Пхеньян, Корея. 1947
Совет прищурился на азиатку. Она снова не могла остановиться. Интересуясь делами Америки, Иван спрашивал, сколько кораблей находится в её гавани, сколько солдат оккупируют её города и поселки, время прибытия делегатов и тому подобное. Ему не нужны были ни детали настроения Альфреда, ни нежности, о которых говорила Корея, ни их прогулки по пляжам, ни обоюдные подарки. Он не хотел знать всё это, потому что ему это не нравилось. Америка не принадлежит ей, и она не смела брать его и держать. И если отбросить все дела, русский дико жаждал сцепить свои руки на этой маленькой шее, он сомневался, что понадобится много времени, чтобы сломать её кости. Смотря как сильно надавить. Но Брагинский воздержался от насилия. Если вождь узнает, что он сделал что-то с страной, на которую давно положил глаз, Союзу придётся вернуться в Кремль, и его заставят сидеть в одиночестве в холодной тёмной комнате, где ему будут задавать многочисленные вопросы, пока тот не сдастся под пристальными взглядами или не скажет правду. Сталин будет пытать Ивана, если узнает о его всё ещё имеющихся чувствах к Америке. Эта пытка, вероятно, состоит в том, чтобы побудить СССР объявить войну западной стране. — Ах, простите меня, Советский Союз. Я опять заговорилась, — извинилась Корея, склонив голову. Русский улыбнулся и положил перо на бумагу. Видимо, она намеревалась рассказать всё, даже то, что было не столь важно. — Вы с Америкой, должно быть, близки, раз уж не можешь удержаться от вспоминания милых событий. Скажи, ты, наконец-то, переехала из Японии и стала его шлюхой? Улыбка всё держалась на лице Совета, несмотря на то, что он нахмурился. Корея, напротив, вежливо отвела взгляд и поклонилась. — Ещё раз прошу прощения. Обещаю Вам, что больше не буду говорить об этом настолько подробно. — Ты уже давала такое обещание раньше, — напомнили ей. — Полагаю, для девки вполне естественно вернуться к старым привычкам. — Прошу Вас, он со мной так не обращается. Он уважает меня, как и я его. — Но где же уважение в мой адрес? — скрестил руки Иван. — Я предлагаю тебе защиту в обмен на подробные сведения об американцах, но и ты бесполезна. Должен ли я приказать тебе держаться подальше от Америки? — Союз жаждал посмотреть, не выйдят ли его приказы за пределы границ. К его удивлению, Корея посмотрела на него жёсткими карими глазами. — При всем уважении, Советский Союз, Вы не имеете права запрещать мне то, что мы делаем. Брагинский уж было собирался поаплодировать ей за её храбрость. — Да, но я уверен, что Америка — занятая страна. Нельзя быть настолько эгоистичным, чтобы отнимать у него время. — Он находит его для меня, — ответила девушка. — Я знаю, что он занят, поэтому не давлю на него. То немногое, что нам дано, я считаю даром. Его слова, его улыбки... это делает меня счастливой. А я не была такой уже долгое время. И вот опять... уходит в розовые поля. Это вызвало у Совета отвращение, и он зло нахмурился. — Ты не можешь надеяться сделать его счастливым, женщина, — русский надеялся скрыть свой неодобрительный тон. — Ты не сможешь предложить ему то, чего у него ещё нет. Это правда. Мир окрестил Америку державой, и в следствии этого всё и вся будет подано ему на золотых блюдечках. — Я могу предложить ему любовь, — защитилась Корея, хлопнув ладонью по своей груди. Начав так смело, она вдруг расслабилась, а глаза затуманились лёгкой грустью. — Сомневаюсь, что Вам это известно, но он очень одинок, так что всё, что я могу ему дать, он берёт и лелеет, потому что никто другой так не делает. Молчание, охватившее их впоследствии, было ошибкой со стороны СССР. Он должен что-нибудь ответить или, по крайней мере, приказать ей заткнуться. Но он промолчал и позволил ей выиграть, потому что она рассказала ему об Америке, которого не знал. Этому мальчишке одиноко? После войны у него появилось много друзей и врагов. Одинок? Вы не можете предлагать любовь одиноким. Вы предлагаете общение и дружбу. Любовь? Зачем Джонс ценит любовь Кореи? Умеет ли он это — ценить что-либо? А такая шлюха, как она, заслуживала внимания Альфреда, и всё же, делая вывод из того, что сказала ему эта девчонка, он посетил её и нашёл время побыть с ней. Почему она? Америка — идиот, который вкладывает своё сердце в чьи-то руки, пока те были нежными. Если он не будет осторожен, то в конце концов сломается... как в 1919... как тогда... Он был вечно глуп, и Иван обязан показать ему, что делает его таким. Союз спокойно отпустил Корею, хотя знал, что отправляет её прямиком в объятия... нет, она не могла, Альфреда нужно сжимать мощными мускулистыми руками, а не её хрупкими слабыми конечностями. Она не подходила ему и не могла его получить. Иван этого просто не допустит.Москва, СССР. 15 августа 1948
Пробежавшись глазами по строчкам, Брагинский заржал в голос. Это письмо — самое смешное, что он когда-либо читал. Но после смех затих, появилось глубокое неодобрение. Он смял листок бумаги и бросил его на землю. Вождь заметил это и приподнял бровь. — Что было в том письме? — требовательно спросил Сталин. Он никогда не мирился с поведением своей страны. Совет не хотел отвечать, но у него не было другого выбора. — Америка приглашает посмотреть на своего ребёнка. — Ребёнок? — глаза Иосифа Виссарионовича загорелись при упоминании новой территории. — Да, — процедил Союз. — Он и Корея обзавелись потомством. — Тогда иди, — приказал Сталин. — Хотите, чтобы я увидел американскую территорию? — он не собирался идти и поздравлять его ни под каким предлогом. — Да. Я так хочу. Иван не хотел. Этот ребёнок — кореец, и этого уже достаточно, чтобы вызвать у него отвращение. Но вождь отдал приказ, и у него не было сил сказать «нет». Вот сука.Сеул, Корея. Конец августа 1948
Отвратительно, как и думал Советский Союз. Волосы слишком тёмные, кожа слишком жёлтая, а сами глаза уродливые и карие. Нет, ребенок должен был унаследовать золотые локоны отца и глаза, словно яркие декабрьские топазы. Вот это красиво, а не то, на что он сейчас смотрел. — Он похож на Сондок, — раздался голос Америки на всю комнату. — Он такой милый, совсем как его мать. — Как она себя чувствует, Альфред? — вопросил Канада. Русскому плевать на их разговор, он сосредоточил своё внимание на ребёнке в колыбели. Протянув ладонь, он дотронулся до руки малыша, и тот отодвинулся от него, будто знал, что СССР опасен. — Роды были тяжелыми для неё, — объяснил Джонс, его тон же полон беспокойства. — Сейчас она прикована к постели, но всё ещё может ухаживать за Ён Су. — Хм, Ён Су, хорошее имя, — похвалил Мэттью. — Это она назвала его так, поскольку он родился на её земле и имеет с ней много общих черт. Я счёл это уместным. — Конечно. Одному Богу известно, как бы ты его назвал, — оживился Англия. — Эй! — заскулил американец. — Чтоб ты знал, я бы назвал его также круто. Тем не менее, Сондок придумала потрясающее имя и сказала, что это означает «храбрый и великий». Разве не супер? — Да уж, — простонал Артур. В очередной раз Ён Су убрал руки от пальцев Ивана. Неоднократно противясь ему, мальчик заплакал, приоткрыв беззубый рот. Все повернулись к Союзу при звуке крика. Ему