Москва, СССР. Утро 29 сентября 1972
Это была старая привычка, которая никогда не умирала. Каждые несколько часов Артур (если он не был пьян) просыпался и навещал своих детей. Когда-то он был большой империей и заботился о стольких детях, поэтому это естественно. Те, кто теперь не зависел от него, признавались, что никогда не любили подобную обеспокоенность, и тем более Англию удручала эта беготня по разным домам, но приходилось успокаивать свою душу таким способом. Его кровные отпрыски — единственные, кто, казалось, не возражал — за исключением Америки, конечно. Канада, даже зная, что он не его, находил этот инстинкт довольно милым. Британец проснулся среди ночи: его вынудила отцовская забота. Открыв дверь в комнату Мэттью, он обнаружил, что тот дремлет, как чемпион. В его руках покоился выигранный трофей. Мужчина улыбнулся, тихо закрыл дверь и перешёл в соседнюю комнату. Хотя у Силенда была своя комната, его всегда можно было найти либо у Новой Зеландии, либо у Австралии. На этот раз у Новой Зеландии. Они спали вместе, всё было хорошо, и Кёркленд направился дальше. Австралиец нашёлся лежащим на полу в куче простыней. Ночью он каким-то образом свалился с кровати. Англия со вздохом покачал головой и зашёл в комнату. Сдёрнул с него одеяло и попытался поднять юнца. Боже правый! Почему большинство его сыновей такие костлявые?! Откуда они это унаследовали? Англичанин приложил немало усилий, подхватывая тело Австралии под мышки и подтягивая его к кровати. Юноша едва шевельнулся, и тот едва успел опрокинуть его на край. Слава королеве, он помнил время, когда мог полностью поднять его и уложить на кровать. Это заняло некоторое время. Хорошо, что Австралия крепко спит. После долгой возни Британии, наконец, удалось вернуть его на кровать. Он запыхался, и, укрыв брюнета, с тяжёлым вздохом ушёл. Новая Зеландия и Силенд больше всех похожи на Англию. Единственный его родственник, который, по его мнению, такой же тяжёлый, — Шотландия, и он предпочёл бы не думать о нём в данный момент. Неизвестно, что возомнит себе этот рыжий, если узнает, что двое старших племянников унаследовали его телосложение. Артур никогда не услышит конца его тирады. Комната Альфреда была довольно чистой, что удивило его. Он знал, каким неряхой может быть Джонс, но, в отличие от кладовки, его дом и комнаты, в которых он жил, были неоправданно чистыми и организованными. Да, эти черты характера достались ему от своего дорогого отца. И всё же мужчину удивила не чистота комнаты, а отсутствие в ней самой страны. — Америка? — тихо позвал он. — Альфред? — и вошёл в комнату, оглядевшись и включив свет. Нет, его тут нет. Час уже поздний. Неужели он ещё в баре? Британия не должен волноваться, потому что Альфред всегда говорил ему не делать этого. Мальчик прошёл через бесчисленные войны без него, и он ни в малейшей степени не беспокоился. Нет, нет, это лишь ложь, конечно, он беспокоился. Америка ведь его старший сын. Он был его единственным ребёнком больше века. Он тот, кто помог излечить боль от потери своего первенца. Конечно, к нему была сентиментальная привязанность, даже если американец не чувствовал ничего подобного. — Франция, Франция, ты знаешь, где Америка? Француз застонал во сне и, открыв глаза, уставился на англичанина, который тряс его за плечо. Он повернулся на кровати и взглянул на часы. — А ты знаешь, сколько сейчас времени, Артур? — раздражённо прошипел Бонфуа. — Откуда мне знать, где он? В чём дело? Америка уже взрослый и сильный, чтобы жить самостоятельно, отсюда и его победа в отделении от Великобритании. — Это важно, потому что мы находимся на советской территории, — рассуждал англичанин. Франция обдумывал эту мысль и медленно приходил к своей причине для беспокойства. — Он оставался последним в баре, — он сел на кровати, скинув ноги, и потёр заспанное лицо. Франциск ещё припомнит ему этот прекрасный прерванный сон. — Мне пойти посмотреть? — спросил Артур. Он не хотел показаться навязчивым. — Если тебе от этого станет легче. Англия так и сделал, и вскоре после этого он уже мчался обратно в комнату Франции. Француз, к его удивлению, не отбросил беспокойство и не заснул снова. Британец застал его полностью одетым, в сапогах, готовым отправиться на поиски по возвращении с пустыми руками. — Его там нет? Кёркленд ужасно обеспокоился. Он покачал головой. — Бармен сказал, что он ушёл некоторое время назад. Куда он мог подеваться? — Знаешь, этот дом большой. Возможно, он просто бродит по коридорам в поисках жучков. Да, Джонс бы не поленился провернуть такое. Они отправились на обычную полуночную прогулку — по крайней мере, так казалось до тех пор, пока оба не решили, что Альфред, по всей видимости, находится не в здании вообще. Франциск вёл себя сдержаннее, чем Артур, и британец нахмурился, увидев его безразличное поведение. Не похоже, чтобы страна романтики мог понять, каково это — беспокоиться о ребёнке. Канада был совершенством, но его, Боже, его дети какие-то другие. Австралия склонен к змеям и паукам, и у него было много шрамов от укусов, которые он показывал бедному сердцу своего старика. Новая Зеландия был более мягким, чем Австралия, но казался более изолированным, и Англия иногда удивлялся его здравомыслию. Несколько раз он застал его за разговором с овцами — разумеется, он винил в этой болезни своего дядю Шотландию. За Америку, однако, Британия всегда больше всего беспокоился. Он всегда откусывал больше, чем мог проглотить, и теперь претендовал на титул мировой державы. Что за глупый мальчишка! Неужели он не знает, сколько претендентов на этот титул? Теперь он один, без охраны и телохранителей, во враждебной стране, полной злых людей. Страна, в которой он находился, был одним из его соперников, и при том жестоким. Англичанин не сомневался, что он выдержит, но ненадолго, особенно если будет пьян... Господи, он пропал, выйдя из бара. Что, если этот идиот напился? Артур никогда не видел его пьяным. Он слышал слухи о его терпимости к крепким напиткам во время депрессивных двадцатых годов, но кроме этого Кёркленд мог вспомнить, что пил с ним только один раз во время войны, который закончился для него прекрасной головной болью. Он точно наговорил тогда Альфреду много вещей, которые не следовало. — Он не может пропасть, он не должен пропасть, — начал Англия, а его голос задрожал от паники. Широко раскрыв глаза, он повернулся к Франциску. — Он сказал, что будет хорошим. Он сказал, что не вляпается здесь в неприятности, Франция. Что если люди узнают, что он Соединённые Штаты? Что, если они узнают, что он совсем один? Что, если..! — Что-то случилось с Альфредом? Британец чуть не выпрыгнул из кожи, обернувшись вместе с Бонфуа. Они увидели Канаду, стоящего прямо за ними. — Как давно ты здесь? — С тех пор, как вы с папой начали искать Альфреда, — пролепетал Мэттью. Англия разинул рот, норовя признаться, что не заметил юношу... но он промолчал. — Мы обыскали почти весь дом. Не думаю, что он здесь. — Тогда разбуди мальчиков, мы пойдём искать его, — настаивал мужчина. — В такой час? — вопросил француз. — Нет, мы втроем пойдём его искать. В сумеречный час в городе может быть довольно опасно. — Америка пропал? — послышался голос Новой Зеландии. — Что вы трое тут?! — воскликнул Артур, широко раскрывая глаза. Они же так крепко спали, как..? — Мы слышали вас, — начал Австралия. — Вы оба так шумели, что даже потревожили Совета. — СССР? — у Англии глаза на лоб полезли. Брагинскому-то какое дело? — Да, — Англия и остальные подпрыгнули. Внезапно прямо за Австралией, Новой Зеландией и Силендом появился Иван. Он не выглядел усталым и не был одет для сна. — Я был в кабинете, когда услышал обычную перепалку Франции и Англии, и мне стало любопытно. Я выслушал то, что вы хотели сказать. Я слышал, малыш Альфред не вернулся в свою комнату. Есть ли причина беспокоиться? Он сильный, да? Он сам сможет позаботиться о себе. — Слушай, ты, комми, если он пострадает в твоей стране, клянусь, я лично начну Третью мировую войну! — угрожал Кёркленд, отогнав в сторону младших сыновей и тыча в грудь русскому, чего не делал уже пару столетий. Вероятно, он