альфред каким-то образом контролирует ненависть своего народа. Это не повлияло на него, но немец был свидетелем того, как Джонс снова и снова убирает её и прячет, несмотря на прямое столкновение с Осью. Он мыслил разумно и знал, что гнев может заставить его споткнуться во время такой важной битвы. Так что Рейх надеялся на лучшее и не хотел видеть этих сердитых глаз, устремлённых на него. Он бы лучше предпочёл, чтобы они смотрели с такой ненавистью на Кику, чем на него самого. Япония был не более чем козлом отпущения, и на данный момент хорошо справлялся с своей ролью. Союзник был союзником, а враг — врагом, по крайней мере, до окончания войны. — До окончания войны, — повторил Германия и вздохнул, вытирая пот с лица. — Скоро мы станем такими сильными! — о, точно же, Варгас всё ещё вертелся вокруг да около. — Скажи ведь, Германия? — М? — Что собираешься делать после войны? — спросил с любопытством Венециано и сел рядом с ним на чужую койку без разрешения. Как будто кто-то мог остановить этого итальянца. После войны? Из-за жара битвы и истощения от необходимости иметь дело с дополнительным союзником противоборствующего «альянса», и притом мощного, у Байльшмидта редко было время подумать об этих вещах. Представить послевоенный мир, который он сам себе создал. Гораздо лучший мир, где Россия лишился бы любой силы, которая могла показаться угрожающей, и был бы вынужден веками подвергаться домашнему аресту; где Польша был бы ничем иным, как раздражающим воспоминанием для тех, кто ещё чувствовал необходимость помнить слабоумного; где Азия была бы посажена на поводок, а значительная торговля была бы свободно разрешена немцам через правление японцев; где Западное полушарие было бы равномерно разделено между странами Оси, Япония получил бы острова и Тихий океан в целом, Италия взял католическую Южную Америку, а Германия, как победитель, внёсший самый весомый вклад, получил бы Северную Америку. Он будет учить Канаду и Америку говорить на своём родном языке. Альфреду всегда будет легче благодаря немецкой крови, которая уже течёт по его венам. Одна только мысль о прекрасной стране, говорящей с ним на его языке, вызывала удовольствие у Рейха, и он решил, что будет проводить большую часть своего времени в доме Америки, или Джонс будет проводить время в его доме, и он никогда не выпустит американца из своего поля зрения. Это то, что было его и будет принадлежать ему в течение долгого времени. «Зачем ты хочешь поймать того, кто свободен?» — вдруг прозвенел голос США в голове немца. Германия вспомнил его слова, сказанные много десятилетий назад, когда он предложил ему держаться рядом и восхищаться им. Америке не понравилась эта идея, и, вероятно, не понравится идеальный мир Рейха. А влюбится ли Америка в него, если ему подрежут крылья? Свобода ли в нём привлекла немца? Или это что-то ещё? Германия решил остановиться на том, что его привлекает в большей степени внешность юноши, так что ничто, кроме помех в плане, не могло ему помешать. Он должен держать свой ум и цели ясными. Ему нравилось его будущее, и он будет заботиться об Америке, когда придёт время. Молодая нация должен дать ему шанс. А если он откажется, Людвиг заставит его об этом пожалеть и заставить осознать, что он — лучший любовник для него. Война — просто отмазка, чтобы не принимать отказа. Если Байльшмидту пришлось бы уничтожить Альфреда в войне, чтобы удержать его от сопротивления, он бы сделал это, и в конце концов Америка бы понял, что это было из-за любви к нему, и что Германия сделает всё возможное, чтобы заставить его уйти. В конце концов, все считали эту мировую войну одной из худших. Многие государства многое потеряли, многие государства многое получили. Будут шрамы. Территории сданы. Рост и ухудшение. Из этого должна возникнуть сверхдержава. Людвиг поклялся, что это будет он, несмотря на рост Японии. Когда он станет сверхдержавой, похожей на Древнюю Римскую империю, тогда Германия сможет лучше защитить свои земли, и Джонсу никогда больше не придётся сражаться за себя, потому что Рейх будет сражаться вместо него до последнего солдата.Советское посольство, Тегеран, Иран. 28 ноября 1943
Советский Союз не любил немцев в течении многих тысяч лет, и сомневался, что любой союз или договор с ними сможет изменить его мнение. Он пытался предупредить своего лидера, что пакт Молотова — Риббентропа полон лжи, но тот не слушал. Конечно, его не послушали, а теперь посмотрите. В настоящее время русские дают отпор Германии и его заклятым союзникам. СССР считал, что всего этого можно было бы избежать, если бы вождь обратил внимание на их прошлые конфликты с немцами и прочитал образец, но он был дураком и уговорил своего лидера пригласить в посольство союзников по обстоятельствам, только чтобы те посмеялись над его неудачей и презрительно на него посмотрели. Иван изменился всего несколько десятилетий назад, так что, конечно, вождь не принимал его собственного мнения. Ему изо дня в день постоянно напоминают, что у него нет своего мнения, и что «путь товарища Сталина — единственный путь». И Брагинский несколько взволнован предстоящей встречей. Люди называли это сборище «большой тройкой». Интересно, как мир видел этих избранных лидеров, больше похожих на собак на поводках? Конечно, Сталин, как и Союз, хотел, чтобы он был на вершине вершин, с надеждой на то, что его рейтинг будет расти на встрече, и с нетерпением ждал прибытия следующей страны. Он предполагал, что это Англия. Эта страна быстро даёт о себе знать, когда идёт война, особенно мировая. Всегда был в каждом доме, встречался с дипломатами, консулами, лидерами и так далее. Гордясь тем, что пришёл вовремя, русский думал о том, что скоро увидит его. Он не держал много мелких обид на него, но его компания оставалась нежелательной. Если что-то шло не так, он мог запросто взбеситься, словно капризная принцесса. По прибытии на место, Совету следовало просто сидеть и ждать своей очереди как хороший мальчик, и мысль об этом лишь сильнее побудила Ивана присутствовать на встрече. Хотя бы для того, чтобы увидеть, насколько исказится и без того уродливое лицо Англии из-за отсутствия контроля. Но... честно говоря, Брагинского слегка затошнило от колотившегося в грудной клетке сердца. Поначалу это начиналось как бы невзначай, но затем становилось регулярным с каждой встречей, на которой он присутствовал со своим вождём, который выражал своё желание встретиться с другими могущественными странами, и действительно, одна из этих стран оказалась бывшей. Распад, как хорошо знал Сталин, был беспорядочным, с потерями прежних территорий и обещаний отказа в признании. С тех пор между ними возникали разногласия, и всё из-за смерти империи. СССР решил не думать о своей реинкарнации. Его память каждый раз затуманивалась, а тугая боль в груди становилась настолько невыносимой, что даже тридцать бутылок водки не смогли бы заглушить всё это. Было трудно выйти из такого паршивого настроения, и это раздражало его лидера до крайности, поэтому он не останавливался на идеях и образах того времени, согласно приказу Иосифа Виссарионовича. Но даже сейчас, когда Совету сообщили о том, что Соединённые Штаты Америки будет присутствовать на встрече вместе с своим президентом, он почувствовал легкие признаки этой знакомой боли. Сталин, как и Иван, был благодарен за готовность помочь. А сам русский даже не предполагал увидеть Америку так скоро, особенно в войне, в которой он проявлял нейтралитет. Но опять же, это напомнило ему о предыдущей похожей ситуации. Возможно, в другой войне, когда... ах, больно пытаться перекапывать старые воспоминания. Русский отбросил дурные мысли на задний план и продолжил ждать у входа в посольство, наблюдая за автомобилями, перевозящими указанных стран и их лидеров. Может быть, даже мимолётный взгляд облегчит его дискомфорт. Натянув улыбку, Сталин велел ему всегда держаться рядом со своими нынешними «друзьями». Иван смотрел на подъезжающий ряд машин, и... казалось, раздражающее сердце перестало биться вовсе. Он здесь. Союз не видел его уже, о Боже, несколько десятилетий. В памяти вдруг всплыло изображение их последней встречи, только образ американца уже не совпадал с тем, что он лицезреет сейчас. На этот раз эти грустные голубые глаза полны решимости, а обветренные губы вытянуты в тонкую линию. Он помог своему президенту сесть в инвалидное кресло и подтолкнул его к зданию, игнорируя предложенную помощь делегатов. Альфред Ф. Джонс. Брагинский прочитал его человеческое имя в документе, переданном ему Сталиным для ознакомления, но после пробежки глазами осознал, что ему совсем не нужна эта бумага, на взятии которой так настаивал его вождь. Он знает эту страну очень, очень долгое время. Совет