не нужно было поворачиваться к остальным в комнате, чтобы понять, что они все смотрят на него. — Извини, — извинился Америка, маневрировав вокруг Брагинского и подняв плачущего ребёнка. — Он ещё не привык к новым лицам. Несмотря на то, что ребёнок одет, он был довольно большой для ребёнка, родившегося всего неделю назад. Его размер означал здоровье и стабильность, а также возможность проявления силы. Совет видел в нём одну черту, унаследованную от отца. Неужели он станет страной, но на чём? Там не было новой земли, а даже если бы была, её бы наверняка поглотили другие страны. Поэтому появление ребёнка озадачивало мир. Весьма необычное явление — родиться от двух родительских стран. Это случалось и раньше, да, но это было так давно. — Знаете, что? Он, кажется, голоден, — Альфред понял это только после того, как укачивать стало бесполезно. Он извинился и пошёл по коридору, без сомнения, чтобы передать ребёнка матери. — Итак, что ты думаешь о маленьком парне? — спросил Австралия. — Выглядит, как игрушка. — Да, — согласился Канада. — Пф, он позор для жителей Востока, — заговорил Китай. Америка, конечно, был рад показать ребёнка странам, с которыми у него в последнее время накалились отношения: таким, как Советский Союз и Китаю. Но остальные рассудили, что Джонс просто уважал их партнёрство во Второй мировой войне. Никаких других оправданий тому, что эти двое находились здесь, не было. — Да? Думаю, ты просто завидуешь, Китай, — съязвил Кёркленд. — Его рождение просто доказывает, что Восток может встретиться с Западом. Китаец взбесился до такой степени, что извинился перед собравшимися и удалился, не попрощавшись с хозяином. Всем же откровенно плевать. Его присутствие становилось всё более раздражающим, особенно из-за их слабых интересов на востоке. — Эй, ребята, извините за ожидание, — вбежал в гостиную американец. — О... А где Китай? — Ушёл, — усмехнулся Артур. — Ты ведь его знаешь. Альфред выглядел разочарованным, но быстро натянул улыбку и сказал: — Ну, вы, ребята, пока со мной. Что ещё я могу для вас сделать? — На самом деле, я собираюсь взять на себя инициативу Китая и уйти, — добавил Брагинский, вставая со своего места. — Но ты только приехал, — запротестовал Джонс, и эта жалоба мысленно перенесла русского в 1867 год, когда Америка слишком не хотел видеть, как он уходит, и, как убеждение, обнимал его и прижимал свои сладкие губы к его. Но Иван сомневался, что сегодня страна пойдёт по такому же пути. — Отпусти ты его, — проворчал Британия, хмурясь в сторону Ивана, который лишь улыбнулся в ответ. — Жду не дождусь, когда эти чёртовы коммунисты свалят куда подальше. Союз привык к подобным грубым замечанием, так как научился скрывать угрозы за невинными улыбками в подобных ситуациях. Он приехал повидаться с ребенком, как того хотели Америка и вождь, но теперь его больше ничто не держало, кроме Альфреда, но вряд ли тот хочет развлечь его наедине. Забавно, как изменилось лицо Джонса при упоминании идеологии Совета. Блондин отвернулся от него и нахмурился. — Да, ты прав, — пробормотал он, соглашаясь с заявлением Англии. Не было нужды играть в их мелкие игры и спорить. Для СССР это лишь пустая трата времени. Так что, не сказав больше ни слова, он просто вышел. У него всплыли сомнения, что Америка когда-нибудь снова пригласит его к себе, но Иван знал, что он скоро снова увидит юношу.Семипалатинский полигон, Казахская ССР, СССР. 29 августа 1949
Брагинский ненавидел все эти путешествия рано утром да ещё и в какую-то глушь, но знал, что лучше не переступать через границы вождя. Этому человеку по барабану, был ли Союз больше, старше он или почти бессмертен. Мужчина мог сделать хоть что со страной, даже не прикасаясь к нему, и, доказав свою точку зрения, русский поклялся никогда больше не задавать ему вопросов. — Знаешь, зачем я привез тебя сюда, Советский Союз? — спросил Сталин. Они стояли на высоком форпосте; грузовики-десантники проезжали мимо, а солдаты маршировали взад и вперёд в строю. — Уверен, что скоро узнаю, — фальшивая улыбка была адресована как его комиссарам, так и вождю. — Да, — заверил генералиссимус, смотря на пустынную землю с нарастающей в нём выжидательной гордостью. — С этого дня мы больше не будем жить в страхе войны с Соединёнными Штатами Америки, которую мы не можем выиграть. Иван в замешательстве поднял брови и сменил выражение лица на подозрительное. — Если я захочу напасть на него, я смогу сделать это, глядя в глаза их невежественному лидеру. Будут трястись от страха. Сталин повернулся к Брагинскому. — Сегодня тебе будет присвоен титул сверхдержавы. Тот поразился. Даже его правитель хранил от него секреты, но если бы он работал над проектом без ведома Совета... Прежде чем русский успел задать вопрос, в небе вспыхнуло настолько ярко, что он на мгновение ослеп. Когда, наконец, блики перед глазами исчезли, он узрел то, что раньше можно было увидеть только по телевизору. Затем последовал мощный грохот, и громадное облако поднялось вверх в атмосферу, образуя гриб. Внутри всё затряслось от толчков взрыва, и СССР почувствовал, как его сердце забилось чаще, а улыбка мрачно расширилась. Теперь это его. Наконец-то у него появилось сильнейшее оружие в истории человечества. Атомная бомба. Сила была опьяняющей, она прямо бурлила в нём. Ладони на металлических перилах сжимались, пока не поддались и не деформировались под его силой. Он молча взглянул на Сталина. Мужчина кивнул и дал разрешение стране делать всё, что тот захочет, чтобы проверить свои новоприобретенные способности. Повернувшись, Иван направился к металлической двери позади них и взялся за ручку, а получилось, что схватил её и сорвал с петель дверь. Затем он развернулся и бросил её так далеко, как только мог. Расстояние же приятно удивило обоих. Глядя на свои руки, Союз сжал их в кулаки и обратно. Ощущалось покалывание и лёгкое онемение, будто он вообще не чувствовал давления двери. Что-то невероятно могущественное. Прилив сил нахлынул на него, а голова заполнилась мыслями о мировом завоевании, о мире под ним, об Америке... — Как ты себя чувствуешь, СССР? — произнёс Сталин, вырывая его из невообразимых мечтаний. — Ошеломляющее, но в хорошем смысле, — ответил Брагинский, откинул голову назад и закрыл глаза, чувствуя, как тело укрепляется от преобразования. — Как? Как вы..? — Американцы слишком доверчивы. Пока они лежали, опьянённые властью, верные тебе люди узнали формулу, и теперь секрет Америки больше не секрет. Теперь у нас есть сила, чтобы бороться с ним, чтобы уничтожить его. Совет улыбнулся, но внутренне засомневался. Независимо от того, был ли Сталин его вождём, начальником, нынешним Богом, он не приказал бы ему уничтожить его обещанного товарища. Иван должен был взять Америку в свои объятия и держать до конца, а не разрывать его на части. И он знал, что война не в лучших интересах обеих стран, но если вождь когда-нибудь предложит осуществить эту идею, что ж, тогда Союз тоже начнёт действовать. Иосиф Виссарионович сделал его сильным. Достаточно сильным, чтобы убить его, если мужчина посмеет угрожать его бесценной принадлежности. Страх исчез из-за силы. Иван же продолжит находиться под контролем вождя до тех пор, как старость не заберёт его или... что-то ещё. Так что он просто будет улыбаться, пока не освободится от этого человека, а другой не будет поставлен на его место. Один Совет мог легко манипулировать. Сталин был чересчур остроумен и очень хорошо представлял себе будущее, но страна не понимал, кто станет его преемником.Пхеньян, Корея. 1949