пожалеет, что так опрометчиво поступил с Союзом, ведь он очень силен, но его ребёнок, возможно, в опасности. Боже, он уже напридумывал себе, что того держали с кляпом во рту под землёй в далёком бункере КГБ. Иван лишь улыбнулся. Он выглядел очень довольным. Что ж, это не такая уж и плохая реакция, как ожидал Артур. Затем сверхдержава наклонился ближе к Британии, заставляя колени меньшего государства застучать друг о друга. Теперь его аура стала угрожающей, и все попятились в объятия Франции. Англичанин остался с ним один на один, даже дети оставили его на произвол судьбы. В конце концов, формально он бросил СССР вызов. — Вы союзники Америки из-за его силы. Он не союзник вам, потому что вы не сильны, — поправил Совет. — Он жалеет тебя, Англия. Твоя слава ушла. На этот раз я мирно напоминаю тебе. Не забывай об этом, пока я не напомню тебе по-другому. Тот сглотнул. Он действительно скучал по своим прежним дням, когда мог противостоять Брагинскому. Он просто не мог соревноваться прямо сейчас. Русский нахмурился и посмотрел на Франциска, закрывающего мальчиков собой, как заботливый родитель. Канада стоял рядом с ним с настороженным выражением в глазах. Эта нация могла победить его на льду, но вне него? Это был совсем другой случай. — Ты боишься, что мои люди узнают, кто он, да? Не бойся, я никому не говорил о его пребывании здесь. Об этом не знают ни мой босс, ни моя армия, ни мои люди. Пока он умён и держит рот на замке, они ничего не узнают, — заверил СССР. — Но если вы так обеспокоены, я могу предложить свою помощь. Стало ещё тише, чем раньше. — Я не хуже, чем сотрудники КГБ, а может, даже лучше, — улыбнулся Союз. — Прежде чем вслепую отправляться на поиски Америки, нужно найти того, кто видел его в последний раз. — Бармен последний, кто видел его, и я уже говорил с ним, — сообщил Артур. — Нет, я в это не верю, — отмахнулся Иван. Конечно, он не поверил: разбудил всех своих подчинённых и сестёр, и допросил каждого. — Это выходит из-под контроля, — прошептал Англия Франциску. Они в ужасе смотрели, как Совет выстраивает стран и начинает расхаживать перед ними, убрав руки за спину. — Ты просил его о помощи, — парировал француз. — Я этого не делал! Он вынудил, а теперь глянь... О Господи, я не могу на это смотреть! — Как вы все знаете, Соединённые Штаты Америки был почётным гостем в этом доме, чтобы быть со своей семьёй на время суперсерии, — объяснял сверхдержава, проходя мимо дрожащих республик. — Его здесь ни в малейшей степени не приветствуют, мой руководитель презирает его, мой народ не доверяет ему, а моя партия ненавидит его. Но... — он замер перед ними, смотря вниз, одарив их жуткой ухмылкой. — Я пригласил его. Я и только я. Видно, он не вернулся вовремя. Это на него не похоже. Поэтому я хотел бы знать, кто из вас видел его последним. — Что значит, не вернулся? — заговорил Пруссия, его глаза сузились, хотя Брагинский нахмурился от такого требовательного тона. Затем взгляд пруссака обратился к Британии и остальным. — Вы не знаете, где он? Кёркленд вздохнул. — Не то чтобы я в праве решать, куда он пойдёт, но он обещал вернуться, и не вернулся, несмотря на поздний час. Так много вещей может пойти не так с США, блуждающим в трущобах Москвы. Все это знали. Даже самый низкий зашуганный подчинённый Союза. Расстроенный Пруссия, казалось, усугублял его беспокойство вместе с ними. — Вы обыскали дом? — Да, — кивнул Франция. — И его комнату? — спросил Гилберт, указывая обвиняющим жестом на русского. Тому это, похоже, не слишком понравилось. — Пусть проверят мою комнату, дабы устранить любое недоверие, но я уверяю тебя, они не найдут американца в её пределах, — мужчина приблизился к пруссаку, нависая над ним. — Но, судя по тому, как ты непреклонно говоришь, я думаю, что у тебя есть что сказать об исчезновении Америки, — знаменитая металлическая труба Ивана ударила Байльшмидта по бледной шее, медленно усиливая давление. — Нет? Тогда заткнись. Союз мог по виду сказать, когда кто-то что-то скрывал. Он оглядел каждого из своих подчиненных и того, кто дрожал больше всех... — Ну, Литва, дорогой мой, ты, кажется, потрясён исчезновением Фредди, — заметил Брагинский, видя, как тот напрягся. — Совет, пожалуйста, мы можем найти его другим путём, — возразил Англия. — Очевидно, они понятия не имеют, где он. Мы теряем время. Мы должны поискать в горо... Русский поднял руку, призывая британца замолчать. Он не сводил глаз с литовца, который старался не встречаться с ним взглядом. Когда к нему обращались, он обычно делал это из уважения. Но сейчас он дрожал, напоминая маленького Латвию. Так не похоже на Литву. — Когда ты в последний раз видел его, Торис? — вопросил СССР с доброй пугающей улыбкой. — Н-на катке. — Лжёшь, — труба скользнула по гладкой щеке нации. Было бы стыдно испортить его хорошенькое личико, но если Иван рискнёт распухшей губой и подбитым глазом с Америкой, то он не задумываясь сделает своим подчинённым нечто похуже. Литва вздрогнул от прикосновения трубы, не в силах сосредоточиться. В конце концов глаза выдали его: они опустились в пол. Иван заметил это и, повернувшись к младшей сестре, кое-что заподозрил. Беларусь зашипела и злобно уставилась на брюнета, но её смертоносный взгляд был прерван, когда перед ней остановился Брагинский. Она тут же напустила на себя невинный вид и улыбнулась ему, хлопая длинными ресницами. Но брат ещё больше нахмурился. — Я вежливо попрошу гостей выйти из комнаты, а республик, кроме моей дорогой сестры и Литвы, вернуться в свои комнаты, — потребовал Союз, с доброй улыбкой поворачиваясь к западным нациям. Те не задавали вопросов. Единственным, кто выглядел нерешительным и чьи глаза встретились с глазами Пруссии, был Канада. Но он быстро последовал за своими родственниками. — Можно мне остаться, Ваня? — умоляла Украина. Она знала, что сверхдержава может навредить их младшей сестре. Он никогда этого не делал, но может. — Лучше не надо. Екатерина съёжилась, кивнула и быстро ушла, покорно склонив голову. Совет молча стоял, глядя на сестру сверху вниз с очень недовольным выражением лица. Она, осознав, что ни улыбка, ни взгляд не сработал, раздражённо скрестила руки на груди. — Почему ты никогда не улыбаешься мне? — спросила девушка, отворачиваясь. — Потому что ты никогда не даёшь мне повода, — фыркнул он, наклоняясь к ней. — Что ты сделала, Наталья? — Ничего, — настаивала она. СССР схватил её за плечо и рывком развернул к себе. Это ошеломило её, и он крепче сжал руку. Глаза расширились от шока, что брат позволил себе рукоприкладство. — Ты делаешь мне больно! — закричала Арловская и тут же попыталась вырваться. Тот не отпускал её. Не получив прямого чёткого ответа, русский обратился к Литве. — Что она сделала? — Только скажи ему, и я перережу тебе глотку! — выплюнула Беларусь в сторону Ториса. — Молчать! — повысил голос мужчина и несколько секунд смотрел то на сестру, то на Лоринайтиса, который побледнел от страха. — Отвечай сейчас же, иначе обоих посажу под домашний арест. Литва изо всех сил старался смотреть на него, потому что в этот момент он встретил убийственный взор Натальи. — Она... она была там... — Балтийская шлюха! — выпалила девушка, пытаясь вырваться из рук брата, который подходил к литовцу, таща её за собой. — Где? — В баре. — Тот, в котором его видели в последний раз? Ты видел его последним? Страна быстро кивнул и сглотнул. — Она дралась с ним? — Иван прижал сестру к себе, но недостаточно близко, чтобы та могла задеть Литву ножом. Торис покачал головой. — Тогда что она ему сделала? Брагинский сильно сомневался, что она сможет нанести американцу какую-либо рану. Она не очень сильна, а он умнее, поэтому она, вероятно, не сравнится с ним в остроумии. Литва поднял дрожащие руки и сжал пальцы, как будто держал стакан. — Она под... подсыпала ему яд в бутылку. Союз моргнул. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что сказал Лоринайтис. Это было похоже на то, что сделала бы Беларусь. — Нет, он лжёт! — клялась Арловская. — Заткнись! — встряхнул её сверхдержава. Литва никогда не лгал ему. — И ты видел, как она это делала? — Я пытался остановить его, — заявил прибалт, зная, что он вполне может получить наказание за то, что не предотвратил это. — Он остановил меня. Он держал меня, пока пил. Мне очень жаль, Иван. Я пытался! Русский не сомневался в его словах, но для Альфреда это не оставляло никаких оправданий. Почему он не почувствовал угрозы? — Ты знаешь, куда он пошёл? — Нет. Он сказал мне, что собирается осмотреть достопримечательности. Я попытался остановить его, но он слишком быстрый. Он задумался, пытаясь вспомнить место, куда Джонс мог бы отправиться. Было одно место на уме, но оно так далеко... может быть, он... — Возвращайся к себе, Торис, — приказал мужчина, и Литва тотчас покинул их. Последовало короткое молчание. Брагинский решил, что ему делать. С разочарованным рычанием он потянул сестру. Она плакала, требуя отпустить её. С ноги распахнув дверь, Совет пронёсся мимо удивлённых Англии и других стран. Они никогда не видели, чтобы он так грубо обращался с сестрой. СССР поднялся по лестнице, ведя за собой Беларусь. Она старалась ухватиться за что-нибудь, но всякий раз её яростно встряхивали, и то, за что она держалась, либо трескалось, либо рвалось, либо разбивалось вдребезги. Его не волновало, какой ущерб она нанесла дому, его расстраивал ущерб, который девушка причинила гостям. Он втолкнул её в комнату. Та быстро прижалась к нему, а в её глазах кипел гнев. — Что ты делаешь?! — Ты будешь сидеть здесь до тех пор, пока я тебя не выпущу, — прошипел Иван, закрывая дверь, но она снова остановила его, отчаянно цепляясь за него. — Нет, нет! Ты не можешь так поступить со мной! Я твоя сестра! — А он мой гость! Это позор, если с моим гостем случиться беда в моей стране, под моей крышей. — Он Соединённые Штаты Америки! — она произнесла это так, словно именно по этой причине стоит плохо обращаться с ним. — Хочешь сказать, что пригласил его сюда без малейшего намерения воспользоваться его услугами? — Нет, я не до такой степени опустился, как ты, — прорычал русский и захлопнул дверь перед её носом, надёжно заперев. Он слышал её требования освободить её. Слышал, как она стучится, но не обращал на неё внимания. Со стоическим выражением лица Союз спустился по лестнице в вестибюль, где с озабоченным видом сидели остальные гости. — Она знает, где он? — поднялся Артур. — Нет. — Тогда почему..? — Смиренно прошу простить меня за то, что подпустил её к нему так близко, — мужчина вежливо склонил голову. — Литва сказал мне, что Америка ушёл посмотреть достопримечательности. Может, он ещё в Москве, а может, нет. Предлагаю разделиться, чтобы найти его, и, возможно, мы отыщем его в ближайшее время. — Почему? — спросил Канада. — Что она сделала? — мысли каждого померкли от открывающихся возможностей, но ни у кого не хватило смелости потребовать дополнительной информации. — Ничего, чего мы не могли бы исправить, — улыбнулся Брагинский. Поэтому они сделали так, как посоветовал СССР. Он взял своих подчинённых и разбил их на пары, чтобы те разъехались по Москве. Англия и Франция двинулись на юг. Канада и Австралия двинулись на восток. Силенд и Новая Зеландия двинулись на север. Совет не заручился помощью его офицеров, потому что если бы они знали, кого ищут, то, без сомнения, сообщили бы его боссу, а он этого не хотел. Он искал в городе и задумался над тем, что рассказал ему Литва перед его исчезновением. Интересно, осмелится ли он на это? Интересно, пойдёт ли он, даже если это так далеко? Готовый рискнуть, сверхдержава отправился на север к Пушкину. Он не был там со времён Второй мировой войны, но это не помешало ему оценить состояние города. Нет, он направился прямо во дворец, где жил, когда впервые встретил Америку. Войдя в разрушенный дворец, ему показалась нелепой мысль, что Джонс здесь. Как-то слишком сентиментально, а у Америки, конечно, больше нет сентиментальности к этому месту, к землям, которыми владел Иван. Если он и верил в то, что Альфред где-то тут в последнюю очередь, то всё же он бегал по коридорам, открывал каждую дверь, заглядывал в кабинеты. В этих залах жили только печальные призраки, и Союз ненавидел возвращаться к ним. Здесь только он один. Глупо было приходить. Он вышел и направился обратно. Лучше всего попробовать прочесать Москву. Леденящий ветер очистил его разум от раздумий о столице. Ветер холодил щёки и обжигал лёгкие. Он чувствовал присутствие старого призрака, и, обернувшись, заметил, как тот тоже пронёсся по дворцу, навис над ним и направился к заднему двору. Глаза русского расширились. Он тут же бросился обратно в дом, на задний двор. Он прошёл мимо разбитых статуй, по заросшим сорняками тротуарам. В большом саду никого не было видно. Но он знал, знал, что должен быть там. Иначе почему так быстро поднялся ветер? Почему Генерал Мороз здесь? Взгляд беспокойно осматривал округу, в то время как ноги двигались сами по себе, куда-то решительно ведя мужчину. Наконец он остановился, оказавшись в центре сада, где когда-то был хитроумный лабиринт кустов. В центре его находился фонтан, и даже статуя на нём всё ещё стояла на месте. Вода давно высохла, но около чаши лежало тело. — Америка! Совет побежал к нему. Не прошло и секунды, как он уже был рядом с ним и поднял его на руки. Да, это Америка. Иван нашёл его. Он был бледен. Бледнее, чем его естественный загар. По его губам и из носа текла кровь, а кожа была невыносимо горячей на ощупь. Конечности болели от постоянной дрожи и висели, как тяжёлый груз. Голова беспомощно откинута назад, а шея стала невыносимо слабой, чтобы выдержать собственный череп. Какой яд подсыпала ему Беларусь? Альфред силён, немногие вещи могут сделать его таким уязвимым. «Я дал его тебе.» СССР поднял голову и прищурился. Наконец, Генерал материализовался перед ним. Его рваный плащ развевался на ветру, а чёрные глаза смотрели на него с неким укором и превосходством, будто он выиграл долгую битву. «Он не может сопротивляться», — протянул дух над двумя странами, дрожащими на холодном ветру, принося с собой ранний холод зимы. «Возьми его сейчас. Дай мне увидеть его смерть.» Брагинский снова посмотрел на США. Это было бы так просто. Для любой нации, стремящейся доминировать — причинить ему вред, они могли это сделать. Почему сейчас? Почему Генерал Мороз просит его об этом? Что случится, если он это сделает? Что будет с ними обоими? Мужчина резко втянул в себя воздух. Сердце бешено заколотилось в груди, и он начал задыхаться. Снова подняв глаза, он увидел понимающую улыбку на лице Генерала. «Сделай это», — вновь скомандовал призрак, и Союз тут же почувствовал, как его холодные руки обвились вокруг него. Его била сильная дрожь, и он прижимался к Америке, к его разгорячённой лихорадкой коже. Тепло успокаивало дрожащие кости, но даже американец страдал. Молодую нацию уже трясло от лихорадки, холод вокруг сделал видимым его горячее дыхание, и он начал потеть. Знает ли Альфред, кто его держит? Иван давно определился с его отношениями с Америкой. Он не будет принуждать его. Он не хотел, чтобы Джонс видел в нём ещё одного Англию. Поднявшись, он притянул его к себе и бросился внутрь разрушенного дворца. Он слышал крики Генерала, призывающего вернуться, подчиниться его требованиям. Но не остановился. Взбежал по лестнице, миновал множество коридоров и заперся в своей старой спальне. Вокруг было много разрушенной мебели вроде стульев и стола. Около стены валялся гобелен, весь истрёпанный и порванный в нескольких местах. Яркие цвета уже выцвели, но ткань ещё можно использовать. Иван взял изодранный гобелен, выстелил его на грязный пол и положил обессиленную сверхдержаву рядом с камином. Просунув голову в топку, он понял, что если разведёт огонь, комната задымится. Обернувшись, он увидел, как по коридору и по комнатам расползается холод. Генерал пытался заморозить их, заставить Совета принять тепло Америки. Он не уступит, не сделает этого. Мужчина разломал стол и стулья и бросил обломки дерева в камин. Он быстро развёл огонь и ждал, когда тепло пламени прогонит мороз безумного призрака. Было трудно. Дров просто не хватало на всю ночь. Из-за присутствия Генерала он не решался покидать дворец. Неизвестно, что призрак может сделать с