внезапно понял, что его улыбающееся лицо крошится при приближении американца и его усталого лидера. Он репетировал свою встречу с ними обоими. Улыбнуться и пожать руки в знак приветствия. Но он глядел на молодую нацию без улыбки, не предлагая никакой руки. Просто смотрел и смотрел, пока юноша не отвёл взгляд и не начал сам: — Большое спасибо за приглашение, Советский Союз. С принимающей стороны ноль внимания. Какой грубый жест из-за отсутствия зрительного контакта, но Иван встретился с его глазами на мгновение. Видимо, американцу не очень нравилось смотреть на него. — О, да, всегда пожалуйста. Я удивлен, что даже сам господин Рузвельт решил присутствовать. Как приятно. Мой вождь будет очень польщён Вашим деликатным приездом, — произнёс Брагинский и, взглянув на Альфреда, заметил, как тот сразу отворачивается. Из-за этого он почувствовал лёгкое оскорбление, но, быстро совладав с головой, предложил: — Следуете за мной. Это первая встреча их лидеров. Советский Союз и Америка стояли в стороне, наблюдая за ними. — Где Англия? — с нажимом спросил Джонс, всё ещё не поворачиваясь к русскому и продолжая смотреть на правителей, которые пожали друг другу руки и обменялись приветствиями. — Ты всегда был папиным сынком, — усмехнулся Иван. — Всякий раз, когда намечается конфликт или война, ты всегда первым переходишь на его сторону. Какое верное дитя. Возможно, Америка не был готов к шуткам и насмешкам. Совет видел, как напрягается челюсть юноши в ответ на его фразу. Альфред всем своим видом показывал нежелание не то, что смотреть, — находиться рядом с ним. Как грубо. Когда это он успел стать таким? Если честно, Брагинский помнил совсем другого юношу. Да, верно... Даже спустя преобразования и годы, проведённые изолированно друг от друга, он до сих пор помнит. Память была туманной, но когда он действительно сосредотачивал своё внимание на том, чтобы копаться на дне своего тёмного разума, находил воспоминание о молодой и яркой стране, которая всегда улыбалась и говорила оптимистичные вещи, особенно ему. Да, он помнил, что когда-то Америка любил его, но не мог справиться с требованиями русских. Да и эта любовь исчезла, как видно в хмуром взгляде Джонса. Иван правда хотел начать с ним какой-то другой разговор. Тишина была требовательной и совсем не приятной. Огорчало то, что западная страна могла заговорить с ним, только когда его лидер казался более чем готовым. Что ж, если Союз хочет поговорить, то ему придётся найти тему, к которой склонен Америка. Он уж было открыл рот и начал говорить, но этот шанс так и не предоставился: Англия и его премьер-министр появились и оборвали поток мыслей. — Америка, Советский Союз, — позвал Артур, приблизившись к странам, а его представитель ушёл, чтобы присоединиться к другим беседующим двум лидерам. Совет краем глаза стал наблюдать за тем, как США меняется в лице и улыбается британцу. Более-менее искренняя улыбка, и русский понял это, потому что они были партнёрами в войне с момента их вступления. — Рад, что ты смог это сделать, — похвалил Кёркленд Америку. — Как его самочувствие? — Не так уж и здорово всё, но он настаивал, — монотонно пролепетал тот, игнорируя присутствие Брагинского и отходя чуть в сторону. Они говорили о здоровье его президента. — Вот почему я хотел встретиться в другом месте, — посетовал Англия, печально вздохнув, и обратил напряжённый взгляд на Ивана. — Но ты настоял, чтобы мы встретились здесь. Ты понимаешь, что здоровье мистера Рузвельта ухудшается, и что он и Америка пролетели более семи тысяч миль только для того, чтобы присутствовать здесь? — Да, — кивнул СССР. — Но мой вождь не слушает даже меня. Я думал, ты знаешь это, Англия. Британия просто закатил глаза и скрестил руки. Приветствие было приятным, но требования были чем-то другим. У Сталина не было ничего, кроме требований, а Черчилль и Рузвельт только слушали с возможностью принять каждое предложение, которое он изложил. Оба были расстроены, в то время как Америка молчал дольше, чем Англия, особенно за обедом. — Это довольно оскорбительно, Совет. Надеюсь, ты понимаешь, о чём я, — заявил Артур, копаясь в поданном им стейке. Страны получили отдельную комнату, примыкающую к главной столовой, где их лидеры обсуждали другие вопросы и наслаждались собственной едой. Было приятно ускользнуть от своих человеческих хозяев и товарищей, потому что иногда они могли общаться и обсуждать вещи, которые правители никогда не поймут. — Ничего не могу поделать, если вождь считает эти темы важными для обсуждения, и я ничем не могу помочь тому факту, что моя армия продолжает давить Германию, — Совет сделал глоток вина, осторожно поставил бокал и посмотрел на стран, сидящих перед ним. Кёркленд в настоящее время пилил своё мясо, ничего не замечая, кроме тарелки перед носом и Америки, а сам Джонс не говорил много, и по выражению его лица, когда он бездумно тыкал в еду, которую наверняка так и не доест, выглядел так, будто вообще не хотел тут находиться. — Да, но ты же не сражаешься с ним в Африке, так ведь? — англичанин, наконец, оторвал глаза от своей еды, посмотрев на русского. — Сражаемся Америка и я. — Да, и ты прекрасно справляешься с этим, судя по тому, что я слышу от своих разведчиков, — со смешком ответил Иван. Он снова взглянул на Альфреда и заметил, что тот оставил ложку в покое и положил руки на колени, сохраняя молчание. — Еда тебе не по вкусу, Америка? Извиняюсь, но мои повара не знали, как приготовить гамбургеры и хот-доги. Они подумали, что белка там не хватает, и поэтому сделали это. Он сказал это в шутку, чтобы получить какую-то реакцию от странно спокойной нации. Даже если это воспримут как оскорбление, Союз не возражал. Но ничего. Америка ничего не сказал. — Дай ему отдохнуть, Совет, — Англия вздохнул и вытер рот салфеткой, положив её себе на ноги. — Он только что прилетел из другой части света, чтобы лично сопроводить сюда своего президента. Ты знаешь, что он устал и не в настроении выслушивать твои возражения. — Если это так, то почему бы тебе не пойти к себе в комнату? — предложил Брагинский и откинулся на спинку стула, глядя на американца, который в конце концов встретил его взгляд. Джонс промолчал, СССР улыбнулся. — М? Наконец, США кивнул и тихо прошептал извинение, прежде чем встать и оставить официантов распоряжаться его почти не тронутой порцией. Он ушёл, а Англия продолжил: — Он не хотел сюда возвращаться, понимаешь? Тот внимательно слушал его. — Я... мы вынудили его ввязаться. После того, как Япония напал на него... Честно говоря, я видел в этом плюс, — стыдливо признался британец. — Не говори ему, что я тебе это сказал, но это гложет меня с тех пор, как он присоединился ко мне, и мне было необходимо снять этот груз с моего сердца. — Я просто удивлён, что ты так спокойно рассказываешь мне это, — ответил Иван, зная, что он и Артур никогда ранее не встречались один на один. — Не надо ничего придумывать. Ты просто оказался единственной страной рядом со мной в настоящее время, — пояснил он. — Но пойми, что он сражается на два фронта. Это очень тяжело для него. — Да, знакомо это чувство. Союз сражался с Японией вместе с Китаем, а также с Германией и Пруссией. Он знал, как Америка чувствует себя, но тем лучше было заставить врага напрячься двумя фронтами. Вот почему они сейчас проводили встречу. Из-за солидарности к союзнику, или нет, русский почувствовал необходимость облегчить дискомфорт Альфреда. После того, как его вождь сообщил о переговорах, Брагинский счёл, что ему не нужно давить на принятие решений своим присутствием, и поэтому он бродил по залам посольства, как вдруг забрёл в крыло, где расположилась американская компания. Проходя мимо, он случайно заглянул в одну из комнат, дверь которой была приоткрыта. Это была комната лидера Америки. Сам Джонс склонился над нездоровым мужчиной в постели и, убедившись, что при нём есть всё необходимое, выключил свет и покинул его. Совет спрятался за угол коридора и тихо наблюдал за американцем. Тихий, как никогда, Альфред направился к своей комнате, вошёл и будто бы забыл закрыть дверь, но русский догадался, что он собирает вещи, чтоб направиться к душевым в конце коридора. И выйдя с мылом, одеждой и банным халатом в руках, он заметил русского. — Что-то случилось? — с беспокойством выпалил Америка. Одна из первых эмоций, которую увидел Брагинский с его момента прибытия в посольство. — Нет. Я лишь прогуливался и оказался здесь. Я не хотел тебя беспокоить. — Просто готовлюсь ко сну, — США пожал плечами и продолжил свой путь к душевой. Но повернувшись к нему спиной, он буквально почувствовал, что Иван таращится на него, и, обернувшись, убедился: его пристальный взгляд направлен на него. — Япония? — спросил Союз, изучив