Брагинский знал. Ребёнок не должен был родиться. Корея сидела перед ним и выглядела бледной, а тёмные круги под глазами свидетельствовали о её болезненном состоянии. — Простите меня, — повторила она, пытаясь выпрямиться, но не смогла слишком долго сидеть в вертикальном положении. — В последнее время мне нездоровится. — Значит, родился демон, — Китай словно прочитал мысли русского. С улыбкой тот откинулся на спинку стула и решил позволить азиатским странам уладить разногласия между собой. Женщина выглядела потрясённой ненавистью Яо к своему сыну, и, несмотря на хрупкое состояние, она обратилась к нему. — Не говори так о моём сыне, — потребовала она. — Он родился на моей земле и поэтому имеет право на своё азиатское наследие. — Полукровка никогда не сможет, — настаивал китаец, прикладываясь к дымящейся трубке. — Я бы предпочёл, чтобы ты родила от Японии, нежели от этого ублюдка. — Я счастлива, что родила Ён Су от Америки, — пролепетала азиатка, несмотря на отвращение на лице Вана. Совет удивился её смелостью, но полагал, что она вызвана гордостью матери, силой, с которой нужно считаться. — Америка был добр ко мне, и он любит нашего сына, — заверила Корея с уверенной улыбкой. И из-за этого у СССР появился неприятный привкус во рту. — Что произойдёт, когда ты исчезнешь? — спросил Китай. — Уверен, что он этого и ждёт. После того, как ты уйдёшь, твой дорогой сын больше не будет помнить тебя. Америка сотрет с него всё восточное. Он превратит его в себе подобного, как и планировал с самого начала. — Ты ошибаешься, — Корея вздёрнула подбородок. — Неужели? Ты слабеешь с каждым днём. Ты умираешь, и это из-за твоего ребёнка. — Что тебе известно? — выплюнула она в гневе и страхе. — У тебя нет детей. Как ты смеешь учить меня этому? Яо обхватил губами бонг и вдохнул. Дым стал заволакивать комнату туманом. — У меня было много детей на протяжении тысячелетий. — Но я ничего не помню... — Либо ты живёшь достаточно долго, чтобы родить ребёнка на своей земле, либо достаточно мало, чтобы сдохнуть от войн. Все нации умирают, и рано или поздно появляется ребёнок, который разрушает нас. Если мы родимся на нашей земле, то умрём. Не могут одновременно существовать родитель и ребёнок. Я понял это давным-давно, — сделав очередную затяжку, китаец зажмурился и выпустил дым из носа. — Как, по-твоему, я жил так долго? Глаза Кореи расширились от ужаса. Он только что намекнул... что он убивал своих детей... просто, чтобы жить? Как родительская страна могла сделать это? — Я исцелюсь, я выживу, — уверила женщина. Она выглядела испуганной, и её правда исходила от страха за свою жизнь. — Конечно, — согласился Ван. — Однажды того, кто истощает тебя, не станет. — Ён Су не убивает меня! — та дрожала от негодования. После последнего облачка дыма, вырвавшегося изо рта Китая, он наклонился вперёд и предложил Корее добрую и понимающую улыбку, слишком мягкую для лица старой азиатской страны. — Ни одна нация не хочет умирать, Сондок, — сказал он, протягивая руку и касаясь её маленького запястья. — Поэтому мы делаем то, что должны, чтобы выжить. Убей ребёнка и живи. Женщина отпрянула от него и отвернулась. Она больше ничего не сказала и ушла. Иван ухмыльнулся, предчувствуя приближение победы. Если она последует совету Яо, то её любовь к Америке будет сломлена. США больше не будут давать любовь, которой когда-то хвастался. Он поймёт, что она не стоит его привязанности, и сила Брагинского будет расти. Благодаря союзу с Китаем его влияние на востоке укреплялось, и как только его молчаливое завоевание закончится, он двинется на Запад. — Думаешь, она это сделает? — спросил, наконец, русский. Китай задумчиво постучал трубкой по бедру и откинулся на спинку стула. — Некоторые родители охотно отдают свою жизнь за следующее поколение. Не верю, что она одна из них. Я знаю её уже давно и верю, что её желание выжить перевесит любовь. — Да, но она без ума от Америки. Думаешь, она рискнет их отношениями из-за единственного варианта выживания? — полюбопытствовал русский. Китаец знал девушку достаточно хорошо, чтобы предсказать её действия. Он надеялся, что так и будет. Ван нахмурился. Он знал о её провозглашенной любви к Соединённым Штатам Америки. Их ребенок был физическим тому доказательством. — Он американец. Шавка по сравнению с нами — более древними странами. А она ослеплена. Обманута его фальшью. Если бы он её любил, то давно бы убил эту тварь, но американцы любят только две вещи: себя, и превращать весь чёртов мир в западный! — Она сама противится, — рассуждал Совет, чтобы успокоить пыл Китая. — Почему бы тебе не предложить свою поддержку, чтобы успокоить её? — У меня что, своих дел нет? — усмехнулся азиат после долгих раздумий. — И ты подталкиваешь меня к войне с Джонсом. Почему бы и нет? «О, я не могу допустить этого: мы можем уничтожить мир, Америку и меня. Я просто не хочу, чтобы моя страна состояла из ничего, кроме крошащегося пепла», — подумал Союз, улыбка растянулась по губам. Он схватил старшего за шею и провёл пальцами по его щеке, тот мрачно взглянул на него. Ивану не нравилось убеждать страны через лживые нежности, но вождь требовал этого, если слова не действовали. — Ты азиат, а я нет. Уверен, что она бы с большей радостью оценила брата, чем европейца, — пораскинул мозгами Брагинский, пока не увидел ухмылку Яо. Игра наперегонки всегда пробуждала в нём азарт. Он глубоко вдохнул, через секунду выдохнул дым и скрылся в мистическом тумане. — Будет война, СССР, — Китай согласен. Русский улыбнулся в большей степени от представления разрушенных отношений с Америкой. Война — это именно то, чего хотел Совет.Сеул, Корея. 24 июня 1950