ними. Вызвать ледяной шторм? Попытаться заморозить их? Неизвестно, какие мысли он мог внушить и без того испорченному сознанию Союза. Нет, ему нужно держаться от него подальше, и поэтому он заперся во дворце, защищая и себя, и Джонса от духа. К рассвету Генерал уйдёт, так как тёплые лучи солнца растопят его холод, пока зимний сезон ещё не наступил. Будет безопаснее, когда дух старика покинет их. Иван нахмурился: в голову пришла другая мысль. Если он откажется уйти ночью, пока его люди спят, а генсек ничего не знает, когда рассветёт, у него не останется другого выбора, кроме как вывести Америку на солнечный свет и вернуться в Москву, где народ увидит его и страну, которую он несёт. Что ещё он мог сделать? Чужой внезапный стон вывел его из размышлений. Повернувшись к американцу, Брагинский сел с ним. Сняв перчатку, он коснулся костяшками пальцев его щеки. Температура повышалась, а цвет лица стал красным, как лоб и нос. Вдруг кровь брызнула ему на подбородок от кашля и рвоты. Сколько бы раз он ни вытирал его лицо, Альфред поворачивал голову и давился кровью. Русский перевернул его на бок и натянул одеяло повыше, чтобы он не испачкал простыню. Состояние сверхдержавы выглядело жалким. С тех пор Иван никогда не видел его таким больным... с тех давних пор. Наклонившись, он провёл пальцем по пылающим губам страны и поднёс к своему рту. Нужно попробовать яд, который выпил США, чтобы знать, какое лечение назначить по возвращении домой, в столицу. Совет сплюнул. Он попробовал совсем немного, но напиток оказался крепким. Означает это лишь одно: Беларусь применила слишком большую дозу яда; без сомнения, это вещество могло убить несколько сотен человек. Америка снова кашлянул, уткнувшись лицом в ткань, которую СССР прижал к его красному лицу. Тело дрожало так сильно, что создавалось ощущение, что одна из его конечностей сейчас отвалится. Он повернул голову и судорожно втянул в себя воздух, который со свистом вырывался сквозь зубы. Его трясло, жар лихорадки обжигал внутренности, но не давал тепла, необходимого, чтобы согреть кожу и кости в холоде ночи. Наклонив голову мужчины, Союз потёр его слабую шею и вздохнул. Глаза открыты, немного, но открыты. Он взглянул на Брагинского. — Америка? — спросил Совет, сильнее сжимая его в своих руках, чтобы достучаться до американской нации. Ему необходимо увидеть в этом взгляде жизнь, а не боль. В этих радужках не было блеска. Они потухли, а зрачки ужасно расширились, но он смотрел на него, встречаясь с ним взглядом. И Иван позволил ему увидеть его беспокойство. — Альфред? — сверхдержава использовал человеческое имя страны, надеясь вызвать какую-то реакцию, лучшую, чем эти медленные и невнятные движения. Неужели Джонс не понимает, насколько он глуп? Неужели не понимает, что может сделать с ним коварный русский, если того пожелает? Тяжёлые веки медленно опустились, и брови нахмурились от боли. Американец положил голову на плечо Союза и вздрогнул. Его тело сотрясалось от холода и агонии. Было бы так легко, очень-очень легко взять его прямо здесь и сейчас. СССР знал, что другой возможности больше не представится. Альфред никогда больше не посетит его дом по доброй воле. «Хочешь сказать, что пригласил его сюда без малейшего намерения воспользоваться его услугами?» «Он не может сопротивляться. Возьми его сейчас же. Дай мне увидеть его смерть.» Голоса сестры и Генерала звенели в ушах, проникали в мозг и затемняли мысли. Ох, как они были правы. Обнимающие руки гладили больное и дрожащее тело Америки. Каково это — прикасаться к нему, кожа к коже? Пусть его руки блуждают где могут, трогают, запоминают. Прижать его к себе, крепче, чем когда-либо. Ближе. Целовать его. Он не будет сопротивляться. Он не укусит его. Он не будет сопротивляться, потому что не может. В голове таяли заманчивые мысли. Иван не причинит ему вреда. Нет, нет, он не будет грубым. Он будет заботиться о нём, с нежностью и любовью. Он позаботится о том, чтобы Америка не чувствовал боли, а только удовольствие, которое русский хотел дать ему на протяжении веков. Да, да, прекрасно. Пальцы Брагинского легко скользнули по красным лихорадочным чертам лица, а большой палец потёр под губой. Они выглядели сухими, но достаточно пухлыми, даже соблазнительными. Мужчина медленно наклонился, его нос коснулся носа Альфреда и замер, почувствовав тёплое дыхание младшего на своих губах. Томно дыша, Союз закрыл глаза. Внутри становилось жарко, в голове звенели одни и те же голоса. Если он попытается..? Он вздрогнул, отстраняясь: Джонс кашлянул кровью. Та брызнула на губы и подбородок Совета. Тот откинулся назад и вытер её. И когда снова взглянул на сверхдержаву, все прежние мысли, рождённые в дурном настроении, исчезли. Да, больно вспоминать, каким хрупким выглядел США, напоминая ему о тех временах, когда русский застал его в таком состоянии во время Гражданской войны. Вид у него был такой же жалкий, и сердце Ивана в бешеном ритме стучало в груди. Врагу нехорошо видеть своего врага в таком состоянии. Совсем нехорошо. Можно навредить врагу. Можно сделать ужасные вещи. СССР склонил голову. Ему было стыдно, что он так низко пал. Неужели у него больше нет чести? Нет, конечно, нет — его империалистический век прошёл. В нём уже нет ничего, что Америка мог бы признать благородным. — Мне жаль, что я нашел тебя, — он прижал ладонь к потному лбу страны. — Тебе бы это не понравилось. Их боссы, их правительства, их народы считают их заклятыми врагами. Они должны были повернуться спиной друг к другу. Они должны были смеяться над ошибками друг друга и хмуриться над достижениями друг друга. Они должны были плюнуть на имя друг друга. Они не должны были замечать присутствия другого. Очень трудно быть страной, когда ты так сильно любишь того, кого твой народ так ненавидит. — Прости меня, — прошептал Союз. — Но я должен согреть тебя, чтобы он не заморозил нас. Я не могу позволить ему забрать у меня тепло и солнце. Осторожно и бережно он снял с Альфреда его куртку. Сбросил её с обессилевших рук и убрал в сторону. Затем взялся за рубашку и начал расстегивать пуговицы, каждый раз вытаскивая их из петель поочерёдно, он останавливался, ожидая какой-нибудь реакции, которая всегда была полна сюрпризов, но тот не двигался, только мотал головой, кашляя и хрипя. Вскоре Иван обнажил грудь, на которой лежали армейские жетоны. Он подобрал маленькие кусочки металла и прочитал на них описание. И усмехнулся при виде штампованных букв, датирующих год его рождения, месяц и день. На другой было его имя, его полное имя. «Alfred Freedom Jones». Мужчина снова усмехнулся. Конечно, именно это означал его второй инициал. Даже Брагинский не знал этого с тех пор, как Джонс принял второе имя во время Первой мировой войны. Он посмотрел вниз, замечая дрожащие, скрещённые на груди руки. Оглянувшись на огонь, русский подбросил ещё несколько щепок. Если Штаты переживает что-то похожее на человеческую лихорадку — а похоже, что так оно и есть — то ему нужно попотеть и согреться. То есть до тех пор, пока Иван не сможет должным образом лечить его без страха перед Генералом Морозом, маячащим снаружи. Союз прижался к его груди. Он знал, что он не самая тёплая нация на планете, но он может поделиться теплом с больной страной. Он не мог позволить Америке замёрзнуть. Этого хотел безумный призрак. Совет снял с себя пальто и рубашку, но шарф не снял. Он притянул его к себе, предлагая любое тепло, которое мог дать. Однако Альфред продолжал дрожать: его ноги дергались и тряслись, ведь его нервы атакованы ядом. Затем Брагинский коснулся пояса и серебряной пряжки. Он был более осторожен с этой частью. Не сводя глаз со страны, он расстегнул ремень и вытащил его из брюк. Американец ничего не сделал. Он без сознания. СССР стянул с себя штаны и положил рядом с остальной кучей одежды. Он обнял его за плечи и положил голову ему на грудь. Прижимая кожу к коже, они чувствовали более сильный жар, который не мог обеспечить гобелен, обернутый вокруг них. Будет ли этого достаточно? Это всё, что у него было. — Прими как можно больше тепла, Америка, — пролепетал Союз, крепче сжимая его в объятиях. Сердце