уродливый шрам, омрачающий широкую и мускулистую спину юноши. Америка потянулся и слегка коснулся его, прежде чем полностью убрать руку. — Тебе всё ещё больно? — Я быстро выздоравливаю, если ты помнишь. СССР издал смешок, который привлёк внимание американца, и он поднял глаза. — Прошло несколько десятилетий с тех пор, как у нас в последний раз было что-то, Америка, и я не знаю, знаешь ли ты, но это было мучительное время для меня. Я не был так сосредоточен на тебе, как на нынешнем состоянии моего правительства и народа. — Так вот что произошло на самом деле? — прищурился юноша. — Ты действительно ничего не помнишь? — Я новое существо, Америка, — почти объявил Совет. Ленин и другие учили его улыбаться, всегда помнить, что он другой, и никогда не забывать, что он изменился. Но, конечно, это не значит, что он ничего не помнит. Конечно, он помнил... с его стороны просто потребовалось дополнительное усилие, чтобы обыскать те тёмные подвалы, которые он называл своим умом. Американец глубоко вздохнул. Он выглядел расстроенным, но хорошо держал себя в руках. — А ты... помнишь, что мы должны были сделать... когда мы снова встретимся? Где мы должны были встретиться? — тут взгляд Джонса смягчился. Почему он заговорил об этом, именно сейчас? Как он мог? Как он смеет заставлять его так себя чувствовать? Иван убрал руки за спину, скрывая сильно дрожащие кулаки. Память всегда давила на него, было больно вспоминать просто потому, что он скучал по нему. Скучал по своей монархии, по своей величественной империи, и что ещё важнее... скучал по своему возлюбленному, от которого пришлось отказаться после восстания. — Уверен, что и в твоей гражданской войне некоторые вещи ускользнули от твоего ума, — предложил Брагинский в качестве предлога, чтобы сохранить свое здравомыслие и уравновешенность перед молодым и красивым американцем. Возможно, однажды он скажет ему, что помнит те времена, когда их правителей не было рядом, слушая его, наблюдая за ним — возможно, прежде, чем он действительно забудет. Отразилась ли эта боль в действиях Америки? Джонс вздохнул, но вдруг резко задержал дыхание. Брови опустились, он сосредоточился на стране перед ним. — Да? Как плохо для тебя. Что? Союз правильно расслышал? С каких это пор Альфред вдруг начал оскорблять? США глядел на него, словно ожидая ответа и какой-то реакции на его слова. — Ты меня слышал? Тяжело выдохнув, Совет почувствовал, что внутри внезапно всё скрутило и затвердело. Он расстроился. Как Америка мог так с ним разговаривать? По-видимому, ему необходим урок манер, и один из лучших способов сейчас — избегать его. — Да. Русский сощурился и развернулся, уходя без надлежащего прощания. Перед поворотом он в последний раз взглянул на американца и заметил что-то странное. Юноша опустил глаза и уголки губ и снова выглядел... печальным. Но спустя пару секунд Америка продолжил свой путь к душевым. Он предполагал, что их напряжённые отношения будут такими какое-то время. Он не уверен, была ли надежда на примирение, хотя СССР сомневался в этом, учитывая неодобрение его лидерами молодой страны. Тем не менее, его сердце продолжало колотиться в груди каждый раз при виде юноши, и он нашел единственное средство — отвернуть глаза, закрыть уши, чтоб не слышать его голоса, и выбить все мысли из тех, кто когда-то любил прошлое. Сталин считал это хорошей идеей, и Иван согласился с ним.Брисбен, Австралия. Декабрь 1943
— Как прошли переговоры, Америка? Подняв голову со стола, Альфред поправил очки и сощурился на страну перед ним. Он вздохнул и откинулся на спинку стула. Ему, честно говоря, не хотелось вдаваться в подробности перед своим младшим братом, но Австралия был настойчив и, вероятно, не оставит его в покое, пока не услышит всё. — Пусть Англия тебе как-нибудь расскажет, — раздражённо вздохнул юноша и закрыл глаза. Он приехал в родной город своего брата отдохнуть некоторое время, прежде чем встретиться со своими генералами, играющих в Тихоокеанском театре, а затем отправиться обратно в Великобританию, чтобы помочь в Африке, и уже потом в Европу. Он не хотел втягивать Австралию и изводить его, как других. Обладая острым слухом, Джонс слышал, как Австралия тихо дышит. Открыв один глаз, он заметил, что младший всё ещё стоит здесь и выглядит обеспокоенным: несколько раз открывал рот, не произнося ни слова. Разочарованный, американец поднял бровь и выжидательно взглянул на него, ожидая, что тот сам задаст какой-нибудь вопрос. — А как там... Россия? — наконец, вымолвил малец. Да, Австралия — единственный, кто знал о его отношениях с Иваном. Именно из-за этого он, казалось, доверял ему в некотором роде, хотя Америка молчал о распущенных отношениях даже с президентами. Австралия, однако, мог видеть, что прошлая их встреча, если можно так сказать, продолжала давить старшего брата, и чувствовал, что ему нужно поднять эту тему эмоциональных проблем. — Такой же, как обычно, — Альфред поставил локти на стол и начал бродить взглядом по всему, что его окружало, копаясь в воспоминаниях. — Я не это имею в виду, и ты это знаешь, — отметил младший, искренне обеспокоенный поведением брата. — Послушай, ты сидишь здесь с тех пор, как приехал сюда. Знаю, что ты скоро вернёшься в Африку, но ты никому не нужен, если думаешь не о том. Американец улыбнулся ему. Мальчик умнел и креп. После того, как потенциальная угроза вторжения Японии в его страну осела, испуг ослабел, и Америка знал, что можно безопасно уйти и позволить ему защитить себя вместе со своей армией. Эти последние пару лет заставили их сплотиться для нужд в крепостях и, конечно, защиты, которую Джонс с радостью обеспечил. Несмотря на некоторые размолвки, он и Австралия стали ближе, чем раньше, и теперь всё, что делал брюнет, можно было читать как открытую книгу. — Россия, которого я видел, не был тем Россией, о котором я слышу сейчас от отца, — заявил Австралия. Его зелёные глаза пристально смотрели на США. — Россия, в которого ты был влюблён, уже не тот Россия. Я не глупый, Америка. Тот нахмурился. Он всегда не скрывает своих чувств и мыслей? На дворе время войны, а не размышлений о разорванных и прискорбных отношениях. Разве Австралия этого не видит? Чего он хотел добиться, поднимая этот вопрос? Америка уже устал думать об этом, особенно об их последней встрече. — Я пытался поговорить с ним, но всё безрезультатно, — Альфред отвёл взгляд от молодой страны. Австралия казался подавленным. Если честно, Альфред не меньше, но каждый раз, когда он спрашивал о ситуации с союзниками и отношениях Америки с ними, всякий раз, когда он возвращался к Брагинскому, Америке становилось всё спокойнее. — Совсем ничего? Австралия знал — маловероятно, что Иван остался прежним после Гражданской войны, но надеялся на счастье Альфреда, хоть и ошибался. Его надежды всегда разбивались о реальность. Всё, чего он хотел, это чтобы Америка снова улыбался. Искренне улыбался, как раньше, когда у него были отношения с Россией. — Он ничего не помнит. Он сам сказал мне. Австралия моргнул и вдруг спросил: — А ты?.. Но Джонс опередил его. — Я пытался. — Даже на его родном языке? — Да, но я не думаю, что он меня понял. Он ушёл, — усмехнулся он с грустной улыбкой. — Спасибо, что поддержал меня. Ты не должен был ожидать большего. — Мне очень жаль, — извинился Австралия и уткнул взгляд в свои ботинки. — Я думал, что если он услышит, как ты говоришь это на его языке, то, может быть, вспомнит. — Его босс крепко держит поводья, — сказал Альфред, встал и подошёл к окну, глядя на гавань с несколькими американскими и парой австралийских кораблей. — Мой не мог вставить ни слова, как и английский премьер-министр. Не думаю, что я ему слишком нравлюсь, а значит, и России, в свою очередь, тоже. — Значит, нет никаких шансов на примирение? Если бы был такой шанс, то США определенно был бы самой счастливой страной на земле. Австралия видел его любовь. Он был свидетелем даже привязанности России к Америке. Теперь вся та любовь, которую, казалось, даже мир не мог удержать, просто исчезла? В понимании Австралии это не правильно. Этого не может быть. — Не до тех пор, пока он контролируется такими людьми, — Джонс вспоминал образ лидера СССР, его требования и особенно тот день, когда он напал на него, пытающегося спасти Ивана от Красной Армии. — Тогда сражайся с ними. Америка не поверил своим ушам и повернулся к Австралии. Он смирился с этим давным-давно. Конечно, пытался заставить русского вспомнить или, по крайней мере, подумать о том, кем они приходились друг другу, но после неудачи в Тегеране юноша снова впал в депрессию. Ему становилось нехорошо, когда наступало время возвращаться на войну, чтобы бороться на ряду с такими странами, как Франция, Англия и другими. Сражаться