— Скажи «daddy». Скажи «daddy», — Америка держал Ён Су на руках и невысоко подкидывал его в воздух, чтобы заставить малыша сосредоточиться на нём. Ребёнок вырос за два года, прошедшие с момента рождения. Это поразило весь мир, но в основном его мать. Конечно, она была уверена, что его быстрый рост означает рост силы и крепкого здоровья. Видно, дело в генетике и наследовании всего этого от отца. Ён Су выглядел как двухлетний. Примерный его реальный возраст. Он даже научился говорить, называя Корею «eomma». А вечно занятой отец, услышав эту новость, нашёл время в своем забитом графике, чтобы лично в этом убедиться, и теперь пытался уговорить мальчика сказать английское слово. — Давай, Ён Су. Da... — Альфред широко раскрыл рот, чтобы подчеркнуть этот звук. Кареглазый малыш приоткрыл губы. Джонс повторял, и вскоре у Ён Су получилось. — Хороший мальчик, молодец. Давай, da-ddy. Ну, Ён Су, ты сможешь. Da-ddy. Ребёнок начал подражать ему. — Da... ze... Американец хихикнул, опустил плечи и посмотрел в сторону Кореи, которая сидела на кровати и с удовольствием смотрела на них. — Daddy. — Da... ze... — Da-ddy. — Da-ze. — Эм, думаю, что похоже, — сдался Америка и столкнулся с хмурым взглядом кореянки. — Что случилось, Сондок? — О, я просто задумалась. Ты же знаешь о моём пребывании в СССР? — Он тебя не трогал, ведь так? — тот вдруг помрачнел. Женщина знала, что он зол не на неё, но ей всё равно не нравилось видеть его таким. Но если бы она послушала Китай, то Альфред, без сомнения, смотрел бы на неё так. Зачем ей нужно было делать что-то настолько ужасное? — Нет, — склонила голову она, тут почувствовала, как нежная рука приподняла её подбородок, и влюбилась снова при виде драгоценных голубых глаз. — Я знаю, что что-то не так, — он с беспокойством сжал пальцы. — Ты можешь мне доверять. Корея хотела сказать ему, но знала, что он не поймёт, такое чувство, что тебя лишают всего, что у тебя есть... Она посмотрела на сына, который сидел на полу и беззаботно играл с игрушками, с заокеанскими игрушками. Даже одежда, что он носит сейчас, была подарена портными его отца. И Америка заставлял его говорить по-английски, а не по-корейски, не на языке своего народа. Когда женщина легла спать, она так много думала об этом, что не могла заснуть. Но ощущение сильных рук Джонса, обвивающих её, дало ей небольшое утешение, и сердце наполнилось умиротворением. Повернувшись, Корея стала наблюдать за дремлющей страной. Он так молод, так красив, так полон жизни. Протянув руку, она провела пальцами по его золотым локонам и грустно улыбнулась, понимая, что скоро наступит время, когда уже не сможет притронуться к его волосам, заглянуть в его прекрасные голубые глаза, поцеловать его тёплые губы. Наступит время, и она не сможет почувствовать любовь, когда Альфред будет ласкать её кожу и целовать её руки. Больше никаких пикников на солнце. Больше никаких долгих прогулок вдоль берега. Больше не будет страстных ночей, в течении которых их тела сплетались воедино, а дыхание смешивалось с удовольствием. Уже нет. У Кореи больше не будет этого. Крики того, кто виновен в её мучениях, отвлекли её от тёмных мыслей, от печали грядущего будущего. Вопль также разбудил Штаты, и тот застонал от нарушенного сна. — Который час? — застонал он и потянулся к часам, лежащими на прикроватной тумбочке. А если бы поднял взгляд, то увидел бы ранние признаки восходящего солнца через занавески. — Не волнуйся, любовь моя, — Корея призвала его лечь обратно. — Я позабочусь о нём. Он сонно кивнул. Улыбнувшись, кореянка наклонилась и нежно поцеловала своего возлюбленного. Она не ожидала ответа, но вскоре догадалась, что американец целует в ответ, и, отстранившись, заметила, как горят эти глаза. Она поднялась и направилась к кроватке сына. — Похоже, его нужно ополоснуть. — Я подожду, — произнёс мужчина с его привлекательной улыбкой, граничащей с детской и соблазнительной одновременно. Корея покраснела от тона страны и направилась по коридору. Мальчик успокоился, сидя в ванне, и радостно играл с плавающими вокруг него игрушками. Она потёрла кожу от собранной грязи и медленно начала возвращаться в темноту своих мыслей, особенно при виде того, как её сын поднимает плавающую игрушку, напоминающую военный корабль. Что будет с Ён Су, когда он станет страной? Разжигатель войны, как Советский Союз... или как Америка? Европейцы пытались превратить Восток в своё подобие, начиная с самых маленьких. Это не будет виной Ён Су. Он всего лишь младенец и забудет своих предков, землю, унаследованную ему. Он не мог понять прямо сейчас, что пытался сделать его отец. Если Корее позволят жить, она сможет сопротивляться и никогда не забудет, потому что её память яснее, чем у маленького ребёнка. Пусть она возьмёт боль на себя. Пусть Америка будет постоянно любить её. Малыш смеялся, взвизгивал и плескал игрушечную лодку в тёплой воде. Она взяла его руки в свои, чтобы тот не брызгался так часто, приложила их к щеке и поцеловала крохотные ладони. Маленькие пальчики крепко обхватили её пальцы. У него была сильная хватка, как и у его отца. — Eommaga seomgunure gul ddareo gamyeon, — кореянка запела колыбельную на своём родном языке. Как же она боялась за сына. — Agiga honja nama jibeul bodaga. Badaga bulreo juneun jajang norae e. Phalbego seureureureu jami deumnida... Ён Су не понимал. Он никогда не сможет понять этого языка без матери. — Agineun jameul gonhi jago itjiman, — продолжала она, вымывая ладони своего сына. — Galmaegi ureum sori mami seolre eo. Da motchan gulbaguni meorie igo, — женщина опустила его в воду, чтобы прополоскать вымытые волосы, но не закрыла ему нос. — Eommaneun moraetgireul dalryeo omnida... — Корея ощутила, как тяжёлые слёзы потекли по щекам и упали в воду. Корея очень любила своего сына, знала, что он не понимает этого, но это было для его же блага, и не хотела, чтобы он видел эти войны, чтобы его побеждали, чтобы с ним обращались как с рабом, избивали, морили голодом, насиловали. Поэтому она решила, что спасет его, прежде чем дело дойдёт до этого. Но поклялась занять его место. — Сондок! Внезапно её оттолкнули так сильно, что она ударилась о стену возле раковины. Её руки всё ещё были мокрыми от воды, но больше всего тело ощущало дикую боль в позвоночнике. Громкий всплеск привлёк внимание Кореи. Америка мигом вытащил раскрасневшегося плачущего Ён Су. Ему было трудно плакать из-за воды, попавшей в лёгкие. Альфред прижал его к груди и начал похлопывать по спине, чтобы он выплюнул всю жидкость, не обращая внимания на промокшую до нитки ночную рубашку. — Что ты пыталась сделать с ним?! На секунду ненависть мелькнула в остекленевших глазах Джонса. Корея вновь почувствовала, что сердце разрывается на куски при виде того, как любовь всей её жизни смотрел на неё так, как на СССР или Китай. — Пожалуйста, — взмолилась она, слёзы хлынули с новой силой. — Я должна. — Что? Убить собственного сына? Моего сына?! — закричал Альфред. — Я умираю из-за него. Позволь мне выжить, но и лишить его жизни как страны. Я не желаю ему зла. — Нет! — он отказывался слушать и, заметив, как Корея попыталась подползти к нему поближе, сделал большой шаг назад. Ён Су всё плакал и кашлял. — Ты! Держись от меня подальше! Не смей ко мне прикасаться! Женщина вздрогнула от резкого тона. Словно кто-то наступал на разбитые осколки её сердца, стирая их в пыль. Она открыто и беспомощно зарыдала. — Это был он? Его взгляд потемнел, а хватка на сопящем Ён Су стала более жёсткой, более защитной. Америка повернулся, скрывая малыша от взгляда его убийственной матери. — Совет впихнул эту идею в твою башку?! Корея хотела ответить, но Америка продолжал метаться в приступе ярости, будто отказываясь дать ей слово. — Он сделал это, не так ли? Чёртов коммунист! Я убью его! Мужчина развернулся на пятках и вышел из ванной. Собравшись с силами, дабы справиться с болью в спине, она встала на ноги и последовала за ним обратно в спальню, видя, как американец собирает свои вещи, как обычно делал, возвращаясь на свою землю. Ён Су ещё был в одной из его рук. Затем Корея услышала бессвязные бормотания Альфреда. — Он не может этого сделать. Это моя территория. У него нет