яро забилось в груди от сильного ощущения обнажённого Альфреда в его руках и от завываний Генерала снаружи. Так долго хотелось держать Джонса таким, какой он есть, голым, ничего не скрывающим, ничего не боящимся. Совсем не так, как он представлял себе, но судьба никогда не давала ему части мозаики, чтобы собрать полную картину. Мысли о том, как ему было стыдно перед сестрой, неистовствовали в голове в последующие часы умирающего пламени. Его репутация хозяина дома пострадала из-за того, что он сделал с Америкой, и он пытался всё исправить. Даже обнажиться перед больным соперником. Русский следил за его состоянием. Теперь он не кашлял. В следующий час уже не дрожал. После этого он дремал, обмякший, и лёгкое хрипение из его судорожно вздрагивающих легких походило на храп, не будь он так болен. За всю ночь Иван ни разу не ослабил хватки. На самом деле, пока Америка спал, он всё думал, как бороться с ядом в его организме. Ранним утром Брагинский поймал себя на том, что иронично улыбается. Бесчисленное множество раз он мог заключить Альфреда в свои объятия, и несколько раз это заканчивалось катастрофой. Конечно, он мог удержать его, но нет. Реальность их жизни постоянно напоминала ему об этом. Совет осмотрел большой шрам на спине мужчины, тот самый, который он видел в Тегеране, который Штаты получил от острой катаны Японии. Брагинский тоже получил шрам от азиатской страны. Он чуть не отрубил ему руку во время войны. Вот что происходит, когда вы тянетесь к звёздам: невыносимый ожог их хвостов обжигал вас и оставлял шрамы. Если бы только Джонс вёл себя тихо, как до великих войн. СССР будет единственным, кто обнажит многочисленные шрамы. Они достаточно отвратительны, чтобы выставлять их напоказ, но не Америка, не такая прекрасная страна. Узнав, что Беларусь сделала с ним, Союз пожалел, что пригласил его к себе домой. Он знал, что ему следовало бы быть умнее и на рассвете, вернувшись в Москву, столкнуться с нависшим на его дом напряжением. Но сейчас, в этот момент, когда Альфред так близко, он ни о чём не жалел и никого не боялся. Приятно, что Америка прогонял его беспокойство. Но это чувство возникало только тогда, когда страна находился с ним. Мрачные мысли, гасящие неудачи его прошлого, вернутся к Совету, как только США покинет его. Так что он должен был быть рядом всегда. Если он будет доминировать над Джонсом, то он подчинится ему. Тогда Иван будет в праве приказать ему прийти и жить с ним. Кому он принадлежит. Но русский не хотел, чтобы Америка видел в нём Англию. Он отказался. Он вспомнил ненависть, которую питал к британцу, и как долго она длилась. Альфред всё ещё испытывает какое-то негодование по поводу того, что с ним сделали, но это уже глубоко похоронено и забыто. Если американец и возненавидит Брагинского, то только из-за торговли, из-за затеянных войн, из-за территориальных споров, столкновений между альянсами, количества ядерных вооружений и космических гонок. Их было легче простить, когда их холодная гонка закончится. Америка может видеть в нём тирана, но он никогда не увидит в нём осквернителя. Что бы ни говорил призрак, Совет отказывался. Так что лучше всего так: чтобы Джонс держался подальше от его дома и земли, чтобы он продолжал ненавидеть его, потому что там, где жил СССР, его так же ненавидел и Генерал, создавший Америку, чтобы Иван имел его как своего собственного.Москва, СССР. 29 сентября 1972
— Как он может пропадать, если мы обыскали весь город? — заверещал Австралия. Ноги болели, он устал и проголодался. Вставало солнце, наступало новое утро. Пора возвращаться в дом СССР. Юноша надеялся, что остальным повезёт, иначе им придётся следовать плану Б: просто тупо ждать возвращения США. Австралия не желал оставаться в этой стране дольше, чем его компания. — Это потому, что его здесь нет, — заявил Канада, садясь в машину, что привезла их. Обратный путь всё больше разочаровывал: они ничего не нашли. — Уверен? Мы обыскали только одну часть города. Может, его нашли другие. — Нет, его нет в городе. — Откуда ты знаешь? — поинтересовался австралиец. — Ты экстрасенс, что ли? — Нет, просто знаю. Мы оба близки с ним и знаем его манеры лучше, чем Англия. — Возможно, ты знаешь больше, чем я. С тех пор, как живёшь к северу от него. Уильямс кивнул и на мгновение задумался. — Ты не знаешь, когда Америка в последний раз был здесь, то есть в России? Австралия пожал плечами. — Может быть, во время войны? — Второй? Нет, он был занят в Европе. А во время первой? Юнец напрягся. Он знал, он просто не понимал, как объяснить Мэттью, что он провёл большую часть времени на территории России во время Первой мировой войны. — Да, был. Думаю, он пытался остановить большевиков или что-то в этом роде, — Австралия надеялся, что этого достаточно. — Думаешь, он мог отправиться в города, где когда-то служил? — он припомнил те два случая, когда Америка говорил ему, что был в экспедиции белого медведя, но он не смог правильно произнести название. — Он пытался остановить большевиков, Ленина? — выгнул бровь канадец. — Ну да, Альфред сказал, что немцы пытались разорвать его союзника, — он имел в виду то, что случилось с Брагинским во время Октябрьской революции. Наконец они добрались до знакомого особняка. Выйдя из автомобиля, Канада оттащил Австралию в сторону, не давая по-быстрому увильнуть от ответа и посмотреть, не нашёл ли кто-нибудь ещё следов сверхдержавы — и, судя по отсутствию двух машин, видимо, не нашли. — Что между Америкой и Россией? — Уильямс прищурился, крепко сжимая кулаки, чтобы дать понять юноше, что он не позволит ему уйти от столь необходимых вопросов. Австралиец поджал губы. Он нервничал. — Они прирождённые враги, а кто ещё? Нужно ли напоминать Канаде о Карибском кризисе? — А до превращения России в коммуниста? Альфред знал его? — Мэттью сам не знает этого, потому что тогда ещё находился под властью Англии. Артур не хотел, чтобы он слишком часто покидал Западное полушарие или общался с другими странами, поэтому круг его знакомств состоял в основном из семьи. — Не знаю, наверное, — юнец избегал вопросов, а значит, знал. — Не валяй дурака, — вскипел старший. Вдруг его хватка ослабла, но он-таки схватил того за предплечье и больно сжал. Он вырос с ним, поэтому точно понимал, что делать в подобных ситуациях. — Ай, ай! — заскулил Австралия, вырываясь в попытке облегчить жгучую боль, пронзившую руку. — Я видел, как он смотрел на Альфреда на стадионе. Видел, как они вели себя за столом. Слышал, что говорила Украина, теперь дай мне прямой ответ, — потребовал юноша. — Никто не должен был знать! — забрыкался страна, дёргаясь сильнее, тем самым делая самому себе больно. — Почему? — Потому что из этого ничего не вышло. Тут Канада отпустил его. Глаза расширились, он попытался переварить слова юноши. — Были... ухаживания? Сейчас, когда Уильямс об этом подумал, всё начало приобретать большое значение. Австралия потирал покрасневшую руку и, склонив голову, кивнул. — Это никогда не было официально, но тайно — да. Несмотря на то, что некоторые тайны стали обретать смысл в сознании Канады, он всё ещё не мог отойти от шока. Он не помнил никого, никого, кто бы интересовал Америку, и думал, что он асексуал. Но с Брагинским? Альфред..? — Они никогда не..? — Мэттью слегка покраснел. Как он мог сказать это, не слишком смутившись? — Они никогда не... эм..? Чисто алое лицо само выдало вопрос, и австралиец быстро покачал головой. — О Господи, нет, единственное, что я когда-то видел, это как они целовались. Нет, я не думаю, что Америка когда-либо доводил отношения до этого уровня. Он планировал, но... ты знаешь. Канада понимающе кивнул. Он был немного рад, что две сверхдержавы не довели свои отношения до конца. Это сделает их менее неловкими. Прошлые любовники отличаются от прошлых увлечений. Связь останется навсегда, по крайней мере, так говорили Канаде. Это что-то очень интимное между странами, он верил этому больше, чем людям. Канадец немного огорчился, что Альфред доверился Австралии, а не ему. А ведь они жили по соседству. Он слышал от Англии, что случилось с Российской империей после Первой мировой войны, но