с ними? Нет, Америка никогда не вмешивался в дела других стран... не во внутренние дела. — Если они нужны России, то... — Была Гражданская война. Ты же знаешь, он не хотел. Так почему ты принял это? Почему ты не сопротивлялся? Мне не нравится видеть тебя таким. Не нравится. — Потому что я не хотел, чтобы меня считали «плохим парнем», — отрезал Альфред, вспомнив причину, по которой его солдаты покинули Россию, когда эти коммунисты захватили страну и превратили его Ивана в нечто другое, чего он никогда не видел раньше и с чем никогда не сможет сотрудничать. — Но ты ведь сам ушёл тогда, — настаивал Австралия. — Может быть, Россия отказался от тебя, потому что ты отказался от него. С каких пор Австралия с ним так разговаривает? Раньше он был таким оптимистичным и многообещающим в попытках наладить отношения, но теперь он правда действовал на нервы. Почему его вообще волнуют отношения Америки? Никому до этого дела нет. Отказался от России? Ха! Знает ли Австралия что-нибудь о душевной боли расставания? Джонс выплакал все слёзы в течение многих лет, забываясь ежедневными стаканами виски или бурбона. Десятки партий в прокуренных казино, все, чтобы даже не думать о Брагинском, но затем произошёл кризис, времени ни на что не хватает. Размышляя о своих неудачах, он понял, что главное — начать самому бороться против народа Ивана,. Австралия прав: он должен изо всех сил бороться за Россию. Он любил его всем сердцем, и когда всё стало настолько ужасно, и интересы больше не были «интересными», он покинул его. Что он за напарник, если так просто сдался? Австралия прав настолько, что это пробуждало в Америке боль. Возможно, Россия действительно помнил, и поэтому не хотел такого труса. Джонс не стал бы его винить. Но даже после почти двух десятилетий разлуки думать об этом всё равно больно. Теперь, когда они официально встретились как Соединённые Штаты Америки и Советский Союз, было ещё хуже. Он выглядел так же, но думал по-другому, как и предполагалось. Стоя рядом, но будучи не в состоянии стоять ближе, Альфред страдал после того, как воспоминания об интимных ласках, которыми раньше они обменивались из-за взаимной привязанности, нахлынули вновь. Но сейчас в нежный взгляд России проник холод. После окончания встречи в Тегеране, Америка как можно быстрее уехал из страны. Он думал, что покончил со всем этим. Возможно, так оно и было, но боль в сердце всё ещё напоминала обо всём. Но кто виноват в этом разрыве? Америка или Россия? Может быть, Америка. А может быть, Россия. Может быть, и тот, и другой. Может, этому просто не суждено случиться. США думал об этом аспекте, и эта мысль успокаивала его. Его юный ум затуманил рассудок и превратился во что-то, слишком раннее для его подросткового мировоззрения. Таким образом, в конце концов он увидел перерыв как благословение — по крайней мере, в его логическом уме — но его сердце, как правило, задавалось другим вопросом, несмотря на чувства его народа к потенциально угрожающей нации. — Возможно, ты прав, — Альфред посмотрел в окно на гавань и свой флот, теперь являющийся гордостью. — Или, может быть, я был слишком молод, чтобы понять, что, чёрт возьми, я делаю. Мне лучше остаться одному. Почему? Потому что кто-то однажды сказал мне, что национальные отношения никогда не длятся долго. — Верно, но если ты продолжишь кормить их, они не исчезнут, — выпалил Австралия. — Я не оставлю тебя надолго, Америка. Обещаю. Америка повернулся и благодарно улыбнулся брату. Он склонил голову в знак признания этого смелого заявления. — Я поверю тебе на слово. Мы, вероятно, встретимся опять. Как только мы войдём в Европу, я уверен, мы ещё не раз пересечёмся. — Просто пообещай мне, что позаботишься о себе, — забеспокоился Австралия, словно льстя брату. Приятно иметь родственника, действительно заботящегося о твоём благополучии. — Мы должны приглядеть за Японией. Я не справлюсь с ним в одиночку. — Я знаю, — Джонс нахмурился на упоминание другого фронта, в который ему придётся влезть после войны с Италией и Германией и, возможно, выиграть. — Но я работаю над тем, чтобы быстро закончить эту войну. Просто подожди меня, хорошо? — когда он оглянулся на Австралию, подросток кивнул и отдал ему честь. Америка улыбнулся в ответ, извинился и начал готовиться к отъезду.Восточный фронт. 16 декабря 1944
Пруссия потёр руки друг о друга, но и это было бесполезно. Никакое трение не согревало его озябшую кожу, и, поднеся онемевшие пальцы ко рту, он выдохнул так жарко, как только могли позволить его ноющие легкие. Немного помогло, правда пруссак по-прежнему отказывался снимать мокрые перчатки. Одежда есть одежда, в конце концов. Он сделает всё, что угодно, лишь бы согреться на Восточном фронте. Честно говоря, он хотел быть с Германией. Знал, что в последнее время его заставляют вернуться, с тех пор, как союзникам удалось закрепиться во Франции, но Пруссия пообещал, что он всегда будет прикрывать младшего брата, поэтому у него нет другого выбора, кроме как стоять и оставаться лицом к лицу с СССР. Он наступал со своей армией, и это было не что иное, как перетягивание каната между ними. Кроме того, Гилберт был истощён, и всё, что он хотел сделать, это вернуться домой, забраться в постель и проспать несколько десятилетий. Но Европа — не место для сна. И никогда им не была, да и вряд ли когда-нибудь станет. Даже после отделения пруссак поддерживал связь с Германией посредством телекоммуникаций. Каждый день они разговаривали и убеждались, что всё в порядке, но в последнее время приёмники были такими же тихими, как статическое жужжание. Байльшмидт волновался. Он понимал, что его брат силён, гораздо сильнее, чем даже он, но, как старший, он всегда волновался, и ни одно слово не было хорошим в измученном боями разуме Пруссии. Альбинос подпрыгнул, услышав пронзительный треск, сигнализирующий, что телеком получил новое входящее сообщение. Поспешив к аппарату как можно быстрее по сугробам, он схватил трубку и прижал её к уху. — Людвиг? — Гилберт успокоил учащённое сердцебиение, когда, наконец, отозвался низкий голос брата эхом на другом конце провода. — Гилберт. Мне нужно, чтобы ты приехал ко мне. — А что случилось? — сердце Пруссии подскочило к горлу. — Просто едь ко мне. Я хочу тебе кое-что показать. Вместе с этим наступила тишина статики. Слова и тон Германии немного разбавили расстроенное сознание Пруссии, но пруссак был смущён тем, почему Германия зовет его с Восточного фронта. Его люди нуждались в нём. Что было важнее, чем защита Людвига? Как ни странно, это предлог, чтобы пойти и увидеть брата во плоти. Он сомневался, что упустит такую возможность. И не упустит. Пруссия отдал команду верному генералу и как можно быстрее отправился в сторону Рейха. Это заняло около дня. Он подъезжал к назначенному месту возле дома Люксембурга и при звуке автоматных очередей хлопнул дверью. Пруссак и его окружение выскочили из машины, чтобы укрыться, и упали на землю. Пруссия усмехнулся про себя: они были на территории Германии, так что, вероятно, это лишь учения. Он рядом. Но когда Гилберт заверил людей вокруг, что звук принадлежит их собственным машинам, и уговорил их вернуться обратно, его сердце снова ёкнуло, слыша пронзительное «нет!». Байльшмидт узнал этот голос. Эти нотки боли... — Америка! — ахнул он, нажав на газ и рванув напролом через лесную поляну. Затормозив, Пруссия выскочил из автомобиля и увидел сцену. Там, на снегу, лежали десятки тел, покрытые красными пятнами. Массовое убийство. — Ублюдок! Как ты мог?! Гилберт резко повернул голову и уставился на Америку, схваченного вместе с людьми, ныне мёртвыми. Это были его солдаты. Он в шоке наблюдал, как Альфред борется против немецких солдат, удерживающих его. Неразумно трогать эту страну по уважительным причинам; Англия мог заручиться за него. — Хватит! — вскрикнул Пруссия, и тут один немец прекратил борьбу страны пулей в голень. Американец упал на землю, а люди вокруг рассмеялись. — Хватит, я сказал! — он подбежал к ним как раз в тот момент, когда Германия наклонился и подобрал истекающего кровью юношу. — Гилберт, рад, что ты присоединился к нам. Хотя, ты немного опоздал, посмотри, что я только что поймал, — Рейх держал Джонса за руку, выставляя его напоказ, будто дорогую форель. В любом другом случае Пруссия похлопал бы его по спине и одарил бы комплиментом за «хорошую работу», но не в этот раз. После того, как он стал свидетелем бойни и узрел отчаяние Америки, в животе всё неприятно закололо. Чувство, однако, усилилось, и теперь пруссак старался это скрыть от младшего. — Что ты натворил?! Германии, похоже, не понравился его требовательный тон. Тот притянул США ближе к себе и сощурился на своего брата. — Я атаковал американцев и их