никакого права. Если он хочет войны, то он её получит! Нет, Америка не мог воевать с Союзом. Корея опасалась за безопасность мира. Что, если США проиграет? Брагинский наверняка убьёт его и её сына... Корея не хотела думать, что он сделает с ребёнком. Лучше бы малыш умер от рук матери, чем от этого монстра. — Это не он, а я, — умоляла она, намеревалась переубедить его, но блондин слишком взбешён, чтобы просто выслушать. — Лгунья! Женщина отшатнулась и ахнула при виде его блестящих глаз. Она причинила ему боль. Ранила его доверие так же, как и сердце. — Альфред, — снова попыталась кореянка, шагнув ближе к молодой стране, но тот лишь попятился назад, с позором отворачиваясь от неё. — Нет... — начал он и тяжело сглотнул. — Убирайся от меня. Убирайся с глаз моих. Это добило решимость Кореи, и та закрыла лицо руками, горько плача. — И ты тоже? — тихо спросил Штаты, его голос надламывался от предательства. — Неужели я недостоин любви? Она посмотрела на размытую фигуру Джонса. В его глазах была искренняя печаль и боль. Он же глядел на неё в поисках ответов на её ужасные действия. — Нет. Ты заботливый, сострадательный, честный, всё для меня. Это я, чья любовь недостаточно хороша для тебя. Ён Су издал еще один визг, привлекая внимание отца. — Da-ze, — икнул он, крепко сжимая мокрую рубашку Альфреда. Тот прижал голову мальчика к своей шее, чтобы успокоить, защитить. Глядя в сторону, американец, наконец, сказал: — Если ты так меня любишь, то мне не нужна такая любовь. Похоже, ему было трудно сказать эти одиннадцать слов. После этого губы страны задрожали, брови нахмурились. Он повернулся к ней спиной и больше ничего не сказал. Ничто другое, что Корея могла бы сказать, не изменило бы позицию Америки, и она повернулась и побежала на север.Пхеньян, Корея. 25 июня 1950
Брагинский не мог сдержать улыбки. Вид Кореи, плачущей от разрыва отношений из-за собственных действий, доставлял ему столько удовольствия. Таким образом, чтобы показать хоть долю заботы, Совет покинул комнату, оставив Китай утешить нового союзника. — Ты сделала то, что должна была сделать, — сказал Яо, держа плачущую страну за руки. — Очень жаль, что ты не прикончила ребёнка, пока имелась возможность. — Что же мне теперь делать? — всхлипнула кореянка. — Неужели я умру здесь, когда мой ребёнок вырастет и истощит меня? — Конечно. Мы позаботимся о том, чтобы он никогда не вырос. Ты получишь свою землю обратно. Ты получишь свою жизнь обратно. — Но я никогда не верну себе Америку... да? — глаза Кореи казались мертвыми, как вдруг всплыли мысли о сверхдержаве. Потерянная любовь — страшная вещь, которая может разрушить разум и искалечить тело. Иван не испытывал жалости при виде её. Теперь он был рад, что она чувствует боль, как и все эти десятилетия назад. — Забудь об этом капиталисте, — приказал Ван. — Что хорошего он делал, кроме как пытался перевернуть мир? Ты должна спасти своего ребёнка, пока он не стал похож на европейца. Теперь, когда гражданская война закончилась, я клянусь тебе помочь. Женщина медленно кивнула, но промолчала в ответ. — Ты хочешь выжить, верно? — китаец настаивал, чтобы она ответила более яснее. Он был полон решимости стать доминирующей страной в Азии, хочет, чтобы его снова уважали и вернули ему территории, потерянные из-за Японии. Союз не остановит его, пока он не попытается ему угрожать. Если бы это было так, то интересы, вложенные в развитие социалистической системы этой азиатской страны, стали бы бесполезными, и у русского не было бы выбора, кроме как показать Китаю, кто действительно имеет власть и влияние на Востоке и скоро станет центром мира. — Тогда ты будешь сражаться, — потребовал Ван. — Выгоним Америку с твоих берегов. Пусть у него будет Япония, он может мучить его вечно. Я мог бы вообще не волноваться о нём, и ты тоже. Будь тем, кто прогонит его из Азии. — Очень хорошо, — ответила Корея, хотя и Китай, и СССР могли видеть это нежелание. Они знали, что независимо от её предыдущих чувств, она вступит в эту войну, которую начала, и сделает всё возможное, чтобы закончить её. — Но... моя рука задушит моего ребёнка. Ты не прикоснёшься к нему. — До тех пор, пока ты не закончишь, — согласился Яо. И точно так же Брагинский будет сидеть сложа руки и смотреть, как разворачивается эта война, в то время как Америка, без сомнения, бросится в неё с головой, как герой, которым себя считает.Сеул, Корея. 5 сентября 1951
Стол опрокинули, и через секунду он влетел в стену, рядом с которой, как оказалось, стоял Канада. Его фиолетовые глаза расширились, и он чисто инстинктивно отскочил в сторону. — Альфред! — взревел Уильямс, оглянувшись на брата. — Ты чуть не прибил меня! Грохот и необычайно высокий тон Мэттью разбудили ребёнка, его крики разносились по всей комнате. Америка стонал и сжимал голову ладонями, словно пытаясь раздавить её. — Вот, посмотри, что ты наделал, — пожаловался канадец и направился к плачущей стране. — Нет! Не прикасайся к нему! — Что на тебя нашло? Ты напугал его, а теперь не даёшь утешить? — Он не перестанет плакать, — пробормотал Джонс и подошёл к манежу. Ён Су цеплялся за деревянные прутья. — Daze, daze! — кричал Южная Корея, протягивая руки к стране, стоящей перед ним. — Он не перестанет плакать, пока его люди умирают. Утешить его? Как? Я даже не могу быстро выиграть эту войну. Она с Китаем, их много, — вздохнул Альфред, и малышу удалось ухватиться за ткань его штанины. Канада видел, как печаль просачивалась во взгляде брата, влияя на остальные черты его лица, преображаясь из разочарования в горе. — Как Сондок могла так поступить со мной? ...с ним? — тут в глазах американца вспыхнул гнев. — Я знаю, что это Совет настроил её против меня. Какой ублюдок... Опустившись на корточки, Америка прижался лбом к деревянным прутьям манежа, где Ён Су протянул руку и потянул за его золотые локоны. — Он не растёт, Мэтт, — описывал плохое состояние здоровья сына Джонс. Он слишком молод, чтобы пройти через такое, слишком. — Раньше он рос так же быстро, как человек, но с тех пор, как она... он не растёт и не перестаёт плакать. Кого я виню больше? Себя или её? Нет, это Брагинский. Он хочет видеть меня несчастным. Он хочет видеть Южную Корею мёртвым. Прутья разломились пополам. Он посмотрел на щепки в своих руках и поднялся, обращая взор на канадца. — Что мне делать, Мэтт? — Уильямс никогда не видел Альфреда таким разбитым и отчаявшимся ещё со времен Американской революции. — Ему нужна мать, но если я отдам его ей, она убьёт его, и Иван победит. У Канады не осталось слов, чтобы утешить измученную сверхдержаву. Тяжесть на его плечах казалась такой непосильной, что Мэттью не мог представить себе этой боли. Поэтому он предложил ему поддержку на войне и молился, чтобы хоть это немного ослабило его боль.Москва, СССР. Апрель 1953