сейчас увидел скрытую душевную боль. США любил немногих, но когда он это делал, никогда не прекращал. Любит ли он ещё Ивана..? Мэттью практически вынудил его приехать в СССР. Откуда ему было знать, что он толкает его в объятия своего бывшего? Как неловко, должно быть, чувствовал себя Америка. Русский, наверное, чувствует то же самое. Но с другой стороны, что им теперь, раз они смертельные враги? Нет, их не должно волновать, кем они были в прошлом, но они беспокоятся. Они должны хотеть покрыть тело другого ядерными отходами, но этого не делают. Этакая головоломка из головоломок. И даже если так, что можно с этим поделать? Не похоже, чтобы Канада способен повернуть время вспять, когда его брат и Россия любили друг друга. Было бы здорово... хотя бы для того, чтобы снова увидеть улыбку Америки, настоящую улыбку. — Вы что-нибудь нашли? Канада и Австралия обернулись и увидели Новую Зеландию, выбегающего из дома и несущегося к ним. Он выглядел обнадёженным, но в то же время встревоженным. — Ничего, — печально вздохнул Уильямс. — Остальные вернулись? — Да, несколько. Они тоже зашли в тупик. Через некоторое время вернулись все. Никто и понятия не имел, где Джонс, нет даже намёка. Завтрак поначалу отложили, но когда подали еду, в столовой не было так тихо с первого их дня в этом помещении. Никто не ел. Может, несколько ложек здесь да там, но еда остывала. Стучали вилки о тарелки. Всё оставалось торжественным. — Нет, — звон столового серебра о фарфор эхом разнёсся по комнате. — Нет, не могу! — страны не повернули головы в сторону Британии, который потирал лицо и качал головой. Он расстроен, и они понимали, что ничем не могут ему помочь. — Неужели и Совет не вернулся? Где он, чёрт возьми?! — Я думаю, он ещё ищет, — робко заговорила Украина. Когда её глаза встретились с глазами Англии, он посмотрел на неё сверху вниз в знак покорности со своим растущим гневом. — Или он не торопится прятать тело, — недоверчиво выплюнул Артур. — Прошу, — пролепетала Черненко и погрустнела. — Он никогда не сделает этого... не с Америкой. — Да? Ну, ясно, что у вас нет ни телевидения, ни даже газет, это двадцатый век, мисс, малейшая возможность взять верх, и никто ничего не узнает! — Кёркленд хлопнул ладонями по столу и поднялся. Сняв пиджак со спинки стула, он набросил его на плечи. — И куда ты теперь? — крикнул Франция, и все обернулись на англичанина, несущегося к входной двери. — Искать его и защищать, если смогу, — бросил тот в ответ, выходя из дома. — Господи, помилуй, — пробормотал себе под нос Франциск, тоже встал из-за стола и взял пальто, норовясь последовать за ним, не для того чтобы искать Америку, а убедиться, что британец ненароком не попадёт в беду. — Ты уходишь? — спросила Екатерина. Бонфуа повернулся к ней и виновато пожал плечами. — Ты знаешь Англию. Он очень упрям. — Альфред! Все вздрогнули от крика Артура. Многие бросились в фойе, на улицу, но Украина и ещё несколько стран выглянули из окна столовой, глядя на то, что произошло на переднем дворике. Она перепугалась при виде многочисленных автомобилей, припаркованных прямо перед домом, десятков людей — СМИ — жмущихся к недавно закрытым дверям ворот. И тут она увидела нечто, что встревожило её еще больше. Это генеральный секретарь ЦК. Он и его окружение стояли возле своих машин. От одного взгляда на этого человека даже у дьявола бы затряслись колени при виде его разъярённого лица. Он презрительно смотрел на Брагинского, который только что вышел из его собственного автомобиля. В его руках было тело и одеяло, накинутое на него, но Украина узнала эти брендовые брюки, рукава куртки — это Америка. Она ахнула и быстро выскочила наружу вместе с остальными. Остановилась в дверях и прикрыла рот рукой. Она слышала щелчки фотоаппаратов и крики репортёров, требовавших, чтобы СССР ответил на их вопросы объяснениями. Теперь весь Советский Союз знал о тайном пребывании Альфреда. Совсем не хорошо. Хуже всего было смотреть на лица западных стран. Они все выглядели очень напуганными, видя, как Джонс обмяк в руках русского. Союз протолкнулся в фойе раньше, чем Англия и другие преградили ему путь в особняк. Брагинский и без того взбешён. Он отдал Америку в руки Кёркленда. Ко всеобщему удивлению, тот удержал сверхдержаву. — Что ты с ним сделал?! — вскрикнул от ужаса мужчина и сорвал одеяло с Альфреда. Он без сознания и покрыт грязью... неужто это кровь у него на лице? Если Совет сотворил такое с ним, пусть ищет себе место в аду. — Его отравили, — тотчас объяснил Иван. Видно, как он напряжён. Его гость только что был найден отравленным, и люди знали о его пребывании, а также босс и его этот требовательный взгляд человека — всё обрушилось на него. — Отравили?! — выпучил глаза Франция и разозлился не меньше, чем Артур. — Что ты с ним сделал на этот раз? — Моя сестра, — Союз, казалось, сожалел о сложившейся ситуации, постоянно обеспокоенно озираясь на Брежнева. — Она не слишком добра ко всем, особенно к моему главному врагу. Я прошу прощения. Пожалуйста, позвольте мне вылечить его. Он болен. — Нет! — завопил англичанин, прижимая своего блудного сына как можно ближе к себе, словно защищая. — Мне больше не нужна твоя помощь! Посмотри, что ты с ним сделал! — страна находился на грани истерики. Он провёл пальцами по грязным волосам Америки. Тот выглядел, будто прожил несколько лет в окопах и вернулся. — Немедленно отправь нас домой, слышишь? Я хочу убраться из твоей чёртовой страны! Франция обычно полная противоположность Англии. Если он злился, то Франциск был спокоен, если второй был ехиден и спокоен, то тот тревожился и метался. Но на этот раз он так же всполошён, как и Британия, и искренне согласился с ним. Но гнев и огорчение обычно никогда не приводили к здравому смыслу. — Довольно! — Канада привлёк всеобщее внимание, надеясь заставить своих растерянных членов семьи понять, что то, что они говорят, никому не поможет. — Альфред болен. Посмотрите на него. Мы здесь, мы можем наблюдать, как они обращаются с ним, но, пожалуйста, вы знаете, что если мы попытаемся уйти, ему станет хуже. Почему бы просто не лечить его здесь, пока у нас есть средства для этого? — Потому что это чудовище сделало с ним такое! — взревел Артур, сурово глядя на Уильямса, вспоминая, что однажды он видел его таким раздражённым во время войны 1812 года, и указывая на Брагинского дрожащим обвиняющим пальцем. После того, что рассказал ему Австралия, всё предстало в новом свете. Канадец посмотрел на Совета, который действительно казался пристыженным. Но ещё больше он выглядел взволнованным и запыхавшимся. Где он нашёл Америку? Почему он рискнул вернуться в дневное время, зная, что народ увидит Джонса, обнаружив его присутствие в стране и отчасти ругая Ивана за приглашение капиталиста? Мэттью не мог по-настоящему разозлиться, потому что верил, что Союз не причиняет вреда Америке намеренно. Потому что верил, что нация всё ещё может заботиться о его сводном брате. — Ты сказал, что это твоя сестра? — Канада спрашивал и подтверждал это не для себя, а для отца, для Кёркленда и других, кто не верил коммунистам. — Беларусь. Мужчина не сказал ни слова в свою защиту, поэтому неудивительно, что западные страны прямо обвиняли его в состоянии сверхдержавы. Русский кивнул и произнёс: — Я позаботился о ней раньше. Она больше не будет вмешиваться. Но это полностью моя вина. Я беру на себя полную ответственность за это обстоятельство. Искренне прошу у вас прощения. Он так тонко выражал свою мольбу, что, без сомнения, все думали, что он плохо себя чувствует, будучи безответственным хозяином, но если знать правду и достаточно внимательно наблюдать за его чертами лица, слушая его тон, тогда можно прочувствовать озабоченность и просьбу, чтобы они остались, чтобы позаботились об Альфреде как можно быстрее. Уильямс откровенно был потрясён. Это то, что видел Австралия? Никто не видел этого. Англия, Новая Зеландия, Силенд — все дети Британии. Даже Америка! Неудивительно, что они с Брагинским наступали друг другу на пятки. Должно быть, это французы в Канаде заставили его так остро осознавать эти забытые вещи. К сожалению, его голос