страну, который оказался с ними во время нападения, — бросил немец. — Тебе не нужно было убивать! — Гилберт продолжал высказывать возмущение, которое только смущало и ещё больше расстраивало младшего. Внезапно, Америка вырвал свою руку из хватки Германии и потянулся влево к немецкому офицеру. Он пытался выхватить пистолет. Но, к удивлению Пруссии, Германия повернулся с нечеловеческой скоростью и выстрелил в запястье Альфреда раньше, чем у него появился шанс получить оружие. Тот отшатнулся назад и схватился за вторую рану, скрипя зубами от боли. — Людвиг! — заорал Байльшмидт. С каких это пор его брат желал зла стране, которого любил? — Хочешь, чтобы он застрелил меня или тебя? — прошипел Германия. Пруссия только сейчас почувствовал его натиск доминирующей ауры. — Но это же Альфред, — рассудил пруссак, нервно улыбнувшись, дабы разрядить напряжённую обстановку. Этот... смягчённый взгляд Людвига при упоминании имени Америки. Пруссия хотел, чтобы Германия увидел в Джонсе маленького Альфреда, которого он встретил на имперском маскараде. Таким образом, возможно, он вспомнит, сколько нежной любви он всё ещё держал, несмотря на то, что они были на противоположных сторонах войны. Но лицо Рейха снова ожесточилось. Он просто схватил раненую страну, толкнул его на землю и приказал своим людям держать его. — Что ты собираешься с ним делать? — заподозрил Пруссия. Взгляд Людвига, жадно наблюдающий за бьющимся и проклинающим американцем, обеспокоил его. Почему? Потому что он видел этот взгляд раньше, но не в глазах Германии, а в других властолюбивых странах. — Собираюсь убедиться, что он никогда не нападёт на меня снова, — сквозь зубы произнёс немец, не отрывая глаз от Альфреда, растянутого солдатами в разные стороны. Когда он наклонился и расстегнул ремень, пруссак чуть не поперхнулся слюной от частого глотания. — Что ты делаешь?! — он догадался, чего хочет Людвиг, но попытался пробудить его остаток рассудка. — Наш фюрер сказал, что это единственный способ удержать его от войны, — сообщил тот. — Я никогда не хотел, чтобы он участвовал в войне, но из-за Японии... Я просто хочу, чтобы он ушёл. — Тогда найди другой способ! — Нет, — он оглянулся на вырывающегося американца. Его быстро утихомирили немецкие офицеры, врезав ему несколько раз. — Людвиг, стой! Пруссия набросился на брата и попытался оттащить его от американской страны, взамен же получил по левому глазу. Его отбросили назад, и он, ошеломлённый, повернулся к немцу. Германия ударил его. Он действительно ударил его. — Это последний раз, когда ты встанешь у меня на пути! — закричал Рейх, и Гилберт впервые за долгое время увидел тот гнев, который он когда-то выплеснул в американской гавани. Он, полный смертельного потенциала, пугает. Германия наклонился и накрыл Америку. Тот снова начал сопротивляться, требуя, чтобы немец слез с него, но он мало что мог сделать с тем, как солдаты держали его за запястья и лодыжки. Людвиг схватил блондина за рубашку, яростно дернул её, и пуговицы разлетелись во всё стороны, одна из них даже ударила Пруссию в плечо. Если раньше Альфред не понимал намерений Германии из-за отсутствия перевода, то теперь понял. — Нет, — выдохнул Пруссия, глядя на Джонса. Его голубые глаза и зрачки расширились. В них явный страх. Немцы кружили вокруг, смеялись и заставляли подчиниться. Германия же продолжал осквернять тело американца. — Остановитесь... Прекратите! — требовал пруссак, тряся нацистов за плечи. Были и другие способы вытащить Америку из войны. Гилберт знал это. Как и Людвиг. То, что он делал, было окончательным актом национального господства. Там, где применение оружия и подписанные ограничения провалились, этот закон не действовал. Это настолько унизительно для страны, что страна никогда не будет прежней. Они отдадут своё оружие, своих воинов, своих правителей и свою землю в подчинение этому. Изнасилование страны всегда было последним средством. — Держите его! — раздражённо выпалил Байльшмидт, увидев брата, пытающегося прорваться сквозь солдат. — Не делай этого, Людвиг! Хватит! Пруссии не удалось заставить его мыслить рационально, и у него не было достаточно времени, чтобы объяснить причины прекратить. Он начал отталкивать людей, чтобы разорвать круг. — Людвиг, не надо! — пруссаку как раз удалось прорваться вовремя, замечая, как его могущественный брат схватился за пояс Америки и вскрыл пряжку. Он видел, как трясётся Альфред, видел ужас в его глазах и ожидаемое возмездие, которое немец проигнорировал. Тут Джонс сжал кулаки и вырвал одну руку из солдатского захвата. Люди больше не могли удерживать его, он метнулся вперёд и врезал по челюсти Рейху, довольно эффективно, тем самым оттолкнув его от себя. — Людвиг! — Пруссия тотчас встал между ним и Америкой. — Альфред, Альфред, подожди! — и вытянул руки, чтобы удержать юношу. Американец стоял на дрожащих ногах, его пояс висел на штанах, рваная рубашка свободно развевалась суровым холодным ветром, конечности дрожали, а глаза блестели. — Нам очень жаль, — сказал Гилберт, молясь, чтобы какое-нибудь слово на языке Джонса дошло до его травмированного сознания. — Прости меня. Это больше не повторится, обещаю. Вы выиграли. Вы выиграли. Америка не двигался, не атаковал, и Пруссия воспользовался возможностью, чтобы приказать людям вернуться. Он обернул руку Людвига вокруг своей шеи и поднял на ноги, держа его раненую челюсть вместе с другой рукой. Он потащил глупого братца к машине и усадил его на заднее сиденье. Ему срочно нужна медицинская помощь, и, судя по всему, он не сможет некоторое время пользоваться челюстью. Альфред сломал её безмерно. С тяжелым вздохом пруссак понял, что для немцев это означает большую нисходящую спираль. Если Германия не сможет должным образом связаться с его войсками, они не смогут наступать, и им придётся отступать. Пруссия мог попытаться руководить, но войска слушали Рейха, а ему больше нечего сказать. Звук двигателя заглушил крики Людвига с заднего сиденья. Старший развернулся на Америку. Как он меняется. Сначала продолжал стоять на трясущихся ногах, позже его плечи расслабились, а затем появились слёзы. Альфред начал плакать, откинув голову назад. Глаза закрылись от жгучих слёз: он вопил в горькой печали. Доля этих слёз адресованы покойникам, разбросанным вокруг него на кровавом снегу, но большинство из них льются из-за травмирующего психику испытания Германии, через которое тот заставил его пройти. У Пруссии сжалось сердце при виде этого. В мыслях всплыл восемнадцатый век, когда Джонс показал ему свои уязвимые слёзы. На этот раз Байльшмидт не мог притянуть его к себе и обнять, как маленького брата, каким он всегда его видел. Он не мог вытереть его лицо собственными пальцами или унять дрожь. Война часто отталкивала друзей и врагов. Но теперь возникал вопрос: как далеко она оттолкнёт Америку от него и Германии?Ялта, Крым. 4 февраля 1945
В последнее время Иван чувствовал себя чрезвычайно довольным собой, и на то были причины. Его армия была всего в сорока милях от Берлина, а Пруссия находился в бегах. Услышав о травме, полученной Германией от рук Америки, советский вождь сразу же проследил за тем, чтобы СССР бомбардировал Восточный фронт, пока они не вытолкнули их обратно. Это сработало, и теперь Совет предоставил своему лидеру возможность ещё раз выступить на встрече «Большой тройки». Гонка войны почти закончена, и Брагинский должен первым пересечь эту финишную черту и получить все военные трофеи. В последней войне он потерял больше всего: часть территорий, монархию, большое количество людей, здоровье и своего возлюбленного. Но на этот раз он уйдёт с большинством. Одним из лучших чувств, помимо победы над немецкими братьями, было видеть боль Англии. Его власть слабеет, и пройдёт не так много времени, когда сама мысль о том, что он представляет угрозу для господства Союза, начнёт казаться смехотворной. А Америка... Когда американец прибыл на советский курорт, он заметил в нём перемены. Осуждая войну сначала, СССР не взял его во внимание, пока не уловил в лидере юноши нечто коварное. Судя по всему, русский видел, что американский президент даже угрожал премьер-министру Британии и, следовательно, пререкался с вождём СССР. Это что-то совершенно другое со времен Тегерана. Иван мог обвинить в этом болезненное и бредовое руководство, но подозревал нечто другое. Ни одна страна не угрожала, если только не обосновывала свои предложения, и Брагинскому было любопытно, чем господин Рузвельт аргументировал свои слова. Тем не менее, Альфред смирился со стороной своего лидера и выбрал его комнату в качестве убежища для пребывания в Ялте. Совет шёл, чтобы принять самую молодую нацию из трёх стран по приказу вождя, как вдруг остановился, услышав