Советский Союз не испытывал никакого сожаления по поводу смерти своего вождя. Ни слезинки не было на его глазах, когда он смотрел на этого мужчину, в том мавзолее с человеком, которого он когда-то ненавидел. Они похоронены вместе. Бок о бок. Как ни странно, Иван был немного растерян. Генералиссимус запечатан в гробу и охраняем стражей, но Брагинский всё сомневался, хватит ли этого, чтобы сдержать его в гробнице. Глубоко внутри он держал старые обиды на этого человека, а самый сильный след, оставленный им, был страх перед ним даже после смерти. Мысль о том, что он симулирует смерть, мучила и без того измученный разум Совета. Даже если бы он действительно был мёртв и ушёл, тот знал, что его призрак вернётся, чтобы преследовать его — будто у Союза уже нет призрака, который в настоящее время делает это. Он по-прежнему уважал этого человека; тот мог силой и влиянием приблизить СССР к вершине мира, но именно он оттащил его от своей любви, нашептывая на ухо о западной агрессии, а затем сообщил ему решение: иметь самое разрушительное оружие и самую большую армию, самые передовые технологии и внушительное телосложение. Теперь Совет, как страна, силён как никогда, и всё благодаря этому покойнику. Ещё... русский думал, что не может умереть быстрее. Смена контроля заставила его улыбнуться. Он видел преемника Иосифа Виссарионовича, и как бы разочаровался сам Сталин, если бы увидел его сейчас, но Иван чувствовал, что он совершенен... идеальная марионетка. Несмотря на то, что его народ желал, чтобы СССР защищался от возможных внешних угроз, страна была слишком занята заговором, чтобы заниматься защитой, потому что он вообще не чувствовал угрозы. Он окружен территорией, завоеванной хитростью и страхом. Западное влияние было далеко от него. Смерть лидера всегда была лучшим временем для удара врага. Противник Брагинского мог легко начать войну, в то время как не было стабильного и надежно сильного руководства, но страна знал, что есть только один конкурент, достаточно сильный, чтобы ударить и попытаться победить его, но Америка не посмеет. После смерти Сталина Союз стал следующей самой страшной фигурой в стране. Поэтому, как только его новый правитель обосновался в своём утомляющем кабинете, он позволил иллюзии комфорта упасть на него. И придя к нему, решил показать, кто здесь является хозяином. Именно это он и сделал. Иван отвёл господина Маленкова в отдельную комнату и очень четко сформулировал свои требования. — Вы считаете себя воплощением Сталина? Хех, не смешите меня, — колко проговорил Брагинский, кружа вокруг расстроенного бледного мужчины. — Вы жалкое подобие вождя, и Вы знаете, что все это видят. Они уже замышляют свергнуть Вас, и я не пошевелю и пальцем, если они начнут это реализовывать. — Но я твой вождь, СССР, — запротестовал тот, но рука Совета на его плече заставила того замолчать. — Да, пока что, — кивнул тот, наклонился и улыбнулся. — Я могу помочь Вам ненадолго остаться на посту, если Вы меня выслушаете. — Если у меня нет никакой возможной власти, то зачем пытаться что-то требовать от меня? — спросил Маленков с озабоченным видом. — Потому что если Вы сделаете это для меня и осуществите мои планы, то я добьюсь Вашего влияния. Я — СССР. Если я покажу Вам свою преданность — пусть даже фальшивую — люди изменят своё отношение к Вам. — Так чего Вы от меня хотите? Брагинский усмехнулся. Хорошо, он начал охотно слушать. Выпрямившись, Иван стал расхаживать вокруг мужчины и вдруг медленно остановился прямо перед ним, дабы продемонстрировать своё доминирование. — Мои прошлые лидеры сформировали меня из своих идеалов, поэтому я не буду выдвигать слишком много требований, с которыми Вы не согласны. Мне нужен весь мир, да. Все со временем станут едины со мной. Мой дом достаточно большой для всех. Мой урожай накормит каждого. Моя экономика обеспечит их работой. У меня много одежды, чтобы держать их в тепле и защите. У меня даже есть кровати, на которые они могут положить свои усталые головы. Казалось, что Союз бессвязно бормотал о своей мечте о мировом господстве, но он уже явно превышал планку и доходил до крайности. И с прищуренными глазами и губами, с которых спала всяческая улыбка, он заключил: — Моя комната довольно просторна и завалена дорогими гобеленами и искусной отделкой. Моя кровать большая... достаточно большая даже для Соединённых Штатов Америки. Лицо новоиспеченного «вождя» изменилось от замешательства к нежеланию. Он покачал головой и потёр вспотевшую шею. — Ты слишком высоко целишься, СССР, — сказал человек. Он понимал, что означает его образное требование. — У меня нет на это ни сил, ни времени. — Вы предоставите это мне. Только не противоречьте мне и повинуйтесь, и сердце этой земли будет в Ваших руках. Да, я силён. Кто может остановить меня? — Он, — заявил мужчина, имея в виду Америку. Иван нахмурился. — Мои учёные делают во много раз больше бомб, моя техника работает быстрее, а мои солдаты сильнее. Всё это доказывает, что я сильнейший. Я буду иметь то, что хочу, — потребовал Брагинский. Меньшее, что мог сделать нынешний правитель при несогласии, это молчать. — Твои капризы обернутся войной. Сейчас шаткое время, СССР. Потребуется время, прежде чем будет сформировано правительство. — Я терпеливый человек, — хмыкнул Совет. — Когда наступит война, ты знаешь, кто будет в ней сражаться? Америка, — сообщил Маленков. — Да, но количество моих ракет поставит его на колени, — он с улыбкой представил, как Альфред поднимает руки в воздух, сдаваясь, готовясь подчиниться ему. — Я не хочу, чтобы он был полностью уничтожен, как того желали мои предыдущие вожди. Он обещан мне самим Генералом Морозом, и я хочу получить его. Давайте, ненавидьте его. Всё, что я прошу, это не говорить ему, что он делит со мной комнату. Меня не волнует столкновение идеалов. Когда я стану единственной мировой державой, его идеалы перестанут кого-либо волновать. Он будет со мной и только со мной. Я грезил, чтобы эта мечта стала реальностью, и Вы, товарищ мой, должны помочь мне. Наклонившись ближе, Союз с ликованием наблюдал, как мужчина пытается отстраниться, но стул остановил его, и вскоре тот был всего в нескольких сантиметрах от его лица. — Шаг за шагом я захвачу мир, влияние Америки исчезнет, и когда он бросится в изоляцию, я уничтожу его защиту и заберу жить со мной на моей земле — в моей комнате — в моей постели. — Это займёт время. Долго. — Я жду его уже много веков, могу подождать еще. Когда Вы умрёте и покинете свой пост — рано или поздно — передайте мои критерии своим преемникам. Это последнее требование Брагинского. Он отступил от человека, подошёл к двери и открыл её, собираясь уходить, как внезапно спросил: — Хорошо? Мужчина медленно кивнул. — Хорошо. И Совет ушёл. Приятно снова взять себя в руки. Ленин и Сталин лишили его всех ролей на родной земле, кроме слуги и солдата. Он не влиял ни на какие решения, и когда они хотели иметь страну в качестве союзника, они требовали, чтобы Союз пошёл и сделал всё возможное, чтобы выполнить их требования. Теперь он был хозяином, а не марионеткой. Однако одна проблема заключалась в том, что его народ был очень расстроен слабым вождём. Было трудно завоевать их восхищение этим человеком. Даже он мог видеть бесполезность и жестокость соревнования. Всё-таки, Иван будет играть с ним, но спустя время объявится новый лидер, и страна не будет давать ему ту каплю власти, которую имели Владимир Ильич и Иосиф Виссарионович. — Господин