слишком тихий, чтобы выразить эти мысли, и в конце концов он промолчал. Но на позитивной ноте другие приняли его рассуждения. Это шанс дать им последний решающий толчок. — Ради Альфреда, — глаза Мэттью заблестели: он тоже боялся за здоровье брата. Он сильная нация, но чем больше он болел, тем опаснее становилось для остальных. Враги Штатов — их враги, могли осуществить любую попытку агрессии, не встречая сопротивления. СССР один из таких врагов; главный враг, который мог нанести серьёзный ущерб, если бы такая страна, как США, вышла из гонки. Но он не собирался этого делать, потому что искренне предлагал свою помощь. Артур фыркнул, глядя на старшего сына. В его глазах стояли слёзы; пройдёт немного времени, и одна-две слезинки упадут ему на щёку. — Вот, Франция, полюбуйся, что они с ним сделали... Полюбуйся. Бонфуа подошёл ближе, давая знать англичанину, что он поддержит его решение, какое бы оно ни было. — Я предупреждал его, Франциск, говорил, что это плохая идея, но нет, нет, он хотел видеть Мэттью... он хотел... — мужчина притянул Альфреда ближе, прижавшись лицом к его шее. Наконец, он поднял на Союза покрасневшие от гнева глаза. — Ты! Вылечи его, слышишь? Если попытаешься убить его, я убью тебя сам! — это была угроза, но, по крайней мере, он согласился остаться. — Спасибо, — выдохнул Совет. Выпрямившись, русский оглянулся назад, где его ждали кричащие репортёры и генсек. При виде их он нахмурился. Он снова повернулся к своим домочадцам, а все гости столпились вокруг неподвижного и бьющегося в лихорадке тела Америки. — Пожалуйста, отнесите его в мою комнату, я пошлю за врачами, — настаивал Брагинский, заставляя беспрекословно выполнять его наказ, и направился к выходу. Украина высунулась наружу, смотря, как брат идёт к своему боссу. Она была слишком далеко и не разобрала, что он говорил, но когда указал на свою машину, она поняла, что ему пора уходить. Иван послушно кивнул, последовал за Брежневым и сел в машину. Когда они отъехали и оставили ворота закрытыми, чтобы толпа могла снова собраться вокруг, охрана позаботилась, чтобы толпа не проникала на территорию. — Он уехал? Украинка обернулась. Пруссия стоял позади неё и тоже глядел. Хоть он и не любил её брата, он явно расстроен отъездом Союза. В конце концов, он их первый источник защиты на случай, если толпа справится с охранниками. — Ага. Уверена, что ему и господину Брежневу есть о чём поговорить, да? Брат уехал со словами позаботиться об Америке до приезда врачей. Пруссия просто наблюдал у входной двери, как толпа сгущается по мере распространения новостей о присутствии США в стране, особенно о том, что он был один. — Они сожрут его живьём, — пробормотал пруссак. — Но ведь это для «Родины», верно? — он усмехнулся старой поговорке и закрыл дверь. Запер на всякий случай. Вскоре прибыли врачи. Очень взволнованные, они вошли в комнату Брагинского, где вымыли Альфреда, переодели в чистую одежду и уложили на большую кровать. Доктора нервничали то ли потому, что работали с олицетворением страны, то ли потому что не хотели помогать Соединённым Штатам Америки из-за пропаганды. Как бы то ни было, оба врача быстро вычислили, какой яд парализовал его организм и что за противоядие нужно использовать. Им пришлось сделать ему несколько уколов, и они решили, что этого на данный момент достаточно. Перед уходом врачи сообщили странам, что далее Джонсу придётся выздоравливать самостоятельно, и когда это произойдёт, они не знали. Получив благодарность, они покинули комнату. Украина была занята на кухне, предлагая напитки и угощения, которые приготовила для врачей. В этом не было необходимости, но она слишком скромная и гостеприимная по своей природе, даже с людьми. Пожалуй, больше всего гостей удивило то, что Иван предложил свою комнату больному врагу. У Совета была лучшая комната во всём доме. Большая и просторная комната. Сбоку стоял камин с двумя маленькими диванчиками и креслом неподалёку. Всё это походило на маленькую гостиную. Ещё есть кабинет. Вдоль стола выстроились книжные шкафы. На столе лежали какие-то безделушки, и одним из примечательных предметов был телетайп. Он, конечно, выглядел как те, которые спроектировали американцы, так почему же у русского был только один в его личном жизненном пространстве, а не в комнате связи? Далее примыкающая ванная. Именно там доктора умыли Америку, ополоснули его тёплой водой, вытерли, завернули в халат и положили на большую кровать с балдахином. Ванна оказалась больше, чем ожидалось, а на стене висели шкафчики с туалетными принадлежностями, полотенцами и двумя раковинами. Всё чисто и почти ослепительно сияло. Ещё любопытнее были картины, развешанные по дубовым стенам вокруг кровати, возле стола и над камином. Западные страны ожидали увидеть лозунги коммунистической нации или, так сказать, своих отцов-основателей, но это оказалось не так. Там были развешаны приятные картины закатов на море, золотых лугов, даже копия «подсолнухов» Винсента Ван Гога. Также удивил портрет над камином. На нём ни Сталина, ни Ленина, ни серпа и молота. А императорская семья Романовых. Последнее напоминание о монархии. В комнате они видели Ивана, но, возможно, из другого времени, из другого места. Не нынешний СССР. Возникал вопрос, были ли здесь советские лидеры. Что они подумают? Все глаза были устремлены на Джонса, лежащего, потеющего, стонущего, хватающего ртом воздух. — Лекарства, которые ему дали врачи, помогут, верно? — спросил Англия, отводя взгляд на остальных в поисках подтверждения. — Дай ему время, — произнёс Франциск. — Он сильный мальчик, Артур. Англичанин кивнул, но слова не успокоили его застывшее и напряжённое тело. Он сидел рядом с Альфредом, следя за каждым его движением. Он ждал чего-то, чего-то плохого, и если это случится, если случится... он бы... что? Что бы сделал Британия? Что он мог сделать? Он больше не его родитель. Ему не разрешалось бороться с монстрами под кроватью или в шкафу, целовать исцарапанные колени и локти. Для этого требовались молитва и время, но Артура это не слишком заботило. День прошёл без происшествий, и они вздохнули с облегчением, увидев, что молодая сверхдержава тихо дремлет. Все надеялись, что он проснётся на следующее утро, но он не проснулся. Он ещё спал, когда Совет вечером тридцатого числа вернулся домой. Украина как раз собиралась принести Кёркленду кипяток для чая и услышала, как открылась дверь. С середины лестницы она смотрела, как её усталый и всегда тихий брат входит в дом. Она ничего не сказала, когда он молча снял пальто, даже не включив свет в прихожей. Поднимаясь по ступеням, он поднял голову и увидел её. Мужчина промолчал и остановился позади неё, жестом приказав продолжать. Молчание напрягало страну, у которого в голове вертелось столько вопросов — в основном, спрашивая самого себя, а будут ли ответы? Екатерина вошла в комнату брата, — он следовал за ней по пятам — и направилась к Артуру, дремлющему у кровати, легонько встряхивая его, чтобы тот взял чашку. Он поблагодарил её, и она предложила выпить другим западным странам, находящимся в комнате. Канада первым повернулся, заметив Брагинского, стоящего в дверях, и ничего не сказал, только пил чай. Франция не удержался спросить: — Ты вернулся, Совет? Те, кто сначала не заметил, обернулись. Русский помолчал с минуту и наклонил на бок голову. — Мне сказали, что вы все должны уехать этой ночью. Многие нахмурились. Они знали, что это, без сомнения, приказал ему сделать босс. — Прекрасно, — Кёркленд встал и выпрямился перед ним. — Америке сейчас гораздо лучше. Поездка не должна навредить ему. — Приятно слышать, — ответил Союз, глядя на мирно спящего Альфреда, не подозревая, что некий канадец прочёл в его взгляде облегчение. Через некоторое время он отступил назад. — Мне очень жаль, но я не могу убедить Брежнева позволить ему остаться подольше. Счастливого пути. — Подожди, — заговорил Англия, и Иван удивлённо развернулся. — Я... что я хочу сказать... спасибо, что делаешь это. Знаю, что из-за всего этого ты попал в беду, но я всё равно хочу, чтобы ты знал, что твои поступки были честными, и это напомнило мне старые добрые