чей-то голос в комнате Америки. Англия. — Ты уверен, что с тобой всё в порядке, парень? Ты практически ничего не сказал с тех пор, как приехал. — Необязательно что-то говорить. Я здесь просто представитель, — устало произнёс Джонс, и Союз мысленно усмехнулся. Если вспомнить последнюю войну, то американец тогда вступил ближе к концу. На этот же раз он провёл на войне несколько лет, и только теперь он заметил, насколько война может навредить стране. Это стало уроком для его неопытного «я». — Но ты казался расстроенным из-за Сталина, — упомянул Артур. Принимающая страна навострил уши. Он вспомнил, как Альфред, выходя из комнаты, подслушал Сталина, который хвастался своим приближением к Берлину и победой СССР в войне. — Не обращай на него внимания. Он любит играть в свою игру. На мгновение воцарилось молчание. — Если тебе станет от этого легче, я лично признаю твои достижения, Америка. Я знаю, что ты сделал, чтобы остановить продвижение Запада, — добавил Кёркленд. — Да, да, — Джонс явно не хотел продолжать разговор, будто просто произнесение слов истощало его. Не похоже на его болтливую натуру. — Как ты держишься после всех этих мучений? — тон англичанина стал более мягким, как у родителя, а не хвастливого товарища по оружию. — Всё нормально, — быстро ответил юноша. — Уверен? Артур всегда пытался преодолеть раздражение, дабы проявить реальную поддержку. — Неправильно — то, что он сделал... что пытался сделать, — продолжал он. Говорил ли Британия о стычке США с Германией? Он слышал о нападении и его отражении, но в остальном подробности ускользнули от него. Рейх сделал что-то с Америкой, но юноша не упомянул этого и позволил Англии вспомнить об этом. — Война — это война. Всякое дерьмо происходит на поле боя и вне его; во время неё действительно нет правил. Ты лучше всех должен это знать, Англия, так почему тебя волнует, что, чёрт возьми, случилось со мной? В ответ тишина. Американцу действительно удалось заткнуть его? — Кроме того... и со мной такое раньше случалось... Едва слышимое бормотание. Разговор, должно быть, закончился, так что Иван почувствовал свой шанс войти. Он тихо постучал, открыл дверь и увидел Англию, стоявшего рядом с Америкой, который лежал на своей кровати, прикрыв глаза рукой. — О, извините. Я не знал, что вы заняты. Кажется, теперь нет, да? Хорошо. Мой вождь требует вашего присутствия. Он настаивает, чтобы вы были рядом со своими лидерами на фотографии. — Ладно, — вздохнул Кёркленд, поправляя пиджак. — Тогда я пойду к себе, умоюсь. Джентльмен ушёл и, возможно, ожидал, что Совет последует за ним, но тот этого не сделал. Вместо этого он остался в дверях и внимательно наблюдал за Америкой. Тот сначала не двигался, но спустя секунду любопытный синий взгляд уже таращился на него. — Знаешь, скажи им, пусть чуток задержатся, — заметил Альфред, что заставило русского хихикнуть. — Сталин не любит, когда его заставляют ждать. — Какой ты странный хозяин, — пожаловался юноша, позволяя его руке упасть на глаза. — Предъявлять такие требования к гостям — это так грубо. — Моя территория, мои правила, — объявил Союз. Джонс схватился за каркас кровати обеими руками и попытался подняться. Он казался больным, если только какие-либо признаки этих приглушенных постанываний что-то значили, но тут рама хрустнула под давлением его рук, и Америка почувствовал, как падает вместе с мебелью. Брагинский быстро ринулся вперёд, чтобы помочь американцу встать. — Извини, — промямлил США, с беспокойством посмотрел на свои руки и пошевелил пальцами, а затем начал тщательно массировать ладони. — Не знаю, что на меня нашло. СССР знал Альфреда как одного из немногих стран, наделённых немереной силой, но после того, что только что увидел, он забеспокоился. Когда это Америка так оторвался от нечеловеческих способностей? На него это не похоже. Что-то не так. — Надеюсь, ты рассчитываешь заплатить за это, — на слова Ивана он недоверчиво взглянул на него. — Я шучу. Это была случайность, да? И я только что был тому свидетелем. Юноша кивнул и посмотрел вниз. Русский видел эту уязвимость и поэтому давил на неё. — Что случилось, Америка? Ты какой-то очень подавленный, — несмотря на отношение Сталина к американцу, Совет по-прежнему заботился о нём. — Мы же с тобой друзья, да? Ты можешь мне рассказать. Одно лишь слово «друзья», можно сказать, слегка разозлило американца: он нахмурился, его глаза потемнели. — Как же. Америка открыл свой гардероб, вытаскивая свою церемониальную форму. Повернувшись спиной, Джонс не увидел, как Иван сощурился от его ответа. Сердце вновь угрожало вырваться из груди. Он должен был воспринять ответ Альфреда как оскорбление — Сталин бы этого хотел, — но в конце концов Союз остался со знакомым чувством обиженной печали по поводу того, что Америка стал видеть в нём врага. Они могли бы быть такими хорошими друзьями, если бы США принял его путь коммунизма. Если бы он это сделал, они могли бы снова быть любовниками. Совету очень нравилась эта мысль, и он уверен, что Альфреду тоже, но тот был слишком упрям и отказывался от какого-либо влияния на свой образ жизни. Нет, он просто стоял, высокий и гордый, позади своего президента. Они сделали фотографию в память о том, что лидеры «Большой тройки» были здесь, и этот день стал историческим. Их улыбки явно фальшивые, и они были слишком неравномерно поставлены: Джонс переместился ближе к Англии, нежели к СССР. Совету не понравилось, что его присутствие вернуло Америку в объятия этого уродливого британца. В прошлые века всё было наоборот, но теперь Иван понял, что именно он и только он один принуждает к созданию связей между Британией и США. России это совсем не нравилось. Поэтому он выплеснул своё разочарование в борьбе с немцами, норовясь снести их столицу.Берлин, Германия. Лето 1945
Пруссия вскрикнул. Его рука оттянулась назад до такой степени, что он почувствовал, как захрустели суставы. От излишнего давления она могла оторваться, но сейчас его не волновала боль. Его заботила только безопасность брата. — Америка! — страна, стоявшая рядом с его младшим братом, поднял глаза и посмотрел на него. Его внимание задержалось на мгновение. — Пожалуйста, позаботься о нём, пожалуйста! — умолял он, жмурясь. — Пожалуйста! Они проиграли. Пруссия и Германия упорно сражались и проиграли. Война закончилась. Продолжение Великой войны пришло и ушло. По крайней мере для них. Пруссак знал, что у Японии всё ещё есть свои владения в Тихом океане, и что пройдёт не так много времени, прежде чем он тоже их уступит Америке. Теперь в американской стране было что-то другое. Его глаза казались немного темнее, он стоял выше, чем когда Гилберт видел его в последний раз, и его аура... Пруссия чувствовал её излучение с того места, где он стоял, и у него не было сомнений, что те, кто стоял ближе к нему, могли ощутить это в полной мере. Байльшмидт не чувствовал такой мощной доминирующей национальной ауры по крайней мере два тысячелетия. Это очень похоже на него, и было страшно подумать, что такая молодая нация обрела все это так быстро. США имел ауру могущественной империи, несмотря на его отказ от титула. Он стал сверхдержавой. Пруссия издал ещё одно шипение, возвращаясь в реальность. Он оглянулся на улыбающуюся нацию, нависшую над ним. Но он был благодарен, что тот выбрал его вместо Германии. — А! — с сапогом между плеч он лицом встретился с берлинским асфальтом. Совет всё ещё держал его руку в тисках, и напряжение усилилось. Но это не помешало ему умолять остальных присмотреть за своим сломленным братом. Пруссия вспомнил, как заболел Германия после Первой мировой войны, и он больше никогда не хотел видеть его таким. Он преимущественно свирепо смотрел на Францию и Англию, эти двое были самыми крупными виновниками болезни Людвига, но встретив Америку, он изменился в лице, так как видел в молодой стране свою последнюю надежду. — Альфред! — он снова крикнул в его сторону. Это сработало, глаза Джонса немного посветлели, и его почти безразличный взгляд стал мягким к чувствительной ситуации, стоящей перед двумя немецкими братьями. — Пожалуйста, Альфред, присмотри за моим братом. Присмотри за Людвигом. Рейх же посмотрел на него, а сердце Пруссии, казалось, разорвётся на куски. Эти сверкающие слёзы в грустных голубых глазах. Насколько убит горем Германия, по большей части потому, что не мог попрощаться официально. Повязка вокруг его челюсти и головы показывала остальным, что любая попытка говорить обречена на провал. Внезапно пруссак забыл о сожалениях и боли и отстранился от Ивана, сломав запястье и вывихнув руку в процессе. Действие удивило всех, Англия вытащил оружие. Пруссия побежал к ним, но он не планировал окончательной атаки. Нет, он просто опустился на колени, обхватил