Советский Союз, это для Вас. Его вырвали из его мыслей. Литва подошёл к нему с письмом на подносе. Глядя на него, русский улыбнулся. — О, это от Китая. Интересно, каков его ответ, — он открыл конверт. Через некоторое время он нахмурился и краем глаза увидел, как литовец начинает убегать от него. Скомкав письмо, Брагинский бросил его обратно на поднос, который держал брюнет. — Принеси мне бумагу и ручку. Китай считает себя хозяином Востока. Как смешно. Когда я скажу ему прекратить войну в Корее, он послушает меня. — Вы... хотите войны с..? — удивлённо спросил Литва и поймал себя на том, что говорит без разрешения. Иван, казалось, не возражал. — Да. Если я скажу начать войну, то Китай будет слушать. Если скажу прекратить её, послушает снова. А теперь принеси мне ручку и бумагу. Кроме того, война уже достигла того, чего хотел Союз: разрыва отношений Кореи и Америки. — Сию секунду, сэр! — Литва бросился искать лист бумаги и ручку. Он вздохнул. Как далеко зайдет Китай в попытке утвердить своё господство? Союз собирался доминировать в мире, а не Китай. Эта старая страна была истощена и ничего не знала о правлении. Кроме того, он не смог бы заботиться о народах, живущих с ним, если бы захватил весь мир. Он особенно не хотел относиться к Альфреду справедливо; он знал, что Китай особенно презирает западные страны, а в частности этого капиталиста. Нет, Америка принадлежал Брагинскому. Он соблазнил Китай присоединиться к Корейской войне. Иван устроил бы ещё больше войн, если бы кто-нибудь осмелился снова приблизиться к Джонсу, даже если бы это был его союзник Китай.Корея. Октябрь 1953
Были ли объятия Китая теплее его? Его руки сильнее, а слова слаще? Может быть, потому что он азиат, и Америка, ну, он был просто иностранным белым человеком, которого каждый узкоглазый азиат выгнал бы с континента? Тот факт, что она предпочла разлуку политике открытых дверей Альфреда, раздосадовал его ещё больше при взгляде на две страны, собирающих своих павших. Они уже подписали перемирие несколько месяцев назад. То тут, то там случались небольшие ссоры, и война никогда не закрывалась «официально», но в целом был мир —если можно назвать тишину миром. Как ни странно, именно Совет настаивал на том, чтобы Китай прекратил войну раньше, чем этого хотели сами азиаты. В некотором смысле США был благодарен за вмешательство Ивана, опасаясь, что Яо будет продолжать давить, пока Альфред и его люди не упадут в океан. Хотя, конечно, он никогда не признается в этом вслух. Джонс не отрывал от них глаз и специально встал на их пути, перекинув своих раненых людей через плечи, чтобы отнести тела обратно к грузовикам. Его ребята так боролись, чтобы остановить северных корейцев и китайцев. Они гордились Америкой, и он позаботится о том, чтобы их похоронили со всеми почестями, как только прибудут домой. Но он всё ещё не мог избавиться от мысли о том, что эти смерти можно было предотвратить. Он не должен был давать Корее — Северной Корее — столько свободы, считая её волевой женщиной, доброй, полной любви и страсти. Именно в это он и влюбился, а не в это... кем она стала сейчас. Она пыталась убить собственного ребёнка, и американец никогда ей этого не простит. Мысль об Ён Су — Южной Корее — расстроила его, беспокойство росло. Он молился, чтобы мальчик рос так же быстро. Потому что угроза его матери на севере была постоянной. Америка не мог всегда находиться рядом, хотя он и поклялся Богу, что попытается защитить его. Прибыв в Сеул, Джонс вернулся в дом, который когда-то принадлежал Северной Корее. Она сама обустраивала его, придавая толику уюта. Они даже построили комнату для Южной Кореи. Они так много сделали вместе для дома, что каждый раз, когда Штаты входил в него, он вспоминал её. Как это больно: сын продолжал плакать о своей ушедшей матери. — Сколько сегодня, парень? — спросил Англия. Они сидели в столовой, ели, пили — расслаблялись после утомительного дня. — Сто шесть, — вздохнул он, подсчитав количество умерших, собравших за день. Артур поставил чашку на тарелку. — Боже, я рад, что всё закончилось. Как ты себя чувствуешь? Альфред же едва пожал плечами и промямлил: — Меня больше беспокоит Южная Корея. Где Франция? — Вон он, — Австралия махнул на кухонные стойки, где Франция и Канада готовили какой-то десерт. Он вдруг взбесился его присутствием и сузил глаза. — Франция? — Да, дорогой? — Франциск повернулся и мило улыбнулся ему. — Почему ты не смотришь за Южной Кореей? — возмутился Альфред, уже норовясь самому встать и пойти проверить мальчика. — Эм... — Бонфуа поскрёб щетинистый подбородок и тут заметил сжатые кулаки американца. Подняв руку, он стал защищаться. — П-подожди! Прежде чем ты начнёшь обвинять меня, хочу сказать, чтобы ты знал, я о нём позаботился. — Не стоило позволять ему ухаживать за мальчиком, — упрекнул Кёркленд, скрывая расстройство с того дня из-за того, что Америка доверил Франции присматривать за малышом вместо собственного дедушки. — Неизвестно, сколько болезней подхватила эта лягушка. Тот на мгновение зыркнул на Британию, а затем обратился к США и объяснил. — Он в хороших руках. Я привёл друга, чтобы помочь мне с ним. В доказательство своих слов он проводил его обратно в детскую, а остальные с любопытством последовали за ним. Америка глазами встретился с некоей азиатской девушкой, что держала Южного Корею на коленях. Приятно видеть, что мальчик на какое-то время успокоился, но все больше удивились девушке. Она страна. — Ах, я знал, что если кто-нибудь и сможет заткнуть эту кричащую дырку, то только ты, Вьетнам, — француз положил руки ей на плечи, буквально сияя от гордости. Та вежливо улыбнулась ему и посмотрела на остальных. — Ты позволил ей заботиться о Южной Корее, не следя за ней?! — Джонс, казалось, полностью вышел из себя. Франция пытался сделать его счастливым после разочаровывающей войны, но, похоже, он зашёл слишком далеко. Приблизившись к Вьетнам, Альфред вырвал Южную Корею из её рук, и мальчик тут же заплакал, но его крики словно пролетали мимо ушей отца. — Не трогай его, азиатка! — выкрикнул мужчина. В последнее время они все ему надоели, особенно женщины. Неожиданно девушка вскочила на ноги и сузила глаза, услышав крики малыша. — Посмотри, что ты наделал, глупец. Относись к нему мягче, и ему не понадобится женщина. — Да? — нахмурился он, не отступая от Вьетнам. — В последний раз, когда я позволил женщине заботиться о нём, она собиралась убить его! — Хорошо, тогда попробуй его успокоить, — та скрестила руки на груди, ожидая его действий. Он смотрел на неё невозмутимо. Неужели это вызов? В конце концов, он сверхдержава; конечно, такая маленькая страна, как Вьетнам, не могла перечить ему. Но она это сделала, и Штаты остолбенел. Он знал, что никогда не находил времени, чтобы научиться успокаивать детей, но как-то однажды пытался. Означает это одно — он проиграл эту битву под пристальным взглядом женщины. Закатив глаза, девушка сделала то, на что не осмеливалась ни одна другая страна: она выхватила малыша из рук отца. Ошарашенный, тот смотрел, как Вьетнам утешает ребёнка на его родном языке. Это, казалось, утихомирило