времена, когда ты был таким... в любом случае, ещё раз спасибо. Я обязательно попрошу Америку передать тебе благодарность. Он твой должник, как и мы. СССР быстро улыбнулся и кивнул. — Да, до свидания. Для меня было честью принять вас в моей стране. С этим мужчина к ним больше не приходил. Он вообще покинул дом и даже не проводил их. Однако он вернулся после того, как они ушли, и освободил Беларусь из её комнаты. — Самое время, — цокнула языком девушка, выходя из комнаты и скрестив руки на груди. Через мгновение она взглянула на брата, который возвращался в свою комнату. — Значит, ты простил меня? Конечно. Я же твоя сестра. — Наталья, не сейчас, — попросила Украина, вставая на пути Арловской, кричащей ему вслед. — Что, эта свинья ещё здесь? Брат не хочет, чтобы он меня услышал? Услышал правду? — Они ушли, — пояснила Екатерина. Предполагалось, что они задержатся ещё немного, но из-за того, что все узнали об Америке, народное возмущение заставило Совета назначить их обратные рейсы на более ранний срок. Она была разочарована, потому что ей было приятно снова видеть брата и молодую страну вместе. Черненко знала, что они напряжены, когда находились рядом с другими, но когда они были одни — она слышала о поездке Альфреда с Брагинским от дежурных охранников, которые заметили это, и видели из её окна, как они разговаривали во время костра — они говорили как близкие друзья. Она знала, что отношения требуют времени на излечение, и даже больше, когда один из них в данный момент не в ладах с другим. Но время, проведённое вместе, решение проблем и разрушение стены, это то, что способно исцелить. Но как они могли сделать это, если они всегда разделены? Письма, которые они писали друг другу? Теперь Украина боялась, что Джонс расстроится и уже не напишет их. Она хотела, чтобы они поддерживали связь лично, а не политически. — Замечательно, — фыркнула Беларусь. — Надеюсь, он никогда не вернётся. — Возможно, никогда не вернётся, — печально вздохнула старшая. После неудачного визита она не сомневалась, что Америка надолго останется вдали от дома СССР, и Иван, скорее всего, тоже это знал.Над Европой. 1 октября 1972
Сверкало раннее утро, но день начался на приятной ноте: США открыл глаза. — Он проснулся! Господи, он проснулся! — объявил Британия, и остальные немедленно отстегнули ремни безопасности и прыгнули к стране, лежавшему на носилках, привязанных к полу. — Альфред, как ты себя чувствуешь, милый? — спросил Франциск, убирая челку с полуприкрытых глаз сверхдержавы. Американец несколько раз моргнул и огляделся. Он наморщил лоб и нахмурился. — Где... где..? — Мы в самолете, — начал Австралия. — Возвращаясь к Мэтту, мы сначала заедем к папе, но ты скоро будешь дома, дружище. — Мы не... у Совета больше? — пробормотал Америка. Голос был расслабленным и невнятным, его было почти трудно понять. — Нет, мы должны были уйти, — тихо сказал Артур. Альфред даже не спросил, кто его отравил и почему они уехали так рано. Он, вероятно, догадывался о последнем, а о первом легко мог узнать, если бы захотел. Но он этого не сделал, по крайней мере сейчас. — Так куда ж ты убежал, парень? — вдруг Англия вырвал страну из его спокойных мыслей. — Брагинский так и не сказал нам, где он тебя нашёл. — Он... нашёл меня? — мужчина выглядел бы более удивлённым, если бы чувствовал себя немного лучше. Но слабость и медленная реакция в его движениях и эмоциях оказались хорошим способом скрыть уязвимые чувства. — Да, и у него появились неприятности с боссом, — не забыл добавить англичанин. — Послушай, я знаю, это может показаться немного трудным, но мне бы хотелось, чтобы ты поблагодарил его, когда поправишься. Он мог легко вызвать хаос из-за того, что ты пропал и заболел, но он этого не сделал. На самом деле он настоял, чтобы ты остался ненадолго, даже в его комнате, и чтобы его доктора позаботились о тебе. — Он сделал всё для нас — для тебя. Этого я от него не ожидал. Полагаю, он просто был хорошим хозяином. Но всё же, ты должен помнить о том, что он сделал, и выразить ему своего рода уважение в благодарственной записке или даже в подарке. Это будет правильно. Будет правильно... верно. Значит, Союз нашёл его возле статуи Ивана, да? Похоже, память у него не такая уж и плохая, как думал сверхдержава. После короткой остановки в доме Великобритании британец настоял, чтобы Америку осмотрели его собственные врачи. Те не нашли в нём ничего плохого, и они снова оказались в воздухе. После перелёта, который казался вечностью, они, наконец, приземлились в доме Канады с новым месяцем. — Ты можешь идти? — спросил Мэттью, помогая Джонсу выйти из терминала; Австралия шёл сразу за ними, держа его багаж. Когда сверхдержава наконец отстранился, Уильямс испугался, что он сейчас упадёт, но тот удержал равновесие и пошёл медленно — что было так нехарактерно для него. — Со мной всё будет в порядке, Мэтти, кстати, спасибо, — сказал он, забирая у младшего брата сумки и подходя к канадцу, чтобы попрощаться. Говорил Альфред пока всё ещё развязно, но приходил в себя быстрее, чем кто-либо ожидал. Пройдёт совсем немного времени, и он восстановится на сто процентов, но теперь, вернув США домой, никто не сомневался, что президент узнает, что произошло и где он был. — Прости, что испортил тебе праздник после игры, — извинялся Штаты, натянуто улыбаясь. — Не хотел вас всех беспокоить. Канада кивнул, принимая извинения брата, а внутренне думал о том, стоит ли начать донимать Америку вопросами, касающихся Ивана и его самого? Он чувствовал, что они должны поговорить об этом, так как очевидно, что это влияет на них обоих по сей день, но он не хотел навязываться. — Эй, Альфред, — заговорил канадец, и на этот раз брат услышал его. — Хм? Что такое? Тот поднял глаза, соединив их взгляды. — Ты знаешь, что можешь говорить со мной о чём угодно, верно? Джонс моргнул. На секунду повисло молчание, а по лицу поползла большая улыбка, взамен кирпичному выражению лица, и Канада нахмурился. Это та же улыбка, которую он использовал с тем, с кем не хотел иметь дело в данный момент, и, очевидно, Мэттью один из них. — Конечно, знаю, — сказал мужчина со смешком и махнул рукой. — Ты живешь наверху, бро. Ты же мой маленький недовольный приятель, — он протянул руку, ударил Уильямса в плечо. — Но сегодня никаких жалоб, ты выиграл. Думаю, твои люди хотят поздравить тебя, — и кивнул в сторону большой толпы, ожидавшей у дверей свою триумфальную страну. Америка медленно направился к другому терминалу, чтобы успеть на свой рейс до дома. Канадец правда хотел сопровождать его. В конце концов, он ещё слаб. Но кто он такой, чтобы указывать Соединённым Штатам Америки, что делать? У Альфреда, конечно, были свои заботы по дороге домой. Босс точно надерёт ему задницу из-за того, что он ушёл без предупреждения да ещё и солгал ему. Не то чтобы он не лгал ему раньше. Это действительно его вторая привычка. Сунув руку в карман, Джонс вытащил то, что забрал у Союза, но что тому не принадлежало. Ожерелье из железного креста Пруссии, которое он передал в знак своего здоровья брату. Он улыбнулся чёрному кресту, предмет был в лучшем состоянии, чем Гилберт, но сверхдержава не уверен, что хочет, чтобы Германия знал об этом. Германия... он не видел эту страну с Олимпийских игр. Вероятно, он не увидит его в ближайшее время, после того, как босс доберётся до него. Эта поездка в СССР не была полной катастрофой. Нет, всё вышло не так, как планировалось, но, по крайней мере, он выкинул это из головы. Он хотел увидеть старый дворец и Ивана в последний раз. Как последнее прощание. Прощание, потому что Америка теперь понял, что он ничем не может помочь. 1800-е годы уже никогда не вернутся, да и Холодная война не потеплела. Брагинский мог получить Восток, а США должен довольствоваться Западом. По крайней мере, они не пытались отравить его чем-то смертельным. Джонс вздохнул, почесал затылок и поудобнее устроился в кресле. Он пытался придумать, чем бы заняться по возвращении, чтобы внутри всё не сжималось так сильно. Потому что у занятых людей не было времени на чувства, а он Америка, и у него нет времени ни на кого. Больше нет.