брата все еще действующей рукой и притянул к себе. — Я люблю тебя, Людвиг! — Гилберт плакал и держал своего брата в последний раз. Он давился рыданиями и чувствовал, что Германия цепляется за него, как за последнюю линию жизни. Мокрые горячие слёзы немца стекали по его шее и смешивались с засохшей грязью. Его трясло, ему больно от того, что он не может поговорить с ним на прощание. В каком жалком состоянии оказался Великий Пруссия. Он ощущал все чужие глаза на себе, но не желал их жалости. Он лишь хотел, чтобы они сохранили её для Людвига. Звук тяжелых шагов раздался в ушах Гилберта, и вдруг кто-то схватил его за сломанную руку и потянул. Он стиснул зубы от боли, но больно было не это, а то, что его вырывают из рук Германии. — Людвиг! — вскрикнул Байльшмидт, протянув здоровую руку, схватил блондина за китель и держал, пока его яростно не оторвали. — Господи, Людвиг! Приклад ружья ударил Пруссию по голове, и он упал. Боль стала невыносимой, и последнее, что он увидел, это до жути напуганное лицо брата. — Немцы. Они никогда не слушают, — легко заявил Союз, будто это какая-то шутка. Однако никто не рассмеялся. Когда Брагинский посмотрел на Германию сверху вниз, его взгляд стал более угрожающим. — Особенно в этом случае, — Иван поднял ружье, чтобы приставить дуло к его голове, но Америка осмелился встать между ними. Нахмурившись, русский ухмыльнулся. — А ты извечный немецкий любовник, шлюха. Джонс не сдвинулся с места и грудью толкнул его, чего никогда раньше не делал. Такой жест мог начать войну. — Он мой, Совет, — прошипел Альфред, взял пистолет и решил удивить этого могущественного коммуниста, выстрелив в землю у его ног. СССР не из тех, кто отступает, но тут он сделал шаг назад. Америка опустошил весь картридж пуль, чтобы высечь идеальную линию из выстрелов на пыльной земле. — Пересечёшь эту черту, и я без колебаний начну сражаться с тобой, — поклялся США, снова встретив фиолетовый взгляд. Милого и невинного Америки больше нет. Было немного грустно, но и немного волнующее. Иван усмехнулся, увидев, что юноша демонстрирует силу. Он никогда не был таким. Когда же произошло это кардинальное изменение? Если Альфред хочет поиграть... Брагинский сдержал смешок, но не улыбку, чуть наклонился и прижался лицом к лицу Америки. Тот не шелохнулся, а он не пересёк линию, так что он не имел права нанести ответный удар. Как забавно видеть — американец думает, что он может бросить вызов великому Союзу. — Думаешь, я не чувствую этого, Фредди? — Совет подразнил юношу глупым прозвищем, лишь бы увидеть его хмурую мину. Америка оглянулся на Англию, Францию и другие страны. — Я знаю, они могут, но спрашивать как-то невежливо. Так что я узнаю твой секрет, Америка, а как узнаю, может, ты поживёшь со мной немного, а? Русский был впечатлён, увидев, как голубые глаза потемнели от нависшей угрозы, и эта аура, которую он чувствовал, излучалась от него после недавней встречи. Как это опьяняюще, и это чувство росло вместе с доминированием. Но так же поступил и СССР: он не остановится, пока весь мир не станет его, и если Америка решит встать на пути, как глупый маленький мальчишка, которым он был на протяжении всей истории, тогда у Ивана не будет выбора, кроме как дисциплинировать грубую страну, сохраняя для него особый вид наказания. Наказание, подобающее предателю вроде него. Прошли те времена, когда Брагинский мечтал только о том, чтобы Альфред улыбался и смеялся. Сердце всё ещё жаждало таких любезностей, но со временем он их забудет. Совет будет игнорировать своё больное сердце и гоняться за ним каждый раз. Что чуть не случилось однажды, но он поймал его как раз вовремя. Отстранившись, Союз взял бессознательного Пруссию и повернулся на восток. — Было весело играть с тобой в войну, Америка, — сказал Иван достаточно громко, чтобы все услышали. — К сожалению, я упустил возможность. Помни, что я рядом, если ты слишком слаб, чтобы справиться с Японией. Надеюсь, ты позволишь мне сразиться с ним, ведь у меня тоже есть старые счёты. Он предложил Джонсу свою фирменную улыбку. Тот оставался невозмутимым, несмотря на беспокойство других стран. Какой жизнерадостный мальчик. Отныне Совет не спускал с него глаз. Он стал чем-то вроде империи, так сказать, сверхдержавы, и русский собирался выяснить, как это произошло, собирался убедиться в том, что найдёт способ остановить его рост. В конце концов, маленькие птенцы не должны выпрыгивать из гнезда до того, как их крылья не будут полностью расправлены. Если бы СССР пришлось, он бы подтолкнул Америку. Интересно, а умеет ли он летать?Токио, Япония. Осень 1945
Америка прогуливался с Японией по опустошённым улицам с единственной целью — заставить того понять, что случившееся было вызвано отсутствием его капитуляции, но что бы ни делала распавшаяся империя, она оставалась гордой и даже не смотрела на разрушенные города. Он винил США, как и весь остальной мир. В конце концов, это он сбросил бомбы. Итак, Япония помещён под домашний арест, и он больше ничего не говорит. Америке же не хотелось находиться на острове. Он хотел бы вернуться домой и отдохнуть, но знал, что теперь это невозможно. Британская империя была на грани распада — Джонс пророчил ему ещё несколько лет, Германия разделилась между союзниками; его график теперь состоял из тройной опеки, и у Америки были новые территории для управления. Теперь он вышел из войны с титулом, за который другие, по праву, имели шанс сражаться. Они называли его сверхдержавой. Англия сказал, что этот титул обычно присваивается самой сильной стране в мире. Теперь, после нападения на Японию, титул был присвоен ему. Самая сильная нация в мире. В мире. У Альфреда было много безумных идей, поэтому сама мысль о том, чтобы упасть дома на кровать и закрыть глаза, стала простой фантазией. Он сомневался, что когда-нибудь сможет хорошо отдохнуть благодаря своему нынешнему статусу, но было слишком поздно отменять его. Он определенно не желал сдаваться без боя. Это всё ещё почти сюрреалистично... называя его сильнейшим, некоторые даже приравнивают его к Римской империи. Америка никогда не знал этого мужчину, но одно он знал точно: он никогда не позволит этому титулу и статусу добраться до него. Он не империя, и не хотел ею быть. Но мир всё ещё смотрел на него с некой долей скрытого страха. Британия смотрел на него с незрелой жалостью, Франция — с завистью. Глаза Китая светятся от ревности, а СССР... Американец мог сказать, что если кто-то и будет оспаривать его титул, то это будет Союз. Забавно, потому что всего сто лет назад он боролся за это с Англией, а Америка поддержал Ивана, предоставив ему корабли и оружие. Теперь посмотрите... игра изменилась. А сейчас Брагинский видит перед собой спину США и ждёт подходящего момента, чтобы нанести удар. Джонсу нет и двухсот лет, а он уже откусил больше, чем мог прожевать. Возможно, и нет. Он покажет миру, что достоин, покажет Совету. — А! Крик Австралии вырвал юношу из его невесёлых мыслей. Он прислушался, представляя, во что на этот раз впутался младший брат, но, услышав: «Убери его от меня!», выскочил из офиса, расположенного недалеко от дома Японии. Добравшись до места, Америка увидел формирующуюся толпу и его людей, изо всех сил пытающихся оттащить нападавшего от Австралии, который лежал на земле и пытался увернуться от ножа, направленного на горло. Не говоря ни слова, Альфред прорвался сквозь тучу народа, схватил нападавшего в плаще и сбросил со своего брата. Человек ударился о стену здания и, возможно, умер от удара, потому что сверхдержава не справился с его недавно приобретённой силой. Он всегда обладал неестественной мощью для столь молодой страны, и это в новинку даже для Джонса. Он поднял Австралию, и ноги бедного юноши оторвались от земли, прежде чем США понял это и опустил его. — Что случилось? — спросил он, коснувшись порезов на шее мальца. Один был довольно глубоким, но не угрожающим жизни. — Он собирался ускользнуть из Японии, — объяснил Австралия. — Сначала я думал, что это Япония пытается сбежать, но потом он напал на меня. Я думал, что это папа. Япония не делает таких ошибок. Альфред повернулся и подошёл к напавшему, которого окружили его люди. Судя по тяжелому дыханию, человек выжил. Кто бы это ни был, он предстанет перед судом. Никто не смел причинять вред его брату. Не Япония, и уж точно не эта личность. Вдруг американец сорвал с неё плащ и расширил глаза от неверия. Это женщина. Она пережила удар, хотя и не без травм. Её плечо болело, судя по тому, как она держалась за него. Конечно, тот факт, что она была женщиной и выжила, удивил Джонса больше всего. — Как тебя зовут? — спросил он, рассматривая длинноволосую красавицу перед собой. Карие глаза напряжённо смотрели