его. Жалобный вой переходил в сопение, а глаза перестали слезиться. Возможно, Америке следует расширить свой корейский словарный запас. — Видишь, я же говорил тебе, дорогой, — сказал Франциск, подойдя к Альфреду после того, как стало очевидно, что его гнев остыл. — Прикосновение женщины успокаивает плачущих младенцев. Американец простоял в стыдливом ступоре пару минут и, извинившись, удалился. Направляясь к своему штабу, он намеревался завершить какую-то работу и постарался не беспокоиться о маленькой стране в руках этой женщины. Подписав нужные бумаги, он глянул на часы и решил пойти проведать сына. Он знал наверняка, что Вьетнам не сможет его убаюкать, ребёнок не спал спокойно с начала войны, и пока боевые действия не прекратились: он всё ещё просыпался в слезах каждые пять минут. Остальные уже вернулись в свои гостиничные номера, и Вьетнам, вероятно, присоединилась к ним. Странно — Альфред не услышал характерные признаки криков Южной Кореи. Заглянув в тускло освещенную комнату, он обомлел, увидев Вьетнам, оставшуюся наедине с малышом. Но мальчик спал, а она сидела рядом с ним, мягко гладя его по голове и спине. Когда она подняла глаза, то и сама удивилась, заметив в дверях Джонса. Вздохнув, она перевела взгляд обратно на Южную Корею и тихо прошептала: — Всё в порядке. Тебе не нужно беспокоиться. — Как долго он..? — Уже добрые полчаса, — сообщила девушка, и мужчина облегчённо выдохнул. Сняв очки, он протёр глаза и нацепил их обратно на нос. — Можно тебя на минутку? — понимал он или нет, но даже страны третьего мира знали, что Соединённым Штатам Америки никогда нельзя отказывать. Вьетнам кивнула и покинула комнату, выйдя с ним на улицу. Ночью воздух был прохладным, и она, страна из более влажного и тёплого климата, продрогла до костей. Её одежда совсем не подходила для путешествия на север. Ощущение тяжёлого материала на плечах застало её врасплох ещё больше — Америка накинул на неё свою куртку. — Я хотел поблагодарить тебя за заботу о Ён Су. И извиниться за своё поведение. Было неправильно с моей стороны помещать тебя в касту с остальными твоими родственниками. — Всё хорошо, — заверила Вьетнам, коснувшись рукава куртки на ней и покраснев. В её голове вдруг возник вопрос: осознает ли эта могущественная страна, насколько он красив, особенно при свете луны? Франция тоже довольно красив, и она обожала его присутствие в своём доме, но Альфред... он такой джентльмен, да и быстро извинился за дерзкое поведение. Что-то почти неслыханное у молодых стран, но именно это делало их очень желанными. — Просто меня предала его мать. Она хотела, чтобы я выбрал между её жизнью и его. Я выбрал его, и она начала бороться, — объяснил он. — Но, полагаю, это звучит как ещё одно оправдание, да? — Нет, вовсе нет, — ответила девушка, качая головой и удивляя американца осознанием ситуации. — Я всё понимаю. Франция рассказал мне всё, что произошло. Я понимаю войну. Ссоры есть у каждой страны, и, думаю, у тебя больше всего. Джонс, переборов свою усталость, искренне улыбнулся ей. — Спасибо тебе, Вьетнам. — Пожалуйста, зови меня Лиен, — настаивала Вьетнам. Обычно она не так быстро доверяла западным странам. Прошли годы, прежде чем Франциск дал ей человеческое имя. Возможно, красота Альфреда — дьявол. Он мог бы править миром, просто так мило улыбаясь, если бы захотел. Она в этом уверена. Америка удивлённо моргнул, услышав это имя. Вьетнам почувствовала, как её щёки начинают гореть, и она быстро потёрла их костяшками пальцев, виня в этом холодную погоду. Её сердце чуть не остановилось при виде мужчины, стоящего рядом с ней, держащего руки в карманах брюк. Прекрасные тёмно-синие глаза смягчились, а на губах появилась нежная улыбка. — Хорошо, Лиен. То, как он произнёс её имя, вернуло Вьетнам в реальность. Внутри будто всё перевернулось, по позвоночнику, словно разряды тока, пробежали мурашки. Но она должна была остаться дома. Бонфуа собрался отправиться на землю Кореи, чтобы увидеть своих союзников, поэтому теперь Лиен было неудобно находиться в присутствии Джонса, и она внутренне обижалась на Францию за то, что тот представил его ей. Она давно не испытывала такого беспокойства из-за этих глупых чувств и всегда краснела, что Америка, заставляющий её чувствовать себя так, просто ребенок по сравнению с ней. И больше всего её напрягало то, что она не замечала этого. ______________________________________________________________________________________ Исторические заметки: Временные рамки: Холодная Война, Корейская война. Южная Корея была официально образована 15 августа 1948 года Соединёнными Штатами. Вот почему он ребенок Америки. Вы можете сказать, что я могла бы сделать Северную Корею в качестве ребёнка России, но-о-о я решила, что Северная Корея, которая действительно является матерью маленького Южной Кореи, создаст больше драмы и ангста. [Северная] Корея умирала, потому что Южная Корея родился на её земле. Я вижу это, как ушли мама Греция и мама Египет, чтобы уступить место своим сыновьям, которые унаследовали их землю. Южная Корея тот же пример, но его мать боролась с ним и сумела остаться в живых, не приняв его существование. 29 августа 1949 года Советский Союз успешно испытал свою первую атомную бомбу, которую американцы прозвали «Joe 1» в честь Иосифа Сталина. Ура, Россия теперь ядерная держава. Китай говорит о волнениях на своей земле из-за Китайской Гражданской войны [1945-1949], где коммунисты торжествовали, а затем помогли северокорейцам в их попытке воссоединить Корею. И да, когда Америка пытается заставить маленького Ён Су сказать «Daddy», он вместо этого говорит «Daze». Это отсылка на канонного Южного Корею, который часто так говорит в манге. Я сделала это, потому что это мило. Колыбельная, которую Корея поёт Ён Су, называется «Island Baby» или «Ребёнок на острове». Это старая традиционная корейская колыбельная, которая была написана в 1950 году (или раньше). В значительной степени она о матери, оставляющей своего сына на один день из-за дневной работы, а затем она возвращается и обнаруживает, что он был смыт приливом, и поэтому уходит искать его. (Или что-то в этом роде). 25 июня 1950 года на рассвете северокорейцы пересекли 38-ю параллель и открыли огонь, начав Корейскую войну. 5 марта 1953 года, за несколько месяцев до окончания Корейской войны, Иосиф Сталин умер, и его место занял Георгий Маленков, который был признан некомпетентным другими сторонами и вскоре будет отстранён. Из-за смерти Сталина русские настаивали на прекращении Корейской войны, но китайский лидер Мао Цзэдун не хотел слушать. Несмотря на это, 27 июня 1953 года было подписано соглашение о перемирии в Корее, чтобы прекратить боевые действия, но на самом деле не было подписано мирного договора, поэтому, по общему мнению, война официально не закончилась, но северокорейцы сказали, что они выиграли в любом случае. Со времен Гражданской войны в Китае страна начала свою игру. Они постоянно встречаются на протяжении Холодной войны, не только в Америке и России, так что вы увидите Китая много раз, особенно в Азии, где он продолжает утверждать своё господство.