на него. — Сондок. — Необычное японское имя, — заметил Австралия, стоя за Альфредом вместе с остальными морскими пехотинцами. — Потому что оно не японское, — США наклонился и устроился на корточках. — Как тебя зовут на самом деле? Она недоверчиво сощурилась, но затем позволила взгляду скользнуть вниз, признавая поражение. — Корея. — Она страна? — захлопал глазами Австралия. — Если ты посмотришь внимательнее, поймёшь, что она не просто человек, — объяснил ему американец, как наставник, информирующий своего ученика, который, по-видимому, ещё не овладел национальным чувством к излучению ауры. — Что ты здесь делаешь? — тон вдруг изменился с враждебного на сострадательный. — Я спрашивала себя об этом каждый день, — зашептала Корея. — Потом, когда Япония обессилен, я попыталась сбежать... пока белые люди не поработят и меня. Америка нахмурился. — Я здесь не для этого. — Вы всегда так оправдываетесь вначале, — посуровела она. Со вздохом Альфред встал и потёр напряжённые мышцы на шее. Расхаживая вокруг да около, он не пересёкся с её обеспокоенным жёстким взглядом. — Нападение на моего брата — серьёзное преступление, чтобы ты знала, — заговорил, наконец, он, продолжая шагать перед черноволосой девушкой. — Тогда что ты собираешься со мной делать? Бросишь гнить в подвале или заставишь меня согревать твою постель, как Япония? Несмотря на то, что она раскрыла причину своего пребывания в Японии, Джонс не проявил ни доли высокомерия. Вместо этого он остановился и с улыбкой повернулся к ней. — Он думал, что ты Япония; ты думала, что он кто-то другой. Очевидно, это была ошибка с обеих сторон, поэтому я могу сделать только одно. Корея удивленно моргнула, когда ей предложили руку. Она посмотрела на неё, будто на что-то чуждое ей, что заставило мужчин вокруг задаться вопросом, как же с ней обращались в Японии. Улыбка юноши уговорила её поверить, что она может доверять ему на данный момент, и поэтому она медленно приняла помощь. На этот раз Америка постарался держать свою силу под контролем и осторожно поднял её на ноги. — Я вижу возвращение тебя домой как лучшее наказание за возникшую ситуацию, — мягко произнёс он. Казалось, она никогда не получала в своей жизни такой доброты, к которой стремилось сердце Альфреда. Она, наконец, улыбнулась в ответ, но вдруг вздрогнула и застонала от боли — плечо. — А, только сначала давай отвезём тебя в лазарет, — предложил США и лично сопроводил женщину.Сеул, Корея. Зима 1945
Совет застыл в доках от удивления. Там был американский корабль, сдающий на хранение то, что он искал с момента капитуляции Японии. И сам Америка, держащий за руку хрупкую низкую женщину, которая старалась не соскользнуть с трапа при спуске на причал. — Привет, Америка, — СССР заметил, как его нежная улыбка исчезла. — Похоже, ты нашёл то, чего не хватало. — Япония захватил её по... некоторым причинам, — Джонс отпустил руку девушки. Иван ничего не сказал. Он осмотрел женщину. Она выглядела молодой, но старше, чем казалась. Без сомнения, она была примерно того же возраста, что и Япония. Держалась хорошо. Брагинский часто удивлялся, как этим древним азиатским странам удавалось так долго жить. — Спасибо, Америка, — поблагодарила Корея. — Ну, теперь, когда моя работа стала легче, извини нас, Америка, — начал русский, потянулся и взял женскую руку. — Нам нужно кое-что обсудить. Тот не хотел отпускать её, но у него действительно не было выбора. — Ты можешь вернуться к Японии, — Союз попытался надавить на больное. Альфред нахмурился, но затем снял куртку и положил её на плечи Кореи, чтобы защитить от пронизывающего зимнего ветра. — Вот. Так теплее. Когда он повернулся, чтобы уйти, и его ботинки коснулись трапа корабля, девушка сделала шаг вперёд. — Америка! Юноша остановился и посмотрел на неё, полностью игнорируя присутствие русского, к большому раздражению СССР. — Мы скоро увидимся? С веселой улыбкой Америка скрестил руки на груди и прислонился к перилам пандуса. — Я занятой человек, Сондок. Мне нужно свериться с расписанием. — У тебя найдётся пара дней для позорной женщины вроде меня. Он усмехнулся, но его глаза смягчились. — Просто назови номер, и я потрачу эту сумму на тебя. Корея просияла. Не прошло и минуты, как Америка отдал честь и покинул их. Когда раздался голос Ивана, Сондок даже не поняла, что попала в ловушку мыслей о белокурой стране. — Вы, кажется, очень близки. Я начинаю ревновать. Она глянула на Брагинского и поклонилась. — Вы, должно быть, Советский Союз. Я приветствую Вас. — Я боялся, что ты погибнешь, — ровным голосом признался он, хотя, увидев её с Америкой, он почувствовал, что хотел бы, чтобы это было так. — Как видите, я жива и здорова. После того, как Япония поработил меня и заставил моих молодых людей присоединиться к войне, я думала о себе, как о маленькой сломленной девочке, но Америка... он сказал, что есть шанс на восстановление. Надеюсь работать рядом с Вами, западными странами, чтобы доказать его правоту. — Да, — кивнул Союз. — Но стоит прояснить кое-что... — приблизившись, он сорвал куртку Джонса с её плеч и бросил на грязную, уже покрытую снегом, землю, при этом наступив на неё. — При мне ты даже не смеешь упоминать эту страну, если я тебя не спрошу. Во-вторых, я не работаю на тебя, это ты работаешь на меня. Если увижу сопротивление, я не подумаю дважды, чтобы подавить его. И если не нравятся мои требования, что ж... есть и другие способы убеждения. Пальцы Совета в перчатках коснулись щеки девушки, позже упали ей на шею в опасной близости от груди. Она вздрогнула, тряхнула головой. — Я понимаю, — и быстро ответила. — Хорошо, я так рад, что мы смогли встретиться. — Есть ещё что-нибудь, что Вы хотели бы знать обо мне? — её плечи напряглись. Советский Союз — другая доминирующая сила, не слишком отличающаяся от Японии. — Да, — Иван заставил её поднять глаза и посмотреть на него. — Расскажи мне о том, как вы провели время с Джонсом. Хочу услышать каждую мелочь. ______________________________________________________________________________________ Исторические заметки: Да, Сталин в значительной степени доминировал в переговорах на Тегеранских и Ялтинских встречах, а бедные Рузвельт и Черчилль говорили: «Дерьмо!». Период с 16 декабря 1944 года по 25 января 1945 года известен как Битва за выпуклость, и это в значительной степени последнее нападение Германии. Они дали хороший пробег, но в конце концов потерпели неудачу. Это также оказалось самой кровавой битвой Соединённых Штатов в войне, потому что они были большинством атакуемых армий. Также в этой битве произошла бойня в Мальмеди. Немецкие солдаты СС открыли огонь по американским пленным и многих убили. Мне нравятся военные преступления тому, что это сильно разозлило американцев, что впоследствии некоторые американские бригады уничтожили несколько немецких взводов. Так что да, я сравнила это с попыткой изнасилования, потому что мне так показалось нужным. Германия официально сдалась 7 мая 1945 года и была разделена между Америкой, Англией, Францией и Советами. Таким образом произошло отделение Пруссии от Германии. Официально Япония капитулировала 2 сентября 1945 года. США стали официальной сверхдержавой после того, как сбросили две атомные бомбы на Японию и привлекли внимание СССР (Холодная война, мы идём!). Австралия и Америка стали очень тесны за это время отчасти потому, что Австралии нужен был кто-то, чтобы защитить её от угрозы Японии. Звоните в США! Австралийское правительство, будучи не уверенным в способности Австралии защититься, выразило готовность принять верховного главнокомандующего в юго-западной части Тихого океана — первоначально — либо от Великобритании, либо от Соединённых Штатов. В конце концов они выбрали американского генерала Дугласа Макартура. Штаб ВМС Америки на самом деле был в Брисбене на некоторое время во время войны, и там были тысячи, если не миллион, американских войск. Даже после войны Австралия и Америка остались очень близки по АНЗЮС (Австралия, Новая Зеландия и США), однако из-за Новой Зеландии договоры с Америкой были больше похожи на «АЮС» и «АНЗ», нежели все трое. И Австралия — единственная страна, которая служила вместе с Соединёнными Штатами в каждом крупном конфликте со времен Второй мировой войны. Да, братская любовь. И я основала Корею в женской версии, первоначально разработанной для страны Химой, на случай, если вы хотите знать, как она выглядела. Она была у Японии как... ну... секс-рабыня. Японцы забрали тысячи корейских женщин для этих утех, а также ввели тысячи корейских мужчин в японскую армию. Я также назвала её в честь её первой правящей женской монархии, если вам интересно. И! Корея была расколота в основном между Советским Союзом и Соединёнными Штатами.